Выжигатель

***

Директор нашей ооошки дружил по бизнесу с генеральным маргаринового завода, тот был номером один в региональном списке крупной проправительственной партии. Партбилеты нам вручал лично директор в своём кабинете, нервно водя пальцем по списку. Мы, как лояльные сотрудники, были обречены на сезонную политическую массовку в обмен на продовольственный набор: майонез, маргарин и масло подсолнечное. Нас призывали голосовать сердцем и за насыщенные жиры.

Дополнительные калории были очень кстати, но я голосовал всегда за другого кандидата, пока того не убили. Власть не смогла ужиться с его популярностью, и кандидат «Против всех» был отменён высоким законодательным решением. Хоть в чём-то Россия переплюнула заокеанского наставника. У них пока убивали только реальных кандидатов и президентов, а у нас поквитались даже с виртуальным.

На очередной маргариновой тусовке, посвященной итогам политработы в регионе, мне на глаза попался свежий выпуск партийной газетки. В её передовице крупно анонсировался общепартийный съезд, который должен был состояться через месяц в столице. В повестке мероприятия значились: очевидные успехи на пути демократизации страны, противодействие реваншизму, дальнейшее укрепление партии, обмен мнениями по актуальным вопросам и халявная жрачка. Съезд планировался на два дня, приглашались региональные партактивы и заинтересованные рядовые члены. Отдельно были указаны VIP-участники. Среди фамилий ожидаемых партийных бонз, высоких чинов и олигархов я увидел фамилию Белёсого. Я на пару секунд замер, а очнувшись, быстро положил газету в карман.

Уже на следующий день я сообщил директору, что хочу принять участие в съезде.

«Дела в Москве?» – спросил он, не поверив в мою политическую зрелость.

«Просто интересно, да и дело-то нужное», – ответил я, как можно бесхитростнее.

Окончательно я развеял его сомнения, когда предложил поездку за свой счёт. Я прекрасно понимал, что на подобные мероприятия выделяют определённый бюджет, что он уже сформирован и списки составлены. Директор сразу повеселел и стал звонить на Маргаринку. Там ему ответили, что ещё одного можно, но без затрат, а приставной стул в зале найдётся. Взяв на себя повышенные обязательства перед поездкой, я вышел из кабинета директора с подписанным заявлением на отпуск без содержания.

Так у моего плана появился фундамент. Теперь нужно было расспросить коллег, уже посещавших подобные форумы.

***

У меня было несколько начатых, но не завершённых по причине нехватки опыта работ. «Машины на гоночной трассе», «Лунный пейзаж» и «Олениха с оленёнком». Местами они были запороты, но для тренировки с новым выжигателем подходили вполне.

Через USB-переходник я подсоединил длинный шнур и начал с «машинок». Работать с постоянным уровнем накала петли было сложнее, так как сила нажатия и время прожига играли теперь решающую роль. Сделать регулировку мощности в таком небольшом корпусе, наверное, было возможно, но у меня для этого не было знаний и материалов. Впрочем, я быстро приноровился и эти три работы, с приемлемым качеством, добил за неделю.

***

От бывалых партийцев я узнал, что открытию съезда предшествует процесс регистрации участников и он весьма продолжительный. Сначала сверяют данные паспорта и партбилета, потом ищут ф.и.о. в региональных списках. Если всё ок, то выдают бейдж участника, который становится пропуском на время съезда. Правда, несмотря на демократическую и либеральную ориентацию партии, пускают не везде. У VIP-участников свои помещения для отдыха, переговорные и туалеты. Просто так туда не пройти, не пустит охрана. Нужно предварительное согласование, да и визитёр должен иметь высокий статус в партийной иерархии. Охраны, как правило, не бывает много, но основная её часть будет сосредоточена около небожителей.

Я понял, что мой план, начавший обрастать рёбрами каркаса, грозил снова растечься киселём. Значит, придётся действовать на месте, то есть импровизировать. К сожалению, указанный в анонсе московский адрес был незнаком коллегам, поэтому первый день съезда предстояло по возможности максимально отдать изучению локации. Подспорьем мне также должна стать программка мероприятия – её выдают вместе с бейджем. Саму же акцию «на карандаш» я запланировал на второй день.

Мильёнщик (рассказ деда)

«Тоже под Сталинградом дело было.

Немцев из окружения уже выпускали.

Выходили они, руки вверх.

Бывало, зараз по целой роте сдавались.

Мы впереди стоим, досматриваем их.

Оружие – направо, фрицы – налево.

А дальше их конвойные уводят.

Ну, значит, подходят на досмотр немцы, человека три.

А один, как беременный, с брюхом.

На животе тряпки намотаны, руки сцепил, держит.

Мы сначала с опаской – может, мина или граната?

Да вроде не водилось такого за фрицами, чтоб себя подрывать.

Ну мы ему – показывай, что у тебя там?

А он ни в какую, руки не разжимает.

Силой уже начинаем, не даётся, гад!

Разозлились мы не на шутку.

Как дали ему прикладами по рукам!

А из-под тряпок у него портфель выпал.

Деньги из него повалились.

Много, рейхсмарки, ещё бумажные какие-то.

Рубли даже наши советские были!

А немец их собирает, аж трясётся.

Так его и отправили с портфелем.

Мужики потом рассказали.

Офицер это был, служил по хозчасти.

Смеялись ещё потом надо мной – поймал, мол, мильёнщика!»

Когда я впервые увидел диалог Данилы Багрова с американцем в фильме, ставшем культовым, то сразу вспомнил этот дедов рассказ. Деньги сильней этого фашиста тоже не сделали, и правды за ним не было и быть не могло, одна лишь животная алчность.

***

Отлежав ночь на боковушке, я вышел на мокрый перрон вокзала. Как обычно, Москва встретила своей фирменной неприветливой суетливостью. У большого электронного табло я стал дожидаться коллег из других вагонов. Собравшись, мы организованно двинулись за вожаком – крупной женщиной лет сорока пяти из отдела кадров маргаринового завода.

Наш адрес находился где-то в центре, в метро мы больше шли по переходам, чем ехали. Выйдя на белый свет, я сразу узнал искомое здание по партийной растяжке на фасаде. Это был небольшой трёхэтажный дом старой постройки. Поначалу я даже усомнился в его способности вместить такое количество людей. Но, подойдя ближе, разглядел, что к дальней его части примыкает длинное крыло, уходящее вглубь квартала.

Пересчитавшись у входа, мы зашли. В уютном фойе нас встретила миловидная девушка и проводила к гардеробу. Далее мы по стрелочкам пошли в самый конец здания, тот самый, из которого вырастал длинный аппендикс. Начинался он большим тамбуром, пересечённым вдали линией столов. За столами сидели такие же миловидные девушки, как и та, что встретила нас на входе. А пространство перед ними заполняли люди – человек триста таких же участников, как и мы. Наша вожачка и бывалые тут же встретили знакомых. Загудел традиционный «пчелиный рой» – обмен эмоциями и информацией, которые быстро забудутся. Я стоял с приклеенной полуулыбкой и ждал своей очереди на регистрацию. С документами было всё в порядке, мне выдали бейдж на ленточке и программку.

Зал оказался достаточно большой, он был вытянут в пространстве первого и второго этажей. Рассаживаться нужно было строго по региональному признаку. Нашей делегации достались места во второй части зала. Расположившись с самого краю, я начал изучать программу съезда. Основные моменты и протокольные голосования были назначены на первый день, а на второй, менее официозный, запланировали ответы на актуальные вопросы с их широким коллегиальным обсуждением в лучших демократических традициях. Также на каждый день было запланировано по две кормёжки фуршетного типа и два кофе-брейка, а ужин первого дня, по заверениям организаторов, должен будет пройти в сопровождении приятного живого вокала. Сам банкетный зал располагался рядом с нашим и являлся его геометрической копией.

Белёсый был заявлен спикером на оба дня, и это меня обрадовало. Я мысленно стал считать увиденных охранников: один в фойе, трое – в зоне регистрации; в зале мелькало пять-шесть человек в тёмных костюмах. Итого – десять, но основные силы ещё подтянутся вместе с випами.

Люди продолжали заполнять зал, незанятой оставалась примерно четверть. Играла бравурная музычка – гимн партии – и некоторые даже в такт шевелили губами. Для себя я решил, что выйду через двадцать минут после начала, благо до двери полтора метра. Уходить буду периодически, возвращаясь к моментам голосования. Легенду придумал простую – расстройство желудочно-кишечного тракта от волнения и недостатка политической сознательности. Для убедительности я готов был даже пожертвовать первыми кофе-брейком и фуршетом. Врочем, есть совсем не хотелось, меня била мелкая весёлая дрожь. Тем временем зал заполнился, а на сцену вышли главные участники мероприятия.

Началось.

***

Приехал я налегке. Кроме документов, денег и телефона я взял с собой щётку с зубной пастой, две пары носков, трусы, вилку USB-адаптера со шнурком, выжигатель и коньяк. Последний я залил в маленькую плоскую пластмассовую фляжку, она легко помещалась в заднем кармане брюк и походила в нём на записную книжку. Алкоголь я захватил в самый последний момент, интуитивно повинуясь старой русской традиции выпить перед делом.

Одевшись в универсальный маскировочный костюм офисного планктона – белый верх, чёрный низ, я стал неразличим в людской толпе, как ниндзя в сумерках.

***

Я еле высидел первые двадцать минут. Скроив болезненную гримасу, я сказал соседу, что выйду по нужде. Раздаточные блокнот и ручку я оставил на стуле и выскользнул из зала, словно меня тут и не было. Перед уходом я практически не слушал выступающих, только украдкой поглядывал на Белёсого и новых охранников.

За дверью стоял ещё один. Я покрутил головой в поисках нужного указателя и, не найдя, обратился к стражу. Тот молча подбородком указал на табличку «WC» в простенке между окнами. Ещё одно свидетельство нашей безоговорочной капитуляции. Следующая такая стрелка указывала на лестничный пролёт. Обозрев всю коллекцию «WC», я поднялся на третий этаж, напевая при этом папановское: «Летять уткы».

Туалеты находились прямо напротив выхода с лестницы. Тут скучал ещё один охранник, похоже, он отвечал за весь этаж в целом. Экспликация длинного крыла здания стала ясна: почти весь первый и второй этажи занимали зал для заседаний и банкетный зал с разделявшей их общей для всего строения лестницей, а третий этаж представлял из себя помещения кабинетно-коридорного типа.

Я толкнул дверь с «джентльменским» ромбиком. Шесть кабинок, шесть писсуаров, три раковины с общим зеркалом, две сушилки для рук, всё в плитке, в общем, обычный туалет. Одна из кабинок была открыта, и в ней возился какой-то дедок в спецовке. Нас было только двое, и я поздоровался, дедок в ответ лишь громыхнул инструментом.

«Странно, такое здание, а туалеты только на верхнем этаже», – констатировал я.

«А, всё тут через жопу», – беззлобно ругнулся тот в ответ.

После секундной паузы я предложил: «Коньяк будете?»

Дедок отделился от заунитазного хозяйства и поднял на меня свои мутные глаза. Я достал фляжку, открыл и протянул ему. По его лицу мелькнула тень разочарования объёмом, но он всё же сделал длинный глоток. Он вернул мне ёмкость, и я закрепил контакт теми каплями, которые в ней остались.

«Каляныч!» – сказал дедок, подавая руку.

Каляныч

Ему было пятьдесят лет. Он не был дедом ни в возрастном, ни в генеалогическом плане. Каляныч выглядел на неопределённые шестьдесят плюс и в этом был моим антиподом. В здании он выполнял роль сантехника, электрика и иногда сторожа. Раньше здесь располагалось НИИ автоматики, на всех этажах которого были кабинеты, лаборатории и, конечно, туалеты. Каляныч тогда работал младшим научным сотрудником и занимался какой-то мудрёной проблемой. Метаморфозы в жизни НИИ и Каляныча прошли параллельно и в одну сторону – на слом. Он и не заметил, как судьба его срослась с этим зданием, как он стал его духом, его домовым. Каляныч знал, куда и откуда идёт любая здешняя труба или провод. Новые хозяева, когда делали перепланировку, активно с ним консультировались. За эти знания его и оставили, несмотря на угрюмый нрав и алкоголизм.

Жил Каляныч тут же. С внутренней части здания у торца был вход в небольшое подсобное помещение. Здесь Каляныч обустроил свои апартаменты: поставил диван, одёжный шкаф, маленький телевизор, на окно накинул занавеску. Из удобств был отдельный пенал с толчком и раковиной, ему этого хватало. Внутри здания также был предусмотрен вход в его берлогу, но о нём, кроме Каляныча, не знал никто. Оставшимися после ремонта листами гипсокартона он заслонил эту дверь, но с тем расчетом, чтобы её можно было открыть изнутри и протиснуться.

Встреча с Калянычем стала не иначе как настоящим подарком для меня.

***

Я два раза сгонял на голосование, прерывая неспешный разговор с Калянычем. Из-за различных накладок времени на «за» ушло больше, чем отводила программа съезда. Поэтому третий свой выход я спланировал с поправкой и не угадал, так как столкнулся на лестнице с нашей монументальной вожачкой. Она недовольно зыркнула глазами и, шипя, стала мне высказывать, что с таким, пардон, кишечником надо дома сидеть, а не ездить на серьёзные мероприятия. Я, смиренно прослушав отповедь, через полминуты ойкнул и скрылся за оберегом ромбика.

Каляныч с ремонтом тут застрял на целый день, а вечер мы уже договорились провести у него, с меня – поляна. Ещё я от него узнал про видеонаблюдение, которое начисто упустил из виду. Оказалось, что подключенных камер совсем немного и основное их количество находится в коротком крыле здания – «барской усадьбе», как называл его Каляныч. Там размещались офисы собственников, переговорные, VIP-номера для гостей и прочее, даже небольшой бассейн с сауной и душевыми на первом этаже. И именно там будут отдыхать Белёсый со товарищи в перерывах между выступлениями. Также открытием стало, что в зале за сценой смонтирована скрытая лестница, ведущая на третий этаж, в обособленную его часть, соединённую с коротким крылом здания.

Это означало, что объект я смогу видеть только на сцене, а физический контакт исключается. Была, конечно, малая вероятность того, что его на фуршете потянет «в народ», но я не представлял, как реализовать задуманное в таком скоплении людей и охраны. Время как раз шло к ужину, и пропущенные сеансы кормёжки стали давать о себе знать. Я, тепло попрощавшись с Калянычем до скорой встречи, побежал на закрытие официальной части первого дня.

В зале было душновато. Лица людей покрыл характерный налёт заморённости, возникающий тогда, когда их надолго оставляют в замкнутых пространствах с массой себе подобных. Охранники тоже подустали и подрасслабились – день проходил без эксцессов. Белёсый сидел, напустив на себя отстранённый и задумчивый вид. Наконец последовало приглашение на торжественный ужин. Оно было встречено громкими аплодисментами, выражающими чувство всеобщего облегчения.

Фуршет и вправду был неплох – масса мелкой разнообразной закуски и море напитков, в том числе алкогольных. Я накинулся на еду, и меня тут же «срисовала» наша кадровичка. Подойдя, она сдержанно поинтересовалась моим самочувствием и настоятельно рекомендовала умерить аппетит и не провоцировать организм, ведь завтра ещё целый день напряжённой работы. Я жевал и кивал, осматривая пространство банкетного зала со сценой у дальней стены. Оттуда донеслась музыка, и моя надзирательница откочевала поближе к источнику звука. Приятным живым вокалом оказалась попсовая певичка, уже примелькавшаяся на телеэкране. Она тоже была членом партии и дарила сейчас свой талант всем нам с особым чувством. Убедившись, что членство в рядах ей таланта не прибавило, я ушёл сытый и не прощаясь.

Продуктовый магазинчик, о котором мне рассказал Каляныч, нашёлся довольно быстро. Я взял две белой, хлеба, колбасы, сыра и маринованных огурцов, и через полчаса Каляныч услышал мой условный стук в ржавую дверь своей каморки.

***

Сам я пью мало и в компании всегда стараюсь не напиваться. Очень уж не люблю это ватное состояние с приливами дурноты. Я просидел всю ночь с одним стаканом, механически поднося его ко рту в моменты синхронизации с Калянычем.

Каляныч оказался отличным мужиком – руки у него были на месте, мозги ещё не пропиты. Как знать, не сломайся тогда его жизнь, может, изобрёл бы он в своём НИИ какую-нибудь машину времени или счастья для всех и даром? А сейчас он пил водку и показывал мне свои расчёты и схемы двадцатилетней давности. Я ничего не понимал и лишь пытался не уснуть. Спать я боялся, зная, что в таком случае проворочаюсь всю ночь под гнётом сомнений, а утром откажусь, отрекусь от поступка.

Схемы Каляныча на старых тетрадных листах в клетку отвлекли и отрезвили меня. Я задумался над своим планом действий. Очевидно, что нужно было попасть в «барскую усадьбу», причем на длительное время. Я спросил об этом Каляныча напрямую.

«Не вопрос, завтра сходим, посмотришь, как они там устроились», – спокойно ответил он.

***

У Каляныча был напарник Саша на те случаи, когда одному работать совсем несподручно. Привлекался он к работе крайне редко, так как Каляныч был одиночкой. Они заранее созванивались, и Саша приезжал к назначенному времени. Он переодевался во второй комплект спецодежды, который висел в шкафу у Каляныча, а затем они брали инструменты и шли на аварийно-профилактические работы.

Для пропуска в короткое крыло Саше сделали служебное удостоверение, которое он хранил в той же спецовке, в миру оно было ему ни к чему. Я, конечно, не видел Сашу в жизни, но на маленьком чёрно-белом прямоугольнике был запечатлён какой-то размытый фоторобот. Видимо, Саша привёз ту свою фотографию, которую смог найти дома, а само удостоверение пришлось делать ввиду экстренной аварии в здании, и было не до посещения фотосалона.

Это был тот редкий случай, когда мне помогли наши русские авральщина и безалаберность. Достаточно мне было немного нахмурить брови, и я становился Сашей на удостоверении, а с нижней частью лица можно было совсем ничего не делать – там синело полукружие печати.

Завтра утром я так же сбегу через двадцать минут после начала, но только к потайной двери, которая находилась в закутке за банкетным залом. Ночью с Калянычем мы аккуратно, насколько позволяло наше состояние, отрепетировали вход и выход через неё, стараясь не уронить листы гипсокартона. С девяти до десяти утра Каляныч будет держать дверь незапертой и ждать меня. Видеокамерами и датчиками эта часть здания как раз не простреливалась, и завтра нужно будет только улизнуть от охранника в коридоре.

***

Всё-таки по ночам надо спать. Только я присел на своё место с краю, как глаза стали слипаться сами собой. Особенно этому способствовал протокольный бубнёж выступающего. Надо было взбодриться, и я достал из кармана околпаченный выжигатель. Это мне помогло, стала подкатывать мелкая нервная дрожь.

Я вышел через полчаса, на этот раз ничего не сообщая соседу. Пройдя мимо охранника, я завернул к лестнице и на первой ступеньке изобразил сценку «развязался шнурок».

Из коридора раздался шум голосов. Я быстро выглянул – из зоны регистрации шла группа опоздавших участников. Дело понятное, не хватило вечером на фуршете, и они пошли догоняться в неформальной обстановке, а утром еле встали, если вообще ложились. Охранник активизировался и, повернувшись к гулякам лицом, жестами стал их призывать к тишине и организованности.

У меня было несколько секунд. Выйдя с лестничной площадки, я быстрым шагом пошёл по коридору вдоль банкетного зала. Его двери были ещё закрыты, и меня никто не увидел. Я нырнул в тень закутка, прижался к стене и прислушался. Хлопнула дверь – это охранник запустил опоздавших, всё это время он был ко мне затылком.

Я, осторожно придерживая гипсокартон, открыл дверь на минимально необходимую ширину и, щемясь по сантиметру, проник в дверной проём. Уже изнутри я рукой взялся за кромку гипсокартона и стал его подтягивать на стену, пока позволяла толщина запястья. Закрыв дверь, я тихо поздоровался с Калянычем. Ночные посиделки, отягощенные алкоголем, внешне никак на него не повлияли. Пока Каляныч заваривал чаёк, я переоделся в Сашину спецуху. Убрав выжигатель в передний карман штанов, я прикрыл его сверху длинной робой. Я оглядел себя в мутном зеркале и немного покривлялся, развернув Сашино удостоверение. Мы быстро почаёвничали с бутербродами из остатков хлеба и сыра и пошли. Для усиления маскировки Каляныч выдал мне панаму, заляпанную извёсткой и штукатуркой. Как молодой и малоопытный, я тащил тяжёлый ящик с инструментом.

Охранник на входе лишь вскользь мазнул по мне и корочкам взглядом.

«Шевелись, Сашок!» – прикрикнул на меня Каляныч, который шёл впереди.

Я убрал удостоверение в карман и припустил вдогонку. На часах было 10:15, когда мы вошли в «барскую усадьбу».

***

Устроились они тут действительно неплохо. Разница в уровне ремонта и отделки была видна невооружённым глазом. Сперва мы посетили отсек для водных процедур на первом этаже. Каляныч небрежно ходил по эксклюзивной итальянской плитке и снимал декоративные панели, скрывающие переплетения труб. Я следовал за ним в ранге оруженосца сантехника. Профилактический осмотр показал, что всё в норме, и мы пошли на второй этаж. Охранники не обращали на нас никакого внимания, и я почти успокоился.

VIP-уборная тоже отличалась сдержанной роскошью. Просторный холл с правой стороны обрамлялся зеркальной стеной практически от пола до потолка. Слева в ряд стояли пять кабинок, хотя кабинками их можно было назвать лишь условно. Это были отдельные помещения со звукоизоляцией и вентиляцией, и их двери из дорогих пород дерева открывали для избранных вход в персональный санитарно-гигиенический рай. Справив нужду, важная персона могла полностью увидеть свое отражение в зеркале и окончательно привести себя в порядок.

Мы зашли в дальнюю из кабинок. Закрывая дверь, Каляныч достал из ящика табличку «Ремонт» и повесил её на ручку. Табличка сохранилась с незапамятных времён и резко диссонировала с этим интерьером. Следующим «актом протеста» стало распитие чекушки водки, извлечённой Калянычем из внутреннего кармана. Я понял, что данный ритуал Каляныч проводит здесь не в первый раз. Наверное, с этой частью здания у него были связаны другие ассоциации, и он упорно отстаивал своё право на них.

По программке кофе-брейк должен был начаться через двадцать минут, а Каляныч стал собираться на третий этаж, там у него были дела по электрике. Я упросил Каляныча оставить меня здесь, сославшись опять на беспокойство в животе. Каляныч кивнул, сказал, чтоб я не высовывался и периодически позвякивал ключами.

Я прикрыл дверь, оставив небольшую щель, и разложил на полу содержимое ящика. Рядом с раковиной была розетка, в неё я воткнул адаптер с выжигателем. Я сел на элитный, словно выточенный из куска камня унитаз и стал ждать.

***

Я сидел на унитазе стоимостью три тысячи евро и думал: «Откуда берутся они – эти люди с начисто заросшим пупком? Вся их жизнь похожа на трудные затянувшиеся роды. Они выходят поперёк своей Матери-Родины, разрывая ей лоно и выламывая кости. Но они не чувствуют её боль, наоборот, это им неудобно в ней, это она виновата. Она знает, что виновата, знает, что они ненавидят её. И продолжает любить их тяжкой материнской любовью. А они, как чужие из дурацкого фильма, всё выходят, и нет им конца».

***

Доводной механизм двери сработал почти бесшумно, но я вздрогнул, как от выстрела. Невидимый мне посетитель зашёл в одну из кабинок. Я подопнул гаечные ключи, разложенные на полу, включил воду, подошёл к двери и посмотрел в щель. Пять минут тянулись, как нуга, пока не щелкнула дверь кабинки, выпуская посетителя. Я отстранился, а через секунду приник к щели снова. Волна предательского облегчения прошла по всему телу – не он. Но тут я услышал, что незнакомец, выходя из туалета, обменялся любезностями с кем-то в дверях. Я понял по мелькнувшей в щели светотени, что зашёл человек. Он встал в центре холла и несколько секунд смотрел на себя в зеркало.

Это был Белёсый!

Меня бросило в жар, казалось, я сам стал выжигателем, а его петля пульсирует в моей голове. Я вынул чуть тёплую трубку из адаптера и резко вышел. Белёсый медленно обернулся.

Удивление на его лице быстро исчезло, когда он увидел на мне спецодежду. Но, уже отворачиваясь к зеркалу, он всё же заметил в моём кулаке маленькую алую точку.