Сальвадор Дали. Театр-музей и целая жизнь

«Отец повсюду брал меня с собою и обожал показывать своим друзьям – что мне не очень-то нравилось. Все они казались мне слишком старыми, утомительными и скучными. Все, за исключением Пикассо. Тот водил меня на боксерские матчи, и, кроме того, я была единственной, кому разрешилось приходить к нему в мастерскую на улице Грандс Августинс в Париже – без приглашения и когда мне вздумается».

«Скучные» друзья Поля Элюара – Луис Буньюэль, Ман Рэй, Макс Эрнст, Марсель Дюшан, Луи Арагон, Рене Магритт, то есть люди, которые во многом определили развитие всего авангардного искусства 20-го века – малышку Сесиль действительно обожали. Да и как могло быть иначе?

Так сложилось, она была первым ребенком, родившимся в этом славном сюрреалистическом братстве, с поистине революционным жаром ниспровергавшем все буржуазные ценности, в том числе и классический институт семьи – однако бессильном, к счастью, вытравить из своих адептов обычные человеческие чувства: такие, например, как любовь к детям.

Ман Рэй без конца фотографировал ее, Макс Эрнст и Пикассо с тем же увлечением рисовали Сесиль – более «звездное» детство, кажется, трудно себе и представить! Впрочем, сама Сесиль относилась к этому совершенно спокойно – так уж получилось, да и выбора ей, в конце концов, никто не предоставил.

«Звездной» болезнью ни тогда, ни после Сесиль, к чести ее, совершенно не страдала. «Моя жизнь? Моя жизнь была самой что ни есть обычной. Вот только окружение обычным назвать было нельзя, уж точно,» – любила уже в преклонные годы повторять она. Гораздо больше уже в детские годы Сесиль беспокоило то, чему впоследствии суждено было превратиться в главную трагедию ее жизни – полное отсутствие материнской любви.

Элюар и Гала познакомились в санатории в швейцарском местечке Клавадель, близ Давоса, где проходили курс лечения от туберкулеза. Им было «тридцать пять на двоих», как метко выразился в свое время Борис Гребенщиков, и оба влюбились друг в друга без памяти. Да и что может быть прекраснее первой любви? Как сказано в одном романе о Барселоне:

«…Эта самая „первая“ – до бессонницы и удушья; до внутренних бессильных слез от неумения прокричать о ней так, чтобы тебя услышала та, единственная и одна; до ежесекундной, ноющей сладко боли; до безумных и бесконечных качелей над пропастью: от полного неверия к робкой надежде и обратно – словом, самая обычная первая любовь сразила, словно слепо павший из космоса метеорит, маленького Пуйджа в четырнадцать лет…» – но вернемся к Гала и Полю.

Чувства эти сохранились и после того, когда курс лечения завершился, и влюбленным пришлось расстаться: Поль Элюар вернулся в Париж, Гала – в Москву. Расстояние не охладило накал чувств, а разразившаяся вскоре Первая Мировая Война только, кажется, ускорила решение к которому неизбежно шли оба: в этой жизни им суждено быть вместе. Так Гала, проехав на поездах половину континента, оказалась в Париже – призванный на военную службу Элюар не смог даже встретить ее, да и семья его поначалу приняла «эту непонятную россиянку» холодно.

В феврале 1917-го они поженились, и беременная к тому времени Гала отправилась в Нормандию, где у родителей Элюара имелся дом – подальше от подвергавшегося регулярным бомбардировкам Парижа. Именно там, 10 мая 1918-го г., и появилась на свет крошка Сесиль Элюар.

Часть, в которой служил ее отец, была расквартирована тогда в Леоне, и горячо ждавший рождения своего ребенка Поль не смог, к своему величайшему сожалению, присутствовать при ее рождении. Однако, узнав, что роды прошли успешно, он был на седьмом небе от счастья – он страстно хотел этого ребенка, и впоследствии отца и дочь связывали самые сильные чувства.

Чего, кстати, совершенно не скажешь о маме – Гала. Очевидно, роль матери не совсем входила в ее планы – вот почему на немногочисленных фотографиях той поры Гала выглядит скорее озадаченной, удивленной и недовольной, чем счастливой.

Вскоре выяснилось, что материнский инстинкт вовсе не фигурирует в числе достоинств Гала, которая проявляла к Сесиль удивительное равнодушие. Несомненно, она видела в дочери прямую угрозу тому свободному и богемному образу жизни, который был принят в творческой среде и к которому она быстро и охотно привыкла.

Как вспоминала Сесиль, одно время они жили в небольшой деревушке Обонь, неподалеку от Парижа, и каждый раз, когда Поль Элюар уезжал на очередное собрание кружка сюрреалистов в столицу, Гала, вынужденная оставаться с дочерью дома, почти ненавидела ее за это.

«Поди погуляй в сад» – эту фразу в таких случаях Сесиль приходилось слышать от матери чаще всего. Гала была вне себя от досады – и чувства свои вымещала на дочери. Где-то там сиял тысячами огней обольстительный Париж, и утонченные интеллектуалы, одним из которых был ее муж, жарко спорили о судьбах мирового искусства – а она, Гала, привыкшая блистать и очаровывать – оказалась выброшенной на обочину этой яркой соблазнительной жизни. А все из-за нее – Сесиль!

И потому ребенок, инстинктивно тянувшийся к матери, голосом, в котором Гала даже не пыталась скрыть злобу, отправлялся в пресловутый сад – куда угодно, только бы с глаз долой! Этот «сад», где Сесиль вынужденно проводила долгие одинокие часы, она, в конце концов, просто возненавидела и запомнила на всю жизнь – он сделался для нее символом жестокой материнской нелюбви.

дочь гала сесиль элюар, экскурсии в музей дали, экскурсии по объектам дали

Кстати, именно в этом уютном домике в Обоне в течение года с четой Элюар и их дочерью проживал немецкий художник-сюрреалист Макс Эрнст, и с этим видным голубоглазым арийцем (к тому же, весьма талантливым художником) у Гала закрутился бурный, я бы сказал, испепеляющий роман – с которым Полю, дадаисту и сюрреалисту, активному стороннику свободной любви, оставалось только смириться.

«Шведская семья», «хозяйство на троих» – назвать такого рода отношения можно как угодно, но их сомнительной сути это не меняет.

Художник-гость, к которому Гала испытывала все большую страсть, расписал в доме фресками все стены и, в конце концов, выжил оттуда хозяина-поэта. В отчаянии, наевшийся сверх меры пресловутой «свободной любви» Поль пытался сбежать от жены и друга, с которым приходилось делить жену, в Азию – однако из бегства этого ничего не вышло.

К тому времени Гала сделалась его абсолютным наваждением, от которого он так и не смог избавиться до конца своих дней. Способствовали ли эти «африканские страсти» безоблачному детскому счастью Сесиль? Нет, и еще раз нет.

Впрочем, худшее еще ждало девочку впереди. В 1929-ом Гала и Дали впервые увидели друг друга – и после первой встречи уже не расставались.

До того у Сесиль все-таки была какая-никакая, пусть и не особенно любившая ее, мать. В новой жизни Гала места для Сесиль попросту не нашлось.

Конечно же, нужно принять во внимание крайне сложные финансовые обстоятельства, сопровождавшие начало совместной жизни Дали и Гала (был период, когда у них было ни гроша, равно как не имелось и крыши над головой), однако это не отменяет непреложного и жестокого факта: Гала, уйдя к новому спутнику жизни, решительно и даже, создается впечатление, с видимым облегчением навсегда вычеркнула родную дочь из жизни.

Не раз и не два я уже высказывал эту мысль, повторю ее и сейчас: очевидно, отмеренных Гала Всевышним запасов душевного тепла хватало лишь на одного человека одновременно – и таким человеком сделался для нее 25-летний каталонский художник.

Точно такая же особенность была, кстати, присуща и Сальвадору Дали, и в этом он и Гала были похожи, как самые настоящие близнецы. Что до Поля Элюара – впавший в пожизненную зависимость от Гала, он страдал безмерно, не в силах поверить, что в этот раз Гала ушла от него навсегда. Он бесконечно писал ей полные тоски и эротики письма, тщетно надеясь, что наваждение в лице Дали не продлится долго.

Хватаясь за всякий шанс вернуть Гала, он пытался взывать к ее материнским чувствам: «Пиши почаще Сесиль, которая очень по тебе скучает. Я так сильно люблю ее, ведь у нее твои брови, твои глаза, потому что она твоя – и моя – дочь.»

Однако Гала не из тех, кого можно пронять сентиментальными вздохами. Страдающий и одинокий, Элюар подбирает на панели Нуш – бывшую танцовщицу, которая оказалась не в лучшей ситуации и на тот момент времени зарабатывала на жизнь проституцией.

Такая же ранимая и хрупкая, как и сам Поль, Нуш станет ему любовницей, а затем и женой, хотя в глубине души не без печали будет осознавать, что в сердце Элюара на первом месте всегда будет Гала.

По словам самой Сесиль, они с Нуш прекрасно ладили, хотя мать ей новая избранница Поля заменить так и не смогла. Да это и невозможно в принципе, ведь мать, по словам той же Сесиль, бывает только одна. Кстати, именно в этот период отношения между Сесиль и Пикассо были отмечены особой теплотой – даже в отпуска они выбирались одной компанией.

В 1938-ом, в возрасте 20 лет, Сесиль вышла замуж в первый раз – за поэта Люка Декана, брак с которым не продлился долго. В 1946-ом она снова сочеталась узами брака: на этот раз с художником Жераром Вуллени, а после бывала замужем еще дважды.

В 1948-м умерла Нуш, вторая супруга Элюара, что стало для него тяжелейшим ударом – и Сесиль, беременная в то время дочерью Клер, постоянно была в то время рядом с отцом.

Поль Элюар, успевший еще раз жениться на Доминик Лемор, умер четырьмя годами позже, а вот Гала – мать, которой у Сесиль никогда не было – пережила первого мужа на целых 30 лет и умерла 10 июня 1982-го, в возрасте 88 лет.

Со смертью Гала, похороненной в своем замке в Пуболь, связан и еще один печальный для Сесиль эпизод. Как мы уже сказали, никаких отношений с дочерью Гала не поддерживала, и о том, что мать ее находится при смерти, Сесиль узнала из газет.

Бросив все, она помчалась в возлюбленный и воспетый Дали Порт-Льигат, на самый что ни на есть средиземноморский край света, однако увидеть мать ей так и не довелось. Дверь открыла прислуга, заявившая, что Гала не желает видеться с дочерью.

Исходило ли это указание в тот момент от самой Гала, которая в последние недели находилась в практически бессознательном состоянии, либо таковы были инструкции, полученные служанкой загодя – неизвестно, но Сесиль, готовая простить свою сбежавшую однажды и навсегда мать, простить и примириться с ней, оказалась лишена даже этой возможности.

Кроме того, Гала ни словом, ни полсловом не упомянула Сесиль в своем завещании. Через два дня после смерти была обнародована последняя воля умершей, согласно которой знаменитая коллекция Гала переходила супругу, Сальвадору Дали, а после его смерти – театру-музею Дали в Фигерасе.

От себя отмечу, что коллекция эта, которую Гала собирала на протяжении всей жизни и которая на момент смерти владелицы хранилась в Женеве, вовсе не пустячок: она включала в себя 75 замечательных работ Сальвадора Дали, среди которых стоит упомянуть такие известные вещи, как «Великий мастурбатор» и «Загадка Гитлера»!

Возмущенная до глубины души этим финальным проявлением материнского равнодушия, Сесиль, по совету своего адвоката, заявила свои права на часть наследства матери – что на наш взгляд, более, чем справедливо.

Однако спор между Сесиль и Испанским правительством, представлявшим интересы Сальвадора Дали, удалось, в конце концов, удалось уладить без судебных тяжб.

Между сторонами было достигнуто мировое соглашение, в соответствии с которым Сесиль получила две работы Де Кирико, одну гуашь Пабло Пикассо, и две картины Сальвадора Дали, одна из которых – знаменитый «Портрет Поля Элюара» (впоследствии Сесиль продала его за 22 с половиной миллиона долларов), над которым Дали работал как-раз в то для кого-то роковое, а для кого-то счастливое лето 1929-го, в Кадакесе, одновременно воруя у Элюара жену, а у Сесиль – мать. Кроме того, ей достались 2,3 миллиона долларов и 50 миллионов песет.

Но снова, заметьте, снова мы говорим о чем угодно, но только не о самой Сесиль! Вот он, парадокс «дочери сюрреализма», возраставшей в окружении звезд необычайно ярких – но прожившей жизнь самую тихую и незаметную.

Жизнь, по своему определению сторонящуюся всякого шума, вспышек софитов и суеты. Почему? Да потому что главной страстью Сесиль были книги. Увлечение старинными и редкими книгами в конце концов переросло в профессиональную деятельность, которой, вплоть до самого удаления от дел, она занималась в Канне.

Что оставила после себя эта женщина, всю жизнь ощущавшая на себе холодный и подавляющий свет ее великой и недоступной матери? Троих детей, семерых внуков, трех правнуков…

Как сказано на официальной странице «Ассоциации друзей Поля Элюара», почетным президентом которого являлась Сесиль, «всю жизнь она честно и преданно служила своему любимому делу; любовь и щедрость были ее главными качествами, и свою страсть к искуcству и литературе она передала своим детям…»

Сесиль умерла 10 августа 2016-го г., а тремя днями позже была похоронена на кладбище Пер-Лашез, рядом с отцом и его второй женой, Нуш.

Тайный ребёнок семейства Дали

Тайный ребёнок семейства Дали

Да уж… – скажете удрученно вы после прочтения предыдущей главы. Но не спешите с окончательными выводами. Сейчас я, воспользовавшись преимуществами книжного формата, расскажу вам историю, которая, во-первых, станет для вас настоящим откровением, а во-вторых, заставит по-иному взглянуть на эту парочку эгоистов – Дали и Гала. На живых экскурсиях, невзирая на запредельную скорость вещания, наработанную годами, эту историю я рассказать все равно не успеваю – так что здесь сделаю это с особенным удовольствием!

Общеизвестно, с какой нелюбовью относились Сальвадор Дали и Гала к детям. Сальвадор едва ли не в каждом интервью озвучивал эту нелюбовь, подробно поясняя, чем она вызвана, а Гала, как известно, пошла еще дальше, исключив из своей жизни начисто своего единственного ребенка от первого мужа, Поля Элюара – дочь Сесиль. Это лишь закрепило за Дали и Гала образ холодных и бездушных людей, каковыми они, в общем-то, и являлись. Однако на деле все не совсем так – тайный ребенок, к которому и Сальвадор, и Гала испытывали по-настоящему родительские чувства, в семействе Дали все-таки был.

Сальвадор Дали и Гала – без преувеличения, самая медийная пара в истории искусства. С момента их встречи в 1929-ом году их тысячи раз фотографировали почти на всех мероприятиях, в которых они принимали участие: от открытия персональных выставок до встреч с виднейшими деятелями политического, социального и культурного мира Нью-Йорка, Парижа, Лондона, Рима, Мадрида, Барселоны…

Дали и Гала любили появляться в газетах, журналах и на телевидении. Художник неустанно давал сотни интервью, отлично однажды уяснив, что средства массовой информации – отличный союзник в продаже его работ.

В течение многих лет Гала собирала эти фотографии и хранила в альбомах и коробках. Их накопилось, страшно себе представить, 13 500 штук – сейчас все они находятся в Центре Далианских исследований, функционирующем при Театре-музее Сальвадора Дали в Фигерасе.

Гала Дали умерла в 1982-ом, Сальвадор – в 1989-ом. Однако после смерти слава их не только не померкла, но даже упрочилась. Выставки, книги, фильмы, публикации в прессе – запущенный ими при жизни «медийный паровоз» катится до сих пор.

Казалось бы, об этой уникальной паре к сегодняшнему дню должно быть известно всё. Однако это не так. До сих пор продолжают всплывать совершенно неожиданные факты из биографиии этого звездного семейства – факты, о которых никто даже не подозревал. К разряду их относится и история Жоана Фигераса – человека, который с бОльшим, чем кто бы то ни было, правом, мог называть себя «ребенком семейства Дали» – да так, собственно, и называли его в свое время односельчане.

Можете представить себе, чтобы у этой парочки отъявленных «детоненавистников» – Дали и Гала – был ребенок, который жил с ними в доме художника в Порт-Льигате год за годом, с апреля или мая, когда Дали и Гала прибывали из США в Каталонию, до октября или ноября, когда они возвращались в Нью-Йорк, где традиционно проводили зиму, продавая всё, что Дали успел написать летом?

Можете представить, чтобы у этих ледяных, особенно, когда речь заходила о детях, людей был маленький любимый человечек, постоянно при них находившийся и нисколько их не раздражавший? Можете такое представить? Мне, например, сложно – а между тем, дело обстояло именно так!

Отношения между четой Дали и Жоаном начались в 1948-ом году, когда пара вернулась из почти 10-летнего пребывания в Соединенных Штатах. Художник порвал с сюрреализмом и был полон решимости начать новый этап в творчестве – конечно же, речь о ядерном мистицизме: крутой смеси католицизма, академической живописи и ядерной физики.

Первым по-настоящему «программным» полотном стала широко известная «Мадонна Порт-Льигата», первая версия которой была написана в 1949-ом, а вторая – годом позже. Понятно, что Гале в этой картине отводилась роль Богородицы, а вот с младенцем Иисусом возникли проблемы. Сам Дали на эту роль не годился – ибо для «младенца» в свои 45 был все же несколько староват.

Мадонна Порт-Льигата (1950)

Дали, что называется, «заозирался» в поисках подходящего младенца для позирования – и здесь в историю вмешался Его Величество Случай: мимо проходил его молодой знакомый, местный житель Жауме Фигерас, который, случалось, выполнял кое-какие ремонтные работы в резиденции Дали в Порт-Льигате в те месяцы, когда художник с женой были в США. А вокруг Жауме прыгал, скакал и всячески дурачился бойкий, живой и симпатичный мальчик – его пятилетний сын Жоан!

– Вот он, мой младенец! – вскричал возбужденный и радостный Дали – и история длиною в три с лишним десятка лет началась. Жоан был приглашен позировать для картины, а после и вовсе стал частенько оставаться ночевать в доме Дали – благо, места там хватало. Жоан провел с Сальвадором и Галой лето 48-го года, затем 49-го, пока Дали работал над первой версией картины, а затем и 50-го, когда художник приступил ко второй – гораздо более крупномасштабной.

Да, в это невозможно поверить, но за несколько летних месяцев непоседливый, непосредственный, живой и непослушный Жоан совершенно покорил сердца тех самых «детоненавистников» репутацией которых пользовались Дали и Гала.

С самого начала Жоан проводил с парой каждый день и быстро сделался для Дали и Гала «своим», входя в дом и выходя из него, когда ему вздумается – кто еще мог позволить себе подобное? Жоан ел с ними, играл с Дали в мушкетеров в саду или в футбол на пляже.. А когда Сальвадор был занят в студии, компанию Жоану составляла Гала, мигом обучившая его карточным играм…

Частенько все трое выходили в море под парусом, чтобы искупаться и позагорать в скрытых бухтах Мыса Креус. Жоан не только был моделью для художника, но и научился у Дали рисовать – художник с радостью обучал его непростому искусству живописца.

Жоан Фигерас находился рядом с Галой и Сальвадором, когда пара прнимала в Порт-Льигате таких, например, личностей, как Уолт Дисней, который подарил Жоану полную экипировку бейсболиста и подписанную копию Питера Пэна – истории, которую его судия только выпустила на большой экран…

Жоан находился рядом с четой Дали, когда к ним в Порт-Льигат прибывали члены королевский семей – Гумберт Савойский и герцоги Виндзорские… Он также много раз ездил с ними в Барселону, останавливался в отеле Ritz и посещал публичные мероприятия, где его представляли как их «крестника».

Интересно, что даже сегодня, если вы поинтересуетесь у людей определенного возраста, кем был Жоан Фигерас, большинство из них ответят: «el nen de can Dalí» (ребенок из дома Дали – кат.), – именно так называли Жоана Фигераса в Кадакесе и Порт-Льигате даже после того, как он вырос.

Среди тысяч неопубликованных фотографий, которые Гала хранила в своем архиве, на многих из них присутствует Жоан. Большинство из них – домашние любительские фотографии, сделанные Галой или самим Дали. На них Сальвадор и Гала выглядят расслабленными и улыбающимися, далекими от своего холодного канонического образа небожителей… И на всех без исключения фотографиях они по-доброму улыбаются малышу, обнимают его, целуют его, одним словом, любят – совсем как обычные родители любят своего ребенка.

Жоан в компании Дали и Гала появлялся и на фотографиях, сделанных профессионаьлными художниками, такими, как Франческ Катала-Рока, Мелито Казальс, Хуан Гьенес, Даниэль Фарсон и Чарльз Хьюитт, которые посещали художника с 1950-хх годов, чтобы проиллюстрировать репортажи в самых известных журналах, еженедельниках и газетах того времени.

Однако очевидно, что предавать свои отношения с Жоаном публичности Дали и Гала не спешили. В этих публикациях, если Жоан представлен на фото рядом с четой Дали, он всегда упоминается как «модель для Мадонны Порт-Льигата» или «сын рыбака из Кадакеса» – не более того. Мы уже говорили, в свою личную жизнь Дали и Гала не допускали никого из посторонних – так что удивляться этому не приходится.

Все, кто бывал в Доме-музее Сальвадора Дали в Порт-Льигате, наверняка помнят гардеробную Галы, или «Комнату со шкафами», для оформления которой Гала выбрала из всех своих фотографий около 300, чтобы украсить двери помещения, ведущего в знаменитую «Овальную комнату» – ее святилище в Порт-Льигате.

На этих 300 фотографиях представлен весь славный путь звездной пары, где Дали и Гала запечатлены в компании самых богатых и знаменитых мира сего, а также среди очень немногих «обычных» людей, допущенных к ним в ближайший круг. Так вот: Жоан Фигерас, «ребенок из дома Дали», присутствует на 11 фотографиях, а вот для хотя бы одной фотографии родной дочери Галы – Сесиль, места не нашлось.

Отношения между Дали, Гала и Жоаном также нашли отражение в большом количестве неопубликованных писем и открыток, которыми обменивались пара и молодой человек – что тоже долгое время совершенно ускользало от внимания исследователей жизни и творчества Дали.

Эти документальные свидетельства очень близких отношений Дали и еего жены с Жоаном хранятся в доме родственников Жоана Фигераса, в Центре далинианских исследований, а также в архивах и частных коллекциях. Письма написаны художником и Гала на испанском, каталонском и итальянском языках смеси всех языков сразу (что очень любил делать сам Дали) и отправлены из Америки, Рима или Парижа.

Во всех из них очевидна близость между парой и молодым человеком, которого во многих случаях просят навестить их сразу по приезду; расскаывают о подарках, которые собираются ему привезти или спрашивают, как продвигаются его занятия французского: в доме Дали говорили преимузественно на этом языке, и поэтому Гала наняла Жоану частного преподавателя чтобы тот поднатаскал паренька в языке соседней с Каталонией Франции…

В подавляющем большинстве этих посланий Сальвадор и Гала просят Жоана не забывать о них и, прежде всего, писать им почаще. В одном из писем Гала даже пишет Жоану, что его фотография стоит на комоде в ее комнате в Нью-Йорке и что она и Дали говорят о нем почти каждый день. Поистине невероятная теплота чувств для «ледяной женщины»!

У Дали и Галы были планы на предмет будущего Жоана. Они, в частности, хотели, чтобы он поехала в Соединенные Штаты, учился там и жил с ними зимой – однако родители подростка, когда наступил момент решиельного выбора, внезапно заартачились и никуда ребенка не отпустили – о чем, вероятно, позже весьма сожалели.

Также Сальвадор Дали вынашивал планы снять Жоана в одном из своих кинопроектов – в мистическом фильме под названием «Душа», где Жоан должен был исполнить главную роль. Дали неоднократно делал заявления о будущем фильме в прессе и как-то даже объявил, что начал давать Жоану «уроки актерского мастерства». В том, что проект так и не состоялся, можно винить лишь то, что Дали зачастую брался за слишком много дел сразу – и успеть всё было невозможно даже при той кипучей и неостановимой энергии, которой обладал художник.

Шли годы, а отношения между Жоаном, Дали и Галой продолжали оставаться такими же теплыми. В 16 лет молодой человек начал работать в маленькой семейной компании своего отца, основанной не без помощи Дали – и уже не мог проводить со своими знаменитыми «родителями» столько времени, как раньше.

Тем не менее, в летние месяцы он едва ли не каждый день находил время навестить Дали и Гала, оставаясь для них таким же близким человеком, каким стал со временем Артуро Каминадо (водитель, дворецкий, шофер и помощник самого широкого профиля, который, тоже был своего рода «членом семейства Дали».