Идеальный мир

– Ты кого остановил? Ты что, не видишь?

– Вы почему так со мной разговариваете?

– Иди сюда, говорю. Сюда иди! Я тебя кормлю, я тебя одеваю, я тебя обуваю. А ты меня останавливать вздумал? – слова звучат уверенно и отрывисто. Не знаю, какие были намерения у моего водителя в этот момент, но я молчал. Хотя в принципе мне почему-то тогда придавала уверенности неожиданная мысль, что все абсолютно верно, поскольку я законопослушный налогоплательщик. – Сюда иди, – еще раз повторил Коробкин повелительным тоном.

После секундного замешательства милиционер вернулся, на лице его уже пробежало не одно сомнение. Народ, который был им остановлен, наблюдал сцену с нескрываемым любопытством. Капитан открыл документы Коробкина, бросил взгляд и, даже не пытаясь дальше просмотреть бумаги, быстро закрыл. Постоял и вернул резким движением.

– Извините. Не узнал. Счастливого пути, – он вытянулся по стойке смирно, отдал нам щеголеватой отмашкой честь.

– То-то! Номера нужно, как говорится, знать в лицо, – кивнул Коробкин, и мы уехали. Обычные водительские права и самое обычное свидетельство на транспортное средство, но там оказалась вложена визитка полковника. Визитная карточка полковника, начальника по работе с личным составом ГАИ, которую вложил наш заместитель генерального директора по хозяйственной части, большой шутник, бабник и матерщинник Петр Васильевич Харитонов.

Жизнь устроена системно, нам только неизвестен замысел великого ткача, который пускает наши судьбы невидимыми нитями вперехлест, наши тропы сходятся в непонятные узлы и разлетаются вновь. Одним словом, каким-то невероятным образом через месяц или два мы встретились с капитаном еще раз. Летом я с помощью моей бывшей супруги устроил сына в пионерский лагерь «Босоногий гарнизон» (название, оставшееся от времен СССР), и мои родители попросили, чтобы я взял их с собой навестить внука. Дорога в тот день показалась бесконечно долгой, мы летели целую вечность по выщербленному ветром и дождями асфальту через заброшенные совхозы и деревни. Мелькали ржавые синие транспаранты с названиями полумертвых селений: Нариман, Пархоменко, Береславка, Приканальный. Пустота всегда расслабляет. Ни встречных или попутных машин, ни людей, и вот мое внимание стало ослабевать. Между тем при выезде на трассу Волгоград – Ростов какие-то специалисты по стрелкам и полоскам из автоинспекции неожиданно решили изменить схему развязки. Следуя привычным маршрутом, на автоматическом, отработанном годами рефлексе я, пропустив знак, который спрятали под кустами, выехал со второстепенной дороги на знакомую трассу, но теперь уже по встречному направлению. Когда «Ауди» попала на гладкое полотно свежего асфальта, я еще сильнее утопил в пол педаль. На спидометре сто тридцать, и я замечаю прямо по курсу машину ДПС, но вот беда – авто нагружено до предела (гостинцы пионерам), точка невозврата уже осталась позади. Разумеется, проношусь мимо хранителя закона с такой скоростью, что успеваю заметить только в зеркале заднего вида, как он поднимает жезл уже в далекой перспективе. Попытка затормозить не очень успешна – скорость и вес делают свое дело. Прокатившись десятки метров, сижу в напряжении, посматриваю временами в заднее стекло. Родители и бывшая жена с сарказмом обсуждают ситуацию, дают советы на тему, сколько мне придется заплатить за превышение скорости, а также езду по встречной полосе. Молчу, терпеливо жду, мое внимание сосредоточено на зеркале. И тут вдруг замечаю нечто необычное. Пройдя с десяток шагов и присмотревшись к моей машине, капитан останавливается, берет под козырек и машет мне регулировочной палочкой – езжайте. Никто ничего не понимает, а я, трогаясь с места, рассказываю случай месячной давности про кормильца и инспектора, который все-таки запомнил мои номера.

25—26 ноября 2011 г.

Ошибка

Жизнь в наше смутное время битком набита коммуникационными ошибками. И непонятно, почему они становятся все чаще. То ли ЕГЭ ввели, то ли народ озлобился на нелегкую и непредсказуемую жизнь в условиях рыночной экономики, то ли общая физическая и культурная деградация через пьянство, мздоимство и наш славный «теледуроскоп» к тому привели. Но факт остается фактом – все большее непонимание окружает нас. Непонимание, приводящее когда к комедии, а когда и к драме.

Вот какой случай рассказал мне мой знакомый, ведущий колонку спортивных новостей в известном информационном агентстве, с которым меня свела судьба и посчастливилось работать за соседним столом много лет назад.

Встретил он как-то вечером после работы в продовольственном магазине своего старого друга. Тот стоял около прилавка, усыпанного кошачьими консервами разных калибров, и перебирал яркие хрустящие упаковки.

– Привет, Петрович!

– Привет, – отвечает Петрович.

– Ты, никак, котика завел? – спрашивает мой сослуживец.

– Точно так, Гена. Кота купил. И уже приключений он на мою задницу принес, – говорит Петрович. – Правда, пока все обошлось.

– И что случилось? – спрашивает Гена.

Петрович усмехнулся, махнул рукой:

– Потом.

Отстояли они вместе очередь. Идут с пакетами по домам. Темнеет. Гена не унимается:

– Ладно. Рассказывай, что там за тайна!

– Никакая не тайна. Прикол просто получился, – улыбается Петрович. – Купил я недавно кота. Кот не простой, а породистый. Ты у меня давно в гостях не был. Как-нибудь заходи. Увидишь! Гулять я его не пускаю. Дома сидит. Так, думаю, может, вот на выставку свожу. Короче, выходим из дому с ним разве что в ветеринарскую – прививку сделать. Кот просто огромный, с собаку среднюю. Характер покладистый, добрый, но если его разозлить хорошенько, то может и кинуться.

Дело было как бы так. Вечером звонок в дверь. Открываю. На пороге стоит пенсионерка, наша старшая по подъезду. Старшая в том смысле, что перед ЖЭУ она старшая, как представитель жильцов. Подписи собирает, на субботник иногда народ вытаскивает, какие-то мутные с участковым дела обмусоливает. В общем, активистка, комсомолка, замечательная старушка. И все бы ничего, но есть у нее собачка. Маленькая такая черная собачонка без шерсти, голая. Я таких собак терпеть не могу. И на собаку не похожа она совсем. Ну, знаешь, такая порода… Уши торчат, больше головы уши, вечно вся трясется и злющая-презлющая. Раньше бабка ее выгуливала без поводка во дворе, пока собака не покусала несколько прохожих. После несчастных случаев старушка стала выводить на поводке. Но что думаешь? Так эта мерзость умудрилась и с поводком кого-то укусить. Пришлось бабке покупать для собачонки намордник даже. Я это рассказываю к тому, чтобы тебе лучше въехать в тему и прочувствовать момент. Звонит она. Открываю дверь. Здоровается. В правой руке у нее пачка листов зажата, левой собачку прижимает к груди. Говорит, подписать надо обходной лист, что вы не против домофона в подъездной двери. Я ей говорю, да, святые угодники, я только за. И протягиваю руку за документом. Собачка начинает тихо рычать, скалит зубы, глаза ее навыкате бегают в разные стороны. Бабка, видимо, не собиралась ее выгуливать, поэтому и животинка без средств защиты. Рычит, пытается меня тяпнуть за пальцы. Дальше все происходит в доли секунды. Я и сообразить не успел! При очередной попытке куснуть собачонка выскальзывает из рук старушки на пол, бьется головой о порог, взвизгивает и кидается ко мне в квартиру. Ну, убежала и убежала. Говорю старушке, чтобы она не переживала, что сейчас дела закончит и может пройти, забрать собачку. Однако искать собаку нам не пришлось. Короче, подписываю и перекидываюсь парой фраз. А про кота-то я забыл! Тем временем собачонка шарится у меня на кухне как у себя дома и напарывается на кота, который, естественно, считает всю квартиру своей территорией. Не знаю, кто там первый начал, но, думаю, этого можно было ожидать, зная агрессивный характер собачки, перекусавшей полдвора. Короче, агрессор получает от кота Степана по полной программе и с писком вылетает на лестничную площадку к хозяйке. Морда шавки расцарапана в кровь. Бабка орет на меня матом, собака трясется и скулит. Я тоже немного стушевался от неожиданности. Начал извиняться, объяснять как бы, Степан это, кот. Он виноват, а сам я тут ни при чем, и вообще, держать нужно животное свое. Понятно, что говорить уже бесполезно. Абсолютно бесполезно. Логика не поможет. Старуха любит собачку больше, чем родную единственную дочь, спит с собакой, целуется в десны. О чем говорить? Короче, мат-перемат, слово за слово колбасой по столу. Бабка обещает нам навести порядок в этом вертепе и взыскать за ущерб моральный и физический. Тем день и кончился. Прошла неделя. Я уж и забыл этот случай. Думал, ну, покричали, погорячились и тем кончилось. А вот ни фига подобного. Старушка пишет заявление участковому с требованием привлечь меня к ответственности за аморальный образ жизни и нарушение общественного порядка, насилие над собакой и драку, а также с требованием выселить всех незаконно проживающих на моей жилплощади. Самое интересное заключается в том, что в заявлении кот фигурирует без указания, что он животное, а просто как некий Степан, проживающий у гражданина Петрова. Через неделю заходит ко мне участковый. Вежливо здоровается, но, смотрю, как-то сухо, строго, брови нахмурены.

– Разрешите пройти, – говорит, – на вас поступило заявление от гражданки Пестрой. Жалоба. На вас.

Я сначала находился в недоумении, а потом вспомнил недельной давности случай.

– А! Было дело. Проходите на кухню. Чайку вскипятим. Расскажу суть.

Участковый, сначала настроенный на резкий разговор, смягчается, добреет. Мы располагаемся на кухне, и я веду свое повествование в деталях.

– Нет. Ну все понятно, – по ходу перебивает меня милиционер, – кто проживает на вашей жилплощади еще, кроме вас? Кто прописан или непрописанные имеются? Таджикам не сдаете комнаты? Цыганам?

– Да я как бы один живу. Давно один. Много лет.

– Нет. Подождите! Вот тут. Смотрите. У гражданки Пестрой в заявлении написано, что еще есть Степан. Тот самый Степан, который издевался над собакой гражданки Пестрой. Как он давно проживает, на каких правах, какого года рождения и кем вам доводится?

Я улыбнулся:

– Степан – это и есть кот. Тот самый кот, который поцарапал собачку старушки.

В этот момент я краем глаза замечаю какое-то шевеление у входной двери на кухню. Осторожно скашиваю глаза и вижу, как из-за дверного косяка выглядывает огромная рыжая морда. Зеленые глаза кота настороженно округляются, завидев незнакомца. Участковый оборачивается в направлении моего взгляда.

– Кстати, знакомьтесь. Вот и он, Степан, – сказал я.

Участковый присвистывает:

– Вот это тигр. Тигр прям.

– А я что говорю. Да вы не беспокойтесь, характер у него покладистый, мягкий. Милый кот, если его не обижать, – говорю я.

Тем временем кот нюхает розовым носом воздух и уходит.

– Ничего больше не хотите по существу дела сказать? – милиционер опять становится серьезным.

– А что еще сказать? Выдумала бабушка почти все, кроме имени кота. Вы спросите у соседей по площадке про меня. Утром на работу, вечером с работы. Кот один дома. Он тут, что ли, дебоши устраивает?

Уже у входной двери участковый, прощаясь, подал мне ладонь для рукопожатия.

– Извините, если что не так. Сами понимаете – поступил сигнал. Обязан проверить. Что касается собачьих разборок, то это не по моей части. – Потом он подумал и добавил: – На всякий случай в паспортном столе все-таки возьму выписку. По закону я должен дело до конца довести. Точно у вас Степана нет?

Я развел руками в стороны.

– Всего доброго, – попрощался участковый.

Бабка с того дня обходила меня стороной, сверкала издали злыми глазами и отворачивалась, когда мы случайно пересекались у входа в подъезд. Еще через месяц в почтовом ящике я обнаружил конверт со штемпельной розовой надписью «повестка в суд». Разорвав конверт, я достал приглашение для явки на судебное заседание и копию искового заявления. Насколько мне позволяет память, оно начиналось так: «Глубокоуважаемый господин судья. Ваша честь. Обращается к Вам жительница дома по улице Пролетарской, дом 15, квартира 16, гражданка Пестрая. Пятнадцатого числа этого года при выполнении должностных обязанностей моя собака была укушена Степаном, незаконно проживающим в квартире гражданина Иванова. Прошу вас…» И тому подобное. Закончилось все, конечно, в мою пользу. Никто не смеялся, протокол не позволял, и вообще – формат. Бабка с того заседания выскочила вся красная как рак.

– Я найду на вас управу. Я буду жаловаться прокурору, президенту. Я до папы римского дойду, – кричала она, спускаясь по лестнице на первый этаж судебного здания.

Вот такая история, Ген. На ровном месте. Так рождаются анекдоты. Пойду я. Степан мой проголодался, наверно. Ты это, заходи при случае. Познакомлю. Кот занятный.

16—17 июля 2012 г.

Поход в баню

Есть такая пословица: по одежке встречают, по уму провожают. Только, как мне кажется, в наше время она уже работает немного иначе. У нас теперь все по-другому: по одежке встречают, по деньгам провожают. Понял я это после одного случая, который со мной произошел в середине девяностых. Работал я тогда в Волгограде в одной фирме среднего калибра с романтическим логотипом «Данко». Никакого отношения к легенде звучное название, конечно, не имело. Все было проще. Творцы-учредители решили взять начальный и конечный слоги фамилии вождя компании. Налоги не платили, зарплата в конвертах вручалась, вместо бензина покупателю растворитель отгружали. Черную получку начальник наш часто задерживал, бывало, что и вообще не давал, если настроения у него не было. Уйдешь в отпуск, выпросишь аванс, а когда спустя неделю из какого-нибудь Геленджика вернешься, задашь вопрос о зарплате, то начальник и говорит, что все тебе как бы уже было выдано и больше не полагается. Но коллектив в целом хороший был. Сплоченный, дружный и наполненный в те мрачные времена каким-то необыкновенным духом оптимизма. По рабочим дням бесплатная столовая с домашней кухней. В день зарплаты могли в местном армянском кафе а-ля Gayane’s покутить: хаш, разносолы, шашлыки, коньяк, танцы. Дни рождения свадебными застольями накрывали в офисной столовой. Новогодние торжества проходили с карнавалами и конкурсами в ресторанах. А восьмого марта все здание «Данко» наполнялось благоуханием букетов цветов.

И вот решил однажды наш руководитель отдела реализации нефтепродуктов поддержать общий корпоративный дух, традицию – организовать мероприятие. С легкой руки тестя начальника, который у нас работал экономистом, почему-то было решено идти в баню. Конечно, баню не простую, где за двадцать рублей работяги моются, а в сауну. И даже не в сауну, а поехать в центр отдыха, где и сауна, и огромный бассейн с голубой водой, и бильярд, и ресторан. Как полагалось тогда, в таких делах нужно было закупить вяленой дорогой рыбки и пива взять «крутого».

В понедельник вызывает меня к себе шеф, дает задание – купить пива и балык. Смотри, пиво, говорит шеф, бери не в магазине, а в пивном баре, и не простое, а самое дорогое нефильтрованное, что продается на розлив. Знаешь, где у нас такой в городе? Я ему, мол, ну конечно! Конечно, Эдуард Владимирович, кто же не знает! Тогда, говорит, поезжай, выбери, потом скажешь, сколько денег надо, я дам. Дело было под новогодние праздники. Заодно, говорит, и нашим отделом, так сказать, Новый год отметим, корпоратив, в общем.

Я обрадовался, думаю, вот на халяву попробую элитного пивка! Когда еще такой случай будет? Зарплата мне моя не позволяет, а тут вон оно – счастье насекомого. Сел в свою машину и минут через десять уже был около пивного бара.

Заведение это открылось всего полгода назад и по своей популярности било все рекорды в районе. Самые состоятельные люди Красноармейска, как правило, чиновники от нефтянки или откровенные бандиты, отморозки неопределенного рода занятий, были завсегдатаями этого заведения. На желтом фасаде ресторана, который по замыслу архитектора должен был олицетворять своим дизайном достаток и успех, висела огромная золотистая копия посмертной маски фараона Тутанхамона. По синему фронтону заведения размашисто было начертано стилизованными буквами «Мемфис». При входе тебя встречал грибоподобный охранник в дешевом черном костюме, похожий на гориллу.

Оранжевый с синими пятнами мебели интерьер, разного масштаба трафареты пирамид и вариации древнеегипетской темы составляли все внутреннее убранство. На первом этаже располагался основной огромный зал ресторана. Между тем, спустившись в подвал по устланной глянцем черного мрачного гранита лестнице, посетитель попадал в бар с низким потолком. Тут можно было покатать шары в бильярд, а потом около барной стойки на шатком вертящемся стуле за чужое здравие напиться до полусмерти. Днем заведение обычно пустовало. В летний полдень слышалось, как под потолком летают одинокие сонные мухи.

Бурная ночная жизнь начиналась с наступлением темноты. Красновыйные бритые молодцы заплетающимися голосами заказывали у диджея очередной перл народной попсы про лебедей или централ. Ярко накрашенные проститутки в клетчатых чулках и юбках, похожих на трусы, бесцеремонно визжали и хохотали, белой пеленой стоял густой сигаретный дым, неуверенным шагом нащупывали пространство пьяные дородные бензовозчики в черных рубашках и черных джинсах с золотыми цепями на шее. Иногда апофеозом этого торжества становилась поножовщина или маски-шоу «лицом в пол» с участием районного ОМОНа.

Но до ночи было еще далеко, и сейчас это гнездилище народных страстей пустовало. Сумрачный охранник с плоским затылком и раздавленными ушами борца лег грудью на полку гардероба, о чем-то болтая с миловидной рыжей гардеробщицей, из зала ресторана глухо доносились звуки радио. Я быстро прошел под их неодобрительные взгляды вниз по лестнице. Потом, миновав гардероб, осторожно спустился еще ниже по скользким неверным ступеням блестящего гранита, взял со стойки бара толстую коричневую папку меню и полистал.

Вокруг не было ни души. Одинокий скучающий официант полулежал за барной плитой и с рыбьим бесстрастным выражением смотрел телевизор, который висел почти над ним. Я стал шумно переворачивать вперед-назад замасленные картонные страницы. Бармен, не меняя положения, покосился на меня, облокотился, подпер щеку рукой и опять замер.

– Извините, можно уточнить, – начал я, – что у вас есть из пива?

– Все, – отрезал лениво бармен.

– А вот…

– Я сказал – все.

– «Будвайзер» свежее?

– Да.

– А вот тут написано «Эхмынокуда». Не. Не так. Лады. Не могу правильно прочитать, – я попробовал воспроизвести длинное название какого-то, видимо, редкого сорта по сумасшедшей для рядового обывателя цене.

Бармен наконец впервые за все время нашей немногословной беседы с любопытством посмотрел на меня.

– Ну есть.

– Отлично, – сказал я. – Вы с какого часа работаете? Завтра это не закончится?

– С двенадцати. Можете не переживать. Не закончится, – криво усмехнувшись, ответил он.

С легким сердцем исполненного поручения я вышел на морозный воздух, запахнул дубленку и поехал в офис с докладом.

На следующий день погода выдалась морозной, прогнозы обещали антициклон и минус двадцать пять градусов к вечеру. Я решил одеться попроще и потеплее: ватник, ватные штаны, валенки, овчинная шапка треухом. Посмотрел на себя в зеркало: не хватало только бензопилы на плече – вальщик леса из тайги. В руках пакет с полотенцем и две пустые пластиковые пятилитровые канистры из-под питьевой воды. Трехдневная щетина. Такой вот портрет в полный рост.

От офиса выехали всем отделом на вишневой «Шкоде» шефа. Набиваемся в салон под завязку. На переднем пассажирском сиденье долговязый тесть начальника. Сзади мы, менеджеры, вчетвером. Пакеты и сумки в багажнике. Стекла машины сразу покрываются изнутри инеем. Шеф включает печку на всю катушку, но это почти не помогает. По пути заезжаем, как планировали, в памятный бар «Мемфис». Беру я две канистры. Смотрю – охранника нет. Думаю, хорошо, что отлучился, а то если бы он меня увидел в моем «прикиде» – не пустил точно. Бесшумной войлочной поступью спускаюсь по широким ступеням в бар. У входа натыкаюсь на бармена, который поднимается мне навстречу. Он строго спрашивает:

– Вы куда?

Я простодушно:

– Пиво есть разливное?

Его насмешливый взгляд прошелся по моей вытертой шапке времен Великой Отечественной войны, старой зэковской телогрейке и ватным штанам из того же набора, задержался почему-то на валенках.

– Есть. Оно слишком дорогое для вас. Слишком. Идите, за углом в киоске дешевое, в баклажках.

– Очень хорошо. Значит, качественное, – не унимаюсь я.

– Не-е-ет. Вы не поняли. Это о-очень дорогое, – бросил он, протяжно пропев уже как-то мимо меня, поверх моей головы, в его голосе явно чувствовался сарказм.

– А можно меню посмотреть хотя бы?

Бармен не смотрит на меня, снисходительно разворачивается с видом человека, делающего одолжение, нет, невероятное снисхождение к бестолковому нищему посетителю, и возвращается к барной стойке. При этом он старательно делает вид, словно что-то там забыл и вернулся только по этой самой причине.

– Смотри, – он звонким шлепком бросает на стойку меню в синем дерматине, на его лице написано раздражение.

Я медленно раскрываю тощий фолиант и, найдя нужную строчку, медленно, почти по слогам читаю сорт пива и цену.

– Девятьсот шестьдесят три рубля? – переспрашиваю я.

– Там все написано. – Бармен делает вид, что наконец нашел искомый документ и ждет, пока настойчивый клиент поймет очевидное – заведение не по карману простому человеку. Я киваю, ищу другое наименование и медленно читаю вслух, заканчивая свою фразу еще одним трехзначным числом.

Бармен в нетерпении встает и собирается уходить. Мне становится интересно. Я ставлю на барную полку с пустым звуком две пятилитровые канистры с синими крышечками из-под бутилированной воды, достаю из кармана пухлую пачку денег, перевязанную резинкой. Мой шеф любил дешевые трюки с наличкой.

– Очень хорошо. Налей мне того и другого по полной, – сказал я с усмешкой.

Сказать, что на лице бармена появилось удивление, было бы неправдой. Пауза. Сомнение. Потом удивление, сменившееся испугом. Он вскочил со стула. Что-то со стуком упало на пол. Не знаю, о чем он подумал в тот момент, но мне показалось, о чем-то плохом. Ситуация не укладывалась в штатные формы.

– Сколько?

– Да вот тут, браток. Две полные канистры набери.

Бармен забегал у стойки бара. Схватился за краны, отпустил, взял одну из канистр, начал извиняться:

– Вы знаете, буду стараться быстро, но уж очень оно пенится.

Он подставил прозрачную емкость под кран, рванул на себя блестящую латунную ручку.

– Блин. Как я и предупреждал…

– Ну ты это, не волнуйся, но времени нет, – хотя попытка поторопить была не нужна.

– Ага. Сейчас. Блин. Сейчас разолью по бокалам, потом пена сойдет, и в канистру.

Неловким движением он сбил вторую канистру с полки бара, начал ловить одной рукой. Короткая схватка в воздухе закончилась победой пластиковой емкости – она звонко приложилась к бритой голове бармена.

– Минут десять? – спросил я и, сбросив телогрейку, сел на синий кожаный диван.

– Минут десять. Может, быстрее. Попробую быстрее. Пенится. Блин. Как бы быстрее, не знаю, – ответил он, усиленно моргая на бутылку.

Бармен тихо откашливался, вздыхал, наклонял голову, чтобы посмотреть, как пышная пена постепенно укладывается и как плавно растет темный уровень.

В баре появился тесть начальника, проверил ход налива и строго спросил:

– Долго еще? Баня заказана. Время цигель-цигель, ай лю-лю. Михаил Светлов ту-ту.

Бармен тревожно посмотрел на меня, потом на огромного посетителя в белой овчиной дубленке:

– Секундочку. Еще секундочку, господа.

Он торопливо переливал осевшее пиво из высоких бокалов в узкое горлышко канистры. Его руки слегка дрожали, губы сжимались, выражая крайнюю степень ответственности при подходе к процессу. Через несколько минут пытка была закончена. Бармен заботливыми движениями обтер белым полотенцем обе бутыли и, бережно поддерживая каждую под дно, поставил их на прилавок.

– Пожалуйста, господа. Тут вот, правда, наверху чуток пены. Но сами понимаете, свежее, играет, – он сделал быстрое движение, ногтем мизинца ткнул в горлышко канистры и подобострастно посмотрел мне в глаза.

Я накинул свою фуфайку, щелчком снял резинку, аккуратно отсчитал необходимую сумму, не взял сдачу и, небрежно подхватив канистры, пошел на выход.

– Всего хорошего вам, господа. Хорошо отдохнуть. Заходите еще, – бармен улыбался и кланялся нам вслед.

В памяти его, вероятно, теперь к коллекции образов платежеспособных клиентов, новым русским в черном, чиновникам в костюмах и блатным в наколках добавился еще один вариант – человек в телогрейке.

«Я не мизантроп, но… Впрочем, скорее всего, и нет этой коллекции, потому что нет у таких людей в голове жесткого диска для хранения информации, нет постоянной памяти, а только оперативная, объемом минут десять», – подумал я цинично уже на морозном воздухе, подходя к машине.