Сумерки в спальном районе

– Из дома. Я с Кривого Рога звоню.

Она замолчала.

– Так, – сказал Кирилл, не зная, что ещё говорить. – Но Свету похоронили, и всё… Дело давно закрыто…

– Я понимаю, – прервала его Даша. – Я не поэтому звоню. Я в Москву еду.

– Ага, – кивнул Кирилл. – И когда же?

– Во вторник приеду. Я уже билет взяла.

– Понятно, – проговорил Кирилл.

На самом деле совершенно не понимал, зачем Даша прётся в Москву.

– И надолго?

– Не знаю, – призналась она. – Как получится.

Снова наступила пауза.

– Я слушаю, – напомнил Кирилл.

– Я сейчас тут оставаться не могу, – извиняющимся голосом пояснила Даша. – У нас несчастье, у бабушки крыша поехала, её в психушку забрали. Говорят, насовсем… А мама пьёт по-чёрному, ругается… В общем, я решила уехать. А в Москве у меня нет никого, вот я вам и позвонила… Вы извините… Я всё равно хотела на кладбище съездить… Ведь в следующую среду сорок дней будет. Я же тогда не смогла на похороны, с бабушкой сидела…

– Хорошо, я вас встречу, – безнадёжно произнёс Кирилл. – Подождите.

Он положил трубку на постель, встал, пошёл по квартире в поисках бумаги и ручки. Час от часу не легче! Сначала Курочкина, теперь юная Даша на его голову…

Сколько, интересно, лет этой Даше?

Кажется, то ли шестнадцать, то семнадцать… Ребёнок, одним словом.

Цацкайся теперь с ней!

Но ведь не откажешь…

Ну да ладно, пару дней он её потерпит, а потом что-нибудь придумает.

Кирилл нашёл блокнот, карандаш, вернулся к телефону.

– Говорите, я записываю. Какой поезд, номер вагона, во сколько прибывает?

3. Визит

Звонок раздался вовремя, семь часов только-только пробило. Людмила Борисовна улыбнулась. Мальчик не позволил себе опоздать ни на минуту, это хороший знак.

Она в последний раз оглядела себя в зеркало. Свободное синее платье с белыми оборками скрадывало её грузную, приземистую фигуру, выгодно подчёркивало давно обвисшую, но всё ещё пышную грудь. Волосы она покрасила ещё накануне в светло-каштановый цвет, выпрямила их, сейчас они элегантно падали на плечи. Красавицей её, конечно, не назовёшь, тем более учитывая безобразную хромоту, но кто сказал, что любят только красавиц! Ефим ведь когда-то запал на неё, да ещё как запал! Никакая хромота его не остановила.

Конечно, это было почти два десятка лет назад, но не так уж она и изменилась с тех пор, разве что прибавила в весе с десяток килограммов. И опять же, разве в возрасте или в лишних килограммах дело?..

А в чём же дело? – спросила она себя. И сама же ответила, быстро проведя рукой по груди, по мощной, выпиравшей из платья заднице – вот в чём!

Сиськи да письки – вот всё, что на самом деле интересует мужиков. Остальное – лирика, лабуда, как говорил Ефим. Больше их, по сути, ничего не волнует. А с этим у неё пока всё в порядке.

Снова раздался звонок. Людмила Борисовна поспешила к двери, стараясь не слишком раскачиваться при ходьбе. Она знала, что на многих это производит неприятное впечатление, и ей не хотелось, чтобы мальчик с самого начала стыдливо отводил глаза.

Кирилл Латынин сразу, как только открылась дверь, почувствовал некую странность и в самом облике портнихи, и в той особой атмосфере, которая окружила его с первого же мгновения. Он не мог точно определить, из чего именно создавалась эта атмосфера, вроде бы никакая музыка не играла, и освещение в комнате было обыкновенное (ну, разве что чуть розоватое!), то же, что и в прежние его визиты. Однако же он остро ощутил (а с интуицией у него было всё в порядке!), что происходит нечто необычное и внутренне насторожился, не понимая, чего ожидать.

Стол был накрыт, изящно сервирован на двоих. В центре стояла бутылка красного вина, итальянского, судя по этикетке.

– Разлейте, пожалуйста, – попросила Курочкина, когда Кирилл, вымыв руки, уселся, наконец, на предназначенное ему место.

– Да, конечно, – спохватился он.

Людмила Борисовна невольно залюбовалась его порывистыми лёгкими движениями. Светлые волосы упали ему на лоб, когда он разливал вино, и Кирилл, изящно тряхнув головой, отбросил их назад.

Главным сейчас было не испугать мальчика, вести себя предельно осторожно, торопиться ей некуда.

– Я вам очень благодарна, Кирилл, что вы согласились прийти, – начала она почти шёпотом (помнила о своём резком голосе!), – но это действительно очень важно для меня.

Он внимательно вслушивался в каждое её слово. Вежливо улыбнулся.

– Да ну, что вы, не о чем говорить.

– Да, да, не спорьте, я вам ужасно признательна. Давайте выпьем для начала, а потом я вам всё объясню. Будьте здоровы!

– Спасибо. За вас!

Они чокнулись, выпили. Вино было чудесное, проверенное. Давно купленное ею по случаю в магазине «Ароматный мир». Не поскупилась она тогда (знала, что обязательно пригодится!), и вот, наконец, настал момент – заветная бутылочка дождалась своего часа.

– Вы закусывайте, не стесняйтесь. Давайте, я вам положу.

* * *

После первого же бокала Кирилл ощутил, как его впервые за долгое время отпустило. Он понял, что чувство необычности, охватившее его, объясняется именно этим – предвкушением того, что наконец-то он сможет хоть немного расслабиться после дикого напряжения последнего месяца.

Он с удовольствием ел филе миньон, замечательно приготовленный умелыми руками Людмилы Борисовны, и с благодарностью поглядывал на неё. Он уже и не помнил, когда его так вкусно кормили. Светка в принципе ничего не готовила, не умела и не любила, а в ресторане он не был уже целую вечность. Эта же милая женщина удивительным образом угадала, всё поджарено именно так, как он любит, а вино просто фантастическое, он такого и не пил никогда.

– Я буду откровенна, хорошо? – тихо говорила тем временем хозяйка. – Мы с вами оказались, как это говорится, собратьями по несчастью, что ли? Вы потеряли невесту, я – мужа. Причём почти одновременно… Вам не кажется, что это всё очень странно?

– Да, это правда! – согласился Кирилл.

Странностей в последнее время действительно хватало!

– Прямо какой-то рок! – продолжала Людмила Борисовна. – Я удивляюсь, как вы выдержали. Я, признаться, не могу прийти в себя… Ужасно тяжело одной… И вам, наверное, тоже, да?

– Ещё бы! – подхватил Кирилл. – Само собой. Безумно тяжело.

Ему внезапно стало очень жалко себя, на глаза навернулись слёзы. Эта хромоногая портниха оказалась единственным человеком на свете, понимающим, что с ним происходит.

– Бедный мой! – вздохнула Курочкина, участливо глядя прямо в глаза гостю. – Давайте ещё выпьем. Вспомним наших близких. Чокаться не будем.

– Да, конечно! – охотно согласился Кирилл, наполняя бокалы. – Давайте.

Они снова выпили.

Кирилл окончательно понял, как правильно было прийти сюда сегодня. Удивительная истома овладела им.

Розовый свет из-под фальшивой лампы Тиффани умиротворённо разливался по комнате. Не хотелось двигаться, расходовать себя по пустякам. Хотелось вот так сидеть на мягком стуле, ни о чём не думать, никуда не спешить, слушать как что-то тихо лепечет бедная хромоножка.

Вроде бы раньше ему казалось, что у неё резкий неприятный голос!

А в молодости, похоже, она была ничего. Вон, какая мощная грудь обрисована под платьем! У Светки тоже была неплохая грудь, но у этой куда больше, на целый размер, если не на два.

– Вы понимаете, – говорила тем временем обладательница могучего бюста, – вам, может быть, это покажется странным, но я давно пришла к выводу, что ничто не бывает случайным в жизни, всё имеет своё основание, свою какую-то закономерность… Скажем, наше с вами знакомство, вы ведь попали ко мне почти случайно, но, значит, так должно было быть…

Кирилл слушал, кивал. Ему уже ничего не казалось странным, он был полностью согласен с каждым словом Людмилы Борисовны.

Он не столько вслушивался в то, что она говорила, сколько разглядывал, как двигается при этом её рот. Он обратил внимание, что губы у неё полные, а над верхней слегка темнеет полоска. Отчего-то это сильно умилило его, и Кирилл поневоле улыбнулся.

– Я что-то не так сказала? – встрепенулась хозяйка.

– Нет, нет, всё так, – мотнул головой Кирилл.

Он снова наполнил бокалы.

– Я хочу выпить за вас. Вы чудесная женщина. Вы заслужили гораздо большего…

– Спасибо, – почти бесшумно выговорила Людмила Борисовна.

Она сидела довольно близко, глядела на него в упор блестящими глазами.

– Мне этого никто никогда не говорил. У меня к вам просьба, только не удивляйтесь…

– Да, конечно. Я не буду удивляться. Что?

– Можно, я выпью из вашего бокала? Это вас не обидит? Я вам потом объясню…

– Да ну, что вы. Пожалуйста.

Кирилл протянул ей бокал.

– Нет, нет, держите его в руке, – ещё больше придвинулась к нему Курочкина. – А вы из моего не побрезгуете?

– Конечно, нет, – снова улыбнулся он. – Это мы на брудершафт, что ли?

– Считайте, как хотите! – прошептала она, приникая губами к его бокалу.

Кирилл пожал плечами и последовал её примеру.

– Ну вот, – выдохнула Людмила Борисовна. – Теперь вы знаете все мои мысли.

– А вы мои! – заливисто рассмеялся Кирилл.

Это действительно было очень смешно, что он мог про неё знать?! Чепуха какая-то!

– А я ваши! – серьёзно подтвердила она.

Красное вино влажно блестело на её губах.

– Ну и о чём же, вы считаете, я думаю? – весело спросил Кирилл.

– Вот о чём! – ответила Курочкина и, быстро приблизив к нему лицо, поцеловала его мягкими, пахнущими вином губами.

И пока длился (а хотелось, чтоб он длился бесконечно!) долгий, расплавляющий поцелуй, Кирилл осознал, что она права, ведь он и на самом деле думал только об этом. С удивлением ощутил, как острое желание распирает его, как налилось, затвердело у него в трусах.

Он вдруг ясно понял, что безумно хочет эту некрасивую, немолодую, полноватую женщину, хочет почувствовать её горячее, податливое тело, сжимать её тяжёлые висячие груди, прижиматься к её большой, наверняка покрытой целлюлитом заднице. Неизвестно откуда взявшаяся волна бешеной сексуальности нахлынула, окатила его с ног до головы, подхватила и понесла куда-то.

Кирилл задрожал, еле сдерживаясь. С ним происходило что-то невероятное, но он и не думал разбираться с этим, взывать к собственному разуму. Где-то в глубине души знал, что всё это полное сумасшествие, но сил сопротивляться никаких не было, и он с наслаждением отдался нёсшему его потоку.

И как только закончился этот самый долгий на свете поцелуй, он, задыхаясь, вскочил на ноги и начал срывать с этой тающей, расплывающейся в его руках женщины её синее с белыми оборочками платье.

– Тише, тише! – уговаривала она его.

Но он уже ничего не слышал.

И когда, наконец, под платьем обнаружилось её рыхлое белое тело, Кирилл со стоном запустил руку в чашечку огромного розового лифа. Остро почувствовал нежную мягкость могучей плоти и стал цепко подбираться пальцами в самую глубь этой заполненной до предела чашечки, к набрякшему соску.

До спальни, где Людмила Борисовна заботливо приготовила мягкую душистую постель, они так и не добрались. Он взял её тут же, на полу. Вошёл в неё истово, с искажённым от страсти лицом.

Голова её периодически стукалась о толстую ножку стола, но она не замечала этого. Блаженная улыбка не сходила с её лица. Порошочек, заранее подсыпанный ею в вино, сработал безотказно. Мальчик сделал всё именно так, как она задумала. Или, скажем, почти так.

4. Даша

Поезд пришёл вовремя. С неприятным лязганьем дотащился до конца платформы, обдал Кирилла гарью и вонью, затем последний раз вздрогнул, словно пытаясь двинуться дальше, и наконец замер. В ту же секунду, чуть не сбив с ног проводницу, на перрон из него стали высыпаться люди с чемоданами и кошёлками.

Кирилл из предосторожности (ещё заденут, не дай бог!) отошёл чуть в сторонку, занял вполне удобный наблюдательный пункт около расположенного тут же, на платформе, киоска со всякой малосъедобной дрянью. Дашу он узнал сразу, сомнений не было. Та же Светка, только в более юном, вернее, в более чистом исполнении.

Светкино лицо так или иначе носило на себе отпечаток её профессии, хотя она вроде бы ею уже и не занималась. Однако, блядинка в глазах никуда не девалась, опытные мужики тут же её распознавали, непременно оборачивались. Кирилл именно на это когда-то и попался. Вроде бы Светка такая простая – хорошенькая, скромная, а вот какая-то неуловимая порочность в ней всё равно чувствовалась.

В Дашином же миловидном лице ничего подобного не было. Только растерянность, да неопытность, вот, пожалуй, и всё, что Кирилл мог рассмотреть. Одета в дешёвенькое пальто, на голове чёрный платок. Хрупкая, невысокая. Стоит, беспомощно озирается по сторонам, вот-вот заплачет.

Кирилл оторвался от киоска, решительно направился к девушке. Для проформы уточнил:

– Вы Даша?

Она обрадовано кивнула, улыбнулась. Кирилл заметил, что один зуб с левой верхней стороны у неё золотой. Наверное, в Кривом Роге дешевле было ставить именно такие коронки.

– Я – Кирилл, – сказал он. – Давайте ваш чемодан.

– Да ну, что вы, я сама, – застеснялась девушка.

– Давайте, давайте!

Он забрал чемодан (совсем не тяжёлый!), и они пошли к вокзалу.

– Со мной можно на «ты», хорошо? – попросила Даша. – А то я иначе стесняться буду.

– На «ты», так на «ты», – согласился Кирилл. – Меня тоже можно на «ты». Не такая уж у нас огромная разница. Тебе, кстати, сколько лет?

– Восемнадцать, – с гордостью сказала Даша.

Кирилл недоверчиво покосился на неё. С его точки зрения девушка тянула максимум на шестнадцать.

– Я могу паспорт показать, – обиделась Даша, заметив его скептический взгляд. – Хотите?

– Нет, не надо. Хочешь? – поправил он её.

При этом неожиданно улыбнулся. Широкой обаятельной улыбкой, которая ей ужасно понравилась.

Замечательная у него оказалась улыбка!

– Ага. Извините, – смутилась она.

И тут же поправилась:

– Извини.

Некоторое время они шли молча. Даша с интересом поглядывала по сторонам.

– Впервые в Москве? – спросил Кирилл.

– Ага. Поезд так медленно ехал, – пожаловалась она. – И в вагоне такая духота. Я думала, я с ума сойду!

Кирилл сочувственно кивнул.

– А что с бабушкой-то случилось?

– Совсем крыша поехала. Раньше так, бывали приступы, но недолго, день-два от силы, а как про Свету узнала, так у неё уже совсем ум за разум… никого не узнаёт, несёт какую-то чушь. Я вчера к ней ездила, сказали, вряд ли она уже выйдет.

Губы у Даши скривились, по щекам начали катиться слёзы.

– А мама пьёт, не просыхает, – всхлипывая, выговорила она. – Всё одно за другим!..

Кирилл остановился, вынул платок, вытер ей слёзы.

– Успокойся!

Постарался, чтобы голос звучал мягко, по-отечески. Девушка была очень славная. Страшно похожая на Светку, только… лучше. Он это почувствовал сразу, с первой секунды, как её увидел.

– Раз уж ты решила сюда приехать, то распускаться тебе никак нельзя. Здесь тебе понадобится очень много сил.

Даша высморкалась, кивнула.

– Извини. Я больше не буду! Правда! Я просто устала в этом проклятом поезде…

– Я понимаю. Ничего, сейчас отдохнёшь. Мы скоро приедем. Вон уже метро. Ты на метро когда-нибудь ездила?

– Не а, – улыбнулась Даша. – У нас только троллейбусы и трамваи. Ну и там маршрутки, автобусы. Но зато у нас метротрамвай есть. Скоростной такой. Очень удобный, правда! Почти двадцать километров можно проехать. А вот метро нету. Но зато у нас речка Ингулец, знаешь, какая красивая?

– Понятно, – усмехнулся Кирилл.

До Бирюлёво они добрались сравнительно быстро, повезло, автобуса почти не ждали. Народу в нём, конечно, оказалось битком. Уже наступили сумерки, люди возвращались с работы, так что пришлось потолкаться.

Подъезд Даше понравился – довольно чистый, просторный, с домофоном. Сразу видно, солидные люди здесь живут. И дверь в квартиру солидная – тяжёлая, с тремя замками. И квартира его Даше тоже понравилась. Она всё осмотрела внимательно, постояла около любимой картины Кирилла – автопортрета Ван Гога с отрезанным ухом, подробно расспросила, как тут жила Света, где любила сидеть, какие вещи трогала. Долго смотрела через окно вниз, на спальный район, говорила, как боится высоты и ещё замкнутого пространства.

Вообще оказалась она болтушкой, охотно делилась подробностями своей незатейливой жизни, рассказывала про свой город, как проходила практику на комбинате «Миттал Стил Кривой Рог». Название комбината Даша выговорила с особой гордостью, Кирилл даже улыбнулся.

Быстро обнаружилось, что девушка она очень живая, непосредственная, обожает кино и детективы. Все деньги, которые ей удавалось заработать, тратила на фильмы этого жанра, их у неё целая коллекция.

Сходу выдвинула две безумные теории внезапной Светкиной смерти. Официальная – случайная смерть от острой, неожиданно распрямившейся спицы, – её почему-то не устраивала.

По мнению Даши у Светки, во-первых, был врождённый порок сердца, который криворожские врачи отчего-то пропустили, поэтому лёгкий укол тут же привёл к летальному исходу. Во-вторых, Даша припомнила, что сестра ещё когда-то в детстве сильно укололась острыми ножницами, а потом, уже в сознательном возрасте как-то сидела за столом, выпивала со всеми по случаю праздника вооружённых сил, размахивала рукой и в результате чуть не заехала себе в глаз вилкой, во всяком случае сильно поранилась. (Кирилл припомнил, что и в самом деле у Светки под левым глазом был еле заметный шрамчик!). Из всего этого следовало, что Светку притягивали острые предметы, и её карма была связана именно с ними, так что избежать подобной гибели она просто не могла.

Кирилл слушал Дашу в пол-уха, больше следил не за тем что она говорила, сколько как. При малейшем упоминании о чём-то её волнующем, зрачки у Даши расширялись, глаза начинали блестеть, а нижняя губка забавно оттопыривалась. В конечном счёте, девушка утомилась, пошла по предложению Кирилла принять ванну, после чего вот уже как час безмятежно спала на его постели, которую он великодушно ей уступил.

Сам же Кирилл устроился на кухне, где у него размещался диванчик, его в своё время углядела на распродаже практичная Светка. Диванчик этот был непростой. Несмотря на свой компактный вид, заключал в себе кровать, которая выдвигалась из него вперёд, для чего надо было просто сдвинуть кухонный столик в самый угол.

Что, собственно, Кирилл и сделал. И теперь, улёгшись, размышлял над этой новой ситуацией, которую подкинула ему жизнь. Завтра сорок дней с момента Светкиной смерти. Они поедут на кладбище, потом помянут её.

А затем?

Первоначальный план спровадить Дашу после этого события и, соответственно, максимум двухдневного проживания на его площади отчего-то уже не казался ему таким безусловным. Разумеется, покоя от девушки ждать не приходилось, это понятно, но с другой стороны последние несколько часов, проведённые в её обществе, сильно выигрывали по контрасту с унылым одиночеством, в котором прошли мрачные недели после похорон.

Но ведь и держать её у себя долго тоже невозможно, с этим связана масса всяческих неудобств…

О Курочкиной же, о сумасшествии, которое у неё происходило, Кирилл старался вообще не думать, хотя мысли поневоле соскакивали и на эту тему. Ни объяснить своё неадекватное поведение у портнихи, ни тем более простить его себе, он не мог.

Что вдруг с ним случилось?

Ведь, по сути, старая мерзкая баба! Да ещё хромоножка к тому же! Чем она его взяла?..

Как можно было настолько потерять голову!

При воспоминаниях об этом своём злополучном визите он ничего, кроме стыда и злобы, не испытывал. Сразу старался переключиться, выкинуть хромоногую женщину из головы, чему раздумья о Даше немало, кстати говоря, способствовали.

В подобном смятении чувств Кирилл Латынин в конце концов и уснул, мудро рассудив, что завтрашний день наверняка всё сам расставит по местам.

Так оно и случилось.

5. Поминки

На кладбище они попали только в середине дня. Даша проснулась довольно поздно. Кирилл не хотел её будить, пусть девушка отдохнёт после долгой дороги, намаялась…

Потом долго завтракали, он слушал очередные живописания криворожской жизни. Внимал с интересом, вникал в детали, задавал вопросы. Многое и про Светку теперь понимал гораздо лучше, становилось яснее, что и откуда бралось.

Светка, кстати, никогда ничего подобного ни про своё прошлое, ни про своё горемычное семейство не рассказывала. Про родную сестру Дашу и то упоминала весьма редко.

В общем, из дома выбрались уже далеко за полдень. Пока добрались, пока цветы купили, уже три часа пробило. Недалеко от кладбища стояла церковка, оттуда колокол три раза и звякнул, кто-то там, значит, отбивал время.

Народу на кладбище было очень мало, оно и понятно, будний день, плюс время такое, хоронят, как правило, с утра. Пока шли к могиле, Кириллу бросились в глаза двое мужчин-близнецов, шедших по параллельной аллее. Одеты в чёрные длиннополые пальто, на головах замшевые тёплые шапки с козырьками.

Странное дело, почему близнецы всегда одинаково одеваются, сколько бы им лет не было! Казалось бы, наоборот, надо пытаться отличаться друг от друга, по крайней мере, с возрастом, а они всячески подчёркивают свою схожесть, гордятся ею, что ли?!.. Из-за этого всегда, когда их видишь, возникает ощущение какой-то неловкости, будто они ещё не выросли, по-прежнему считают себя детьми, которых одевали родители, покупали сразу на двоих то же самое, чтобы голову не ломать…

У могилы стояли молча. Даша свою обычную трескотню прекратила, смотрела сначала отрешённо, потом стала носиком потягивать, всхлипывать и, как ни старалась удержаться, но, в конце концов, разревелась, уткнулась Кириллу в куртку. Он не мешал, дал ей выплакаться.

И сам, честно говоря, был на грани, еле сдерживался, пару раз смахивал слёзы. Вспоминал Светку, все эти их матримониальные планы, покупки, хлопоты, шитьё платья у проклятой портнихи.

Назад шли, не глядя друг на друга. Это стояние у могилы отчего-то не сблизило, а, напротив, сильно разъединило их.

Когда приехали назад, в Бирюлёво, были уже сумерки. Время, когда окружающее незаметно теряет свои привычные очертания, лица встречных прохожих размываются, дома погружаются в серую дымку, машины начинают зажигать фары. Всё становится слегка нереальным, таинственным, в сгущающемся воздухе чувствуется какая-то опасность, неосознанная тревога.

Кирилл очень не любил это недолгое время, предпочитал сумеречной зыбкости явный вечер, когда уже горят фонари, и отбрасываются чёткие тени.

Они вышли из автобуса № 174, и всё также, молча, шли вдоль улицы, собираясь перейти на другую сторону. Даша шагала чуть впереди. Всего на полшага, но вполне достаточно, чтобы дистанция между ними казалось непреодолимой.

Она уже вступила на мостовую, когда вдруг из-за угла, скрипя тормозами, вынеслась чёрная машина, кажется, «ауди». Её слегка занесло на мокром от тающего снега асфальте, но она тут же выровнялась и прежде, чем Кирилл успел что-то сообразить, понеслась прямо на них.

Кирилл долю секунды в ужасе смотрел на стремительно приближающееся авто, потом молниеносно схватил Дашу за руку, чуть повыше локтя, и, что есть силы, дёрнул на себя. Даша, уже занёсшая ногу для следующего шага, резко качнулась назад, споткнулась о бордюр, упала. В тот же момент машина пролетела мимо, в двух сантиметрах от неё, ещё через мгновение достигла пустого перекрёстка и, не дожидаясь переключения красного светофора, скрылась за поворотом.

– Что это? – плаксивым голосом спросила Даша. – Мне больно!

– Прости! – сказал Кирилл, с трудом отрывая взгляд от перекрёстка, где только что исчезла чёрная машина. – Ты ударилась?

– Коленка! – пожаловалась Даша. – Ужасно болит!

Она опять всхлипнула.

– Я не понимаю! Он что, меня не видел?

Кирилл пожал плечами. Он сам ничего не понимал.

– Он же меня мог задавить! Он убить меня мог! – наконец осознала Даша. – Ты ведь меня просто спас!

– Покажи коленку! – потребовал Кирилл.

Он предпочитал не развивать эту тему. Сразу вспомнилось, как покойный почтальон Никита в красках рассказывал ему о человеке, охотившемся по ночам на своей машине за девушками, старавшемся сбить и переехать зазевавшихся пешеходов. Но там, кажется, речь шла о «жигулях», а тут «ауди», он всё же точно заметил эмблему, четыре кольца.