Дневник грозы. Когда мы смотрим на море, море смотрит на нас

Ловцы ветров

Порой она наблюдала, как эти два корабля встречались – даже для нее было удивительно, как эти два существа находили друг друга в этом пространстве, где даже порой ей было тяжело найти своего брата – ветра. Но, тем не менее, она много раз наблюдала, как корабль, который забирает свободу у других, проходил борт о борт с кораблем, который для многих из них и был олицетворением свободы. Корабль свободных был ярким, с белыми парусами, которые контрастировали с его темной палубой из хорошего дерева. И напротив был его темный антагонист. Корабль неволи не был именно черного цвета, он был именно темным, такой серостью жизни, которая олицетворяла компромиссы, на которые они, люди, идут. И вот эти бесконечные компромиссы призывают в мир такие вот темные корабли, которые заставляют съеживаться даже ее, властелина этого мира. Сама мысль, что она может на мгновение оказаться во власти этого темного дома, заставляла тучи бледнеть нездоровой для океана белизной. Два путника, которые избороздили этот океан во всех направлениях. И одного из этих путников существование другого раздражало. А другого смиряло с неизбежностями мира, в котором они обитали. Кружение этих двух кораблей тоже было похоже на какое-то подобие танца. Только этот танец был между хитрой искусной птицей – орлом и страшной в своей красоте коброй. Орел и рад улететь бы сразу, но почему-то змея хочет испытать свою удачу. Это необычное поведение живых существ, поэтому и необычно наблюдать этих двоих в этом танце так часто.

Паруса, полные ветра

Когда он вернулся на корабль, то почувствовал уют. Теперь на борту каждое движение наполняло его энергией. Океан перестал пугать его бесконечностью, а лучи солнца отражались от водной глади и дарили ему энергию. Это чувство можно было сравнить с опьянением от хорошего вина. Только от одного бокала, того первого, который делает беззаботным, делает тебя легким, а мысли ясными. Когда голова еще не потяжелела, и не кажется пока, что ты можешь свернуть в кулак весь мир, а только лишь решить парочку своих проблем. Он влюбился в этот спокойный ветер, который они быстро поймали в паруса, и направились куда-то в сторону от красного заходящего солнца. Ему рассказали, что там временами будет холодно, что они увидят ледяные и каменные горы. И все матросы ворчали, потому что им не нравились эти рейды к краю земли – одним не нравился холод, другие боялись, что они могут упасть с края Вселенной, третьи же боялись, что снова встретят грозу. Но теперь на корабле было два человека, которые хотели снова встретиться с ней. А пока он почитает книжку, в которой смеются над краем Вселенной. Интересно, что бы он написал про нее? Ведь ее-то он видел собственными глазами. На ней было белое платье. Ей было тяжело идти по мокрому песку на берегу. Она была похожа на человека, но он не чувствовал ничего человеческого в этой женщине, которой не должно было быть на этом острове на краю известной нам географии. С точки зрения понимания жизни, это было невозможно. Его ум, привыкший за последнее время к строгим астрономическим выкладкам Бруно, сражался теперь с его сердцем. Или какой-то эмоциональной составляющей его существа как человека. Слишком много «объяснил» ему Бруно за период их знакомства в течение последних нескольких лет его плавания на этом корабле. Этот мир теперь никогда не мог быть прежним – когда край земли испарился, и он плыл на поверхности шара, покрытого водой. А она была реальностью, которая сама решила ему показаться. Ее белые волосы спадали на плечи, она была чуть ниже Капитана. И он был готов поклясться, что видел, как Капитан снял шляпу перед ней. Помнит капитанский реверанс. Он также был уверен, что видел, как она улыбнулась, и он узнал эти озорные глаза, которые он видел в облаках перед прошлой бурей. И только на один миг он разглядел, что глаза и правильные черты человеческого лица этого существа улыбнулись и ему. Интересно, что она знает про край земли?

Морской демон

Встреча с его первым кораблем заставляла натянутые строгие струны его души трепетать. Этот корабль был олицетворением исключения из его правил, поэтому он ничего и не мог сделать с этим трепетом своей души. Капитан и его Кок были добры к нему той добротой, которую он так и не смог себе объяснить за много лет уже своего отдельного плавания. Они спасли его с невольничьего рынка босым мальчуганом и научили тем основам, которые сделали его капитаном этой галеры. Те основы, которые когда-то дал ему капитан, он даже заставил себя записать, а для этого ему понадобилось научиться писать и читать – и это было пока что самое трудное, что он сделал в своей жизни. Но он так дорожил теми знаниями, которые дал ему капитан о кораблях, и теми мыслями, которые вложил в его голову его корабельный повар. Узнав, что один из рабов умеет читать и писать, тот дал ему нормальную похлебку, и каждый вечер учился с ним, пока они пересекали Атлантику на обычном их пути из Африки в Новый Свет. Он узнал еще от Кока, насколько человеческая память изменчива, поэтому каждый раз перечитывал свою тетрадь и дописывал ее новыми заметками из памяти его жизни на том корабле. Эта тетрадь стала его сокровищем, за которую он готов был убивать без разбора. Уже прошло больше десяти лет, как его высадили на том острове, а эти знания все обретали новые краски и позволяли выживать ему в этом мире, управлять этой галерой и скотом, которые были его командой, держать их в страхе, слушать его и повиноваться. Он ненавидел их еще больше за то, что понимал, что не может обойтись без этих тупых животных. И он встречал этот корабль в безлюдном океане снова и снова, и кланялся Капитану, чтобы тот видел. Тот ничего не высказывал в ответ, только смотрел. Капитан не сильно изменился, все так же подтянут, все тот же кожаный камзол из красной кожи, сухие щеки. Когда их два корабля лавировали друг напротив друга, работорговца захлестывала ненависть к самому себе, он все так же далеко не первый в этом океане. Он никогда не сравнится с этим человеком. Только убить и тогда похоронить то все бесценное, что нес в себе этот человек, и тут вступало в игру чувство жадности. Нет, он не хочет убивать его, он хочет сделать его своим рабом. А Капитан, словно угадывая его чувства, начинал улыбаться, и в работорговце просыпался испуганный мальчик на рынке рабов. «Да что он себе позволяет думать об этом существе, морском демоне или все-таки ангеле?» И работорговец уводил свою галеру прочь на всех парусах. Не дай бог, морской дьявол решит, что хватит им бороздить этот океан! А океан он любил, потому что это и была его жизнь. Потому что больше всего на свете он боялся оказаться снова на суше и увидеть снова тот базар с черными и белыми людьми, где он провел детство, то место, где продавали и покупали людей, где продали его самого. И по иронии судьбы – рынок несвободы стал его делом жизни.

Воздух, которым он может дышать

Он не любил жару – она его бесила и вводила в какое-то состояние сна и апатии. Не любил он прохладу, когда все живое на корабле оживало и пело. Когда местные звери начинали бегать по палубе, а морские птицы задерживались в этом плавучем пристанище. Мир, полный какой-то непонятной беготни и забот. Все это давно вызывало одну головную боль. Но рано или поздно горизонт затянет черными облаками, и он среди тысяч порывов ветров узнает пронзительное холодное лезвие. Оно одно, но скоро миллионы этих лезвий загонят все живое на корабле по щелям. И в этом мире он найдет воздух, которым сможет дышать. Да, этот воздух холодный. Этот воздух обжигает живое. Но этого воздуха ему достаточно, ему не надо ни с кем делиться. Этого воздуха ему достаточно. Без зверей на верхней палубе можно гулять, без зверей здесь он чувствует, что дома. Тише, тише, ветер! Все самое прекрасное в мире, как правило, убивает, самая холодная вода – бесконечно красива, самые красивые облака – перед зимним штормом возле мыса Горн. Где ветер с начала времен дует с запада на восток. О таком ветре моряки мечтают, а когда получают его в свои паруса, прячутся от страха. Ведь их паруса больше не хотят, чтобы корабль плыл, паруса уже хотят лететь по воздуху. И если ты не смог обуздать эту силу в своих руках, она обуздает тебя, разобьет тебя о скалы, и ты сполна почувствуешь очаровательные острые скалы этого мыса, окунувшись в обжигающий холод прозрачной до дна океанской воды. Его звери ходили с ним здесь не раз. Они молчат, они полны смирения.

«Они оставили меня одного, им нечего мне посоветовать. И тогда мы с ней остаемся наедине», – он с жадностью глотает воздух, которым любит дышать он один.

Серый

Серый – так можно, наверное, было назвать этот корабль. Юнга смотрел на него и видел сумрак африканской ночи, когда тьма, наступающая на мир, несет опасность и смерть. А ему не понравилась Африка, потому что там он явственно ощутил хрупкость своей жизни, где само существование – это ступенька в какой-то замкнутой цепи обедов, завтраков, ужинов, зверей и людей. Там не хотелось молиться о спасении – просто быть подальше от любой трапезы, потому что ты можешь быть блюдом даже за человеческим столом. На тебя смотрят как на еду звери, как на заработок люди, а иногда и они тоже присматривают тебя на обед. Они тогда шли по рынку в столице какой-то «черной» страны. После синих просторов спокойствия – этот рынок казался чем-то неприродным для него. Он помнит тысячи звуков, которые лились на них отовсюду, и в этих звуках смешались вместе с лязгом железа, глухим стуком дерева тысячи эмоций этих черных людей. Если попытаться остановиться и не бежать непрерывно куда-то за Коком и Капитаном, то можно было услышать гнев продавцов, вместе с ним и восторг других следом за возмущением или отчаянием. Все базары мира, на которых он уже успел побывать, напоминали друг друга, но только базар черных людей был самый острый, настолько все было в нем на краю пропасти между людьми и животными. В гневе слышалось желание убивать, в возмущении слышалось презрение, в отчаянии можно было услышать страх смерти, в восторге было желание воровать. Это все лилось на тебя со всех сторон, и защититься от этого не было никакой возможности. Только один способ был, который ему и показал Кок – ты должен был занять какую-то сторону как можно скорее, пока у тебя еще было время, пока тебя самого не определили куда-то. Слово «человек» стало звучать совсем иначе после рынка Рабата.

Юнга помнит, как они шли в толпе черных людей, среди них изредка, как белые пятна, попадались представители и белой расы. Запахи, вонь, крики бесконечным потоком рушили его сознание, не давали думать, подавляли его волю. Черные люди кричали им какие-то слова, в которых всегда чувствовался оттенок озлобленности, который смешивался с другими эмоциями и желаниями: лести, подхалимства, заискивания, жадности. Это было похоже для Юнги на волны в бурю, только их было много, очень много. В бурю Юнга научился сражаться со стихией, он ее давно полюбил, и стихия стала для него колыбелью, в которой он находил какого-то рода покой, его страхи отпускали чувства, и он становился просто еще одной волной бесконечности. Но здесь же эти волны от людей были чем-то мелким, даже ничтожным, но их было сотни и тысячи. Они вгрызались в твою кожу и незаметно, сотнями мелких дырочек прокладывали себе в тебе дорогу и находили свой маленький путь к твоей душе, которая начинала страдать от этого нашествия мелких «муравьев», поедавших ее кровь и плоть, как становилось ясно очень быстро, ведь было больно. Крики и шум не утихали ни на секунду, они завоевали все его мысли и заменили их. Юнге оставалось удивляться только, как матросы, с которыми он стоял рядом в бурю и грозы, чувствовали себя здесь рыбой в воде, но поджимали свои хвосты, когда на их корабль обрушивались шторма. Юнга постепенно превратился в маленького мальчика из своего детства, который держит за руку маму, и безвольно идет среди взрослых в большом городе, попав в него первый раз, так он стал идти вслед за их корабельным поваром. И вместо сотен мыслей теперь было одно желание, чтобы это все побыстрее закончилось. Иногда в толпе он терял спину Кока, и его быстро охватывала паника. И первый раз, когда так случилось, Кок отвел его в сторонку и рассказал свой секрет:

– Никому здесь не показывай свой страх, никогда. Нас, белых, здесь – один человек на тысячу. Как думаешь, хватило бы одного из нас с ружьем управлять тысячей этих черножопых обезьян?! Глупости, я тебе дам пистоль и поставлю перед толпой этих черных зверей, и без мужества в глазах и готовности пустить свое оружие в дело ты для них не белый господин, а белая курица, которую можно вкусно разделать и сожрать. Юнга, выпрямься, перестань оглядываться по сторонам на каждый чих. Ты знаешь, куда идешь, тебе что-то интересно, а что-то нет – ты поворачиваешь голову медленно с интересом, но без страха, без паники. В твоих руках молния, которая убивает смертных. Никому не показывай свой страх здесь, никогда. Они будут смеяться, кричать – это они хотят увидеть твой страх. Они им питаются, это их приправа перед основным блюдом. Смотри мне в глаза – у тебя они добрые, а должны быть как у меня. Держи пистоль! И теперь второе правило: если у тебя больше нет страха, то когда ты поднял пистоль – ты стреляешь. Если ты достал свою молнию, то она должна ударить. Иначе это не молния, а просто огненное представление, и на нем тебя самого можно поджарить».

И Кок дал Юнге пистоль. От Юнги тогда не ускользнули косые взгляды сотен темных глаз на этом рынке рабов. Юнга протянул руку и невольно покосился – поймать один из этих взглядов, полных ненависти, презрения, голода и зависти. И тогда Кок отвесил подзатыльник:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.