Дневник грозы. Когда мы смотрим на море, море смотрит на нас

Человек устал, он нашел дорогу. Она такая широкая, такая ровная. Человеку непонятно, почему ему понадобилось столько времени, чтобы ее отыскать. И теперь, когда она видна, он направил корабль по ней. Он так устал, он каждый раз устает. И теперь хочет отдохнуть. Жаль. Он стал рассматривать пространство вокруг – волны стали приобретать очертания узоров лепестков, а молнии – очертания цветков. Его человеческое сознание устало улыбаться про себя, устало наслаждаться. Еще чуть-чуть – и оно полностью заснет. Сквозь смертельную усталость он слышит, как вторая половина его разума ликует. Она рвется, откуда у нее силы? У него нет сил с ним бороться, у него не осталось воли совсем.

Дом под парусами

После шторма и страха он задумался, что держит его на этом корабле. Почему ему не хочется сбежать в ближайшем порту отсюда, и даже не возникает такого желания. Он стал вглядываться в людей вокруг него. Ладно – он, а вот эти люди, все эти гости в этом месте – почему они все здесь в замкнутом пространстве посреди воды.

Мы ворчим, ненавидим друг друга, враждуем, но даже не пытаемся покинуть наш дом на воде под парусами. Может, мы все любим здесь кого-то? Здесь можно любить только корабль, а ненавидеть всем можно только Капитана. И, наверное, трое на всем корабле знают, что эти двое безмерно любят друг друга и уважают. Им вдвоем интересно. Они не знают, зачем пришли в этот мир, но знают, что им преодолевать эту бесконечность вдвоем проще. Иногда они даже начинают верить, что нет им замены на всем белом свете. А может, понимают, что времени не хватит узнать так уже кого-то другого. Привязаны вдвоем, смирились вместе, но это не любовь – может быть, дружба. А что тогда у Капитана с Коком – тоже, может быть, дружба? А со всеми нами остальными – сожительство?

Есть такой вот дом под парусами, который всегда куда-то движется, в котором иногда месяцами ничего не происходит, и ты месяцами рассматриваешь свое отражение в синем зеркале. В такие дни кто-то сходит с ума, а кто-то заглядывает за отражение и разглядывает: что за звери на глубине. Бесконечность сводит с ума, поэтому в дни безветрия матросы драют палубу, бесконечно поют и пьют ром. В отражениях начинают появляться звери, и это отнюдь не грациозные кошки. Эти звери трусливы, слабы и беспомощны, когда наступает шторм. А шторм рано или поздно придет, потому что глаза, скрытые в облаках, пристально следят за всеми нами. А пока на бесконечном пространстве спокойно – доза рома удваивается, ссоры становятся жестче, обиды острее. Рано или поздно Юнга задаст вопрос Коку, что держит его на этом корабле, но похоже, он уже знает ответ на этот вопрос.

Вор

Капитан всегда непостижимым образом выводил их из шторма или сказать точнее – заставлял океан выдохнуться раньше, чем он сам раскромсает их паруса на лоскуты. Шторм еще был здесь – Кок ощущал его всеми фибрами того, что святоши назвали бы «душа», но он был похож на слабую тень самого себя, вернее – самой. Кок при этой мысли улыбнулся кому-то в дали горизонта, и его улыбку приняли и ответили. Волна с белым гребнем мягко ударилась о борт, у которого стоял корабельный повар. Но настоящая гроза уже покинула эти пространства, оставила только после себя промозглый холод, который пробирает до самых костей, и пустоту. Еще несколько мгновений каждый метр пространства был наполнен штормом. Тысячи соленых капель летели во всех направлениях, и с ними соревновались невидимые нити больших и малых ветров. Ветра обвивали все, что было на этом корабле, невидимыми нитями и не давали никому ничего сделать без своего согласия. Все, что видел человек своими глазами, ветра затянули в свою невидимую паутину: реи, паруса, веревочные лестницы, мачты, перила. И когда им что-то приглядывалось на палубе – эта паутина оживала и уносила с собой в небеса. Еще несколько часов назад люди боролись с этой паутиной за каждый свой шаг к жизни, ведь они боролись за жизнь с водной стихией. Но ветра, которые двигали их корабль, которые помогали людям выживать в этом водном мире, показывали в шторм, что им, вроде, и по пути с людьми, но это не значило, что они хоть на долю секунды отказались бы от своей свободы. Вместе с океанской водой они заливали волнами палубу солью и обтесывали деревянные доски дома под парусами, сотни их мелких следов составляли замысловатый узор на деревянных перекрытиях, балках, мачтах и перилах корабля. В спокойное время Кок подолгу рассматривает эти узоры – в них он видит отпечатки волн, застывших во времени. И вот сейчас все эти призраки другого мира испарились и оставили людей наедине с самими собой. Их взорам предстал океан, который не оставил больше суеты. Нет, он все еще поднимал их корабль в небеса, все еще огромные волны заставляли человеческое сознание Кока содрогаться в ужасе, если, не дай бог, он начинал представлять, как это волна обрушится сверху на них. Но теперь их будто пустили в огромный лес многовековых исполинов, где солнце надежно спрятано за кронами деревьев, где сотни лет уже поселилась многовековая прохлада. И человеку позволили погулять в этом лесу, но не взбираться наверх. Нет, конечно, гость может попробовать, но одно мерное покачивание ствола исполина – и незадачливый Икар улетит вниз. И между этими стволами иногда проскальзывает одинокий ветер. От сотен маленьких ветров слишком много суеты, и этим гигантам они надоели, сюда к ним прорвался только самый бесстрашный и сильный. Так и их корабль теперь тихо гулял между спокойными в своем гигантизме водными исполинами, а те, в свою очередь, вывели его на тропинку между этих «водных деревьев». И сходить с этой тропинки людям не хотелось. Сейчас все приняли этот договор гармонии. И пока они гуляли среди исполинов, незаметно наступила осень.

В океане нет осени. И он не мог определиться – не хватает ли ему ее. Он часто чувствовал ее дыхание, но Капитан уверенно уводил их дом из тех краев, где Она правила бал. И теперь только воспоминания о крике ворон, желтых кронах деревьев и каком-то холоде, который может дотянуться до твоей души. Он уже много лет пытается для себя это понять – душа?! Это тема, до которой не получается дотянуться в этой текучке дней. Он вспоминал здесь, как болело что-то внутри него, когда наступала эта пора желтых деревьев. Крик вороны, казалось, заглядывал ему в глаза, а каждый желтый листок оставлял отпечаток на теле. От этого тела хотелось избавиться, чтобы дать чему-то внутри спокойно страдать со всем миром вокруг. Он уже не сомневался, что мир страдал, когда наступала осень. Но мир смирялся со своей участью и просто делал всем праздник. И только холод и крик ворон говорили нам, людям, что миру больно. Нам всем было больно вместе с миром. Каждый из нас понимал, что, в конце концов, окажется на месте этого мира. Так же наденет самое лучшее и будет страдать, а вместе с телом и что-то внутри. Но здесь, где не было осени, все потерялось. Как будто что-то внутри него украли, как будто этой души у него и нет, а только сосуд из костей ходит по дому, и ищет, сам не знает, чего. Иногда океан дышит осенью, но Капитан всегда быстро уводит их оттуда. Может, Капитан и есть их вор душ? Если бы это было так, то что ему с ними всеми делать? Только дьяволу столько нужно. Он засмеялся про себя. В дьявола легко было верить на берегу, здесь же дьявол потерялся бы. Чем бы он пугал, если ты сам не ощущаешь ничего внутри! Жги меня, только пусть кто-то рядом со мной говорит! Нет! Капитан не дьявол. Но кто-то же всех нас здесь опустошил!

Глаза в ночных облаках

Звездное небо. Он первый раз его видел после бури. Он видел его много раз до этого, но тогда оно было антуражем, интерьером его ужина. Теперь же ему показалось, что вместо его привычного собеседника вторым здесь было это звездное небо – кто-то его рассматривал, но при этом спрятался за свет звезд. И он стал смотреть, вглядываться, рассматривать своего гостя, гость ли он. Где-то там вдалеке остались люди, которых он знал. Он лежал на мокрой палубе, а его окружали незнакомцы, которых он не видел еще пару часов назад, они были похожи на тех старых. Но те старые ему казались теперь нарисованными картинками. Черты их лиц, их повадки, их немногие мысли выглядели искусственными подделками. Подделки рассыпались и теперь лежали грузом на палубе, жадно вдыхали воздух мирного моря. Звезды погаснут через несколько часов, и вновь выйдет солнце. А пока я позволю небу себя рассмотреть. На палубе не было темно, звезды отражались в лужах, на мокрых досках и лицах матросов, тем самым создавая невидимый свет, по крайней мере, он себе выдумал такое объяснение, почему ему приходилось щуриться от света ночью. Кок мирно сидел в центре палубы и раздавал какую-то похлебку из бочки всем желающим – невиданная щедрость. Капитан на мостике за всеми нами наблюдал. Я же не мог заставить себя пойти спать, или хотя бы закрыть глаза. Мне было страшно. Я не мог отделаться от ощущения, что это не бескрайнее пространство с парящими в нем огненными шарами, а глаза, которые сейчас рассматривают песчинку, то есть меня. И что эта песчинка неожиданно стала их забавлять так же, как мы рассматриваем лепесток с росой под лучами солнца, наслаждаясь одним нам известной красотой. Потому что у всех она была и есть разная. И эти глаза сейчас смотрели на меня, а мне стало как-то неловко, что эта бесконечность уделила внимание столь глупому существу, как я. Лучше бы они уделили внимание Капитану. Словно услышав мои мысли, Капитан задрал голову на небо, удивленно на небо посмотрел и Кок. И теперь настала очередь разинуть рот и мне. Что это за корабль? «Звезды его подсветили», – мне собственное объяснение показалось глупым. Кок и Капитан теперь заметили уже меня. Две пары глаз буравили меня, четыре звезды светили теперь прямо на меня. Я испугался. Испугался больше, чем пару часов назад, когда думал, что мы утонем. Теперь я мог разглядеть морщины на щеках и возле губ этого старого корабельного повара. Он улыбнулся всем лицом, Капитан улыбнулся только глазами. Страх! Перед чем? Перед этим пространством вокруг меня? Или перед этими двумя существами, к какой-то тайне которых я прикоснулся. Мне показалось, что если я сейчас брошусь в воду, то мне ничего не будет стоить присоединиться к этим звездам. Может, это когда-то сделали эти двое, просто вернулись, и теперь указывают путь заблудшим морякам? Тем временем, небо гасло, светило этого мира вступало в свои права, две фигуры встали ему навстречу, встал и я. Мы так долго ждали когда-то эту надежду, хотя сами этого и не подозревали. Тогда нам не нужна была бесконечность, тогда нам нужен был всего луч надежды. И немного веры. Свой выбор между бесконечностью и надеждой я, похоже, еще буду делать.

Тропинка

Ветер – это тропинка, которая меня ведет. Никто не знает о нем, никто не догадывается, как я нахожу путь в этом бескрайнем пространстве воды. Воды, которая иногда обжигает холодом, иногда усыпляет теплым молоком далекой родины. Иногда я поднимаю хитромудрый механизм и направляю его по направлению к горизонту. Моя команда думает, что я ориентируюсь по звездам. Наивные, я уже много раз видел, как новые звезды вспыхивали, а старые гасли. И с ней на звезды надежды мало – она их прячет, когда ей охота повеселиться. Но ее брат меня всегда спасал, мне кажется, я ему всегда нравился. Он мне сочувствует, он меня ведет – иногда холодом, иногда теплом, иногда штормами, иногда штилем. И куда бы она ни пряталась, и как бы она не играла со мной, ее брат меня выведет к ней. И сейчас я смотрю на горизонт – ищу глазами свою тропинку, которую он оставил мне. Звезды снова скрыты в ее облаках. Она истинная, Она такая, какая есть – любит играть, любит обижаться, любит не любить. Мои попутчики на корабле волнуются, когда небо скрыто – им начинает казаться, что мы все под колпаком в ее тюрьме. Страх с азартом – коктейль, который пьянит меня больше всего, но он явно не для всех. Дайте мне еще. Я пьян, я жив или давно мертв. Ветер – он здесь, я его слушаю.

Свидание

Корабль стоял на якоре на расстоянии морской мили от берега. Еще несколько часов назад он казался ему деревянным гробом для всех них, сейчас же Юнга смотрел издалека на свой дом и чувствовал легкий неуют, когда находится не в нем. Издалека он стал различать морщины его деревянных стен. Вспоминая, как они на нем взбирались куда-то на водные горы, он стал ощущать по-другому каждую его морщину. Их дом устал немного от ветров, гроз и неспокойных вод, но внезапный порыв ветра вернул ему совсем другой облик. Теперь моряк увидел, как корабль преобразился, забыв про секундную слабость, показав всем своим видом, что сгниет за пару дней, если они еще пару дней провозятся в этих спокойных водах. Их дом позвал его! Юнга оглянулся – на берегу с ним стояли только Капитан и Кок, они втроем смотрели на их корабль, остальная команда упивалась ромом под пальмами. Где-то на горизонте за кораблем виднелись грозовые тучи, постепенно переходящие в белые пушистые облака. Ветер теплел, а солнце стало клонить его разум в дрему, но почему-то юноше не хотелось уходить с берега. Капитан с Коком не отрываясь смотрели на море.

А потом Капитан заулыбался какой-то зловещей улыбкой, а Кок нахмурился ни с чем несравнимой грустью. И Юнга увидел… Увидел идущую по берегу девушку… Она был в белом платье цвета облаков, волосы напоминали цвет грозовых туч вдалеке и струились локонами, похожими на грозы. Мальчишка почувствовал себя неловко, такой грязный, немного сгорбленный от усталости, в лохмотьях, да еще этот насморк. Она не была высокой, немного ниже его и Капитана, бедра двигались в такт с прибрежными волнами, казалось, не касаясь них, вода сама расступалась брызгами сотен фонтанов. Платье должно было быть на ней мокрое, но из-за солнца он не мог разглядеть. Вообще Юнге хотелось скрыться, исчезнуть из этого мира – он понял, что им с Коком уместней пить ром вместе с остальной командой. Девушка улыбнется ему солнечной улыбкой, на которую способны только маленькие девочки. Юнга заметит, что Кок после ее улыбки лишь усмехнется горьким сарказмом в его сторону. Моряк понимал, что сегодня здесь он лишний, но никак не мог оторвать от нее взгляд. Так бывает, он смотрел маленьким мальчиком на самую красивую девочку на свете, а теперь смотрел мужчиной на самую красивую женщину в этом мире. Он не заметит, как к нему подойдет это угрюмый бородач, который ходил с Капитаном дольше всех, который готовил еду сотням морякам, и потянет его в сторону. В его руке будет бутылка вина – неслыханная роскошь для корабля, это вам не ром.

– Пойдем, мальчик! – скажет старый морской наблюдатель.

– И долго они вместе? – какие-то глупые слова вырвутся у юноши из уст.

– Кто они? – его морщинистые щеки улыбнутся, но только не глаза.

«Я хочу» произнесет Юнга про себя, подумает, пожелает. Кок положит руку ему на плечо и поведет вдоль берега. Вино было вкусным, даже очень. И ему будут мерещиться локоны платья в тихих волнах прибоя. Падая, он почувствует кусочек счастья, он устал, в волнах прибоя будет уютно, они не такие холодные, как те, что были в грозе, в шторм. Они быстро убаюкают его, он укроется ими. Последним он увидит солнце, опоясанное белоснежными облаками, или это лицо?! Женское лицо.

«Устал. Он молодец. Кто бы мог подумать», – будет думать Кок, глядя на упавшего Юнгу. Ему было много лет, он устал от этих свиданий, и не знал, откуда у Капитана берутся силы на эти встречи. Он отхлебнет вина и посмотрит в сторону этой парочки. В этот раз в ее образе был налет грусти, Капитан, наверное, все-таки устал. «Бедный Капитан, разве ты не знал, что все кончается так?»

По-особому великолепна

Они встречались на островах. Этих уголков много в этом мире воды и бесконечности. Их не отмечают на картах, потому что никому не нужны кусочки суши с маленькими пальмовыми рощами в тысячах милях от дома. Где хозяева ветра всегда напоминают тебе, что ты здесь всего лишь гость. Обычно на них не хватало пальм, чтобы построить даже маленький форт с портом и баром. Эта была их гостиница с белым песком и собственным пляжем. Это было бы похоже на рай, если бы здесь могло жить такое существо, как человек. Этот кусочек рая предназначен для других. И человеку ветра быстро показывали, что им здесь не рады. Но для них двоих они делали исключение. То ли боялись ее, то ли его друг ветер заступался. Кусочек рая: ты стоишь на песке босыми ногами и вглядываешься в бесконечность. И хочешь забыть, что до маленького ада тут всего шаг. Хочешь об этом не думать. Он хочет верить, что научился с ними договариваться. И только беспорядочные вихри на горизонте ему отвечают, что это не так. Она буйствовала здесь еще совсем недавно, а теперь в белом. Она бывает по-особому великолепна. Как сегодня, например. Эти двое смотрят на него чуть издали, один со странной смесью сочувствия, другой с ясным букетом зависти: «Мальчик, зачем тебе это? Чему ты завидуешь? А ты, Кок, чему сочувствуешь?» У Кока в руках немного вина. Здесь оно по-своему пахнет и по-своему играет его душой. «Кок, уходи пожалуйста… У меня свидание, и свидетели мне не нужны».

– Что ты ищешь в этом океане? Это не твой дом.

– Но я тогда не знаю, где мой дом.

– Ищи…

– Я и ищу… А почему это не может быть моим домом?

– Потому что это мой дом…, и я не готова к таким соседям.

– Зачем тогда наши встречи?

– Потому что ты милый, и мне с тобой хорошо.

– Только это?

– А разве этого мало?!

– Мне хочется большего…

– Возможно! Но разве тебе мало?

Она улыбается полуулыбкой, она кокетничает еще сложней. Мне сложно ее не любить. Ей сложно надо мной не издеваться. Ей очень много лет. Она в этом мире гораздо дольше меня. Мне сложно ее не уважать, и еще сложней обладать. Если она что-то мне говорит, то я прислушиваюсь. Мне действительно невeроятно сложно быть здесь с ней. Каждая дорога, каждая тропинка в бурю мне дается как сражение на войне. Мы просто выживаем. Одна моя половинка думает в азарте, что она как ветер – знает, как здесь с ней танцевать. Но когда власть берет вторая половинка, то она ужасается тому, что происходило. Друг мой ветер, скажи мне, ты же меня здесь не бросишь в ее доме? Без тебя мне здесь конец, нам всем здесь конец. Наша дружба сложна для меня – она режет мне кожу, рвет мои паруса, убивает надежду в моих людях. Но ты даешь мне знания не погибнуть в ее и твоем доме.

Иногда ему казалось, что это просто болезнь, галлюцинации, что все он выдумал. Солнце и постоянная жара свели его с ума уже давно, и вот теперь он мучает эту стаю зверей в этом доме под парусами… Они лютуют, они бесятся, ненавидят, но слушаются. Они слушаются, нет ничего, что помешало бы его пустить за борт, к его выдуманной любви… Значит, он что-то знает, значит, без него они не могут в этом бескрайнем пространстве воды. Они почему-то ее боятся. Иногда он видит в их глазах прямо животное преклонение, которое можно увидеть в глазах портовой голодной собаки. И он сам искренне не понимает их волнения – ведь вот она, тропинка в пустыне, немножко терпения – и мы увидим берег. Но нет: паника, злость, отчаяние – и они смотрят на меня, ищут спасение. И я дам им спасение – ведь я вижу тропинку. Мне ее всегда показывают, и она всегда нас выводила. Значит, это не может быть одной моей игрой разума. С другой стороны, а если настанет день, когда тропинка в океане нас не выведет? Я не хочу думать об этом. И он снова возвращается к дилемме: где реальность, где его знание, что выдумал его разум. Разум хочет реальности, разум не хочет страдать в рефлексии. Он хочет встречи с ней, чтобы разум не страдал, и теперь начинает искать совсем другую тропинку. Тропинку, которая выведет его к ней. А она, как всегда – только заговорщицки улыбнется откуда-то из-за горизонта. «Поднять паруса!» Сегодня «кожа носорогов» с черного континента подождет. «Право руля, держать курс на солнце», – слышу свой крик со стороны, откуда-то из-под верхних парусов. Они послушны, мои звери в моем доме под парусами, только мой Кок тяжело вздохнул где-то на средней палубе. Его вздох я услышал, как и свое желание ее увидеть, чтобы разум перестал меня обманывать.

А эту историю Кок ему не рассказывал. Юнга иногда пытался подвести к ней своего старого наставника, но тот расплачивался с ним другой, не менее интересной, но не той. А сейчас они просто сидели вместе на пляже с белым песком, с несколькими пальмами и кустами на пару миль, а вокруг – голубая, с примесями фиолетового, бесконечность. Маленькие волны игриво ласкали низкий песчаный берег. Кок откупорил красное вино и с нескрываемым удовольствием отглотнул из бутылки. Признаться, это одно из лучших удовольствий в мире. Может быть, в другом мире, есть получше, но в этом, увы…

Ветер, который еще десяток часов назад нещадно терзал их паруса, теперь только убаюкивал их теплым дыханием. Кок желал поспать и смачно зевал. Это было очень заразительно.

– Знаешь, среди людей на суше я чувствую себя порой намного более одиноким, чем на этом клочке суши. А если быть внимательным, то быстро понимаешь, что ты здесь не один, – Кок подмигнул Юнге.

– Мне кажется, у меня и у Вас просто мираж, – соврал и Коку и самому себе молодой человек.

– О да! Ты давно уже взрослый, молодой человек, ты уже можешь себя обмануть.

– Знаете, я читаю сейчас книгу, в которой написано, что мы живем на поверхности шара, Вы только не смейтесь.

– Я ее тоже читал, – ответил Кок.

– Да! И что Вы думаете?

– Думаю, что все это правда, конечно. Но нам стоит помалкивать, чтобы нас не отправили на дно существа, которые обитают в этом мире задолго до нас.

– Как та женщина?! Это Калипсо?!

– Морской демон знает, кто Она, и кто такая Калипсо! – выругался Кок.

– Она красивая.

– И ты уже знаешь, какой Она бывает, да, мальчик?

Первое свидание

Мы с ней в этом бескрайнем океане, как в бесконечном танце. Когда-то Она затянула этот корабль в свой водоворот. Она, наверное, тогда хотела поиграться и отправить на дно очередную деревянную посудину. Но тогда Капитан вытащил эту посудину из ее лап. А потом вернулся, и его встретил шторм еще суровей, чем тот первый, и снова он вывел свой корабль из него. Наверное, тогда ею овладела злость, теперь она поджидала его здесь всегда и иногда охотилась за ним чуть подальше от этих вод. Но он вернулся снова, и шторм был еще сильнее, чем прежде, и Капитан разозлил, наверное, ее еще больше. Она стала ждать его, и он возвращался, всегда возвращался. У моряков эти воды приобрели дурную славу, потому что она топила всех без разбору – в такой она была ярости. И мы стали зарабатывать на этом морском пути больше и больше. Никто сюда не хотел идти – значит, цену можно гнуть, какую хочешь. И вот когда-то мы оказались здесь, когда-то штормы перестали быть похожими на штормы, а стали напоминать то игру, то ссору, то прелюдию. Помню ее первый человеческий облик – здесь дул такой неприятный северный ветер – он сдул нас с курса, так мы оказались здесь. Эту посудину вынесло на эту мель – мы застряли. Помню ее черты – острый нос, черные длинные прямые волосы, под цвет ее темно-серого платья по щиколотку, черты худого лица без щек. Она была в ярости, которую скрывала за взглядом злых серых глаз. Это был ее северный ветер, который устал. Так она встретила этого человека. Наша команда валялась вся пьяная, абсолютно. Мы тогда так дико устали бороться с тем ветром, он нас выносил на эту мель два дня. И когда мы здесь оказались, то просто упали на землю и выпили весь тот ром, который не позволяли себе все то время, пока боролись. Все до единого в команде валялись под пальмами и спали пьяным сном под каждым кустом – прятались от ветра. Так они увиделись с ней первый раз.

С тех пор его жизнь превратилась в бесконечный путь сквозь тайный мир этих существ, которые властвовали и на суше, как оказалось потом, и на море. Они двигали теми явлениями жизни, которым люди нашего времени приписывали божественные свойства. Но эти боги были очень похожи на людей, поэтому с ними было так трудно договориться, поэтому самим людям с ними было тяжело. Мы для них были, примерно, как для нас, людей – надоедливые муравьи. Они нас замечали, наблюдали за нами, но редко мы становились чем-то большим, чем какое-то насекомое. И хуже всего, что для большинства из нас обитание рядом с ними было похоже на путь грудного ребенка. Мы смотрим на мир, с миром что-то происходит, нас куда-то несет, иногда получаем удар по попе, но мы не видим. Мы все слепы. А Капитан теперь ходил в море, как в лесу слепых, и вел за собой толпу своих слепцов. А над ним издалека смеялась эта девушка в сером платье. Иногда она заигрывала, иногда флиртовала. Она была похожа на маленькую девочку, только эта девочка знала об этом мире больше, чем библиотекарь в Лондониуме. Поэтому Капитана часто мучило ощущение издевки с ее стороны. Трудно привыкнуть к существу, которое знает ответы на большинство твоих вопросов. Это стало началом нового пути, в котором появился и новый друг – странный ветер. Ветер не был таким заносчивым, как Она. Кажется, он был более искренним, больше похожим на человека. Хотя, может, он просто больше похож на мужчину.