bannerbanner
Капитал (сборник)
Капитал (сборник)

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
8 из 9

Иванова. Конечно. Обрезка, седьмые – это же не занятия…

Иванов. Да я понимаю. Но все-таки… знаешь…

Иванова (смеется). Ты сегодня чего-то какой-то решительный!

Иванов (усмехаясь, поправляет галстук). Да уж…

Человек в очках (тем временем, порывшись в шкафу, достает зеленую папку с какими-то бумагами). Так… это есть…


Открывает папку, быстро просматривает бумаги.


Иванова. Вить, сделай мне сзади…

Иванов. Ага.


Подходит к ней, берет фен и сушит ей волосы на затылке. Человек в очках тем временем что-то пишет в бумагах.


Иванова. Не торчит сбоку?

Иванов. Нет. Тут торчать-то нечему. Стрижка как у рекрута.


В молчании проходит несколько минут, потом человек в очках подносит папку Ивановым.


Иванова (выключая фен). Хватит, все сухо…

Человек в очках. Танюш… вот здесь…

Иванова (листает страницы бумаг, лежащих в папке). Так… это, значит, все по Ваське и по седьмым…

Человек в очках. Не только, Танюш. Тут вот там… посмотри… вот, видишь.


Показывает ей в папке.


Иванова. Ну… это не наши дела. Это посох.

Иванов (подходит, смотрит в папку). Посох? А мы при чем?

Человек в очках (волнуясь). Ребят, ну мы же тогда, в январе, обсуждали… посох идет по третьему, Танюша у нас доверенное лицо, значит…

Иванова (перебивает его). Значит, можно мне совать чужое?

Человек в очках. Как чужое? Танюша! Это же обсуждалось! Я тогда спросил Реброва – как быть с совместителями? Он сказал – Румянцева берет слово обратно. Ты не помнишь разве?

Иванова. Ничего не помню!


Достает из кармана ручку и подписывает документы по очереди.


По Ваське я подпишу… по седьмым подпишу… семеновскому подпишу… обрезку подпишу… а с посохом, дорогой, разбирайся сам.

Человек в очках (в сильном волнении). Как – сам?! Как сам?! Танюш! Это же…

Иванова (раздраженно). Что – Танюш! Как подписывать, так сразу – Танюш! А как фонды – так товарищ Николаева!

Иванов. Наташа права, Виктор Петрович. В прошлом месяце мы к тебе два раза ходили. И что? Ничего. А как вам приспичит – так вынь да положь.

Иванова. Мы вон с Борисом Иванычем тогда три часа просидели, ждали, когда этот ваш Морозов соизволит появиться. Сидим как дураки! А сейчас я почему-то должна брать на себя ответственность. Морозов-то не спешил с Магнитогорском! Тянули, тянули до осени, а в октябре уже и надобность отпала…

Иванов. Точно. Тянут, тянут, а нам потом на коллегии париться.

Человек в очках. Ребята! Но при чем здесь Морозов?! Я же не с ним составлял, а с Коломийцем! Я же…

Иванова (резко). Да! С Коломийцем! А он потом по обрезке нам так подгадил, Люба вон всю неделю не спала, с черными глазами ходила, все пересчитывала! Коломиец! Он Боброву подсунул решение, а сам – в санаторий и тютю! Пиши, губерния! Коломиец мне еще при Крылове пакостил, а Андрееву улыбался как ни в чем не бывало! Не подпишу! Из принципа не подпишу!


Передает папку человеку в очках и отходит к стене.


Человек в очках. Танюша! Танюша! Ребята! Вы что – серьезно?!

Иванова. Абсолютно!

Иванов (усмехаясь). Серьезнее некуда…

Человек в очках. Ребята! Ну что мы с вами – бюрократы?! Из-за паршивой подписи торговаться будем?!

Иванова. Ничего себе – паршивая подпись! Да из-за посохов Крыленко сняли – и не пикнул никто! Я подпишусь, а через полгода, когда седьмой, пустят меня с Борисом Иванычем в мясорубку?! И прощай тогда и Васькины разработки, и серийный, и отчисления! Здорово! А ты, голубчик, руками разведешь и скажешь Серегину: “Алексей Иваныч, а я тут при чем! Это Николаева подписывала: с нее и спрос!”

Иванов. Точно…

Человек в очках. Да что ты говоришь, Танечка, как ты можешь?..

Иванова. Могу! Я двадцать три года с Коломийцем работаю и знаю, что говорю. Подписывать чужую ведомость – преступление.

Человек в очках. Но это же не чужая ведомость! Коломиец – свой человек, он поймет! У меня же безвыходная ситуация!

Иванова. У меня тоже. Сережа меня поймет и сердиться не будет. А ты не кричи. Безвыходных ситуаций не бывает.

Человек в очках (в отчаянии бросает папку на пол). Поймите вы! Если сегодня не подписать, вся наша затея полетит к черту! Поймите!

Иванова. Не наша, а твоя.

Человек в очках. Зачем же тогда ты обещала?! Обещать – это честно, по-твоему?! Честно?!

Иванова. Я обещала, когда ты просил за большие! Вот когда я обещала. Больших теперь не видно! Ты меняешься – тебе можно, а мы должны ваши дела своей грудью закрывать!

Иванов. Во-во… как Матросов на амбразуру…

Человек в очках. Да я же не сам зарубил большие! Не сам! Это Лохов с Бобровым! Не я же!

Иванова. Да какая разница мне, кто зарубил?! Ты понимаешь, что я как коммунистка подписывать чужое распоряжение не имею права?!

Человек в очках. Но я же тоже коммунист. Таня! Я тоже отвечаю за седьмой и за семеновскую! И за посохи не только вы себя подставите, но и я. Я!

Иванова (нетерпеливо машет рукой). Слушай, мне надоело! Я сказала: не подпишу, – значит, не подпишу. Точка.

Человек в очках. Ну и что мне делать?!

Иванова. Подожди Алексеева. Он подпишет.

Человек в очках. Но Алексеев будет только через неделю!

Иванов. Ну что же мы можем, мы же не можем его поторопить.

Иванова. Я лишь могу завизировать по третьему у Бориса Иваныча. Вот все, что я могу в этой ситуации…

Человек в очках (в отчаянии). Но ведь это же свинство!

Иванова. Это все, что я могу. Все.

Иванов. Она же не Алексеев, в конце концов…

Человек в очках. Но это же свинство! Чистое свинство!

Иванова (резко). Вот что! Хватит орать! Я и так с этими ведомостями из кожи лезу ради тебя и твоей лавочки! Я сказала: не подпишу, – значит, не подпишу! Все! Вопрос закрыт!

Человек в очках. Постой… Таня! Нельзя же так! Ну подумай, как так можно! Мы же друзья, в конце концов!

Иванова. Друзья! Друзей так за горло не берут!

Иванов. Друзей, брат, не подставляют…

Человек в очках. Да кто вас подставлять собирается?! Я же за все отвечаю! Я! Я!

Иванова. Хватит! Надоело! Я сказала – вопрос закрыт! Все!

Человек в очках. Как все? Как все?!

Иванова. Вот так! Или жди Алексеева, или иди к Коломийцу с докладной. А меня оставь в покое. Все!

Иванов. Ну действительно, старик, ну что ты навалился на Танюшу, как медведь? Подпиши да подпиши! Во-первых, она все-таки женщина. Что она, должна на эту банду с голыми руками идти? Такое говно, как Коломиец, просто так не объедешь. Она подпишет, а потом – на плаху, да?

Человек в очках. Но мы же все ее поддержим! Все! И я, и Серегин, и Александров! И Алексеев тоже поддержит, я с ним поговорю.

Иванова. Вопрос закрыт! Все! Хватит! Я тебя не слышу!

Человек в очках. Танюш, ну погоди…


Опускается на колени.


Ну хочешь, я тебе чего-нибудь сделаю… поцелую тебя… куда-нибудь?

Иванова. Ты что, совсем спятил?

Иванов (смеется). Ты, брат, уж совсем того…

Человек в очках. Ну подождите, погодите…


Голос его дрожит.


Иванова. Чего ждать-то? Прошлогоднего снега?

Иванов. Нам, брат, ждать нечего. У нас дел по горло. Вздохнуть некогда.

Человек в очках. Я вам денег дам. Много денег. Я дачу продам.

Иванова. Совсем со страху спятил!


Хочет уйти.


Человек в очках (хватает ее за ноги). Умоляю, не уходи! Умоляю! Танечка! Только не бросай меня!

Иванов. Ну что ты… не знаю прямо…

Человек в очках. Не уходите, ребята! Прошу вас, умоляю! Не бросайте меня!

Иванова. Раньше надо было думать.

Человек в очках. Танюша… ну… хочешь, я тебе свою жену отдам? Или сестру? У меня сестра Надя, ей 42 года!

Иванов (смеется). Сестра! Нашел, что предлагать!

Человек в очках. Она хорошая, она очень хороший, порядочный человек, ребята, с ней можно делать все, что захотите! Она на все согласна! Ей можно лить мед за ворот… или палкой бить по спине! Можете ей в жопу чего-нибудь засунуть! Очки, например!


Ивановы переглядываются.


Иванова. Ты что? Действительно с ума сошел?

Иванов. Может, тебе доктора позвать?

Человек в очках. Да нет… не надо.


Плачет.


Танечка… ну… подпиши… ради Христа… подпиши…

Иванова. Вот-вот, Христа еще вспомни. Как меня подставлять – не помнил Христа, а теперь вспомнил!

Человек в очках. Танечка! Ну прости меня за все! Я исправлю все! Подпиши, я все исправлю! Коломийца я возьму на себя, я его убью, гада ебаного, только подпиши!

Иванова. Все, до свидания.

Человек в очках. Нет! Нет, нет! Не бросайте меня! Умоляю! Умоляю!


Ивановы уходят.

В помещении появляются шесть поваров в поварских колпаках. Они хватают человека в очках, раздевают его, связывают, затыкают ему рот толстой морковью. Затем замешивают тесто, раскатывают его огромной скалкой, насвистывая веселую мелодию. Голый человек в очках лежит на полу и стонет. Повара подсоединяют газовый баллон к громадной газовой плите, ставят на нее чан с водой, кидают в воду соль и лавровый лист. Затем обмывают человека в очках из шланга, солят его, перчат и закатывают в тесто. Получается громадный пельмень. Когда вода закипает, повара опускают пельмень в чан. Пельмень варится. Затем повара вынимают его, кладут на серебряное блюдо, укрепленное на изящной тележке, снимают свои фартуки и колпаки, надевают белые перчатки и везут тележку по длинному коридору, насвистывая все ту же мелодию. Коридор кончается, упираясь в красивую дверь в стиле ампир, повара открывают ее и ввозят тележку в небольшой, но богато отделанный зал. Посередине стоит стол, роскошно сервированный на двоих. Марк в белом фраке и Наташа в вечернем платье.


Шеф-повар. Марк Сергеевич, горячее.

Марк. Подавайте.


Повара режут пельмень и подают к столу.


Наташа. Как красиво! Что это, Марк?

Марк. Русский пельмень.

Наташа. А с чем?

Марк. С нашим общим знакомым.

Наташа (непонимающе). С каким еще знакомым?

Марк (поварам). Вы свободны.

Шеф-повар. Марк Сергеевич, когда прикажете подавать десерт?

Марк. Я позвоню.

Повара выходят.


Марк (наливает Наташе и себе водки). Под пельмени лучше всего пить что?

Наташа. Водку, конечно… но погоди, я не поняла насчет общего знакомого.

Марк. Попробуй, тогда поймешь. Давай выпьем.

Наташа. Марк, ну скажи сначала.

Марк. Угадай.


Поднимает рюмку.


За твои прелестные губки, которыми ты не говоришь ни по-русски, ни по-английски. Чтоб они цвели, как майская роза, чтоб они были всегда свежими, как устрицы из Лозанны, и… и… чистыми, как помыслы младенца.

Наташа. Хулиган.


Чокаются, пьют.


Наташа (вздрагивает). Ой! Знаешь, каждый раз после водки я… это, просто умираю!

Марк. Почему?

Наташа. Даже не знаю почему! Адский напиток!

Марк. Тебе не нравится водка “Абсолют”?

Наташа. Ты же знаешь – водка не мой напиток.

Марк. Дорогая, но шампанское к пельменям – все равно что ликер к устрицам.

Наташа. С тобой невозможно спорить.

Марк. Ты не спорь, солнышко, а ешь.

Наташа (пробует). Ммм… Что-то необычное… с чем этот пельмень?

Марк. Я тебе говорю – попробуй получше и сразу угадаешь.

Наташа (ест). Там внутри не фарш, а куски какого-то зверя. Правильно?

Марк. Молодец! Остается только угадать, какого зверя. Давай по второй.


Наливает водки.


Наташа. Теленок?

Марк. Ну, солнышко, я не настолько банален, чтобы кормить мою любовницу телятиной.


Поднимает рюмку.


Твое здоровье, дорогая.


Чокаются, пьют.


Наташа (после выпитой рюмки машет ладонью перед ртом). Ооооо! Какая все-таки это гадость – водка! Какой мудак ее изобрел?

Марк. Не могу ответить точно. Но уверен, что он был достойным человеком.

Наташа. Я б его повесила… или нет, закатала бы в бочку с водкой и бросила в море!

Марк. Какая ты у меня кровожадная.

Наташа. Ну правда ведь каждому дураку понятно, что лучше и красивей шампанского в мире нет ничего!

Марк. Ладно, Бог с тобой, пей свое шампанское.


Наливает ей шампанского. Чокаются, пьют, едят.


Наташа. Да, сейчас я чувствую, что это не теленок.

Марк. А кто?

Наташа. Косуля?

Марк. Нет.

Наташа. Кабан?

Марк. Нет.

Наташа. Олень? Лось?

Марк. Не олень и не лось.

Наташа. Марк, ну кончай придуриваться, скажи: кто это?

Марк. Я могу лишь тебе подсказать – это наш общий знакомый.

Наташа. Собака?

Марк. Нет.

Наташа. О боже! Это мой жеребец?! Гурам?! Я тебя убью!

Марк. Успокойся, твой жеребец спокойно жует свой овес на конюшне.

Наташа. О Боже мой…


Вздыхает.


Ты хочешь меня угробить сегодня. Не буду я ничего отгадывать! Сам скажешь. Дай закурить.

Марк. Кури на здоровье.


Дает ей закурить.


Наташа (встает, идет по залу). А здесь уютно. И часто ты водишь сюда своих любовниц?

Марк. У меня нет любовниц. У меня есть жена и есть ты.

Наташа. Все новые русские так говорят!

Марк (встает, подходит к ней, берет ее за запястья). Я – не все.

Наташа (с улыбкой). Правда?

Марк. Я не все. Запомни это, Наташа. Я единственный.

Наташа. Мне больно.

Марк. Я очень прошу тебя – запомни.

Наташа. Ну больно же… отпусти!


Марк отпускает ее.


Наташа. Иногда мне кажется, что ты сумасшедший.

Марк. Давай еще выпьем. С тобой всегда как-то удивительно хорошо пьется.

Наташа. А еще что со мной хорошо делается?

Марк (наливает ей шампанского, себе водки). Ну, об остальном я вообще молчу.


Чокаются.


Марк (после долгой паузы). Я люблю тебя, Наташа.


Они целуются.


Наташа. Ты действительно очень странный.

Марк. Почему ты не носишь мое платье?

Наташа. Как не ношу? А позавчера?

Марк. Надевай его каждый раз. Каждый раз.

Наташа. Ну… милый… если я буду его надевать каждый раз, я быстро надоем тебе.

Марк. Ты никогда не надоешь мне.

Наташа. Знаешь… это глупо, но с тобой себя чувствую как девочка.

Марк. Это хорошо.

Наташа. Не знаю, хорошо это или плохо. Но у меня раньше такого не было. Ни с кем.

Марк. У меня тоже не было ни с кем, как с тобой.

Наташа. За что выпьем?

Марк. Чтоб всегда быть вместе.

Наташа. Давай.


Пьют.


Наташа (возвращается к столу, ест стоя). Марк, ну не будь врединой, скажи, с чем этот пельмень?

Марк. С твоим отцом.

Наташа. Правда?

Марк. Правда.

Наташа. Не верю. Перекрестись.


Марк крестится. Наташа смотрит на него, бросает тарелку на пол и с визгом кидается Марку на шею.


Наташа (восторженно, смеясь). Марк! Марк! Ой, Марк!

Марк. Вот тебе и Марк!

Наташа. Ой, я не верю! Все-таки ты врешь! Скажи, что врешь!

Марк. Ну что мне – второй раз креститься?

Наташа. Врешь, врешь, врешь!


Марк освобождается от ее объятий, подходит к пельменю, берет большой нож, примеривается и отрезает угол от пельменя; снимает тесто, под которым оказывается голова человека. Марк поднимает голову серебряной лопаткой и ставит на пельмень. Наташа подходит и смотрит на голову.


Марк. Ах да. Он же очки носил.


Вынимает из кармана стильные очки в золотой оправе и надевает на переносицу мертвеца.


Вот. Золотых у твоего отца не было, но это непринципиально.

Наташа. Теперь верю. Это папаша. Марк! Блядь! Как ты любишь сюрпризы!

Марк. Моя слабость.

Наташа. Погоди… ой… я же съела уже два куска!

Марк. Что, тебе плохо?

Наташа. Не пойму…

Марк. Тошнит?

Наташа. Вроде… нет.

Марк. Ну и слава Богу. Давай еще закусим.

Наташа. Подожди…


Икает.


Ой, блядь!


Смеется.


Марк, я с ума сойду с тобой!

Марк. Не сойдешь. Ты сильная.

Наташа. Тебя надо изолировать от общества!

Марк. Только вместе с тобой, солнышко.


Целует ее.


Наташа. Ой, это полный пиздец!


Смотрит на голову.


Папаша!


Смеется.


Папаша, блядь! Третьего дня со мной по телефону говорил: “Наташка, привези мне картошки. И молочка”.

Марк (целует ей руки). А ты что, рыбка?

Наташа. А я Любке перезвонила, говорю: Любаня, ты младшая сестра, у тебя ноги постройнее, грудь потверже, так что дуй на рынок папе за картошкой.

Марк. А она?

Наташа. Отвезла. Налей мне шампанского.


Марк наливает шампанского.


Марк. Силь ву пле, мадам!

Наташа (смеется). Наташка, привези картошки! Не могу! Привези молочка!


Расплескивая шампанское, садится на пол.


Марк, я обоссусь от смеха! Картошки! Ха-ха-ха! Я умираю! Ха-ха-ха! Молочка! Ха-ха-ха!


Ложится на пол.


Марк (садится рядом с ней). Тебе смешинка в рот попала.

Наташа. Марк! Ну это же пиздец! Марк!

Марк. Смотри, воздухом подавишься.

Наташа. Марк! Марк! Ха-ха-ха!

Марк. Рыбка, ты простудишься.

Наташа. Ха-ха-ха!

Марк. Наташенька, побереги себя.

Наташа. Ой, дай мне руку. Ха-ха-ха!


Марк помогает Наташе встать.


Наташа (берет со стола салфетку, прикладывает к глазам). У меня уже тушь потекла. Досмеялась… Ха-ха-ха!

Марк. Ты так классно смеешься.

Наташа. А плачу?

Марк. Тоже классно.

Наташа (успокоившись, смотрит на голову отца). Да. Сказали бы мне, школьнице, что я съем своего папу.

Марк (трогает ее ноги). Жаль, что я не знал тебя школьницей. Очень жаль.

Наташа. Я бы тебе точно не понравилась. Я была такой серой мышкой. Вообще все мое детство какого-то серого цвета. Как северное небо зимой.

Марк. Ты жила на севере?

Наташа. Да. В военном городке. С папашей прапорщиком.

Марк. А мать?

Наташа. Умерла, когда мне было три года. От почечной недостаточности. Так что меня воспитывали папа и Родина.


Встает.


Серое, серое. Все серое. Папаша перегородил комнату платяным шкафом, и я спала за этим шкафом. А он водил к себе баб. Жен летчиков их полка. Летчики уходили в ночные полеты, а жены еблись с моим папашей. Я этого не понимала сначала.

Марк. Что?

Наташа. Ну, мой папаша был довольно невзрачным мужиком. А бабы его любили. Симпатичные бабы. Жены классных летчиков, которые летали как боги. А мой папа заведовал в полку постельным бельем. И менял этих жен летчиков, как наволочки. Странно. А потом мне все объяснила одна девчонка, дочка летчика. Оказывается, когда летчик на современном истребителе набирает высоту, у него сразу встает хуй от перепада давления. А если он резко преодолеет звуковой барьер – может сразу кончить.

Марк. Первый раз слышу.

Наташа. Да, да. Ее мать каждый раз спрашивала отца после полета: ну что, опять с небом Родины трахался? Стирать трусы?

Марк. Класс!

Наташа. То есть у жен летчиков была серьезная проблема. Их мужья трахались с небом, а своих жен не удовлетворяли. И жены бегали к прапорщикам, бензозаправщикам, техникам. Мой папа умел ебаться. А я за шкафом лежала и слушала.

Марк. Ты ласкала себя?

Наташа. Нет. Я ковыряла шкаф ногтем. Узоры на дереве. До сих пор помню эти узоры. Один был похож на розу. Другой – на велосипед. А третий – на дерущихся водолазов.

Марк. А я любил дрочить. Представлю себе больницу. Будто девочек кладут на операционный стол и осматривают. А они плачут. Меня мать однажды застукала в ванной. Потом взяла тюбик резинового клея, выдавила мне в штаны, вытолкала меня на улицу и сказала: “Иди, Марк, и хорошо подумай о своем будущем”.

Наташа. И ты подумал?

Марк. Подумал, но дрочить не перестал.

Наташа (смеется). С тобой не соскучишься!

Марк. Я рад, что тебе весело. Но выпить все-таки хочется.

Наташа. Давай, давай выпьем. У меня тост есть.


Марк снова наливает ей шампанского.


Наташа. Давай за тебя.

Марк. Почему за меня? Нет, рыбка, давай за тебя.

Наташа. За меня уже пили. За тебя. За твою… за твой…

Марк. Хуй?

Наташа. Юмор!

Марк. Спасибо, милая. Я очень тронут.

На страницу:
8 из 9