Гобелен с пастушкой Катей. Книга 4. Зима в зеркалах

– А если ты ошибся, и квартира не та? Подумаешь, экслибрис! И не экслибрис вовсе, он на книгах. Кому ты подбросил мой телефон? – не унималась Алла.

– Ну извини, Трехглазка, я хотел, как лучше, – надулся Миша.

– А получилось, как всегда, – Алла не удержалась от цитаты. – Теперь думай, как нам быть в коллекторе у девочек Нины с Ритой, раз мы пришли. Кстати, их тоже может не быть.

– Давай посмотрим, – предложил Миша. – Квартира над вывеской, значит третий этаж, сейчас соображу, куда звонить, поднимемся и узнаем. Я Катю так вычислял, запомнил вид из окон, прикинул подъезд и проверил на двух подходящих этажах. Вроде получилось.

– Ну, это мы увидим, что у тебя получилось, – заметила Алла, оглядывая указанные окна, два из них оказались занавешенными. – Пробуем напролом? Ввяжемся, а там посмотрим, кто это говорил?

– Наполеон Бонапарт, с твоего позволения, еще он считал, что большие батальоны всегда правы, а мы с тобой вполне сойдем за воинское соединение, – отозвался достаточно образованный Миша. – Я, как и он, предпочитаю активные действия.

Вдохновленные примером великого корсиканца, они поднялись на третий этаж и с ходу определили правильную квартиру. Она оказалась единственной на нужной стороне. Алла решительно позвонила и долго ждала ответных признаков жизни изнутри. Через какое-то время в квартире завозились, тогда Алла позвонила снова, чтобы показать, что она ждет. Наконец защелкали затворы, дверь приоткрылась, и показалась белокурая, легко одетая девушка. Верхние пуговицы халата были тщательно застегнуты, но причесаться она не успела.

– Да? Кого надо? – спросила Нина или Рита.

– Нину или Риту, если можно, – вежливо ответила Алла, забыв о своем неподобающем виде.

Девушка покрутила головой, как бы отгоняя одну из ошибок: она видела сорванца в кепке, а слышала классную даму.

– Я – Нина, – лаконично отозвалась девушка.

– Извините, пожалуйста, если я вас разбудила, – сказала Алла с необходимой вежливостью. – Мне сказали, что к вам можно зайти и получить что-то из мешка. Должен был зайти один человек, по имени…

– Сейчас, – Нина прервала монолог незванной гостьи и скрылась, не закрывая дверей.

Вскоре девушка вернулась и отдала Алле большой бумажный пакет, плотно набитый бумагами.

– Хозяйка звонила, Рита вам достала и приготовила, берите, это то самое, – объяснила Нина.

– Но мне сказали, что отсюда нужно выбрать, – неуверенно начала возражать Алла.

– Возьмите все, когда выберете, то верните, ладно? – просительно проговорила девушка. – Можно и завтра.

– Спасибо вам большое, – растерянно сказала Алла в закрывающуюся дверь.

– Нет, ты феномен, Трехглазка, – смеялся Миша на площадке второго этажа, где они остановились и изучали пакет. – Ты не поняла, что оторвала девушку от важного дела? Ты бы прямо в квартиру попросилась, разобрать мешок у нее на постели!

– И правильно сделала бы, – слегка обиделась Алла. – Не умер бы никто, теперь изволь раскладывать бумаги на подоконнике. Ты думаешь, я еще раз сюда поеду?

– Совсем не надо, я сам завезу, – вызвался Миша. – Вот будет она одна, я верну пакетик с благодарностью. Девушка хорошенькая, как видно, сговорчивая. А смотреть давай дома, ладно? Я бы постеснялся ее тревожить.

– Очень ты заботливый, – сказала Алла, спускаясь с лестницы. – Но сначала мы толкнемся к твоей девушке.

– Зачем? – удивился Миша.

– Может быть, она тем же занималась, когда тебе не открыла, теперь освободилась, – предположила Алла не без яда. – А если нет, попробуем вызволить записку из ящика. Я не желаю, чтобы мои телефоны болтались неизвестно у кого.

– Хозяин – барин, – согласился Миша. – Давай заскочим, тут рукой подать.

До предполагаемого жилища таинственной Кати они добрались довольно скоро, но толку от повторного визита не оказалось никакого. На звонок в дверь никто не открывал, квартира отвечала полным молчанием, только услышалось, как длинно и безнадежно звонил телефон, девушка явно отсутствовала. Однако почтовый ящик был пуст, там одиноко белел листок их письма, следовательно, хозяйка оставила квартиру недавно. Если, конечно, знать точно, что они звонили в правильную квартиру и пытались извлечь записку из нужного ящика. За непочтенным занятием их застала строгая старушка, пришлось ретироваться, не довершив взлома.

Тем не менее половина дела сделалась успешно, и дома после обеда оба сыщика-дилетанта приступили к осмотру добытого пакета-мешка. Собственно говоря, Алла хотела смотреть и искать одна, но Мишу устранить не удалось. Алла напрасно намекала, что изучать чужие секреты она может без него, а последние лучи зимнего солнца располагают к работе на пленере. Но Миша хотел найти улику, ему тоже стало интересно.

Как было указано, Алла вытряхнула содержимое мешка на диван в гостиной и стала прикидывать, какая из бумаг может сойти за улику. Бумажное море, залившее диван, оказалось двух сортов: исписанные и напечатанные листки и множество фотографий разного формата, почти все старые, черно-белые.

Алла решила, что улика находится в текстах и стала их просматривать, испытывая чудовищную неловкость – хорошо, что это были не письма, а отрывки заметок, рецензий и деловой переписки культурного назначения. Среди литературной кухни попадались календари с заметками: «энного без числа пойти туда-то к кому-то. Скорее всего, среди них крылась надобная информация. Алла выбрала из разрозненных бумаг календари и дневники, отложила отдельно и взялась за просмотр, надеясь, что нечто знакомое привлечет внимание. Занятие оказалось нудным, половина, если не больше, записей были нацарапаны кое-как и почти не читались.

Миша пошел другим путем, сначала он знакомился со связными текстами, потом утомился и стал просматривать фотографии.

– Я понял, – заявил он после получаса бумажной возни. – Это девка та самая писала. Не та, которую мы видели, а хозяйка. Ее писанина, черновики и бред всякий, ее же фотки среди разного общества. Я вычислил, вот она сама, помоложе и постарше, смотри сюда.

– Ну и что? – отозвалась Алла, но посмотрела. – Какая мне разница, кто писал и как она выглядит! И так ясно, что это архив, надо думать, что хозяйки квартиры. Была она ничего себе, пишет бойко, только почерк ужасный. Очень мне надо знать, что она писала внутренние рецензии и ходила в какое-то «Информкино» в апреле забытого года! Не мешай, пожалуйста!

Алла вновь углубилась в неразборчивые записи, предоставив Мише возможность изучать фотоматериал, что он и делал, иногда отвлекая Аллу комментариями.

– Вот она в купальничке, ничего себе была дамочка, с какой-то кодлой на пляже. И в шортиках на рельсах – романтика типа «приезжай ко мне на БАМ», пардон, о дальнейшем умолчим. А вот погляди, бандитский тип – она с ним чай пьет. Тут совсем молодой, – исправно докладывал Миша.

При словах "бандитский тип" Алла встрепенулась, но Миша пояснил, не отдавая фотографии.

– Не настоящий, киношный, – подосадовал он. – Играет в эпизодах отпетых отечественных гангстеров, чем-то на меня похож. Фамилию знал, но забыл.

Ради киногангстера, схожего с Мишей, Алла взяла фото и действительно узнала актера, он сидел в большой компании и пил чай вместе со всеми. А рядом с ним, через одного…

– Миша, драгоценный друг мой, – нараспев произнесла Алла. – Ты куда смотришь, художник? Смотри сюда!

– Я смотрю, но… – начал Миша с недоумением.

– Смотри лучше! – посоветовала Алла. – Убери волосы, очки нарисуй другие.

– Так это твой инженер! – наконец осознал Миша. – Сидит, пьет чай, рядом с хозяйкой архива, только не совсем лысый. А что мне за это будет? Я улику нашел. Без меня ты бы сто лет в черновиках рылась!

– За это повезешь мешок обратно девушке Нине, может быть, она уже освободилась, – пообещала Алла. – Но если улика, что она значит?

– Очень просто, кинобандит, не помню, как звать, он контору и ломанул, – без раздумий сообщил Миша. – Вспомнил роль и обчистил бывшего дружка, все верно сходится.

– Нурлан Алибегов его зовут, если не ошибаюсь, и лицо действительно зверское, – почти согласилась Алла. – Не исключено, что ты прав. Только зачем ему эта улика, Шуре Костину? Это раз. А во-вторых, я бы этого Нурлана узнала, даже в маске. Или нет?

– Трудно сказать, – согласился Миша. – Ты припомни.

Алла постаралась, прокрутила в памяти картину ограбления, особо выделяя фигуры налетчиков. Однако главный гангстер в маске плохо вписывался в образ кинобандита Алибегова. Главарь запомнился худым и жилистым с резкими движениями, а Нурлан скорее выглядел большим и широким. Остальные двое участников налета были моложе, а тот, кто командовал, запомнился светлыми холодными глазами, не подходящими для восточного человека Нурлана Алибегова.

– Никак не выходит, – с сожалением призналась Алла. – Не держится твоя версия, никто не подходит. Хотя, конечно, присягнуть на Библии я бы не решилась. Разве что устроить следственный эксперимент: надеть на артиста маску, заставить пройтись и тогда смотреть. Маска у меня осталась – тоже улика. Я совсем забыла.

– Давай я надену, а ты посмотришь – предложил Миша с энтузиазмом. – Может сойду за кинобандита.

– Да, теперь понятно, как возникают ошибки следствия, – доложила Алла. – Это называется подгонка под версию. Обычная практика в детективах.

– Ты, Трехглазка, всегда была малость занудой, – огорчился Миша. – С тобой скучно, вечно что-нибудь углядишь – и пропал весь кайф! Поэтому назвали, как в сказке, у тебя третий глазок никогда не спит.

– Тоже мне Крошечка-Хаврошечка! – не осталась в долгу Алла. – Когда эта крошечка выросла, знаешь как ее стали звать?

– Как же? – для проформы спросил Миша.

– Большая Хавронья, с твоего позволения, – с удовольствием доложила Алла. – Это Кирюшка вопрос задал, когда я им читала сказку на ночь: «усни глазок, усни другой…» Мы чуть со смеху не умерли. Так что, художник Званский, можешь зваться крошечной Хаврошечкой, а мой третий глазик оставь в покое, будь так добр.

– Ладно, не буду мерять маску, но что делать с фотоуликой? – Миша вернулся к делу и к главной загадке.

– Понятия не имею, – созналась Алла. – Шура Костин, не тем будь помянут, просил разыскать и выбрать – мы исполнили. А может быть, это не то, и надо искать дальше?

– Давай его спросим, – предложил Миша. – Позвони и узнай, скажи, что нашли фото с Нурланом Алибеговым. Надо искать дальше?

– Я бы позвонила, конечно, – согласилась Алла. – Но у него дома скандальная жена, я с ней имела беседу. Она раздумала разводиться.

– Ну это без проблем, я позвоню, спрошу, а там пусть идет в сортир с тобой говорить, – предложил Миша. – Между прочим, за эту улику мы можем спросить некоторый выкуп, с какой стати нам пахать на него даром?

– Твои мыслительные кристаллы заработали в криминальном режиме, – мягко пожурила Алла друга детства. – Звони, вот номер, спрашивай Александра Ивановича.

Миша сделал, как было сказано, и ответ не замедлил. Алла слушала, как подставное лицо задает вопросы: "Когда? И куда? А как с ним связаться?" и ей становилось не по себе все более и более.

– Вот такие дела, – сообщил Миша, когда повесил трубку. – Исчез твой инженер. С концами.

– То есть как исчез? Что с ним? – заволновалась Алла.

– Жена сказала: нету, когда будет – неизвестно, уехал, ничего не сказал. Была довольно вежлива, – пояснил Миша. – Теперь ищи-свищи.

– Вот это номер, – удивилась Алла. – Мы ему улику добыли, а он возьми и пропади. Ничего не понимаю. И не предупредил. Кто теперь докажет, что я его не грабила?

– Никто, – мрачно согласился Миша. – И я толком не знаю, может, и грабила, а мне наплела сорок бочек арестантов. И пакет заставила добывать с какими-то уликами. Инженера, может быть, давно убила и в землю закопала Вся информация – только на основании твоих слов.

– Стоп, мелькнула здравая мысль! – Алла прервала поток обвинений в свой адрес. – Что я никого не грабила, это я знаю, а вот насчет версии Шуры Костина – одни голословные заявления. Может быть, он водил меня за нос, велел сидеть тихо, ходить для него за пакетом – никто не знает, что за этим кроется. У меня был один источник информации – инженер Шура Костин! Теперь он пропал, а я осталась в розыске с кучей дурацких историй и без разумной помощи! Кроме тебя и мыслящих кристаллов…

– Не паникуй, Трехглазка, – возник Миша. – Ничего не потеряно, тебя пока не нашли, это хорошо. Я, так и быть, буду считать, что ты в ограблении не участвовала. Самое главное, что инженер не подвел тебя под монастырь. Пускай лучше исчезнет. А улика у нас останется. Так и быть, преодолею соблазн и не пойду к девушке Нине, подождет она с пакетом, а то как бы чего не вышло.

– Да, вляпались мы в историю, даже непонятно в какую, – покаянно сказала Алла. – Все очень в ней зыбко, и нет никакого желания копаться дальше. И куда он делся? Может, сбежал от подозрения? Может быть, не сбежал, а его секретно посадили? Или он сам раскрывает преступную сеть, или сплел с самого начала? Просто голова пухнет.

– Это у тебя мыслительные кристаллы не того качества, – посочувствовал Миша. – Ты переводи книжечку, а мы за тебя помыслим. За отдельную плату, со скидкой.

– Вы – это кто? – поинтересовалась Алла.

Часть вторая

Вечер в особняке

Зимным вечером, черным, как ночь, два человека сошлись для разговора в полутемном помещении. Основное здание двухэтажного особняка оставалось погруженным во мрак, лишь в приемной, ведущей в кабинет руководства, на столе горела сильная рабочая лампа и отражалась в полированной поверхности.

Оба собеседника расположились так, чтобы яркие снопы белого электричества миновали их лица, только изредка в круг света попадали руки, тянулись к хрустальной пепельнице и удваивались в блестящем зеркале столешницы.

Фигуры и лица упорно оставались в глубоком мраке, но не в целях маскировки. Пригласивший и приглашенный знали друг друга достаточно хорошо, время от времени у них случались общие дела, хотя ни один из участников их особо не афишировал. И встреча в полутемном элегантном особняке смогла состояться, когда рабочее население конторы разошлось окончательно, а охранники посмотрели сквозь пальцы на пришедшего, не спросили у него никакого удостоверения и не отметили визит в своем гроссбухе.

– Подведем некоторые итоги, – сообщил условный хозяин помещения. – Вы активно не советуете, и я понял резоны. Они убедительны, особенно письмо в стихах, полученное недавно. Подумать только, она пишет милые стишки: "Дорогой дружочек Валя, я пишу из Тенерифе, здесь на берег набегает изумрудная волна. Пальмы листьями трепещут, снега нету и в помине, а особенно приятно, что повсюду я одна!" Да, девочке надо было отдохнуть.

– Это не все. Пардон, что перебиваю, – заявил гость, пришедший в особняк неопознанным. – Мне не совсем ясно, на каких условиях мы работаем. Если вы поручаете дело мне, то к чему условия о включении в работу нашей прелестной поэтессы? Я бы обошелся без ее участия, если быть до конца честным. Я говорил, что в последнее время она не совсем надёжна, во-первых, потому что переутомилась. Во-вторых, осложнения в личной жизни. В-третьих, она всегда стремится повернуть дело по-своему. Я обожаю мое "прелестное дитя", дружу с ней лично всей душой, но дела предпочитаю врозь. В конце концов она как была, так и осталась дилетантом.

– Милейший друг мой, я не смею возражать, вероятнее всего, что вы правы на сто процентов, я скорее, прошу одолжения, чем предлагаю работу, – напомнил хозяин, но тон просьбы входил в противоречие с высказанным. – Однако хочу повторить просьбу. Мне будет приятно, если переговоры в их представительской части будет вести именно прелестная Катрин.

– А если прелестная Катрин пошлет меня к чертям? – спросил гость.

– Сделайте так, чтобы не послала. Не мне вас учить, любезный "дружочек Валя"! – улыбнулся хозяин.

– Тогда мне в принципе ясно, – без удовольствия признал гость. – Объявится человек, и я сделаю, что и как он велит. Платить будет он, говорить станет прелестное дитя, я намерен соблюдать строжайшую тайну и не стану совать нос. Но ручаюсь только за себя, предупреждаю заранее. Что касается милой Катрин, то она в любом случае выкинет какой-нибудь фортель, и я не намерен нести ответственности, будь то в стихах или в прозе.

– Разумеется, – кротко согласился хозяин. – Тем более, что ваши деловые контакты осложнились, не так ли?

– Вы правы, – согласился гость, далее пустился в разъяснения. – Она числилась, как дочернее предприятие, теперь мы решили разделиться. Сейчас уточняем формальности, она получает отдельную лицензию по профилю "социальной помощи" и станет действовать самостоятельно, хотя мы планируем взаимные бесплатные консультации. В одну телегу, знаете ли, «впрячь не можно коня и трепетную лань», как говорил поэт. У меня частный сыск, у нее дамские проблемы.

– Это вполне разумно. Пожалуй, мы обо всем договорились. Кстати, если возможно, то без необходимости не сообщайте милой Катрин, что поручение исходит от меня, – заметил хозяин на прощанье, провожая гостя к дверям.

– Как получится, – проворчал гость. – Ваша милая Катрин привередлива и может заартачиться. Однако я учту ваше любезное пожелание.

С этими словами гость закрыл за собою высокую резную дверь и стал осторожно спускаться по узкой деревянной лестнице. Благополучно закончив спуск, он расстался с полированными перилами и двинулся к выходу, ворча себе под нос.

– Темнотища, как у негра в анусе, лестницы, коридоры и лабиринты, дьявол знает, куда сейчас повернуть, еще и охрана свяжет, – бормотал он. – Совершенно бесплатно, извольте заметить, ходи тут по ночам, как домовой, плети заговоры и подай ему ассистентку. Совсем охренело ихнее превосходительство, потеряло чувство реальности.

Ткнувшись, как он предвидел, в пару глухих тупиков и закрытых дверей, гость особняка нашел нужное направление и оказался у выхода, точнее, у полированной стойки, за которой маялись двое ухоженных вежливых охранников.

– Вас ждут, – сказал посетителю один из них и указал на затемненную фигуру у высокого окна.

– Весьма польщен, – церемонно обратился уходящий гость в сторону окна. – И чем обязан?

– У меня машина на стоянке, – не представившись, сказал большой парень, продвигаясь к выходу. – Садись, обсудим, времени нет совсем, извини.

– По крайней мере оперативно, – произнес похвалу первый гость и не смутившись направился к выходу.

Комментарии от Екатерины Малышевой (Е.М.)

Мороз и солнце

Воркование телефона резко прервалось после второй попытки, и я снова закрыла глаза. В дело включился автоответчик и сообщил абоненту, что "меня нет, пожалуйста, оставьте сообщение после сигнала, в вашем распоряжении одна минута".

"Пускай сообщают, что им вздумается", – отметила я и закрылась одеялом с головой. Время было достаточно раннее, сон пока не выветрился, и сообщения с ним конкурировать не могли. Тем более в субботу, в относительном отпуске. Телефонный аппарат был предусмотрительно унесен на кухню с вечера и поставлен на автответчик, поскольку ни ночью, ни с утра я брать трубку не желала. Слава великому Богу, прошли времена, когда я вздрагивала от любого звонка и бросалась к телефону в надежде услышать заветные слова: "Прости. Я приду."

С тех пор остались неприятные чувства, направленные в основном на телефон, обманувший мои чаянья. Вследствии чего я сменила аппарат, теперь в доме обитало чудо техники с отдельной трубкой и автоматическим секретарем, он исправно фиксировал сообщения в мое отсутствие. Или потакал лени, как например сейчас, я предпочитала спать и никого не слушать. Однако о главной причуде автосекретаря я ухитрилась забыть.

Если извне приходило послание, то работящий "Панасоник" транслировал его вслух, будь то в отсутствии хозяйки или присутствии, он не разбирался. Наверное, надо было что-то отрегулировать, поскольку звуки знакомого голоса пробудили любопытство и оторвали от сновидений.

– "Мороз и солнце, день чудесный! Еще ты дремлешь, друг прелестный", – пророкотал агрегат голосом недавнего компаньона Отче Валентина. – "Пора, красавица, проснись!" Дальше мы с поэтом на пару, пока хватит твоей минуты. «Открой сомкнуты негой взоры» и непременно появись для неотложны разговоры. Иначе позвоню опять и буду вновь надоедать! Домой звони, а не в контору. Я буду терпеливо ждать.

Скорее всего, милый друг Отче Валентин продолжал бы нанизывать рифмы бесконечно долго, но минута истекла, и верный "Панасоник" отключил стихоплета от потребителя. Так повелось у нас с Валькой в деловых контактах, что во времена несогласий и неловкости мы переходили на стихи и изъяснялись преимущественно ими. Я даже, было дело, написала Валечке стихотворный привет с Канарских островов, куда летала подлечить здоровье после громкого скандала с компаньоном в сфере бизнеса. В прозе мы решили разделить фирму на вершки и корешки, в стихах оговорили детали и посильно подлатали отношения. При посторонних мы от стихов воздерживались, поскольку понимали, что выглядит это немного странно. Кстати, поэтическое послание с острова Тенерифе было моим последним приветом компаньону, после чего он длил молчание, скорее всего, собирался с рифмами.

И вот объявился в компании с Александром Сергеевичем, чтобы придать себе солидности, я так понимаю. Естественно, сон испарился, я потихоньку встала и не спеша приготовила себе кофе. За окном мела метель и закручивала снежные вихри в соответствии с другим произведением того же автора.

Пышное обращение подсказывало, что Валентин позволил себе оторвать абонентку от утренних снов не просто так, а по неотложной причине. "Будет знать, как совать людям (то-есть мне) в нос некомпетентность и малоумие," – злорадно думала я. – "Попомню ему прощальное слово, а именно "спи друг недалекий"!

Таким образом чертов сын напутствовал меня на отдых в сказочные Канары месяц с небольшим тому назад. На дорожку Валька перефразировал "Песнь о вещем Олеге" излюбленного автора. Там сказано по причине смерти коня: "Спи друг одинокий! Твой верный хозяин тебя пережил. На тризне уже недалекой…" А компаньон скомкал текст и выдал "недалекого друга". Мне не удалось достойно ответить, что меня терзало целый месяц на острове Тенерифе, где я покрывалась фантастическим загаром посреди зимы.

И вот он появился телефонно, мой милый недалекий друг, я вновь понадобилась, как я понимаю лично, а не по делам разделяемой фирмы. Что ж… Честно скажем, разделить нашу деятельность пора наступила давно, но на все имеются манеры. На то, как разбрасывать камни, и на то, как их собирать. Как делить деньги, персонал и аренду помещения. Опять же признаюсь, что временами я на общем "Аргусе" паразитировала и наводняла своими клиентками его помещения и компьютерную сеть. Однако половину прибыли честно отдавала. И довольствовалась темным закутком на задворках конторы, что сказывалось на бизнесе – ко мне приходили с частными проблемами элитные дамы и, случалось, крутили носами, будучи принимаемы в скромном помещении по соседству с противной Мальвиной, бывшей конторской девушкой. Валентин слишком поздно догадался сменить ее на умненькую Юлю, да и то жена заставила.

Стоп. На Тенерифе я побывала, следовательно, незачем возращаться к прошлым разногласиям и обидам. А то начну вспоминать, как летом меня покинул Гарик, и как плохо я это перенесла, пока не нашла более, чем сомнительное утешение. Сейчас я чувствую себя на уровне, можно отлично ставить условия компаньону, тем более, что я ему занадобилась рано поутру.

Прикончивши вторую чашку кофе, я набрала домашний номер Валентина, поздоровалась с супругой Мариной, осведомилась о дочке, затем попросила к переговорам главу семейства. Валька подскочил к трубке мгновенно.

– Ты мне звонил? Чего же боле! – продолжила я пушкинскую тему. – Что я еще могу сказать? Теперь в моей, ты знаешь, воле тебя презреньем наказать и продолжать бесстыдно спать. Но будучи великодушной и долгу дружества послушной, я прерываю сладкий сон в ответ на твой ненужный звон.

– Браво, прелестное дитя, я тронулся до слез, – ответил Валентин в прозе. – Прости, что пробудил так рано, но сообщить приятные новости хочется поскорей. Мы с тобой переезжаем в новое помещение, ты целиком, а я частично. Теперь арендуем флигель, где действовала домовая церковь, тебе причитается половина купола. Будешь принимать своих истеричек в роскошных покоях и платить за аренду со скидкой. Да, еще за компьютер с обслуживанием и за половину Юлечки. Идет?

– Недурственно, – я сухо одобрила роскошные перспективы и запросила уточнения. – Я правильно поняла, что мы будем как две фирмы под одной крышей? И я больше не младший компаньон, а самостоятельная единица со всеми вытекающими последствиями?

– Как было договорено, дитя, видишь, я постарался, – вкрадчиво проговорил Валентин, и я поняла, что это предисловие к основному разговору.

– Рада слышать, – признала я, соображая, как будет исполнена следующая фраза: в стихах или в прозе.