Гобелен с пастушкой Катей. Книга 3. Критский бык

Кроме скорбной Татьяны в углу дивана, гостиная комната порадовала отлично накрытым столом на низких ножках. Поверх белой кружевной салфетки всё искрилось серебром и хрустальными гранями, а три старинные расписные миски содержали салаты различных сортов. Много всего разного можно сказать о Владлене, но принять гостей по высшему классу она умела, как никто.

Гости расселись вокруг столика, кто на диване, кто на креслах, им представили Татьяну, она что-то пробормотала и вновь углубилась в размышления. Судя по всему, компания, собранная Владленой, Татьяне не понравилась, но следуя правилам хорошего тона, никто этого не заметил.

Последующее время вокруг нарядного стола так и прошло под знаком хорошего тона, общество восхищалось блюдами и сервировкой, ело, пило и вело беседу о чем-то подобающем. Владка кокетливо пикировалась с профессором Сеней, я ей слегка подыгрывала, ела салаты и украдкой посматривала на часы, а Татьяна и Миша в общение почти не вступали.

После второй перемены салата я стала лениво подумывать, что, пожалуй, Владлена перестаралась и вытащила меня зря. В конце концов, она может отлично уединиться с Сеней, а в их отсутствие Татьяна развлечёт Мишу рассказом о жутком глобальном заговоре демонических сил и национальных меньшинств. Миша, в отличие от Сени, не производил яркого семитского впечатления, так что вряд ли оскорбился бы.

Насколько я смогла его разгадать, Миша был способен выслушать любую байку не моргнув глазом, затем выпить и закусить, поскольку у пивного ларька он слышал и не такое. Откуда возникла подобная ассоциация, судить не берусь, но я с удовольствием переадресовала бы соседу слева любые откровения соседки справа. Однако, пересесть незаметно возможности не представилось, и я сидела сам-третий в центре абсолютно неподходящей компании. Было скучновато, но терпимо, летние сумерки длились и не гасли, Владка и Сеня стали переговариваться в смутном отдалении, остальные сидели, как дальние родичи на сельских именинах, обмениваясь репликами гастрономического толка, а салаты почти приелись.

Долго-ли коротко длилась такая благодать, я не уловила, но когда сосед слева вдруг проговорил вполголоса: «Хорошо бы куда-нибудь отсюда уйти», я поняла что уже довольно давно опираюсь на его руку, как на подушку. Сладкая дрёма частично рассеялась, я слегка удивилась и ответила тихо, но честно.

– Я лучше посплю прямо здесь.

– Я польщён, – оказалось, что Миша оценил мое вежливое хамство. – Вот так мне не отвечали, пожалуй, никогда.

– А разве вы что-то предлагали? – я слегка удивилась.

– Два ноль в пользу Кати. Очень остроумная девушка, – тихо сказал Миша. – И деловая, с ума сойти можно…

Я не то чтобы растерялась, просто слегка затормозилась и не знала, как завершить ненужный разговор, но Татьяна выручила меня неожиданным образом.

– Ты их хорошо знаешь? – вдруг спросила она, обернувшись.

– Кого, их? – машинально ответила я, заметив про себя. – «Ещё один сюрприз, теперь соседка справа заговорила загадками»

– Всех кроме Владки, – пояснила Татьяна зловещим шепотом.

– Первый раз вижу, – исчерпывающе доложила я.

– Тогда идём со мной, я должна тебе что-то сказать, – потребовала Татьяна с маниакальной настойчивостью.

– «Вот не сидится им за столом, и всё тут!», – подумалось лениво, но Владка просила именно о том, я вздохнула и согласилась. – Хорошо, пошли.

Вылезая из-за столика и принося извинения, я поймала выразительный взгляд Владлены и поняла, что она ждала момента давно, а я продремала немой призыв. День выдался тяжелый и насыщенный, вот что… Милль пардон.

Мы с Татьяной не слишком грациозно вывернулись из-за стола и деловито проследовали в кабинет, оставив хозяйку и гостей на милость иного провидения. В кабинете Татьяна плотно прикрыла двери и приступила к делу, не мешкая ни секунды.

– Тебе теперь ясно? – спросила она прокурорским голосом. – Владка сказала, что ты понятливая.

– Совершенно ничего не ясно, – откровенно сказала я.

Интересно, что же Владка бедняжке наплела? Однако приходилось слушать что угодно, любую порцию бреда, время следовало тянуть ровно до десяти.

– Они сюда не случайно пришли, это понятно? – напористо продолжала Татьяна. – Владка дурочка и трепло, они воспользовались, ты понимаешь?

– Понятно, что не случайно, – разом я ответила на обе подсказки.

Потом, не торопясь, уселась на плед, где, оказывается, лежали моя торбочка и раскрытая книжка про драконов, вот приятный сюрприз! Татьяна продолжала стоять надо мной «воплощенной укоризной», как было упомянуто в романе «Бесы» Ф.М.Достоевского по другому поводу. Там кто-то стоял перед отчизной, зачем – не помню.

– Ты, Таня, всё перепутала, – я попробовала вразумить собеседницу, хотя подобных подвигов никто от меня не ждал. – Здесь наметилась самая обыкновенная вечеринка с эротическим уклоном, люди отдыхают от умственной работы, мы с тобой некстати затесались. Ты что, Владку не знаешь? Жанровая картинка в её вкусе.

– Знаю я Владлену, но неужели не ясно, не так это просто, я сверху чувствую, – страстно проговорила Татьяна. – Вот эти двое, сразу видно, что один – мозговой центр, а другой – телохранитель, боевик. Они пришли за мной, меня предупреждали. Теперь надо думать.

– Татьяна, киска, – я неожиданно для себя перешла на лексикон Владлены. – Ты начиталась всякого вздора. Поверь мне, ничего, кроме невинных развлечений, здесь не планируется. Нас никто не заставляет участвовать, лучше посидим, поговорим. Хочешь, я книжку поперевожу, как раз об этом самом, мистике и боевых искусствах, называется "Драконы не спят никогда". Там тоже заговоры, только магические, очень интересно.

– Значит, ты думаешь, что Владлена заодно с ними? – спросила Татьяна озабоченно. – Тогда надо уходить.

Увы, сбить Татьяну с установленного пути размышлений не удавалось, хоть застрелись, она всё понимала под одним углом зрения. Наверное, я опять столкнулась с клиникой, но под вечер изрядно устала и ввязываться в дискуссию сил не было, мне еще предстояла ночная работа.

– Я скоро и так уйду, – сказала я, но вспомнила о просьбе придержать гостью. – А тебе не советую, останься, не то Владка обидится. Она не виновата, что так получилось, ты у неё в гостях, святое дело.

– Где здесь телефон? Мне надо позвонить, – вдруг отрывисто спросила Татьяна и заозиралась.

– Да вот он рядом со мной, – указала я.

Далее уступила своё место, а сама передвинулась на край кушетки и вновь открыла "Драконов" наугад. В глупое и неприятное положение поставили меня обе девушки, одна наняла присмотреть за гостьей, а другая ввязывала в какие-то ненормальные дела. Теперь вот изволь слушать или не слушать её телефонные разговоры! Я демонстративно листала "Драконов", пока Татьяна не повысила голос, так что не захочешь, а услышишь.

– Я здесьне одна, я не могу говорить, понятно? – взывала она в трубку.

Как хотите, но это было чересчур, моя лояльность по отношению к подруге Владлене испытания не выдержала, я швырнула "Драконов" на плед и вышла вон.

– Извини, я на минутку, – полученное воспитание заставило обронить реплику в пространство.

– «Ну их поголовно к Богу в рай», – сердито бормотала я про себя. – «Надоели хуже горькой редьки с любовью, заговорами и хорошим тоном, глаза бы никого не видели! Пойду на кухню и отсижу до десяти, надеюсь, что никого там нету, а сигареты имеются. Мои, вот же чёрт, в торбе остались, но у Владки бывает запас…»

Я миновала полоску света из-под дверей гостиной и прямиком устремилась на кухню по полутемному коридору. Надо сказать, что во Владкином доме старой постройки помещения располагались просторно, в искомую кухню путь вел не прямо, а изгибался коленом под прямым углом, вот там темнота сгущалась до полного мрака. Я сходу вступила во тьму и мгновенно налетела на живое препятствие, из кухни кто-то выходил, впрочем, я сразу поняла кто…

– А вот и Катя, – проговорил в ухо невероятно мягкий густой голос. – Наконец ты пришла, я искал.

– Ничего подобного, – я пробовала высвободиться из невольных объятий, но не получалось. – Я вас не искала, Миша, пустите меня!

– Я всё понял, – заверил Миша, вовсе меня не отпуская, – Ты ничего не знаешь, это Бог так распорядился. Он меня сюда привел, а я не хотел, но когда тебя увидел…

– Бросьте говорить вздор, – последним меня покинул редактор, все остальные сознательные голоса давно растворились во мраке. – Какой ещё Бог?

– Какой есть, скажем ему спасибо, – пояснил Миша и больше ничего не объяснял, по крайней мере словесно.

Покидая меня совершенно головокружительно, сознание обронило на прощание довольно безвкусную шуточку: «Ни в одной пошлой книжке действие не происходило в кухонном преддверии. Вот это отечественная экзотика, видит Бог!»

Далее я рекомендую обратиться к тем самым романчикам карманного формата, где на глянцевой обложке изображается неизменная пара в экстазе. Под яркими обложками авторши свое дело знают, а переводчики обоих полов по мере сил соответствуют стилю изложения. Меня прошу уволить, такие словесные подвиги на родном языке, увы, не под силу, ни в шутку, ни всерьёз, тем более от первого лица. Можно допустить что «её сердце и бренное тело растаяли одновременно» – не блеск, но сойдёт. Однако если поменять местоимение на «моё», то получится фарс!

Способности восприятия возвращались не все сразу, а в прихотливой очередности, но я вдруг оказалась в том же коридоре у стенки, Миша меня обнимал и снова бормотал уморительный вздор в ухо.

– Такая строгая девушка, совсем неприступная, с ума сойти можно, давай отсюда уйдем. Хочешь – к тебе, или ко мне.

– Мне вообще-то на работу надо, – наконец выговорила я, как только смогла.

– Так нельзя, я с ума сойду, – пожаловался Миша, не отпуская меня. – Какая может быть работа на ночь глядя, ты не девушка, а сплошная тайна, недоступная пониманию.

– Да, я очень таинственная незнакомка, – я согласилась в том же тоне. – Мне пора на ночной бал, и надо спешить.

– Тогда можно я побуду кучером в твоей карете? – тихим шёпотом осведомился Миша.

Именно тогда я поняла, что надо и впрямь спешить, иначе ночной бал на радиостанции «Навигатор» останется без моего надзора, окончательно и бесповоротно.

– Посмотрим, только сейчас отпусти меня, – попросила я, и Миша повиновался. – Вещи собрать надо.

– Только не задерживайся, тут полный бедлам, я жду у выхода, – сказал Миша и скрылся в темноту.

Пару секунд я постояла у стенки, пытаясь освоиться с новой ситуацией, нисколько не преуспела и двинулась в коридор, где действительно тотчас начался бедлам, как правильно выразился Миша. Сначала послышались пронзительные вопли, потом вместе с ними в полутёмном пространстве замелькала Татьяна из города N., она металась от стены к стене, толкалась в двери и кричала в полный голос.

– Влада! Катя! Влада! Где они все? Отвечайте! – взывала она заполошно.

Меня Татьяна напрочь не видела, пришлось подойти, а потом отпрянуть, чтобы безумная девушка не вцепилась.

– Да вот я, и Владка на месте. Что тебе надо? – сказала я со всем возможным спокойствием.

Потом окончательно вывернулась из цепких объятий, зашла в кабинет, подхватила сумку с книгой и стукнула в соседнюю дверь, если я правильно вычислила, то была спальная комната.

– Влада, я ухожу, пока, – я простилась, и, не ожидая ответа, повернула к входной двери, но не тут-то было.

– Я с тобой, я тут не останусь! – заголосила Татьяна. – Владлена, где мой портфель? Скажи мне, умоляю!

«Вот только портфеля здесь не хватало для полного счастья», – я подумала, замедляя шаг в праздном размышлении. К лучшему ли, я спрашивала себя, что Миши нигде не видно? А также, стоит ли его искать, если он передумал?

– Что за бардак? – раздался из-за двери Владкин голос, в нём не пробивалось ни одной женственнойнотки. – У себя дома нет покоя! Под вешалкой твой хренский портфель. Куда тебя несет? А чёрт с тобой!

Татьяна рванулась по коридору, что-то выхватила из под вешалки и оказалась у входных дверей раньше меня.

– Скорее, надо бежать, – толковала она взахлеб, почти отталкивая меня.

Но справиться с замком Татьяна не сумела, пришлосьсамой открыть дверь, затем захлопнуть за нами. Произведя эти процедуры, я шагнула на лестничную площадку и пролётом ниже, у внутреннего окна, увидела Мишу. Он курил, опираясь на подоконник. Я сделала шаг к нему, но Татьяна неожиданно схватила меня за руку и потащила вниз по лестнице со страшной скоростью и несомненным риском сломать шеи нам обеим.

– Нет, только не это! – кричала она и волокла меня за собой.

Я только успела помахать Мише свободной рукой на прощание. Жизнь, безусловно, была дороже.

4

Последующую бессонную ночь, проведённую на радио "Навигатор", я только и делала, что размышляла о впечатлениях бурно прошедшего дня, особенно о последних. Стрекотали телетайпы, которые я регулярно навещала, со всего мира шли новости. То обстрелянный гуманитарный конвой в Сребреницу (Босния), то взятая штурмом цитадель сектантов некоего Дэвида Кореша (США), то марш полковника Сурета Гусейнова на столицу (Баку) – я отрывала, резалаи клеила, следя лишь за порядком изложения.

В дальнем углу редакционного помещения, в кресле дремала Татьяна из города N. Как можно было догадаться, она за мной увязалась. Не хватило духа отказать бездомной девке, я понадеялась на охрану при входе, но мальчики обманули ожидания – пропустили без звука, смена выдалась нестрогая. Стражи порядка лишь предположили, что у Татьяны в портфеле имеется горючее и дружно пожелали присоединиться попозже ночью.

Так тянулось время. Татьяна клевала носом над книжкой "Жены вождей", я правила тексты и клеила их на бумагу, за окном, с незримым во тьме видом на Кремль, ночь начала выцветать, обещая близкий рассвет, а я продолжала пребывать в недоумении по собственному поводу. Видит Бог, впервые за тридцать лет своей жизни я попала в такой переплёт, потеряла понятие о своих впечатлениях – они смешались и вертелись, как фейрверк, разбрасывая искры вокруг.

Когда серый плотный туман занавесил голые окна, а бедная Танька со стуком уронила на пол "Жен вождей", я наконец сформулировала первое соображение и слегка шокировалась.

– «Какое счастье, что Гарик ушёл три дня назад», – так вот подумалось. – «Ничего не надо скрывать или, не дай Бог, сознаваться. Добрый Боженька милосердно избавил меня от испытания, скажем ему спасибо…»

На подходах к рассвету телетайпы забились в истерике все разом, я носилась туда-сюда и почти разбудила Татьяну, но на бегу настигла следующая догадка.

– «Какое счастье, что ничего подобного со мной раньше не было!» – само собой вылилось заключение. – «Чистить ботинки какому-нибудь идиоту – вот и все перспективы!»

Наконец, держа в руках мокрые от клея бумаги со свежими новостями, я подошла к окну и распахнула рамы. И только тогда утренний воздух, зажжённые солнцем купола Ивана Великого и шелестящие ветки под окном соединились в единый сверкающий всплеск:

– «Какое счастье!»

– «Спасибо, не надо», – ответила я им всем. – «Теперь об этом надо забыть и поскорее. Будем считать, что случились глюки, от неожиданности и переутомления».

В последний раз я глянула на горящие купола и с головой нырнула в суетную деятельность. Ночное дежурство кончилось, следовало готовить себя к утреннему эфиру. Скоренько разбудив Татьяну, я сводила её в дрянной круглосуточный буфет выпить кофе, кое-как умыла, причесала и попросила на ближайшие два часа сидеть очень тихо и ни во что не вмешиваться.

То, что произошло на радио "Навигатор" двумя часами позже, вошло навеки в редакционный фольклор и надолго омрачило мои отношения с ближайшими родственниками. Поначалу рабочее утро двигалось по накатанной дорожке. В шесть часов пришли Пенелопа с Бастьеном – англоязычные дикторы, и уселись за столы проговаривать тексты с листочков. Иногда они вносили поправки, я неизменно соглашалась, если дело касалось тонкостей языка, но стояла на своём, когда смещались смысловые акценты, тут за редактором оставалось решающее слово.

Мне отлично помнился случай в памятном октябре 93-его, когда бравый Бастьен, вернувшись к утру из Останкино, внёс такую лихую коррективу в Ройтеровские новости, что «Навигатор» закрыли бы назавтра, вместе с газетой «День», не вмешайся я самым решительным образом. И объясняйся потом, что австралиец Бастьен убеждённый розовый радикал в политике, кроме того, что убеждённый голубой гей по жизни. Кто бы, скажите на милость, стал вникать в оттенки его мировоззрения? В октябре, в ночь вооруженного противостояния у нас с Бастьеном вышел прелюбопытный скандал. Я громко упрекала его за коммунистические пристрастия, он в ответ обвинял меня в тоталитарных замашках. Всё это происходило под близкие звуки автоматных очередей и грохот проходящих по Москве танков.

Через полгода мелкие несогласия забылись, и мы с Бастьеном трудились в полной гармонии. С его напарницей Пенелопой Бентон работать было легче лёгкого, девушка относилась к делу с полной американской отдачей и стояла на ушах, пытаясь угодить шефу Иннокентию. Безумный наш Кеша трогал некую романтическую струну в заморском девичьем сердце. Бог ей судья, а пути его неисповедимы!

На Татьяну никто не обращал внимания, мало ли народу болтается в редакции в любое время суток. Татьяна в свою очередь сидела тихо, только иногда любопытствовала насчёт деталей, я ей на ходу объясняла. Вроде бы у себя в городе N. девушка служила в газете, ей было интересно.

Отрепетировавши новостной блок до блеска, мы перешли в аппаратную за углом. Татьяна увязалась вслед и уместилась за пультом рядом со мной. Дикторы заперлись вдвоём в тёмной своей кабинке с окном во всю стену, мы обменялись условными жестами и точно в семь утра вылезли в эфир со свежими новостями на английском языке. Звукооператор Надя из студийной команды ассистировала, я занималась кнопками на пульте и почти забыла о наличии Татьяны, тем более, что нацепила наушники, отрезавшие меня от мира внешних звуков.

Так мы вкалывали до большой перемены, в это время на полчаса в эфир шло вещание по БиБиСи. Пенелопа убежала пить кофе, я выскочила покурить в коридор, а Надя пошла за дежурным техником, поскольку одна штучка на пульте стала зловредно западать. Татьяна осталась на месте и теребила выключенное устройство, потом к ней присоединился Бастьен, надо понимать, ему захотелось поболтать по-русски, он всегда пользовался случаем. Находясь в некоем отдалении от места вскоре наступивших событий, я лениво наблюдала, как Бастьен с Татьяной перешли в дикторскую кабину. «Бастьен знакомит гостью с аппаратурой» – подумалось мне. – «Вообще не стоило бы…»

Я не успела додумать почему именно, как музыка в динамиках прервалась хриплым треском и свистом, затем зашелестел вакуум, вкрадчивый сухой звук пустого эфира. Караул! «Кошмар, накладка, Кеша всех уволит!» – меня галопомвнесло в аппаратную, где я успела выдернуть главную втулку, заглушив почти полностью громкий вскрик в эфире.

– Слушайте все! – мелькнуло с искажениями.

Сил достало на второе машинальное действие, я в панике справилась с чёртовым рычажком, и славные позывные БиБиСи вновь водворились в эфирном пространстве. После чего уже в полной отключке я узрела сквозь стекло, как Бастьен выдернул у Татьяны из рук микрофон. Вслед набежали сразу два техника – Надя подоспела с подмогой вовремя, и потащили Татьяну из дикторской кабины.

Она яростно сопротивлялась, парни волокли её прочь как раз навстречу возникшей Пенелопе.

Естественно, в тот же момент заверещал внешний телефон, Надя сняла трубку, и в воздухе стало слышно, как Кеша кричит оттуда страшным голосом.

– Что ещё за чёрт! – услышала я, когда взяла трубку у Нади, она не обязана объясняться с Кешей.

«Хрен вам, уехал он за город, как же!» – между тем думалось мне, хотя было совсем не до того. – «Это была проверка, ловушка для нас, ленивых и нерадивых! Вскочил ведь ни свет ни заря, передачу свою слушать и дождался, наконец!»

– Ничего особенного, кнопка на пульте забарахлила, – чужими губами произнесла я, глядя в безумные глаза подбежавшей Пенелопы. – А что слышно было?

– БиБиСи уехало, пошли помехи, врезался голос, но тут же исчез, пошли позывные, – чётко доложил Кеша, затем спохватился и завопил опять. – Неужели нельзя смотреть внимательнее, каждый эфир дурацкие накладки! Кто из вас виноват на этот раз? И вообще с кем я говорю?

– Извините Кеша, перерыв кончается, – я корректно информировала шефа и повесила трубку.

Далее плюхнулась за пульт и только вдвоем с Надей смогла кое-как включить проклятое устройство. Руки тряслись и не слушались. Зверская все-таки у Ирки работа, стресс на стрессе, не говоря уже о моём вкладе в общее дело.

Последний час изгаженной передачи прошел на автомате, все работали машинально и переговаривались только по делу, дикторы в эфир, а мы с Надей за пультом. Время для разбора полётов пока не настало, а эфир должен быть завершён, хоть сгори всё вокруг синим огнем – таковы правила. Только однажды, во время музыкальной паузы Бастьен подмигнул сквозь стекло и сказал в переговорное устройство замогильным шепотом.

– Это дух Дэвида Кореша вселился в наш эфир, – предположил он по-русски.

Как раз перед этим Бастьен читал сообщение, как сектанты Кореша оказывали вооруженное сопротивление и были сметены напрочь ураганным огнем.

– Вот Кеше и расскажете про Кореша, – предложила я, когда вещание завершилось, причём сказала по-английски, чтобы Бастьен знал, что его заслуги учтены.

– Откуда женщина взялась? – вопрос задала Пенелопа.

Я приготовилась нести покаяние, но Бастьен меня опередил.

– Mea maxima culpa, – по-латыни повинился он, это означало, что главную вину Бастьен признает за собой.

Бастьен никогда не забывал подчеркнуть, что один университетский год он провел не в родной Аделаиде, а в Оксфорде. Далее он перешёл на своеобразный русский.

– Я думал, что это будет смешной практический юмор, – объяснился Бастьен. – Она хотел to broadcast, просил позволение сказать "одно слово правды". Я думал, что микшер совсем не работает и будет очень весело слышать, что она говорит. Включил на кнопку микрофон…

– Так всегда бывает, – вступила Надя, звукооператор. – Как раз ключ заело, я пошла за ребятами и оставила в промежуточном положении. Катя в технике – не очень, я ей объясняла, а та услышала и…

– Призы всем поровну, кроме Пенелопы, – резюмировала я. – Женщину я привела. Ей деваться было некуда.

Несмотря на полное оправдание, Пенелопа страдала больше всех, её страшила немилость Иннокентия и грызла мысль, что она не уследила, потеряла бдительность. Для смягчения её терзаний, а также во избежание массовых увольнений мы разработали объяснение и написали докладную для Кеши на двух языках.

Бумага гласила, что при общем халатном попустительстве на радиостанцию проникла неизвестная террористка и пыталась захватить эфир, пользуясь благодушием Бастьена и отсутствием Пенелопы. Технические службы в лице Нади занимались устранением дефекта аппаратуры, который дозволил злоумышленнице прорваться к эфиру ровно на секунду, но не больше, сам Иннокентий тому свидетель.

В экстремальный момент все раззявы очнулись и проявили себя достойно.

Катя (исполняющая обязанности Ирины Бобровой) мгновенно отключила террористку, а Бастьен вырвал микрофон из преступных рук, так что ущерб причинился минимальный. Пенелопа подоспела к финалу, когда прибыли подкрепления и удалили неизвестную прочь. Техники Саня и Вова подтвердили, что вытолкали девку вон из здания, она рвалась обратно, пока охранники на входе не пригрозили вызвать наряд ОМОНА. Далее докладная записка предлагала мысль, что хорошо бы не придавать дело гласности, поскольку никто не знает, какие будут последствия для радиостанции «Навигатор». В принципе кроме Кеши никто не врубился в накладку, а заинтересованные лица обязуются хранить молчание.

Меморандум принес Пенелопе облегчение, она захватила с собой обе версии и обещала донести до Кеши. Заплатить Иркин долг она и не подумала, либо забыла напрочь, либо полагала, что за такую службу платить должна я.

Документально завершив кляузное дело, участники оставили редакцию, тем более, что начала собираться дневная смена, и удержаться от разглашения было нелегко.

В 9.30 я отдала Иркин пропуск обратно и с облегчением вынырнула на свет божий сквозь стеклянную вертящуюся дверь. Мы с осатаневшим Гермесом сдали безумную суточную вахту, теперь я жаждала лишь скорейшего свидания с заждавшимся Морфеем. Мы соскучились один без другого просто со страшной силой.

Глава третья

1

Не смогу точно определить когда, но далеко за полдень того же дня из неизученных глубин сознания поднялась и стала оформляться догадка, что вчерашним днём я упустила важный момент, потеряла существенную деталь головоломки. Сложность процесса осознания заключалась в том, что он происходил в усложненном состоянии, я пробуждалась от дневного забытья и не всегда могла отделить здравые мысли от обломков сновидений.