Поэтические переводы

The Love Song of J. Alfred Prufrock

(Tomas Eliot)

S’io credesse che mia risposta fosseA persona che mai tornasse al mondo,Questa fiamma staria senza piu scosse.Ma percioche giammai di questo fondoNon torno vivo alcun, s’i’odo il vero,Senza tema d’infamia ti rispondo.Let us go then, you and I,When the evening is spread out against the skyLike a patient etherized upon a table;Let us go, through certain half-deserted streets,The muttering retreatsOf restless nights in one-night cheap hotelsAnd sawdust restaurants with oyster-shells:Streets that follow like a tedious argumentOf insidious intentTo lead you to an overwhelming question…Oh, do not ask, «What is it?»Let us go and make our visit.In the room the women come and goTalking of Michelangelo.The yellow fog that rubs its back upon the window-panes,The yellow smoke that rubs its muzzle on the window-panes,Licked its tongue into the corners of the evening,Lingered upon the pools that stand in drains,Let fall upon its back the soot that falls from chimneys,Slipped by the terrace, made a sudden leap,And seeing that it was a soft October night,Curled once about the house, and fell asleep.And indeed there will be timeFor the yellow smoke that slides along the street,Rubbing its back upon the window-panes;There will be time, there will be timeTo prepare a face to meet the faces that you meet;There will be time to murder and create,And time for all the works and days of handsThat lift and drop a question on your plate;Time for you and time for me,And time yet for a hundred indecisions,And for a hundred visions and revisions,Before the taking of a toast and tea.In the room the women come and goTalking of Michelangelo.And indeed there will be timeTo wonder, «Do I dare?» and, «Do I dare?»Time to turn back and descend the stair,With a bald spot in the middle of my hair —(They will say: «How his hair is growing thin!»)My morning coat, my collar mounting firmly to the chin,My necktie rich and modest, but asserted by a simple pin —(They will say: «But how his arms and legs are thin!»)Do I dareDisturb the universe?In a minute there is timeFor decisions and revisions which a minute will reverse.For I have known them all already, known them all:Have known the evenings, mornings, afternoons,I have measured out my life with coffee spoons;I know the voices dying with a dying fallBeneath the music from a farther room.So how should I presume?And I have known the eyes already, known them all—The eyes that fix you in a formulated phrase,And when I am formulated, sprawling on a pin,When I am pinned and wriggling on the wall,Then how should I beginTo spit out all the butt-ends of my days and ways?And how should I presume?And I have known the arms already, known them all—Arms that are brace leted and white and bare(But in the lamplight, downed with light brown hair!)Is it perfume from a dressThat makes me so digress?Arms that lie along a table, or wrap about a shawl.And should I then presume?And how should I begin?Shall I say, I have gone at dusk through narrow streetsAnd watched the smoke that rises from the pipesOf lonely men in shirt-sleeves, leaning out of windows?…I should have been a pair of ragged clawsScuttling across the floors of silent seas.And the afternoon, the evening, sleeps so peacefully!Smoothed by long fingers,Asleep… tired… or it malingers,Stretched on the floor, here beside you and me.Should I, after tea and cakes and ices,Have the strength to force the moment to its crisis?But though I have wept and fasted, wept and prayed,Though I have seen my head (grown slightly bald) brought in upon a platter,I am no prophet – and here’s no great matter;I have seen the moment of my greatness flicker,And I have seen the eternal Footman hold my coat, and snicker,And in short, I was afraid.And would it have been worth it, after all,After the cups, the marmalade, the tea,Among the porcelain, among some talk of you and me,Would it have been worth while,To have bitten off the matter with a smile,To have squeezed the universe into a ballTo roll it towards some overwhelming question,To say: «I am Lazarus, come from the dead,Come back to tell you all, I shall tell you all» —If one, settling a pillow by her headShould say: «That is not what I meant at all;That is not it, at all».And would it have been worth it, after all,Would it have been worth while,After the sunsets and the dooryards and the sprinkled streets,After the novels, after the teacups, after the skirts that trail along the floor—And this, and so much more? —It is impossible to say just what I mean!But as if a magic lantern threw the nerves in patterns on a screen:Would it have been worth whileIf one, settling a pillow or throwing off a shawl,And turning toward the window, should say:«That is not it at all,That is not what I meant, at all».No! I am not Prince Hamlet, nor was meant to be;Am an attendant lord, one that will doTo swell a progress, start a scene or two,Advise the prince; no doubt, an easy tool,Deferential, glad to be of use,Politic, cautious, and meticulous;Full of high sentence, but a bit obtuse;At times, indeed, almost ridiculous—Almost, at times, the Fool.I grow old… I grow old…I shall wear the bottoms of my trousers rolled.Shall I part my hair behind? Do I dare to eat a peach?I shall wear white flannel trousers, and walk upon the beach.I have heard the mermaids singing, each to each.I do not think that they will sing to me.I have seen them riding seaward on the wavesCombing the white hair of the waves blown backWhen the wind blows the water white and black.We have lingered in the chambers of the seaBy sea-girls wreathed with seaweed red and brownTill human voices wake us, and we drown.

Четыре квартета

(Томас Стернс Элиот)

1. Бёрнт Нортон

1.1Настоящее и прошлое, впрочем,будут происходить и в будущем,как грядущее посещало прошедшее.Значит, время всегда настоящееи оно никогда не приходит,не свершившееся есть абстракция,будем наблюдать, что происходит,нам даётся, лишь возможная акция.Только в области размышлений,желаемое и уже наставшее,оседают в памяти без промедленийи приводят на грань настоящего.Шаги по тропам нехоженым,к не открытым ещё дверям,как слово чьё-то тревожно,бьет по моим мозгам.Не беспокойте прах розовых лепестков,тогда сад заполнят отголоски иные.Поспешим за поворот, где щебет скворцов.Может и нам суждено пойти за ними?В наш первый мир и первые двери,с обманной песней скворцаи незримо в это поверив,войти и оставить сердца.В осеннем тепле, сквозь воздух звенящий,птица зазывала словно в ответ,мы невесомо ступали по листве опавшей,под музыкальный в кустах сюжет.Незримые взгляды пересекались,казалось, на розы глядел кто-то тут.Хозяева будто в гостях оказалисьи шли посмотреть на высохший пруд,который был окружён кустами самшита.Высох бетон, порыжел по краям,а ведь был заполнен солнечным светом,там кротко рос лотос, словно бурьян.Когда-то поверхность под лучами света,блистала и мы стояли, отражаясь в воде,тучи уходили и пруд опустошался следом,лишь детский смех из кустов доносился везде.«Смелее.», – Человеку вторила птица,не выжить в слишком реальной жизни.Прошлое и будущее уже не случится,мы только в настоящем, на грани мысли.1.2По ось в грязи телега застряла,скрип ободов, кровь в аорте рыдала,поклажи с чесноком, сапфиром упали,а рана забытой войны стонала.Жизнь по вращению звёзд читаем,по кольцам дерева года считаем.Стоим себе в свой малый рост,вступив на шаткий жизни мости слышим топот беглецов,бежит кабан от гончих псов.Погоня длится средь вековпод взором звёзд, других миров.В застывшей точке вращения мира,ни плоть, ни бесплотность, ни туда, ни сюда,есть движение, нет остановки ритма,встречаются прошлое с будущим в точке всегда.Можно сказать, мы где-то были, но где?Как долго? Время в точке не поместить!От житейских желаний свободу в судьбе,от страха и состраданий не оградить.Светом разума, белым, спокойным,от воли своей и чужой благодать,без движений внимание полное,отрешённость нельзя толковать.Постигнуть новый и старый мир,ощутить их неполный восторг,погрузившись в частичный кошмар,с учетом будущих и прошедших снов,слабостью ненадежного тела солгать,спасти человечество от проклятия неба.В прошлое и будущее не вынести плоть,сознанию не остаётся места и следа.Сознавать, значит не зависеть от времени,помнить себя среди роз, но без бремени.Миг под ливнем, запах ладана при курении,время в настоящем покоряется временем.1.3Мрак между прошлым и будущим правит без света,он облекает тело прозрачным покоем,тень постигает неизменность, эфемерная красотаочищает душу во мраке ночи и такоелишает ощущений, отрешает любовь от суеты.Не избыток и не угасание, а мерцания,рассеянная вялость чередует пустые мечты.Напряжённые лица, сменяют смятения,словно клочья бумаги, ветер крутит людей,между прошлым и будущим.Вихрь продувает легкие до самых костей,душ изнеможенных и немощных.В блеклом воздухе очень вялые души,постепенно ветер выметает холмы,Лондона, Хэмпстеда, Кемпдена, Патни.Здесь мрак отступает за пределы тьмы.Спускаемся ниже, делаем последний шаг,в царство, где одиночество вечно,в мир иной, в антимир, где внутренний мрак.Там избавление от вещей безупречно,отрешённость от чувств и мира грёз,в неподвижном духовном мире,где путь в никуда, к недвижимости звёзд.Там прошлое и будущее стало едино!1.4Колокольный звон.Время хоронит день.Пустой небосклон,от солнца укрывает тень.Подсолнух есть солнечный лик для нас.Уже зимородок устремился ввысь,летящего мира свет не угас,ответил светом на свет и затих.1.5Слова и музыка всегда в движении,не после смерти и только во времени.Речь умолкает, идут причитанияи слово обретает форму молчания.Слова и музыка могут достигнутьнемоту бессмертной китайской вазы.В вечном покое может сгинуть,скрипичный ключ в кантиленой фазе.А предшествующий финал и началосходятся вместе в начале кольцаи все это в настоящем настало,до начала и после конца.Слова всегда в настоящем движении,надрываясь, трещат и тухнут,иногда разрываются от напряжения,от неточности гниют и гибнут.Им не под силу стоять на месте, поныне,их постоянно атакуют в пространстве,вопли, упреки, осаждают в пустынепризрак, орущий в загробном танце.Громкая жалоба неутешной химеры,движение есть подробность ритма,как у лестницы перила, ступени,а у слов существует рифма.По сути, любовь не движение,лишь причина его во времени.Вне времени и вне желания,есть лишь одно стремление.Вырваться на истинный путьиз небытия в бытие,неожиданно солнечный луч,сотрясает смехом детей,в листве затаивших свой восторг.Скорее, сюда, к причалу.Нелепым становится времени срок,между концом и его началом.

1. Burnt Norton

(T.S.Eliot. No. 1 of «Four Quartets’)

1.1Time present and time pastAre both perhaps present in time future,And time future contained in time past.If all time is eternally presentAll time is unredeemable.What might have been is an abstractionRemaining a perpetual possibilityOnly in a world of speculation.What might have been and what has beenPoint to one end, which is always present.Footfalls echo in the memoryDown the passage which we did not takeTowards the door we never openedInto the rose-garden. My words echoThus, in your mind.But to what purposeDisturbing the dust on a bowl of rose-leavesI do not know.Other echoesInhabit the garden. Shall we follow?Quick, said the bird, find them, find them,Round the corner. Through the first gate,Into our first world, shall we followThe deception of the thrush? Into our first world.There they were, dignified, invisible,Moving without pressure, over the dead leaves,In the autumn heat, through the vibrant air,And the bird called, in response toThe unheard music hidden in the shrubbery,And the unseen eyebeam crossed, for the rosesHad the look of flowers that are looked at.There they were as our guests, accepted and accepting.So we moved, and they, in a formal pattern,Along the empty alley, into the box circle,To look down into the drained pool.Dry the pool, dry concrete, brown edged,And the pool was filled with water out of sunlight,And the lotos rose, quietly, quietly,The surface glittered out of heart of light,And they were behind us, reflected in the pool.Then a cloud passed, and the pool was empty.Go, said the bird, for the leaves were full of children,Hidden excitedly, containing laughter.Go, go, go, said the bird: human kindCannot bear very much reality.Time past and time futureWhat might have been and what has beenPoint to one end, which is always present.1.2Garlic and sapphires in the mudClot the bedded axle-tree.The trilling wire in the bloodSings below inveterate scarsAppeasing long forgotten wars.The dance along the arteryThe circulation of the lymphAre figured in the drift of starsAscend to summer in the treeWe move above the moving treeIn light upon the figured leafAnd hear upon the sodden floorBelow, the boarhound and the boarPursue their pattern as beforeBut reconciled among the stars.At the still point of the turning world. Neither flesh nor fleshless;Neither from nor towards; at the still point, there the dance is,But neither arrest nor movement. And do not call it fixity,Where past and future are gathered. Neither movement from nor towards,Neither ascent nor decline. Except for the point, the still point,There would be no dance, and there is only the dance.I can only say, there we have been: but I cannot say where.And I cannot say, how long, for that is to place it in time.The inner freedom from the practical desire,The release from action and suffering, release from the innerAnd the outer compulsion, yet surroundedBy a grace of sense, a white light still and moving,Erhebung without motion, concentrationWithout elimination, both a new worldAnd the old made explicit, understoodIn the completion of its partial ecstasy,The resolution of its partial horror.Yet the enchainment of past and futureWoven in the weakness of the changing body,Protects mankind from heaven and damnationWhich flesh cannot endure.Time past and time futureAllow but a little consciousness.To be conscious is not to be in timeBut only in time can the moment in the rose-garden,The moment in the arbour where the rain beat,The moment in the draughty church at smokefallBe remembered; involved with past and future.Only through time time is conquered.1.3Here is a place of disaffectionTime before and time afterIn a dim light: neither daylightInvesting form with lucid stillnessTurning shadow into transient beautyWith slow rotation suggesting permanenceNor darkness to purify the soulEmptying the sensual with deprivationCleansing affection from the temporal.Neither plenitude nor vacancy. Only a flickerOver the strained time-ridden facesDistracted from distraction by distractionFilled with fancies and empty of meaningTumid apathy with no concentrationMen and bits of paper, whirled by the cold windThat blows before and after time,Wind in and out of unwholesome lungsTime before and time after.Eructation of unhealthy soulsInto the faded air, the torpidDriven on the wind that sweeps the gloomy hills of London,Hampstead and Clerkenwell, Campden and Putney,Highgate, Primrose and Ludgate. Not hereNot here the darkness, in this twittering world.Descend lower, descend onlyInto the world of perpetual solitude,World not world, but that which is not world,Internal darkness, deprivationAnd destitution of all property,Desiccation of the world of sense,Evacuation of the world of fancy,Inoperancy of the world of spirit;This is the one way, and the otherIs the same, not in movementBut abstention from movement; while the world movesIn appetency, on its metalled waysOf time past and time future.1.4Time and the bell have buried the day,The black cloud carries the sun away.Will the sunflower turn to us, will the clematisStray down, bend to us; tendril and sprayClutch and cling?ChillFingers of yew be curledDown on us? After the kingfisher’s wingHas answered light to light, and is silent, the light is stillAt the still point of the turning world.1.5Words move, music movesOnly in time; but that which is only livingCan only die. Words, after speech, reachInto the silence. Only by the form, the pattern,Can words or music reachThe stillness, as a Chinese jar stillMoves perpetually in its stillness.Not the stillness of the violin, while the note lasts,Not that only, but the co-existence,Or say that the end precedes the beginning,And the end and the beginning were always thereBefore the beginning and after the end.And all is always now. Words strain,Crack and sometimes break, under the burden,Under the tension, slip, slide, perish,Decay with imprecision, will not stay in place,Will not stay still. Shrieking voicesScolding, mocking, or merely chattering,Always assail them. The Word in the desertIs most attacked by voices of temptation,The crying shadow in the funeral dance,The loud lament of the disconsolate chimera.The detail of the pattern is movement,As in the figure of the ten stairs.Desire itself is movementNot in itself desirable;Love is itself unmoving,Only the cause and end of movement,Timeless, and undesiringExcept in the aspect of timeCaught in the form of limitationBetween un-being and being.Sudden in a shaft of sunlightEven while the dust movesThere rises the hidden laughterOf children in the foliageQuick now, here, now, always—Ridiculous the waste sad timeStretching before and after.

2. Ист Коукер

(Томас Стернс Элиот)

2.1В моем начале мой конец и год за годом,дома возводятся, рушатся и снова возникают,после них остаётся голое поле, или дорога,камни уходят в новое здание, а брёвна в пламя,пламя переходит в золу, а зола в землю,которая снова плоть, покров и помет,кости людей, скота, кукурузные стебли.Время строить, рожать. Время зовёт.Время ветру трясти, ослабевшие рамы,стены тряхнуть, за которыми бегает мышь,растрясти шпалеры и гобелены,а также безмолвный и тихий девиз.В моем начале виден мой конец.Свет, проникая на голое поле, освещает аллею.В полдень под сенью ветвей птенец,прижимается к ограде, уступая дорогу фургону.Сама аллея направляется к деревне,в предвидении зноя, грозового дождя,поглощают жар и свет серые камни,ожидая первой совы, георгины спят.В открытом поле, когда будешь слишком близко,можно услышать в полночь звуки летнего мрака:барабан, свирели, увидеть у костра танец диско,мужчина и женщина постигают таинство брака.Эта чета и есть необходимый союз,держатся за руки, как муж и жена,прыгают через костёр, танцуют блюз,по-деревенски смешливо, в жанреудоев, урожая и влюблённых соитий,вздымают неуклюжие ноги, ноги земли,как в случке животных в извечном ритме,смрада и смерти, а также питья и еды.Восход открывает новый день,жара на взморье. Ветер в молчании,щекочет волны. Вот моя тень,или она где-то в моем самом начале.2.2Что ноябрю до первых гроз и весеннего пробуждения,до возрождения длинного, летнего зноя,подснежника, бьющегося из-под ног до изнеможения,до мальв, что ввысь стремятся к небу стоя.До раннего снега среди поздних роз?Гром хочет очень сравниться,с триумфальным движением звёзд,грохоча в колеснице с зарницей,в войнах погрязший весь Скорпион,восстав на солнце, ждёт затмения.Кометы плачут и меркнет Дракон,летят Леониды в вихре сражения.В огне полыхают земля, небосклон,пламя сжигает поверхность планеты,до оледенения продолжится сон,пока не опишут катаклизмы поэты.Ввергнет в бездну мучительной схватки,со словом и смыслом, поэзия ни при чём.Поэзию не приглашали к такой лихорадке,надежды желанны, им всё нипочём.Осенний покой или мудрая старость?Быть может, нас обманули, или себя?Старцы для обмана туман завещали,оставив в наследство фальшь векселя.Их просветленность, как разумная тупость.Бессильна пред мраком, туда же их взор.Истина мёртвых коллекций, это их мудрость.Знания, вот единый и ложный обзор,но в каждый миг они могут меняться.На полпути в терновнике, в темном лесу,у края обрыва, где мы будем боятьсячудовищ, где наваждения нас завлекут.Поэтому не говорите о мудрости старцев,их слабоумие и безумство необозримо.Мы можем уповать на покой страдальцев.Мудрость смирения – всегда незрима.2.3Уходят все в космическую пустоту, как во мрак.Меркнет луна, «новости бирж» и «Готский Альманах».Офицеры, литераторы, политики, меценаты,слуги народа, председатели комитетов, магнаты,стынут чувства и действовать нет побуждения.Тихо, сказал я душе, тьма обнимает тебя.Мы идём с ними молча на поминки того,кого не хороним, ибо нет его.Это будет Всевышнего мрак, как в театре ночь,словно пышный, броский фасад, убирают прочь,когда гаснет рампа, декораций замену ведут,гул за кулисами, а тьма наступает на тьму.Как в подземке, остановка меж станций,заметно, как с ужасом опустошаются лицаи разговор, начавшись, в пустоте угасает,мучительный страх безумия все нарастает.Когда под наркозом сознание ожидает,душа ждёт надежду и замирает.Разум постигает всю пустотуи безнадёжно гасит мечту.Без любви остаётся одна только вера.Жди без раздумий, мысль ещё не созрела,но вера, надежда, любовь есть рабы ожидания,мрак становится светом и начинает движение.Журчание первых ручьев и грозы зимой,невидимый дикий тмин и дикая земляника.Смех в саду это отголоски восторгов порой,извещают, что рождение и смерть это мука.Чтобы быть там, где вас ещё нет,вы должны идти по пути незнания,познавая тайны лишенных страстей,владеть тем, что не имел с рождения.Чтобы покинуть свой прежний образ,иди по дороге утрат, где не ходил никогда,в твоём неведении будет знание и немощь.Тебя никогда нет там, где ты есть! Всегда!2.4От раны страждущий сам врач,людские раны ножом лечит,как сострадающий палач,он нас спасает от увечий.Болезнь даёт нам исцеление,сиделка, хоть сама больна,но призывает к исцелению,испить недуг во всем до дна.Для всех больных, весь мир больница.Мы в ней умрем от всяческих забот.Её хозяин успеет разоритьсяи мы никогда не выйдем из её ворот.Озноб вздымается от ног,в сознании полыхает жар,чтобы согреться, я продрог.Пламя есть Божий дар!Святую кровь привыкли пить,Господню плоть едим поныне,но веру в Бога продолжаем мнить,а Пятницу мы чтим святыней.2.5Двадцать лет позади, пройдено полпути,загублено время в прошедших войнах.С каждым шагом пытаюсь слова найти,но они покоряются только в книгах.Начинаем штурм невыразимости суровой,бессильным во всеобщем беспорядке,с эмоциональным войском всех порывов,неуправляемых в жестокой схватке.Однажды и дважды и множество раз,не миновать открытий умными людьми,следует вернуть, что утрачено сейчас,когда условия все так озлобленны.Быть может, нет уже потерь, побед,другое не наш удел, а лишь попытки.Наш дом начальный путь на исходе лет,небытие и бытие переплелись в убытки.Сгорает жизнь мгновением,не только люди, но и камни,хранящие тайну смирения,при свете луны или лампы.Когда любовь обретет себя,со старым семейным альбомом,то и старость проходит любя,безразлично, здесь иль за домом.Там, где наш путь к иным ожиданиям.Сквозь тьму и холод, в безлюдной пустоте,стонет ветер, волны и море разочарований.Альбатрос и дельфин. Мое начало в моем конце.

2. East Coker

(T.S.Eliot. No. 2 of «Four Quartets’)

2.1In my beginning is my end. In successionHouses rise and fall, crumble, are extended,Are removed, destroyed, restored, or in their placeIs an open field, or a factory, or a by-pass.Old stone to new building, old timber to new fires,Old fires to ashes, and ashes to the earthWhich is already flesh, fur and faeces,Bone of man and beast, cornstalk and leaf.Houses live and die: there is a time for buildingAnd a time for living and for generationAnd a time for the wind to break the loosened paneAnd to shake the wainscot where the field-mouse trotsAnd to shake the tattered arras woven with a silent motto.In my beginning is my end. Now the light fallsAcross the open field, leaving the deep laneShuttered with branches, dark in the afternoon,Where you lean against a bank while a van passes,And the deep lane insists on the directionInto the village, in the electric heatHypnotised. In a warm haze the sultry lightIs absorbed, not refracted, by grey stone.The dahlias sleep in the empty silence.Wait for the early owl.In that open fieldIf you do not come too close, if you do not come too close,On a summer midnight, you can hear the musicOf the weak pipe and the little drumAnd see them dancing around the bonfireThe association of man and womanIn daun singe, signifying matrimonie—A dignified and commodiois sacrament.Two and two, necessary conun action,Holding eche other by the hand or the armWhichever betokeneth concorde. Round and round the fireLeaping through the flames, or joined in circles,Rustically solemn or in rustic laughterLifting heavy feet in clumsy shoes,Earth feet, loam feet, lifted in country mirthMirth of those long since under earthNourishing the corn. Keeping time,Keeping the rhythm in their dancingAs in their living in the living seasonsThe time of the seasons and the constellationsThe time of milking and the time of harvestThe time of the coupling of man and womanAnd that of beasts. Feet rising and falling.Eating and drinking. Dung and death.Dawn points, and another dayPrepares for heat and silence. Out at sea the dawn windWrinkles and slides. I am hereOr there, or elsewhere. In my beginning.2.2What is the late November doingWith the disturbance of the springAnd creatures of the summer heat,And snowdrops writhing under feetAnd hollyhocks that aim too highRed into grey and tumble downLate roses filled with early snow?Thunder rolled by the rolling starsSimulates triumphal carsDeployed in constellated warsScorpion fights against the SunUntil the Sun and Moon go downComets weep and Leonids flyHunt the heavens and the plainsWhirled in a vortex that shall bringThe world to that destructive fireWhich burns before the ice-cap reigns.That was a way of putting it – not very satisfactory:A periphrastic study in a worn-out poetical fashion,Leaving one still with the intolerable wrestleWith words and meanings. The poetry does not matter.It was not (to start again) what one had expected.What was to be the value of the long looked forward to,Long hoped for calm, the autumnal serenityAnd the wisdom of age? Had they deceived usOr deceived themselves, the quiet-voiced elders,Bequeathing us merely a receipt for deceit?The serenity only a deliberate hebetude,The wisdom only the knowledge of dead secretsUseless in the darkness into which they peeredOr from which they turned their eyes. There is, it seems to us,At best, only a limited valueIn the knowledge derived from experience.The knowledge imposes a pattern, and falsifies,For the pattern is new in every momentAnd every moment is a new and shockingValuation of all we have been. We are only undeceivedOf that which, deceiving, could no longer harm.In the middle, not only in the middle of the wayBut all the way, in a dark wood, in a bramble,On the edge of a grimpen, where is no secure foothold,And menaced by monsters, fancy lights,Risking enchantment. Do not let me hearOf the wisdom of old men, but rather of their folly,Their fear of fear and frenzy, their fear of possession,Of belonging to another, or to others, or to God.The only wisdom we can hope to acquireIs the wisdom of humility: humility is endless.The houses are all gone under the sea.The dancers are all gone under the hill.2.3O dark, dark, dark. They all go into the dark,The vacant interstellar spaces, the vacant into the vacant,The captains, merchant bankers, eminent men of letters,The generous patrons of art, the statesmen and the rulers,Distinguished civil servants, chairmen of many committees,Industrial lords and petty contractors, all go into the dark,And dark the Sun and Moon, and the Almanach de GothaAnd the Stock Exchange Gazette, the Directory of Directors,And cold the sense and lost the motive of action.And we all go with them, into the silent funeral,Nobody’s funeral, for there is no one to bury.I said to my soul, be still, and let the dark come upon youWhich shall be the darkness of God. As, in a theatre,The lights are extinguished, for the scene to be changedWith a hollow rumble of wings, with a movement of darkness on darkness,And we know that the hills and the trees, the distant panoramaAnd the bold imposing facade are all being rolled away—Or as, when an underground train, in the tube, stops too long between stationsAnd the conversation rises and slowly fades into silenceAnd you see behind every face the mental emptiness deepenLeaving only the growing terror of nothing to think about;Or when, under ether, the mind is conscious but conscious of nothing—I said to my soul, be still, and wait without hopeFor hope would be hope for the wrong thing; wait without love,For love would be love of the wrong thing; there is yet faithBut the faith and the love and the hope are all in the waiting.Wait without thought, for you are not ready for thought:So the darkness shall be the light, and the stillness the dancing.Whisper of running streams, and winter lightning.The wild thyme unseen and the wild strawberry,The laughter in the garden, echoed ecstasyNot lost, but requiring, pointing to the agonyOf death and birth.You say I am repeatingSomething I have said before. I shall say it again.Shall I say it again? In order to arrive there,To arrive where you are, to get from where you are not,You must go by a way wherein there is no ecstasy.In order to arrive at what you do not knowYou must go by a way which is the way of ignorance.In order to possess what you do not possessYou must go by the way of dispossession.In order to arrive at what you are notYou must go through the way in which you are not.And what you do not know is the only thing you knowAnd what you own is what you do not ownAnd where you are is where you are not.2.4The wounded surgeon plies the steelThat questions the distempered part;Beneath the bleeding hands we feelThe sharp compassion of the healer’s artResolving the enigma of the fever chart.Our only health is the diseaseIf we obey the dying nurseWhose constant care is not to pleaseBut to remind of our, and Adam’s curse,And that, to be restored, our sickness must grow worse.The whole earth is our hospitalEndowed by the ruined millionaire,Wherein, if we do well, we shallDie of the absolute paternal careThat will not leave us, but prevents us everywhere.The chill ascends from feet to knees,The fever sings in mental wires.And quake in frigid purgatorial firesOf which the flame is roses, and the smoke is briars.The dripping blood our only drink,The bloody flesh our only food:In spite of which we like to thinkThat we are sound, substantial flesh and blood—Again, in spite of that, we call this Friday good.2.5So here I am, in the middle way, having had twenty years—Twenty years largely wasted, the years of l’entre deux guerresTrying to use words, and every attemptIs a wholly new start, and a different kind of failureBecause one has only learnt to get the better of wordsFor the thing one no longer has to say, or the way in whichOne is no longer disposed to say it. And so each ventureIs a new beginning, a raid on the inarticulateWith shabby equipment always deterioratingIn the general mess of imprecision of feeling,Undisciplined squads of emotion. And what there is to conquerBy strength and submission, has already been discoveredOnce or twice, or several times, by men whom one cannot hopeTo emulate – but there is no competition—There is only the fight to recover what has been lostAnd found and lost again and again: and now, under conditionsThat seem unpropitious. But perhaps neither gain nor loss.For us, there is only the trying. The rest is not our business.Home is where one starts from. As we grow olderThe world becomes stranger, the pattern more complicatedOf dead and living. Not the intense momentIsolated, with no before and after,But a lifetime burning in every momentAnd not the lifetime of one man onlyBut of old stones that cannot be deciphered.There is a time for the evening under starlight,A time for the evening under lamplight(The evening with the photograph album).Love is most nearly itselfWhen here and now cease to matter.Old men ought to be explorersHere or there does not matterWe must be still and still movingInto another intensityFor a further union, a deeper communionThrough the dark cold and the empty desolation,The wave cry, the wind cry, the vast watersOf the petrel and the porpoise. In my end is my beginning.