Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия

Посмотрев теперь на его лицо, я нашла его прекрасным, как полный месяц, а всю его фигуру – такой изящной и привлекательной, что один взгляд на него вызвал у меня тысячи вздохов и зажег огонь в моем сердце. Я повторила свою просьбу объяснить мне историю города.

– Слушаю и повинуюсь, – отвечал он и затем продолжал так: – знай, что город этот принадлежал моему отцу и его родным и подданным; а он и есть тот царь, которого ты видела обращенным в черный камень, а царица, которую ты видела, и есть моя мать. Они были магами, и поклонялись огню, и клялись огнем, светом, тенью, зноем и вращающимся шаром. У отца моего не было сыновей, пока я не родился, когда он был уже в преклонных годах, и меня он воспитывал при себе. К счастью для меня, в нашей семье была одна старая женщина-мусульманка, искренно веровавшая в Аллаха и в апостола его, хотя для виду исполняла все обряды той религии, которую исповедовала царская семья. Отец очень доверял ей за ее верность и скромность характера и оказывал ей милости, вполне уповая, что она исповедует одну религию с ним, и вследствие этого, когда я вышел из детского возраста, он отдал меня на ее попечение, говоря:

– Прими его, и воспитывай его, и научи его правилами нашей веры, и ходи за ним как можно лучше.

Старуха взяла меня под свой надзор, но постаралась научить Эль-Исламу, посвятив меня в законы очищения и в священные правила омовения, в обряды и молитвы, после чего она заставила меня выучить наизусть весь Коран. Она научила меня скрывать о своей вере от отца, говоря, что он убьет меня, если узнает. Вскоре затем старуха умерла. Жители же города становились все наглее и греховнее и не признавали истины. Однажды они услыхали громкий, как гром, голос, который слышно было повсюду, проговоривши:

– Жители этого города, воздержитесь от поклонения огню и поклонитесь всесильному Аллаху!

Народ был страшно поражен и бросился к моему отцу, их царю.

– Что это за страшный голос, – сказали они ему, – испугавший нас своим ужасными звуком?

– Не устрашайтесь этого голоса, – отвечал он, – и не уклоняйтесь от нашей веры.

Слова царя успокоили их, и они продолжали поклоняться огню весь этот год с того времени, когда впервые услыхали страшный голос. В это время они услыхали его во второй раз и еще через год – в третий раз; но они продолжали жить по-старому до тех пор, пока не навлекли на себя кару небесную, и однажды утром, вскоре после рассвета, все, вместе со своими животными и скотиной, были обращены в черный камень. Ни один житель города не избавился от наказания, кроме меня, и с того самого дня, как случилось это бедствие, я был постоянно занят, как ты сама видела; молитвой, постом и чтением Корана; но своим положением, не видя никого, с кем бы мог разделить свое уединение.

Услыхав это, я сказала ему:

– А не хочешь ли ты отправиться со мной в город Багдад и посетить тамошних ученых, законоведов и увеличить твои познания? Если хочешь, то я сделаюсь твоей служанкой, хотя я стою во главе своей семьи и распоряжаюсь многими слугами. У меня тут стоит корабль, нагруженный товарами, и сам рок занес нас сюда в город, для того чтобы мы узнали о судьбе его. Встреча наша не случайная.

Я таким образом продолжала убеждать его, и он, наконец, дал свое согласие. Эту ночь я провела у ног его, не помня себя от счастья, а утром мы встали и, войдя в сокровищницу, взяли наиболее легких и дорогих вещей и вышли из дворца в город, где мы встретили рабов и капитана, искавших меня. Они очень обрадовались, увидав меня, а на их вопрос о причине моего отсутствия я рассказала им обо всем, что видела, и передала историю молодого человека и причину обращения всех жителей города и все, что с ними случилось, что немало удивило их. Когда же сестры мои увидали меня с молодым человеком, то начали мне завидовать и злоумышлять против меня.

Мы снова сели на корабль, и я была очень счастлива, главным образом присутствием молодого человека, и, выждав попутного ветра, мы распустили паруса и вышли. Сестры мои сидели со мною и молодым человеком и в разговоре со мной спросили:

– Что ты думаешь делать с этим молодым человеком?

– Я хочу выйти за него замуж, – отвечала я и затем, подойдя к нему, прибавила: – о господин мой, я хочу сделать тебе предложение и не возражай мне.

– Я слушаю и повинуюсь, – отвечал он.

– Этот молодой человек, – сказала я сестрам, взглянув на них, – мне кажется вполне для меня подходящим, а все находящееся здесь богатство я предоставляю вам.

– Решение твое превосходно, – отвечали они и тем не менее злоумышляли против меня.

Мы продолжали идти по благоприятному ветру и, пройдя опасное море, вошли в спокойные воды, по которым и шли несколько дней, пока не подошли к городу Эль-Базраха, здания которого показались нам с наступлением вечера. Но лишь только мы легли спать, как сестры мои взяли нас обоих из наших постелей и бросили в море. Юноша не умел плавать, потонул, и Аллах причислил его к мученикам[87], в то время как я причислена была к тем, которым суждено было жить, и вследствие этого, лишь только я пробудилась и увидала, что я в воде, я тотчас же ухватилась за кусок дерева, посланный мне Аллахом, и вместе с ним была выброшена волной на берег острова.

Весь остаток ночи я проблуждала по этому острову, а к утру увидала мыс земли и на нем следы человеческих ног; этот мыс, как оказалось, соединялся с материком земли. С восходом солнца я просушила свою одежду и пошла по открытой мною тропинке, и была уже близко от того места, где стоял город, как вдруг заметила, что на меня ползет змея, преследуемая другой змеей. Язык первой змеи висел на сторону вследствие страшной усталости, и мне стало ее жаль, и я, взяв камень, бросила его в голову второй змеи, которая тотчас же умерла. Первая же змея распустила крылья и взвилась в воздух, оставив меня в совершенном недоумении. Я была так утомлена, что легла и уснула, но вскоре проснулась и увидала, что в ногах у меня сидела девушка и чесала мне пятки, вследствие чего я тотчас же вскочила, смутившись тем, что мне оказывали такую услугу.

– Кто ты такая, – сказала я ей, – и что тебе надо?

– Как скоро ты забыла меня! – вскричала она. – Я та, которой ты только что оказала услугу, убив врага. Я – та змея, которую ты спасла от другой змеи; я – ведьма, а другая змея была шайтан, враг мой, и ты меня избавила от него; поэтому, лишь только ты это сделала, я полетела на твой корабль и перенесла все, что на нем было, к тебе в дом, а корабль потопила. Что же касается до твоих сестер, то я обратила их в двух черных собак, так как я знала, как они поступили с тобой. Молодой же человек все-таки потонул.

Сказав это, она взяла меня и перенесла вместе с двумя собаками на крышу моего дома, и в самом доме я увидела все сокровища, бывшие на корабле. Ничего не было потеряно.

– Я клянусь печатью Сулеймана, – затем сказала она, что если ты не будешь давать ежедневно по триста ударов каждой из этих собак, то я явлюсь и обращу тебя тоже в собаку.

– Слушаю и повинуюсь, – отвечала я, и с тех пор я наношу собакам удары, хотя и жалею их.

Халиф с удивлением выслушал эту историю и затем сказал второй женщине:

– Вследствие чего произошли на груди твоей знаки от ударов?

Она отвечала следующее:

Вторая сестра из трех багдадских женщин

– О великий царь! Отец мой после смерти своей оставил мне значительное состояние, и вскоре после этого я вышла замуж за одного из богатейших людей того времени. Я прожила с ним год, и он умер, оставив мою законную часть, заключавшуюся в восьмидесяти тысячах червонцев. Я тотчас же сделала себе десять нарядных золотых нарядов по тысяче червонцев. Сидя однажды у себя дома, я увидала пришедшую ко мне старуху, отвратительно безобразную; старуха, поклонившись, сказала:

– У меня есть сиротка-дочь, свадьбу которой я сегодня справляю, и если бы ты пришла на ее празднество, то получила бы награду на небесах, так как у нее, бедной, нет никого близких и родных.

Она плакала и целовала мне ноги, и я, тронутая ее просьбой, согласилась. Она обещала прийти за мной, когда я оденусь, и, поцеловав руку, ушла.

Я тотчас же встала, нарядилась, и когда была совсем готова, то старуха пришла за мной.

– О госпожа моя! – сказала она мне. – Гости уже начали собираться и, узнав, что ты будешь, они ждут тебя с нетерпением.

Таким образом я накинула верхнюю одежду и, взяв с собою рабынь, пошла за старухой, которая привела нас на улицу, где приятно продувало ветром, и мы увидали ворота под мраморной аркой, чудно выстроенной, и за ними дворец, возвышавшийся до самых небес. Старуха постучалась в дверь, и, когда нам ее отворили, мы вошли в коридор, покрытый ковром, освещенный свечами и лампами и украшенный камнями и драгоценными металлами. Чрез этот коридор мы прошли в гостиную, невероятно роскошную, с матрацами, покрытыми шелковой материей, и освещенную висячими лампами и свечами. В конце этой гостиной стояло ложе из алебастра, с жемчугом и бриллиантами и с атласными занавесками. С этого ложа поднялась женщина, красивая, как луна.

– Добро пожаловать, – сказала она мне. – О сестра моя, ты чаруешь меня и освещаешь мне сердце своим присутствием.

Она снова села и продолжала так:

– У меня, о сестра моя, есть брат, который видел тебя на одном празднестве, он еще молодой человек и красивее меня, и пылает к тебе сильной любовью. Он упросил эту старуху сходить к тебе и устроить ему как-нибудь свидание с тобой. Ему очень хочется жениться на тебе по закону, предписанному Аллахом и апостолом его, а в том, что законно, позора быть не может.

Услыхав эти слова и увидав, что я заперта в доме так, что выйти не могу, я могла только ответить:

– Слушаю и повинуюсь.

Красавица очень обрадовалась, услыхав мое согласие. Она захлопала в ладоши и отворила дверь, в которую вошел молодой человек, до такой степени красивый, что сердце мое тотчас же склонилось к нему. Лишь только он сел, как в комнату вошел кадий и четыре свидетеля, и, поклонившись нам, они приступили к совершению брака между мною и молодым человеком. После их ухода молодой человек посмотрел на меня и проговорил:

– Да будет ночь наша благословенна.

Затем он пожелал заключить со мною условие и, положив передо мною Коран, сказал:

– Поклянись, что ты никогда никого не предпочтешь мне и никого не полюбишь, кроме меня.

Услыхав мою клятву, он очень обрадовался, поцеловал меня, и сердце мое воспылало любовью к нему.

Мы прожили целый месяц вполне счастливо, и я стала просить, чтобы он пустил меня на базар купить себе материи на платье. Получив его позволение, я отправилась в сопровождении старухи и села у лавки молодого купца, с которым она была знакома и отец которого, как она сказала мне, умер и оставил ему большое состояние. Она велела ему показать мне лучшие имеющиеся у него материи, и в то время как он раскладывал их, она без устали восхваляла его самого.

– Мне нет никакого дела до твоих похвал купцу, – сказала я ей. – Мы пришли сюда только для того, чтобы покупать и затем вернуться домой.

Между тем он продал нам желаемую материю, и мы подали ему деньги, но он отказался принять их, говоря:

– Я желаю сделать вам подарок из чувства гостеприимства за ваше сегодняшнее посещение.

– Если он не хочет брать деньги, – сказала я старухе, – то верни ему материю.

Но он отказался взять ее обратно и вскричал:

– Клянусь Аллахом, я ничего от вас не возьму! Все это я дарю вам за один поцелуй, который я ценю более всей своей лавки.

– Ну, что тебе в поцелуе? – сказала ему старуха и затем, обратившись ко мне, прибавила: – Ты слышала, о дочь моя, что сказал этот юноша? Никакой беды от поцелуя тебе не сделается, а между тем ты возьмешь все, что тебе нравится.

– Разве ты не знаешь, – отвечала я, – какую я дала клятву?

– Пусть он без дальнейших слов поцелует тебя, – отвечала она. – И тебе от этого ничего не будет, и деньги твои останутся при тебе.

Она продолжала меня уговаривать до тех пор, пока я, наконец, не согласилась, и, закрыв глаза, я приподняла свое покрывало так, чтобы прохожие не могли видеть меня, а он потянулся ко мне и, вместо того чтобы поцеловать, он страшно укусил мне щеку. От боли я упала в обморок, и старуха держала мою голову у себя на коленях до тех пор, пока я не пришла в себя. Лавка уже была закрыта, а старуха, выражая сожаление, говорила:

– Аллах избавил тебя от большого несчастья; отправимся домой; ты притворись больной, а я приду к тебе и дам тебе средство, от которого щека твоя скоро заживет.

Отдохнув некоторое время, я встала, чувствуя себя нехорошо, и со страхом и трепетом вернулась домой. Я сказалась больной, и муж мой сейчас же пришел ко мне.

– Что с тобой? – сказал он. – О моя возлюбленная, что случилось во время твоей прогулки?

– Мне нездоровится, – отвечала я.

– А что это у тебя за рана на щеке и в самом нежном месте? – продолжал он.

– Когда, спросив у тебя позволения, – отвечала я, – пошла сегодня утром купить материи на платье, то верблюд, нагруженный топливом, прошел мимо толпы, где я стояла, разорвал своим грузом мое покрывало и оцарапал, как ты видишь, мне щеку. Ты знаешь ведь, как узки улицы в нашем городе[88].

– В таком случае завтра же! – вскричал он, – я отправлюсь к губернатору, подам ему жалобу, и он повесит всех продавцов топлива в городе.

– Ради Аллаха, – сказала я, – не бери такого греха на душу и не поступай несправедливо, так как я ехала на осле, который испугался, и я свалилась и расцарапала себе лицо.

– В таком случае, – отвечал он, – завтра же я направлюсь к Джафару Эль-Бармеки и расскажу ему это происшествие, и он прикажет казнить всех погонщиков ослов в городе.

– Неужели из-за меня, – сказала я, – ты хочешь убить всех этих людей, раз мне суждено было Аллахом получить эту рану?

– Несомненно! – вскричал он и, схватив меня, вскочил на ноги и громко крикнул.

На крик его дверь отворилась, и из нее выбежали семь черных рабов, которые стащили меня с постели и приволокли на середину комнаты. Одному из рабов он приказал сесть мне на голову и держать меня за плечи, а другому велел сесть на ноги и держать меня за ноги. Третий раб подошел с мечом в руках.

– Повелитель мой, – сказал он. – Не прикажешь ли разрубить ее надвое мечом, чтобы потом снести по половинке и бросить в Тигр на съедение рыбам[89], так как неверных жен обыкновенно наказывают таким образом?

– Ударь ее, о Саад, – отвечал мой муж.

– Повтори свои молитвы, – сказал раб, держа обнаженный меч, – и поразмысли о том, что тебе делать и какие сделать распоряжения, так как жизни твоей пришел конец.

– Добрый раб, – сказала я, – отпусти меня на время, для того чтобы я могла высказать свои распоряжения, и, подняв голову, я, рыдая, обратилась к мужу своему со следующими стихами:

Меня покинул ты и остаешься;Спокойным; ты мои глаза больныеБессонными ночами наказал.Твой образ в сердце и в глазах моихЖивет, и сердце у меня не хочетС тобой работаться, и мои рыданьяМне страсть мою скрывать не позволяют.Ты заключил со мною договор,Что будешь верен мне; когда ж любовьЗавоевал ты сердца моего,Ты обманул и изменил позорно,Не сжалишься ты разве над моейЛюбовью и рыданьями моими?Ты сам немало испытал несчастий,Аллахом заклинаю я тебя,Когда умру я, на надгробном камнеМоем такое выбить изреченье:«Здесь вечным сном любви                                      рабыня спит».

Услыхав эти стихи и увидав мои слезы, муж мой еще сильнее рассердился и отвечал мне следующим куплетом:

Я не изверг возлюбленной моейИз сердца моего по пресыщенью;Ея вина была тому причиной,Она сама желала, чтоб другойСо мною разделил любовь и ложе;Но чести сердца моего противноТакое совместительство в любви.

Я продолжала плакать и, чтобы возбудить его сожаление, думала: «Буду унижаться перед ним и в самых нежных словах умолять его, чтобы он не убивал меня, а лучше бы взял все мое состояние».

Но он кричал своему рабу:

– Разруби ее пополам, так как она потеряла всякую душу в наших глазах.

Раб подошел ко мне, и я увидала, что спасения мне больше нет, и отдалась на волю Аллаха; но вдруг в комнату вошла старуха и, бросившись к ногам моего мужа и целуя их, вскричала:

– О сын мой, ради моих услуг, когда я нянчила тебя, умоляю тебя простить эту женщину, так как она не изменила тебе и не сделала ничего, заслуживающего такого строгого наказания. Ты еще молод, и страшись того обвинения, которое она может предъявить против тебя.

Сказав это, старуха продолжала плакать и умоляла мужа моего до тех пор, пока он, наконец, не сказал:

– Я прощаю ей, но должен сделать на теле ее такие знаки, которые она носила бы в продолжение всей своей жизни.

Сказав это, он приказал рабам сдернуть с меня рубашку и, взяв палку, сделанную из дерева айвы, он стал бить меня по спине и по бокам до тех пор, пока я не лишилась чувств и чуть не умерла. Он приказал рабам с наступлением ночи снести меня, под присмотром старухи, в тот дом, где я жила прежде. Они в точности исполнили приказание своего господина, и когда я осталась в своем старом доме, я занялась исцелением своих ран. Хотя я поправилась, но на боках моих и на груди остались следы от палочных ударов. Четыре месяца я лечилась и, поправившись, пошла посмотреть на тот дом, в котором все это случилось, но дом оказался разрушенным, и вся улица – превратившейся в груды мусора.

Вследствие этого я отправилась жить с сестрой одного со мной отца, у которой увидала я этих двух собак. Поклонившись ей, я рассказала все, что со мною случилось, на что она отвечала мне:

– Кто избавлен от ударов судьбы? Слава Аллаху, что ты осталась в живых!

Она рассказала мне свою историю и истории своих двух сестер, и я осталась с нею, и никто из нас не упоминал более никогда о замужестве. Впоследствии к нам присоединилась еще вот эта наша сестра, покупательница, которая уходит ежедневно и покупает для нас все, что нам требуется.

Заключение сказки о багдадских женщинах

Халифа очень заинтересовала эта история, и он приказал записать ее и поставить книгу с этой историей к себе в библиотеку.

– Не знаешь ли ты, – сказал он первой женщине, – где можно найти ведьму, обратившую твоих сестер?

– О царь, – отвечала она, – она дала мне прядь своих волос и сказала: «Если ты захочешь видеть меня, то сожги несколько волосков, и где бы я ни была, хотя за Кафскими горами, я тотчас же явлюсь к тебе».

– Ну, так принеси мне эти волосы, – сказал халиф.

Волосы были тотчас же принесены, и халиф сжег несколько волосков. Лишь только распространился запах, как дворец весь вздрогнул, и загремел гром, и вдруг перед ними явилась ведьма. Она была мусульманкой и потому приветствовала халифа словами:

– Мир над тобою, халиф, Аллаха!

– И над тобою да будет мир, – отвечал ей халиф, – и да будет милость и благословение Аллаха.

– Знай, – продолжала она, – что эта женщина оказала мне услугу, за которую я не знаю, как и отблагодарить ее, так как она спасла меня от смерти, убив моего врага; а я, увидав, что сестры ее с ней делали, решилась наказать их, и потому я обратила их в собак. Сначала я хотела просто убить их, для того чтобы они не терзали ее более, а теперь, государь, если ты желаешь их помиловать, то я могу снова обратить их, в угоду тебе и ей, так как я истинная правоверная.

– Обрати их, – сказал халиф, – и потом мы рассмотрим дело избитой женщины, и если все рассказанное ею окажется справедливым, то мы отомстим тому, кто так жестоко обращался с нею.

– О царь правоверных, – сказала ему ведьма, – я могу указать тебе на лицо, которое поступило так жестоко с этой женщиной и завладело ее состоянием: он твой весьма близкий родственник. – Она взяла чашку с водой и, пошептав над нею, окропила морды собак, говоря: – Примите ваш прежний образ! – После чего собаки обратились в двух красивых женщин. – Да будет благословен Аллах создавший! О царь правоверных, – продолжала затем ведьма, – знай, что муж, бивший эту женщину, – сын твой Эль-Эмин, слыхавший о ее красоте и привлекательности.

Ведьма рассказала, как сладилось все это дело. Халиф был до крайности поражен и вскричал:

– Слава Аллаху, что мне удалось способствовать превращению этих двух собак!

Он тотчас же приказал позвать к себе своего сына Эль-Эмина и расспросил у него историю его женитьбы, и тот рассказал ему всю правду, царь послал за кадием и свидетелями, и хозяйку того дома, где он был накануне, и двух сестер ее, превращенных из собак, он выдал замуж за нищих, оказавшихся царскими сыновьями, и сделал их чинами своего дворца, снабдив их всем, что нужно, и поместив их у себя во дворце. Женщину, избитую мужем, он возвратил своему сыну, дав ей богатое приданое, и приказал отстроить дом еще лучше, чем он был прежде.

А покупательницу он взял к себе в жены и тотчас же увел к себе в покои, а на следующий день отвел ей отдельное помещение и дал рабынь для ее услуги. Он ей тоже назначил постоянное содержание, a впоследствии выстроил для нее дворец.

Глава четвертая

Начинается в половине восемнадцатой ночи и кончается в половине двадцать четвертой

Сказка о трех яблоках

Однажды ночью, после событий, только что нами описанных, халиф Гарун Эр-Рашид сказал своему визирю Джафару:

– Сегодня ночью отправимся в город и разведаем кое-что о должностных лицах, и тех, против кого мы услышим жалобы, мы сместим.

– Слушаю и повинуюсь, – отвечал Джафар.

Халиф с визирем и с Месруром пошли по городу, по базарным улицам, и вышли на небольшую долину, где увидали старика с сетью и корзиной на голове и посохом в руке. Старик шел медленно и читал следующие стихи:

Мне говорят, что я среди людейПознаньями сияю, как лунаНам ночью светит серебристым светом.«От этих слов вы воздержитесь, – молвил.На это я, – ведь если бы меняКто-либо вздумал заложить советамиБумагами моими за один прокорм,Охотника бы не нашлось, наверно.Жизнь бедняка полна забот тяжелых.Себе он летом добывает пищу,Зимой же греется вблизи жаровни[90],Набитой раскаленными углями.Собаки с лаем следуют за ним,Куда бы ни пошел он, и толпаНахальников, ругающих его,И он прогнать их от себя бессилен.Но если б с жалобой он обратилсяК суду и доказал бы оскорбленье,Что нанесли ему нахалы эти,Судьи ему бы в иске отказали.Да, при подобной безотрадной жизниОдин приют открыт для бедняка,Где он найдет покой себе, – кладбище.

Услыхав эти стихи, халиф сказал Джафару:

– Понаблюдай за этим бедняком и прими в соображение его стихи, так как они обозначают нужду.

Затем, подойдя к старику, он прибавил:

– Что это ты делаешь, шейх?

– Я рыбак, господин мой, – отвечал старик, – и у меня на шее большая семья. Из дому я ушел в полдень и работал до сих пор, но Аллах не подал мне ничего для продовольствия семьи, и потому я возненавидел себя и пожелал себе смерти.

– Не хочешь ли вернуться с нами к реке и, став на берег Тигра, забросить сеть на мое счастье? Если ты исполнишь мое желание, то я возьму у тебя твой улов за сто червонцев.

Рыбак обрадовался, услыхав это, и сказал:

– Можешь распоряжаться моей головой. Я вернусь с тобой.

Таким образом, он вернулся к реке и забросил свою сеть, и, подождав, пока она опустилась вниз, он потянул за веревки и, вытащив сеть, увидел, что в ней сундук, замкнутый и тяжелый. Халиф, увидав его и попробовав, какой он тяжелый, дал сто червонцев рыбаку, отправившемуся домой. А Месрур с помощью Джафара поднял сундук и понес его в сопровождении халифа во дворец, где они зажгли свечи и поставили сундук перед халифом. Джафар и Месрур, сломав замок, открыли его и нашли в нем корзину из пальмовых листьев, перевязанную красной веревкой, и, перерезав веревку, нашли там кусок ковра, и, подняв ковер, они увидали изар, а сняв изар, нашли там женщину, белую, как серебро, и изрезанную на куски.

Когда халиф увидал это, слезы полились по его щекам и, взглянув на Джафара, он вскричал:

– Ах ты, собака, визирь! Неужели в мое царствование будут убивать людей и бросать их в реку, взваливая такую тяжесть на мою ответственность? Клянусь Аллахом, я отомщу за эту женщину тому, кто убил ее. Клянусь тем, что я поистине потомок халифов из сынов Эль-Аббаса, – прибавил он, – что если ты не приведешь ко мне того, кто убил эту женщину, для того чтобы я мог отомстить ему, то я распну тебя на дверях моего дворца вместе с сорока твоими родственниками.

Халиф был вне себя от ярости.

– Дай мне три дня срока, – сказал Джафар.

– Даю тебе три дня срока, – отвечали халиф.

Джафар ушел от него и, печально проходя по улице, говорил в душе: «Ну, как я найду того, кто убил эту женщину, и приведу его к халифу? А если я представлю ему не настоящего убийцу, так это ведь ляжет тяжестью на мою совесть. Не знаю, что мне и делать.