В световой круг вслед за ним, и – к нему, а значит, и – к Господу нашему Иисусу Христу, стали подтягиваться прокаженные. Многие не могли ходить, и они тянули к нему свои больные тела при помощи табуреток.

Словно мотыльки, слетались они на огонек его свечи, опалялись через Слово Божье, звучащее в этой убогой юрте, и каждый из них, как та птица феникс, возрождался в горниле молитвы, звучащей в устах отца Иоанна.

И там, где только что была жизнь без надежды и без всякого утешения, произошло разительное изменение.

Прокаженные, словно дети малые, заулыбались. В это мгновение Кэт искренне уверовала, что они, через отца Иоанна, действительно общались в этот момент с самим Богом. И понимала всем своим сердцем, что молитвы эти были Им услышаны.

Вместе с молитвами все словно бы возносились в это мгновение над самой юртой и молившимися в ней.

Над поляной, где она стояла, и над людьми, безмолвно застывшими вокруг юрты, в слушании молитвы своего собрата.

Все поднимались вверх, подхваченные пламенем христианской любви, над полями и лесами, ее реками и морями, уже над самой страной.

Возносились туда, где миром правила сама любовь.

…В Якутию пришли заморозки. Река покрылась коркой крепкого льда, когда обоз подъезжал к юрте, рядом с которой был срублен новый деревянный дом.

Павел с девочкой вышел на улицу. На девочке-якутке были огромные валенки и подвязанная веревкой рубашка самого Павла. На голове светлый платочек.

Остановились. Стали разгружаться. Отец Иоанн и фельдшер подошли к девочке, чтобы осмотреть ее.

Даниил занимался лошадьми. Их надо было накормить и напоить. Сиверс о чем-то разговаривал с Павлом, когда к ним подошел отец Иоанн и фельдшер Фомин.

– Такое впечатление, что у девочки была страшная оспа. И вполне возможно, что можно рассчитывать на ее скорое выздоровление.

– Отец Иоанн, – обратился растроганный мужик к священнику. – Не могли бы вы окрестить девочку?

– С великой радостью. Сейчас же и начнем готовиться к таинству. А ты, Павел, ступай пока к реке да выруби в ней иордань.

Кэт показывала и передавала девочке оставшиеся в багаже книжки и игрушки. И о чем-то, как могла, пыталась разговаривать с ней.

Павел топором вырубал Иордань.

Даниил помогал, выгребая из проруби лед.

Фельдшер, исправник и Сиверс уже пили чай.

Через какое-то время на взгорке у знакомого нам камня появились трое сыновей Павла. Вместе с ними шла женщина – их мать и жена Павла – Екатерина.

В это самое время отец Иоанн уже окунал худенькое тело Софии, так решил назвать ее Павел, в ледяную прорубь.

– Крещается раба Божья София во имя Отца. Аминь! И Сына. Аминь! И Святого Духа. Аминь!

Павел держал в руках свой тулуп, в который принял девочку и передал ее в руки Кэт, нечаянно ставшей ее крестной мамой.

А батюшка стал помазывать ее святым миром.

Женщина поклонилась в пояс своим сыновьям. И широко рукой перекрестив их, благословила на самостоятельную жизнь. И затем, с небольшим узелком, стала спускаться с горы, слегка утопая в первом снегу.

Екатерина подошла к участникам таинства, когда отец Иоанн уже причастил Софию Святыми Дарами.

Поклонилась низко в пояс всем присутствующим. И молча взяла у батюшки благословление.

А затем, повернувшись к Павлу, также молча, со всего маха, врезала ему звонкую пощечину.

Сиверс, вышедший в это время на крыльцо, аж крякнул от удовольствия.

Павел так просто рухнул в сугроб.

Екатерина приняла из рук Кэт девочку и медленно пошла в сторону дома, срубленного Павлом, который с этого момента становился и домом для их семьи.

Павел развел руками, словно бы прощаясь со всеми. И хотел было последовать за женой, но его окликнула Кэт:

– Подождите! – сказала она, снимая с шеи свой серебряный крестик. – Примите это от меня в подарок. Для девочки. Пусть она никогда не забывает Господа Бога и этого удивительного дня.

И она передала смущенному Павлу свой подарок.

– Мир вашему дому! – произнес священник и широким крестом благословил уходивших в сторону дома Екатерину с девочкой и Павла.

Понимая, что посетить все поселения прокаженных они уже не успевали, так как началась зима, Сиверс предложил разделить экспедицию. Далее он поехал с отцом Иоанном, а Кэт было поручено сопровождать Даниилу. Основной же состав экспедиции с фельдшером Фоминым и исправником Зазыбовым уже пошел в направлении Якутска.

Лесная дорога, по которой они ехали, вскоре вывела их к реке.

Перекрестившись, Даниил тронул лошадь по первому льду. Полынья оказалась буквально в двух метрах от противоположного берега.

Даниил с силой стеганул коня, который выскочил на берег и вытянул за собой возок с поклажей. Кэт же не удержалась и вывалилась из саней прямо в ледяную полынью. Тулуп быстро намок и камнем потянул ее ко дну.

Когда Даниил оглянулся и увидел, что девушки в возке нет, он мгновенно сбросил с себя свой тулуп и нырнул в полынью вслед за ней.

Потом они стояли на лесной поляне, в самом ее центре, где Даниил разложил гигантский костер. Им обоим пришлось раздеться. Кэт пыталась несколько раз отвести свой взгляд от этого человека, который уже дважды, рискуя своей жизнью, спас ей жизнь, который претерпел столько лишений, чтобы помочь им в этой экспедиции.

Но что-то было в ней и сильнее ее, что вновь и вновь, сквозь огонь и заволакивающий дым, заставляло Кэт всматриваться в это удивительное лицо и совершенное тело Воина и Мужа.

Кэт, посвятившая себя Богу и несчастным прокаженным, сейчас сама была несчастнейшим из людей. Потому что выжить после всего того потрясения, что они перенесли в этих лесах, можно было лишь через иное, еще более мощное потрясение.

Через любовь. И она первая пошла к нему навстречу…

И в тот момент, когда эти Божьи создания воссоединились, пылающий костер словно бы вздрогнул и изверг из себя миллиард светящихся золотистых искр, вброшенных в небо чьей-то могучей рукой.

Кэт и Даниил и сами уже парили где-то высоко-высоко.

Утром солнышко высветило мирно стоявшего коня рядом с возком, где, запорошенные снегом, спали два самых счастливых человека на земле.

В самом Якутске, в доме генерал-губернатора Горемыкина, готовились к торжественной встрече участников экспедиции.

В гостиной, стоя перед зеркалом, поправляла свою прическу жена губернатора. Ее муж был с ней рядом и терпеливо дожидался, когда жена справится со своим туалетом.

– Что происходит в нашем Богом забытом отечестве, если англичане приезжают в Сибирь, чтобы учить нас жить… – произнесла она.

– Радость моя, но вот тут ты не права, – пытаясь успокоить жену, начал губернатор. – Ее приветила сама государыня императрица. Благословил преосвященный Мелетий. Съездила бы с ними. Глядишь, весь почет самой бы и достался.

– Что же ты раньше-то не надоумил? Да, слава Богу, Господь уберег.

– Дорогая, мы задерживаем начало торжественной церемонии.

Генерал-губернатор подал жене руку, и они вместе вышли в зал приемов.

В зале приемов в этот вечер собрался весь цвет высшего общества, включая духовенство во главе с высокопреосвященным Мелетием. Все пришли в этот день, чтобы встретить отважную сестру милосердия – англичанку Кэт Марсден.

Когда Кэт и камергер двора его величества Сиверс вошли в зал приемов, он взорвался аплодисментами. Они вновь подошли под благословение к сидящему в кресле преосвященнейшему Мелетию, епископу Якутскому и Вилюйскому, а потом были представлены генерал-губернатору Горемыкину с супругой.

– Братья и сестры! – начал свое обращение к гостям епископ. – Как прекрасно звучат сегодня эти слова. Появление человеколюбивой иностранки, нашей сестры во Христе, юной мисс Марсден среди поселенцев утешило несчастных, подняло упавший от безнадежности дух их и воодушевило надеждой на лучшую будущность. Повсюду воспринимали ее появление как явление ниспосланного им ангела. Она и есть ангел – ангел милосердия. Позвольте мне от всех вас вручить юной Кэт в знак признательности за ее беспримерный подвиг во благо впавших в несчастье наших пасомых – благодарственную грамоту и пожелать ей многая лета.

Церковный хор подхватил здравицу, а епископ Мелетий вручил Кэт благодарственную грамоту. И вместе с грамотой, в особом стеклянном сосуде была и трава, та самая, в поисках которой Кэт Марсден и совершила это удивительное путешествие в Сибирь.

Кэт выступила с ответным словом:

– Дорогие мои братья и сестры, уже несколько лет, как судьба Промыслом Божьим удерживает меня в границах вашей необъятной Родины. Я покорена вашим удивительным народом, его самопожертвованием и необычным милосердием. Но все результаты нашего исследования я приношу к стопам ее величества, потому что по милости Божьей государыня императрица дала мне возможность совершить этот труд и этот подвиг. Без ее доброго покровительства я не смогла бы сделать ничего. А сейчас я хотела бы обратиться ко всем присутствующим с просьбой помочь в сборе средств на устройство постоянного приюта для несчастных, которые вызывают к себе величайшее сострадание и сочувствие. Я знаю, что в вашей стране есть хороший обычай, когда в желании помощи кому-то люди пускают по кругу шапку.

Епископ, заметив, что в зале все были без головного убора, начал снимать с головы свой клобук. Церковный служка принял его из рук епископа и подошел с ним к мисс Кэт.

Кэт взглянула на епископа, а он улыбнулся ей в ответ.

– Простите меня за столь ничтожный взнос. Но это все, что у меня осталось, – сказала англичанка и, сняв с себя свои серьги, первая положила их в «шапку».

Церковный служка с клобуком в руках стоял и не знал, к кому идти дальше.

Неожиданно помогла жена губернатора.

– Что застыли, как неживые? Складывайте свои побрякушки на Божье дело, – и стала снимать с себя все украшения, опуская их в епископский клобук.

– Дорогая, остановись, что ты делаешь? – встрепенулся губернатор.

– Отстань, ирод. И чего я с ними не поехала…

Зал вновь взорвался новыми аплодисментами. А служка с клобуком пошел по кругу, собирая пожертвования.

Сиверс подошел к губернатору.

– Надо бы срочно вызвать оценщика и нотариуса. Составить опись драгоценностей и определить их сумму, завтра же с утра открыть в банке счет.

– Непременно все будет исполнено, – ответил губернатор и тут же дал необходимые пояснения своему помощнику.

В это время зазвучала музыка. Это был вальс. На первый танец Кэт пригласила Сиверса. Второй – уже отдала Даниилу.

Рано утром в гостиничный номер Кэт постучались, и после разрешения вошел камергер двора его величества Сиверс.

– У меня для вас два известия, – начал он.

– Начинайте с главного…

– Хорошо. Действуя согласно полученным указаниям ее величества государыни императрицы Марии Федоровны, должен сообщить вам, что в Якутске будет сформирован специальный отряд которому поручено устройство приюта и сбор в него обнаруженных нами больных прокаженных. Возглавить этот отряд поручено обер-офицеру лейб-гвардии Казачьего полка Даниилу Прокофьеву с предоставлением ему внеочередного воинского звания.

Кэт напряглась.

– А какая новость следующая?

– Ваш экипаж отходит ровно через час.

Кэт понимающе кивнула головой.

– К сожалению, я с вами не смогу поехать. Мне надавали кучу самых разных поручений. Счастливого вам пути.

Она стояла у окна и смотрела на город.

Сиверс вышел, закрыв за собой дверь.

Через какое-то мгновение дверь вновь скрипнула.

– Что-то еще? – спросила Кэт и обернулась.

В дверях стоял Даниил…

– Ну вот и закончился мой рассказ, – сказала Кэт и улыбнулась.

Она и игумен Сергий стояли на перроне железнодорожного вокзала в Иркутске. Шел мокрый снег. Они прощались.

– Кстати, совсем забыл спросить: а как же трава? Ее свойства…

Тут Кэт улыбнулась.

– Трава удивительная. Но чуда, которого все ждали, не произошло. Прав был преосвященнейший Мелетий – все в руках Божьих…

– Как бы мне хотелось, чтобы вы наконец-то обрели свое семейное счастье.

– Тогда благословите меня, святой отец.

И она склонились под его благословение.

По почтовой дороге возок с Кэт добрался до села Шуран, что располагалось в ста верстах от Якутска. Оставалось перебраться через реку, а там день-другой – и Якутск.

Падая и размахивая руками, навстречу почтовому возку бежал мужик.

– Стой! Стой, тебе говорю. По реке нельзя.

Возок остановился.

Запыхавшийся мужик уже был рядом.

– Лед еще не в силе. Вчера оттепель ударила. С час назад, как телега с продуктами под воду ушла. Никак нельзя вам сегодня далее ехать. Почту завтра и то на руках нести придется. И то если дождь уймется…

Река посинела. И никто не соглашался переправить англичанку на другую сторону. Она сама ходила из дома в дом по деревне, умоляя добрых людей помочь ей. И предлагала в вознаграждение все, что имела. Нашлись добрые и смелые люди, которые обещались, что если дождь в ночь уймется и к утру хоть трошечки подмерзнет, то они возьмутся благополучно доставить ее на противоположную сторону.

До самой зари молилась Кэт, стоя в углу на коленях перед образом, который был в доме, где они провели ночь. Теплая ее молитва была услышана. Ветер разогнал облака, а к утру мороз высушил дорогу. И тонким льдом затянулись лужи.

На заре шестеро молодцов, рыбаков по промыслу, выросших на этой реке, каждый с шестом или багром, привязав за спину нетяжелую почтовую поклажу, перекрестясь на церковный крест, взяли под руки Кэт, переобутую в мужские сапоги, и отправились в опасный путь.

Переход через огромную реку в такое время так страшен, что только привычный человек может совершить его, не теряя бодрости и присутствия духа. Кэт и сама с каждым шагом становилась все бодрее и даже веселее. Провожатые поглядывали на нее и приветливо потряхивали головами. И только перейдя на противоположный берег, когда опасность миновала, она почувствовала слабость. Но навстречу уже бежали люди. Ее взяли на руки и понесли к дому.

Там, лежа на кровати, она молчаливым взглядом поблагодарила своих провожатых. И раскрыла ладонь, в которой лежали сто рублей – все ее наличные деньги. Но честные люди не захотели ими воспользоваться: они взяли по синенькой на брата (по пяти рублей ассигнациями), и, выходя, один из них сказал на прощание:

– Дай Бог вам благополучно доехать…

И вот снова, как и десять лет назад, Кэт, уже вместе с сыном, сидят в приемной губернатора. В течение нескольких часов то появлялись, то исчезали какие-то озабоченные люди, лишь она одна терпеливо ждала.

Подошел секретарь.

– Вы подавали запрос о судьбе офицера лейб-гвардии Даниила Прокофьева?

Кэт поднялась со стула.

– Проходите, губернатор вас ждет.

Кэт вошла в кабинет губернатора Якутска. Сам губернатор стоял в глубине огромного кабинета, к тому же еще и спиной. Кэт выжидала, пока он обернется. И вот он медленно обернулся. Кэт увидела сильно постаревшего бывшего камергера двора его величества Сиверса.

Сиверс молча смотрел на нее, и лишь по щекам его текли слезы.

Женщина сразу все поняла. Но, прежде чем потеряла сознание и упала на пол, она вымолвила:

– Господи, за что?

Сиверс уже звонил в колокольчик.

В кабинет вбежал секретарь.

– Немедленно за врачом. Прислать сюда дежурного офицера и двух солдат с носилками. Немедленно… – отдавал необходимые распоряжения Сиверс и уже сам склонился над Кэт.

Когда Кэт открыла глаза, то поняла, что она находится в спальне губернатора.

Сам Сиверс сидел в большом кресле у камина. Увидев, что Кэт вышла из забытья, он встал с кресла и, подойдя к кровати, на которой лежала Кэт, аккуратно положил на подушку медальон с ее изображением, который, уезжая, она оставила Даниилу.

– Он все эти годы ждал тебя, – тихо сказал он.

– Я обещала ему, что обязательно вернусь.

– Ты хочешь знать, как…

– Нет. Прошу тебя, дорогой Сиверс, не надо. Я не хочу это знать. Я этого просто не выдержу. Пусть он остается в моей памяти таким, каким…

Кэт предалась своим воспоминаниям. И на время забылась.

Сиверс вернулся на свое кресло.

– Слава Богу! – произнес старик. – Впервые за двадцать лет она назвала меня дорогим. Знать, пришло время и мне умирать…

И старик-губернатор дал знак сыну Кэт продолжить чтение книги «Жития».

Вскоре Кэт Марсден вместе с сыном пришли на городское кладбище и нашли скромную могилку, в которой был похоронен казачий офицер Даниил Прокофьев. И присели на лавочку. Сидели уже долго, так как были все в снегу.

Родное Отечество пусть и скромно, но похоронило своего воина. Кто же и где похоронит ее? Сиверс после той встречи тяжело заболел и уже почти не вставал с постели. Помощи искать было негде. Средств к существованию практически не осталось.

Вскоре они поднялись и медленно побрели к выходу…

Прошло три недели.

Накануне Рождества Христова в отдаленном краю Сибири, в глуши, между лесами, на санях, которыми правил возница, укрытые тулупом, ехала Кэт с сыном. Наконец между деревьями они увидели поднимающийся дым.

– Вот по этой дороге далее и ступайте, никуда не сворачивая. Здесь не более версты. Думаю, что там вам удастся найти и кров, и работу, – сказал возница и уехал.

И действительно, вскоре они увидели большой дом, построенный на европейский лад, довольно обширный и красивый. Вокруг него было расположено множество служб, и англичанка предположила, что это дом какого-нибудь золотопромышленника.

Бедность делает людей до крайней степени робкими. Поэтому путешественники, подходя к дому, не осмелились попроситься на ночлег. Но хозяйка дома, увидев гостей, вышла на крыльцо.

– Извините, что беспокою вас в столь поздний час, – начала Кэт.

– Вы иностранка?

– Англичанка. Волею судьбы осталась без средств к существованию и ищу работу. Я могла бы воспитывать детей…

– Пройдите в дом. Отдохните. Скоро придет мой муж. Обо всем и поговорим.

Их провели на половину гостей, предоставили уютную, с большим вкусом обставленную комнату. Кэт успела даже принять ванну и привести себя в порядок, когда их пригласили к ужину.

Во всем доме чувствовалась женская рука. Сын англичанки с интересом разглядывал висевшие на стене гостиной комнаты картины зарубежных мастеров, а Кэт обратила внимание на красивую мебель и, конечно же, на большую нарядную елку, свидетельствовавшую о приближении праздника Рождества.

Огромный стол, рассчитанный не менее как на тридцать человек, был накрыт к рождественскому ужину на три персоны.

Ждали хозяина. Со второго этажа стал спускаться старик. Хозяин дома. Одетый предельно чисто, по-купечески.

– Что, мать, рада, поди, что Господь на Рождество гостью в наш дом привел?

Хозяйка в ответ улыбнулась и сказала:

– Гость в дом – Бог в дом!

Купец Добров подошел к столу, и, когда свет лампы дал ему возможность рассмотреть лицо Кэт, он с изумлением спросил:

– Откуда вы, матушка? Я вас, кажется, когда-то видел. Не были ли вы в Петербурге? Лицо мне ваше так знакомо… Ну конечно же, как же я мог сразу не вспомнить! Катенька, родная моя, вот тот человек, кто дал мне тогда 24 червонца, которые спасли тебе жизнь, а меня сделали одним из самых богатых людей в Сибири. Господь Бог в ее лице прислал наконец нам Своего ангела. Мы сетовали, что Господь не дал нам сына, – и привел сегодня его к нам.

И далее, неожиданно для Кэт произнес на английском языке:

– Если, конечно, они не побрезгуют этим «неопрятным существом».

Кэт с сыном бросились к Екатерине, и они обнялись. Обе женщины уже плакали от счастья.

В это время раздался первый удар огромных напольных часов. Они показывали 12 часов ночи. Наступило Рождество!

– Родные мои! – начал Добров. – Пришло время за счастье, так неожиданно свалившееся на всех нас, возблагодарить Бога. Давайте помолимся…

Все встали вокруг стола, устремив свои взгляды в красный угол, где теплилась лампадка и располагался богатый иконостас. В наступившей звонкой и радостной тишине рождественской ночи хозяин и муж, а теперь уже отец и даже дед, враз сбросивший с себя десяток годков, начал читать молитву: «Отче наш, Иже еси на Небесех…»

За окнами падал снег. Звезды заглядывали в окна счастливых православных семей, уже вернувшихся с праздничного богослужения Рождества Христова. Христос родился! А это значит, что вскоре нам всем предстоит новая встреча с Творцом, в радостном ожидании Его Светлого Воскресения, составляющего весь смысл нашего земного существования!

Нечаянные встречи

(Повесть)

Хочу сразу предупредить, что это не документальное повествование и не нужно справляться по военным справочникам о номерах частей и фамилиях тех командиров, которые обозначены в моей повести. Их просто не было, точнее, именно с такими фамилиями и званиями не было. Были другие, а все мои герои, начиная с главного, вылеплены из обрывков фронтовых историй, где-то услышанных и в разное время мне поведанных. Они органично переплелись с рассказами моего отца, в прошлом военкома нашего сибирского города. А потому прошу не сетовать, да и не корить меня строго за фактологические погрешности, так как мои вольности более от любви и восторга перед судьбой удивительной женщины, достойно прошедшей через трудности и потери той суровой войны.

Кто она? А вот тут начинается то, что связывает меня нежеланием самой героини упоминать ее настоящее имя. А также тем, что называется тайной исповеди, о сути которой мне рассказал мой знакомый священник. Принимая во внимание все высказанное, я позволил себе дать моей героине другое имя. Так на белом свете появилась лейтенант и командир общевойсковой роты Надежда Федоровна Ростова, дошедшая до Берлина, а начавшая свою войну санинструктором в боях за древний город Ельня на Смоленщине, куда попала вместе с бойцами 24-й армии Сибирского военного округа в июне 1941 года.

С августа по сентябрь частям Красной армии, удерживающим этот рубеж, удавалось не только сдерживать атаки немецких частей, но и, предприняв контратаки, отбрасывать немецкие части назад, вновь освобождая советский город. Результаты атак составляли не более сотни отвоеванных друг у друга метров, а оценивались жизнями сотен бойцов с обеих сторон. Свидетельством тому был необычный, буро-красный цвет полноводных весенних рек, которые вобрали в себя кровь лежащих на полях и уже высвободившихся из-под снега мертвых бойцов…

А далее я лишь придал этим военным историям некий литературно-художественный абрис, внес довольно смелые предположения и собственные пояснения, а что-то снова просто домыслил – и получилось нечто, что показалось мне интересным и даже достойным для возможной публикации. Итак, если вы еще не передумали, то начнем наше повествование.

Началась эта история в 1985 году, в дни празднования 40-летнего юбилея Победы в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов. Именно тогда в Ельню из Москвы на встречу ветеранов, воевавших на этом плацдарме, приехала съемочная группа столичного телевидения, в числе которых был фронтовой кинооператор, а ныне один из ведущих телевизионных операторов Центрального телевидения Герман Шатров. Он привез на эту встречу им лично отснятую в 1941 году и сохранившуюся 35-миллиметровую черно-белую кинопленку с кадрами одного из боев того великого противостояния…

Приехавшая на эту встречу в Ельню из далекого сибирского Тобольска Надежда Федоровна Ростова вдруг увидела на экране себя, семнадцатилетнюю девушку и санинструктора, сидящую в яблоневом саду на траве, усыпанной опавшими яблоками, молодую, смеющуюся и счастливую.

Увидела она на экране и ротного капитана Вологдина, погибшего через несколько дней после того боя. И своих боевых товарищей, ставших ей братьями в круговерти той жуткой, испепеляющей все живое войне.

И сердечко ее нещадно забилось, словно сама душа вдруг встрепенулась и устремилась туда, к ним, павшим, но оставшимся вечно молодыми на этой самой кинопленке. И слезы, которые, казалось бы, ею уже давно все выплаканы, вдруг вновь обозначили себя, да так обильно, что Ростова невольно достала платок.

Это и увидел уже седой Герман Шатров. Он дал какие-то распоряжения своему ассистенту, и вот одна из камер берет в фокус саму Ростову.

Когда в зале зажегся свет, ведущий вечера-встречи и Герман Шатров вышли к микрофону, установленному на сцене.

– Товарищи, – торжественно начал ведущий. – Разрешите представить вам автора этих кадров – фронтового кинооператора Германа Владимировича Шатрова.

Раздались аплодисменты, во время которых Шатров, неожиданно для ведущего, так как вечер-встреча транслировался прямо в эфир, вдруг стал спускаться со сцены.

Ростова и сама уже поняла, кто именно снимал эти кадры, но она никак не ожидала увидеть сегодня самого Германа, живого и такого родного, единственного из оставшихся в живых… И уже идущего в ее сторону.

<1 2 3 4 5 >

На страницу:

Перейти

3 из 5