Гобелен с пастушкой Катей. Книга 3. Критский бык

Как всегда, после ночных Иркиных дежурств, я всплывала к разумной жизни в замедленном темпе, а какие-то невнятные тени крутились рядом, сбивали с курса и создавали иллюзию непреодолимых препятствий. Досадная мыслишка о допущенной небрежности сперва пряталась среди обычных помех к пробуждению, но чем легче становился подъём, тем неотвязнее она вертелась возле, мелькая то хвостом, то плавниками, приобретая всё более зримые очертания. Я находилась где-то на полпути к поверхности дня, когда мельтешение надоело настолько, что я нарушила основное правило обращение с собственным ментальным механизмом. Взялась его контролировать, вместо того, чтобы плавно плыть по воле течений, зная, что меня непременно вынесет недалеко от нужной точки.

Ещё не в силах открыть глаза, но чувствуя себя в удобстве и комфорте, я наскоро слепила программку и запустила в процесс затяжного пробуждения. Стала неспешно перебирать события суточной давности, причем в обратном порядке, от дневного засыпания к прошлому утру. Разумеется, в очередь реальных событий лезли всяческие грёзы и бредовые измышления, но я могла их спокойно отмести – состояние позволяло, я уже чувствовала под щекой подушку, а закрытые глаза воспринимали свет дня.

С самого конца был Отче Валечка, он привёз меня домой на белой тачке с Антоном, поймал на выходе из «Навигатора», объясняя свою любезность заботой о рабочей лошадке, каковая ему нужна в приличном виде, а не издыхающая в оглоблях. Очень верное наблюдение. Вроде бы здесь всё чисто, правильно, морская прозрачная водичка и песочек.

Спиной вперед, как в кинотрюке, я вдвинулась в здание «Навигатора», крутанулась вместе с дверью, и сразу явился эпизод с безумной Танькой. Она захватывала радиостанцию, как Фидель Кастро в молодости, а я сломя голову ей препятствовала – крутой наворот, но тоже без подвохов. Просто mea culpa небольшого масштаба, привет Ирочке.

Ранее того, мы с Татьяной вместе бредём к метро, она что-то канючит, а мне совсем не до неё, хотя только что болванка протащила нас по лестнице шесть этажей вниз на бешеной скорости, чуть головы не сломали – очень весело, но ничего кроме того. Едем дальше вглубь времени.

Опять та же безумная девушка носится по коридорам и жутко мне мешает, чем же это? Полутёмное помещение знакомо до потери сознания. Цвета, звуки, запахи, букет восточных ароматов, квартира Владки Ким. «Шёпот, робкое дыханье», «дыша духами и туманами»… Стоп, стоп, стоп! Афанасий Фет и Александр Блок вмешались зря, там никого из них не было в помине. «Во мраке заточенья» – нет увольте, Пушкина Александра Сергеевича незачем звать всуе, никакого заточения!

В полном мраке всплыл Миша фамилии и рода занятий, что смущало меня дополнительно. Понятно, к чему дополнительно. Закрутился во тьме фейрверк с искрами, «…беззаконная комета в ряду расчисленных светил». Лермонтов, что ли, Миша? Вроде бы он самый, если не Александр Сергеевич, что-то они у меня перепутались.

Потом «день обозначил купола», «в медленных жилах ещё занывают стрелы», «и не знаешь ты, что с зарей в Кремле…» – нет, дело так не пойдет! Я прошу всех удалиться вон! И вас, Сан Саныч, а вас в особенности, Марина Ивановна! Нечего лезть в голову, вас не звали, тем более, что я плыву как раз обратно, от рассветных идиотских озарений во мрак, где рассыпались искры, и меня не было, а было… «Из мрака соткался силуэт…» Не надо извращать Булгакова, Михаила Афанасьевича, не было никакого силуэта, Миша возник вполне во плоти. Тем более, что отношения к делу сие не имеет, довольно перебирать наугад чужие лирические бредни! Проехали.

Далее в глубине дня обозначился званный вечер, ужин за низким столиком, крахмал, хрусталь, серебро. Владка Ким в блестящих розовых шелках с широкими рукавами – приторно, но прозрачно, никаких зацепок. Приехали к Владлене из «ВРАНА» с Андрюшей Ивановичем, белым вороненком. Тьфу, воронов, драконов и прочие магические атрибуты прошу на выход. Вместе с привередами переводчиками, которых должно опекать за полтора оклада.

Обратно сквозь парк имени Кащенко на трамвае и метро к Людмиле Мизинцевой, и бесконечные её монологи о сопернице – вот это ближе к делу. «Репетиция оркестра» – добрых снов вам маэстро Федерико, извините, без оркестра, мы с Людмилой проигрывали выступление соло. Потому что муж Мизинцев вроде должен понять, что ему дурят голову в странной квартире № 71, где девочка Кристина любит крутить собачкам лапки. Садический бред, клиника, приехали.

Ну раз мы уже с утра, то можно двигаться в нормальном порядке, вот и глаза скоро откроются, на дворе день… Итак, вчерашним утром я бегала пешком к большой чёрной собаке, кличка Психея, её питомица Марина подсказала, что с девочкой Кристиной непорядок. Доктор Люба потом подтвердила. Далее я сбегала в "Аргус", поболтала с жертвами супружеских измен и отправилась к Людмиле Мизинцевой. Там девушка Света пригласила в подозрительную галерею(+)и бросила информацию о Зуеве Петре Утюге(+). Дальнейшие длинные сговоры с мамашей ценности для дела не имеют, кроме её будущей признательности, что проблематично.

Вот это, что ли минус, который меня угнетает? Ах да, плюсы я Вальке не сообщила, даже в кондуит не занесла, тоже минус. В итоге ++-, привет от Оруэлла, но мы уже в 94, проехали десяток лет, так что можно открыть глаза и выяснить, который час. Валька, закрывая за собой дверь, что-то громко вещал относительно часа пробуждения. Моего, естественно…

Пробуждение, приготовленное со всей мыслимой тщательностью, произошло мгновенно. Я всплыла к поверхности воздушным пузырьком, глаза легко раскрылись, и тут же меня охватил мягкий свет дня, приглушённый задернутыми шторами. В постели было очень заманчиво, но я выпрыгнула и, почти не касаясь пола, подлетела к окну, раскрыла рамы вместе со шторами и выглянула вовне.

Тотчас тёплое дыханье лета и подзолоченные невидимым солцем древесные кроны подхватили в воздухе и стали мягко нашептывать вздор, что жизнь моя отныне прекрасна и изумительна, а земли я более не коснусь, так и останусь парить среди изумрудного свечения. «Очень может быть», – на сей раз я отнеслась к безмолвным уговорам благосклоннее. – «Если всем так хочется, то пожалуйста, но прошу оповестить о приземлении заранее».

Закончив мысленный диалог с неодушевленным пространством, я подхватила с пола вчерашнее платье и сопроводила его в ванную комнату, где нам предстояла одна и та же процедура: мне под душем, а трикотажное тонкое платье последовало в стирку. Сверху примчались водяные струи и не навеяли холодного забвения, напротив, показались сияющим водопадом в пронизанном солнцем зеленом гроте. Платье тоже не жаловалось, хотя ему добавили стирального порошка с каким-то мифическим лимоном. Эйфорический маразм входил в полную силу, но не слишком доставал, особенно, если удавалось цеплять к нему забавные фантики, фитюльки и булавки.

Сквозь пение волшебных струй телефонный звонок пробивался упорно и долго, но своей цели достиг, я обернулась большим полотенцем и поспешила к аппарату.

– Ну и что ты себе думаешь, спящая наша прелесть? – ядовито сказала трубка. – Я приходил поцеловать тебя, а вовсе не замок, трезвонил так, что мертвый бы очнулся! Было же сказано с утра на твой сон грядущий, что в четыре, а сейчас полпятого!

– Не надо брюзжать в телефон, даже отсюда видно, какие ты строишь зверские гримасы, – это я чуть приврала.

Валька стоял в телефонной будке, я могла видеть спину его пиджака, но отнюдь не выражения лица. Поодаль виднелся роскошный синий «Форд» с Антоном за рулём, значит куда-то поедем.

– Лучше угадай с трёх раз, куда мы поедем, – предложила я в трубку. – Наверное тебе интересно? Поднимайся, и я скажу.

– Совсем рехнулась прелестное дитя, – проворчал Валентин, покинул платный телефон и двинулся в подъезд.

Надо было срочно одеваться, между прочим, и совсем не обязательно в халат, за который я схватилась.

– Ну, я-то угадал, куда нас Антоша повезет, я даже тебе говорил, если память не изменяет нам обоим, но это всё неважно, – проговорил Валентин, прочно усаживаясь в кресло. – Ты, дитя моё, какая-то удивительная, не знаю даже насколько это… Теряюсь в догадках и не могу понять.

– Тебе не обязательно, а поедем мы к Ирочке Корсаковой, только вот домой или в люди, скажи сразу, – наконец я раскрыла тайну.

– Конечно к Ирочке, – согласился Валентин. – Я сообщал раз несколько, но всё бестолку. Ты с утречка была приятно заторможенная, можно было везти в эмираты и сдать для гарема средней руки, ты бы не заметила разницы.

– Замечательная идея, вернее ассоциация, – я оценила проницательность компаньона. – Но ты не ответил на вопрос, где мы будем лицезреть телекрасотку, от этого много что зависит. Кстати, напомни, я должна внести в свои записи два плюса по делу. они хоть небольшие, но позитивные.

– Мне всё понятно, – резюмировал Валька. – Торможение ещё имеет место, но пробиваются и позитивные ростки, я рад. Так вот, Ирочку мы берем из киноцентра Ролана Быкова на Чистых прудах, точнее из "Ностальжи". Это модная забегаловка через стенку. Девочка влюблена в роскошную жизнь, так что прикиды на тебе правильные, не комплексуй. За Ирочкой все равно не угонишься, но одета по сезону.

Я интуитивно выбрала платье «по сезону»: густо-синее, на тонких бретельках, сверху маленький пиджачок, почти пелеринка, вырезанная цветами по краям и рукавам – щедрый подарок американской подруги, француженки Жанин.

– Теперь ты слушай, а я запишу, – я успокоилась и поведала Валентину позитивные моменты, собранные вчера у Мизинцевых.

А именно, будущий визит в галерею «Утро века» и туманное предупреждение Утюга Зуева. Сама синхронно делала в блокноте пометки: «+Утро-экспоз-Свет» и «Миз-Утюг2-?». Если глянуть в записи непредвзято, то ерунда выходила еще та, не запутаться бы самой. Может, это искомый минус?

Валька выслушал наблюдения и отозвался без особого энтузиазма.

– Негусто, боюсь пустой номер с Веером, но в галерею влезь, не помешает, – заключил он.

И стал меня тренировать для разговора с Ирочкой Корсаковой. Основной упор надо было сделать на дамский щебет по поводу её отношений с покойным Костей Рыбаловым. Слушать следовало до посинения и ни в коем случае не спугнуть Ирочку, если она разоткровенничается. Пусть мелет любой вздор, я должна слушать, ахать и охать, восклицать «Не может быть!» и любым способом её поощрять.

От общего русла беседы мне надлежало отделить два рукава и рискнуть двинуться по ним. Первый пункт-рукав: любые необычные интересы и заботы Кости Рыбалова в последний период. Второй, параллельный: Ирочкины соображения, куда и в какой компании Костя собирался на отдых незадолго до своей безвременной кончины.

– Вот и всё, ничего сложного, – заключил Валентин. – Справишься во сне. Имей в виду, Ирочка – милейшее существо, только будь с ней поласковее, от женщин она добра не видит, так что расслабься и вперед.

(К завершению инструктажа я освоилась с тем, что мир повернулся иными гранями и стала обживать среду обитания. Оказалось, что «дивный новый мир» вырос на базе старого, и почти все закономерности в нем остались прежними. Только прибавилось воздуха, света и объема, а в отдалении заиграла перспектива, как дальние горы на горизнте.)

Непосредственно на подъезде к клубу-ресторану "Ностальжи" я заметила тонкое личико и светящуюся шевелюру Иры Корсаковой – она сидела за столиком у окна, как бы демонстрируя себя на большом цветном экране. Зрелище и впрямь предстало обворожительное. Главная прелесть Ирины Корсаковой состояла даже не в общей изысканности облика, а в прозрачно-серебристом свечении, оно исходило от светлого нимба волос или возникало непроизвольно в воображении зрителя. Так сияет тонкая весенняя ветка, пока без листьев, в неярком солнечном свете на фоне нежно-голубых небес.

Пока мы с Валькой представлялись и меняли диспозицию (спутник Ирочки пошёл поболтать с Валентином, а я устроилась напротив есть малиновое суфле), стало ясно, почему от женщин Ирочка добра не видит, то было немудрено. Рядом с нею любая женщина мгновенно оказывалась невидимкой, каждый встречный, включая официантов и прохожих на улице, зачарованно созерцал Ирочку и неохотно отрывался от этого занятия. Подле Ирочки иное создание женского пола не могло добиться мужского внимания иначе, как с большим усилием и ущербом для самолюбия.

– Как хорошо, Катюшечка, что вас привезли, – через несколько минут делилась Ира Корсакова.

Снискать её доверие труда не составило, бедняжка не была избалована женщинами и откликалась на простое дружелюбие.

– Так трудно говорить с ними, с мужиками, – Ирочка толковала мне, как доверенной подруге. – Я никогда не могу понять, чего от меня хотят. А особенно если по делу, всё равно не слушают, только едят глазами. Женщины ничем не лучше, тоже никто не слушает, но смотрят, будто я у них кусок изо рта вынула. А вы, Катюшечка, не такая, вы добрая! Только ради Бога не говорите, что вы феминистка или лесбиянка, я их боюсь, прямо до содрогания. Вы вообще очень хорошенькая, и платье у вас – с ума сойти, откуда?

– Из Америки, в «Мэйси» была распродажа, это очень дорогой магазин, а вскоре они закрылись, – я подумала, что разговор о тряпках и магазинах способен подкрепить взаимные дамские симпатии.

Так и вышло, к середине малинового суфле мы с Ирочкой доверительно беседовали о бедном покойном Косте Рыбалове. Что он был такой добрый, такой щедрый, покупал всё, что Ирочка захочет, не жалел денег на её прихоти. Но при этом немножко рассеянный, чуть-чуть странный, всё время думал о другом, потом спохватывался и спрашивал, чего бы ей хотелось.

– Это в последнее время? – поинтересовалась я.

– Всегда был такой, немножко не от мира сего, в каких-то других делах. Оно и понятно, такая фирма, почти империя, я понимала, – объяснила Ирочка. – Он вообще мною не очень интересовался, хотя и ценил. Не как другие, они, наоборот, сначала очень интересуются, потом совсем не ценят. Можно, я вам, Катя, скажу откровенно? Костя и как женщиной, мной не очень интересовался, редко когда… Хотя давал всё, квартиру купил, хорошо обставил, обещал купить передачу на каком-то канале, а то эти ведьмы меня не пускают, завидуют. Он бы все сделал, если…

Тут Ирочка немного поплакала, но аккуратно, с кружевным платочком, почти не попортивши искусного макияжа. Пока Ирочка удалялась в дамскую комнату восполнять ущерб, нанесенный слезами, подоспело объяснение её излишней откровенности, иногда заходившей за край.

– Ещё шампанского? – осведомился официант, возникший у столика на двоих. – У нас испанское, в бутылках по 0,3. Девушке очень понравилось, к десерту вполне подойдет.

По счету, как я поняла, платил Валька, значит и заказ шёл от него. Интересно, какую комиссию Ирочкин спутник, представленный как импрессарио, получал с каждой бутылки по 0,3, и участвовал ли в сделке официант?

Ирочка возвратилась ещё более лучезарной, чем отбыла, мы стали пить кофе, и её понесло в пучину скучных дамских историй, совершенно лишних для дела. Валька велел слушать внимательно, но не помогал никакой профессионализм, я отключалась автоматически после каждого «Ах, неужели?». Подозревая, что скоро бедняжку совсем развезёт, я влила в нее несколько чашек кофе, выслушала пару-тройку случаев из Ирочкиной жизни и спросила без околичностей.

– Ира, в последнее вы не замечали в Косте необычного? Скажем, новые интересы, новые люди, женщины?

– Женщина была старая, – охотно ответила Ирочка. – Всегда одна и та же, я её никогда не видела, встречалась только с дочкой. И знаете, я совсем не удивилась бы, вот ни капельки, если бы оказалось, что Костя хочет жениться не на маме, а на дочке. Помните, как это у Набокова, в «Лолите»? Может быть, он от этого мучился в последнее время. Девчонке всего пятнадцать, очень миленькая, звала его «дядя Костя». А мамаша – это вообще фантом, что-то запредельное, не хочу о ней! А вот кстати, если я права, и Костя имел виды на дочку, то мамаша могла его заказать. Вы знаете, что девочка наследует половину Костиного личного капитала? Хотя это не много, основное было в деле, он сам говорил. Вторая половина пойдёт на благотворительность, а мне – чуть-чуть. Меня можно не подозревать, а вот её… Она и сама могла, я бы не удивилась. Или вот что. Эта самая Нина вдруг подумала, что Костя мог переписать завещание, им с дочкой – фиг с маслом, а Костя возьмет и женится, хоть бы и на мне! Я могла согласиться, не думайте, он мне предлагал не раз и не два. Или, скажем, появилась еще одна женщина. Костя, он был большой дурачок, если честно… Вот скажите, с кем он собрался в Грецию? Не знаете, и никто не знает. Вы, Катечка узнайте, тогда всё станет ясно. Я-то думаю, что либо с дочкой Даречкой, либо с третьей женщиной, а за это она его…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.