Идеальный мир

Идеальный мир

Алексей Ярковой

© Алексей Ярковой, 2020

ISBN 978-5-4498-5476-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Корпус первый. Болты и гайки

Байки автослесаря

Воспитание чувств

Был такой период в нашей истории: накрылась великая советская страна медным тазом, разбежались по углам союзные республики. И каждый начал сам ковать свое счастье в меру его понимания, в силу возможностей и удачливости. Кто торговал пирожками, кто штанами и куртками, кому-то повезло оказаться в период развала СССР на нефтеперерабатывающем заводе. Вадим Петрович был мастером спорта по боксу и, как позже с усмешкой рассказывал нам, сколотил свое состояние – скорее не состояние, а первоначальный капитал, как это модно было тогда говорить, – на мороженом:

– Ага. Все смеялись надо мной. Пальцем показывали. Смотрите, Петрович мороженками торгует. Вот дурачок. Не нашел чем зарабатывать! Нет, чтобы, как Женька, бензин продавать. И ха-ха-ха! Да только по осени я уже улыбался. За первый же сезон накопил столько бабла, чтобы на дом хватило.

Купил Петрович осенью после успешного сезона торговли мороженым дачу, обустроил ее за зиму, весну. Вкладывал душу в ремонт, иногда выжимая все соки из своих работников. За зиму убрали весь мусор с участка, перетрясли полностью домик, весной обложили кирпичом, обшили панелями, вставили пластиковые окна, отопление электрическое наладили, перекрыли оранжевой черепицей крышу. Как потеплело и сошел снег в огороде, газон под фруктовыми деревьями раскинули и ровненький забор из нового штакетника сколотили. Словом, к майским праздникам посреди серого и скромного дачного советского поселка появился островок цивилизации, почти альпийский домик.

А в середине девяностых житье у народа было бедное, ничтожное. Кто не имел предпринимательской жилки – или зубы на полку, или воровать, или металлолом искать, что зачастую становилось, впрочем, тем же воровством, поскольку беспризорное советское железо очень быстро закончилось.

И стали потихоньку страждущие в поисках наживы шарить по дачным кооперативам. Особо ценного имущества тогда на дачах не держали, и все, как правило, равны были в бедности. Ну, радиоприемник «Урал» или старый черно-белый телевизор «Горизонт» – это максимум, что можно было из техники найти, поэтому воришки не брезговали ничем. Есть чермет (трубы для полива) – отлично, раскрутим и сдадим в лом, а если цветмет – тем более хорошо, за него на порядок больше дадут скупщики. Садовый инструмент, ложки, вилки – тащили все, что можно сдать или продать на рынке. Забирали не только продукты, оставленные хозяевами, выгребали все, что росло. Приезжают трудящиеся в субботу урожай собрать, а ни клубничники, ни крыжовника, ни винограда, ни яблок или груш – ничего, все обобрано подчистую. Боролись, конечно, с этим кто как мог в силу своей фантазии и доступных средств. Опрыскивали сад от жучков всяких чем-нибудь поядовитее, мышеловки ставили, капканы, решетки железные, заборы колючей проволокой (скоммунизженной на казенном предприятии) обносили, кто-то собак оставлял. Да только толку от всех этих придумок не очень много было. Известное дело: человек – венец природы, хитрее зверя нет. Как говорили бензовозчики, на дырку с редкой резьбой всегда найдется винт с нужным шагом.

Между тем Петрович был человеком практичным, обосновался на все лето капитально: на даче кондиционер установил, холодильник привез, телевизор с видеомагнитофоном, микроволновку, плиту газовую, во дворе мангал большой поставил. И за всем этим хозяйством у него практически круглосуточно кто-нибудь приглядывал: когда сам был на месте, когда своего помощника по бизнесу оставлял подежурить. Но чаще всего в доме оставалась хозяйничать мадам, которую он взял к себе в качестве универсальной рабочей единицы: сготовить, постирать, помыть, прибрать, продукты купить и просто в роли курьера куда-нибудь слетать. Так что от жуликов, шаривших по округе, он особо не страдал. Сунулись они пару раз как-то, но на участок под присмотром бдительных помощников напасть не решились.

Дважды в неделю, каждую субботу и воскресенье, Петрович посылал водителя с подручной по хозяйству дамой на рынок, закупалось мясо на шашлык, соленья разные, сыр, колбаса, зелень, огурчики, помидорчики и, разумеется, милым дамам шампанское в коробках, мужикам пиво в упаковках и водка в ящиках. Зазывались друзья-товарищи, во дворике на газоне, под деревьями и шатром из виноградных лоз, устраивались застолья, маленькие праздники, на которых местная братва обменивалась новостями. Тут заключались сделки, строились планы, под гитару пелись песни. В общем, получалось так, что своим бурным ритмом жизни отпугивал Петрович жуликов и на соседних участках. Хороший Вадим Петрович сосед оказался, повезло владельцам дачных домиков в округе.

И вот, значит, проходит как-то очередной праздник души в один из теплых первых майских дней. Шашлыки на углях шкворчат, пробки от шампанского хлопают, дамы взвизгивают, гости на джипах на площадке перед дачей паркуются, гомон стоит, и ароматы аппетитные разносятся по округе.

Петрович в отличном расположении духа около ворот прохаживается, потягивает пиво из кружки, покуривает дорогую сигарету «Парламент», советы дает, кому как тачку поставить, руки пожимает входящим.

На весь этот шум и гам из домика напротив выходит к околице щуплый с бородкой старичок – полюбопытствовать, что происходит, кто и по какому поводу.

– Здорово, Вадим, – узнает он Петровича, поправляет на сморщенном птичьем лице очки с привязанными синей изолентой дужками и продолжает: – По какому случаю гуляем?

– О! Василий Иваныч! Привет, привет! Ты, отец, совсем от жизни отстал, все проспал. Ветеран завода, ветеран труда, про Праздник Весны и Труда забыл. Заходи! По такому случаю заходи, тяпнем по соточке.

Но старичок отнекивается, головой крутит – гордость пролетарская, видимо, не позволяет:

– Куда мне с вами, молодыми, в одну компанию, мое время прошло. Мое дело стариковское.

– Ладно тебе! Загляни на минутку, – Петрович кладет ему на плечи свою огромную ручищу, похлопывает, подталкивает, – не побрезгуй, нам честь с таким дядькой посидеть, пошли-пошли.

Борется с рукой и с собой, со своими принципами, комплексами старичок – как бы с буржуями новыми невозможно, неправильно будет. Но беда – стол на изумрудной поляне выглядит уж очень заманчиво. И тут еще на фоне этой роскоши вспоминается пенсионерское тихое житье вместе с холодильником, где не одна мышь повесилась. А у соседа шашлычки дымятся, соленья благоухают, в стеклянных литровых банках черная икра рядом с покрытыми инеем бутылками «Абсолюта» (только что из морозильной камеры). Ну и кто тут выдержит? Опять-таки праздник – дело святое, в общем-то, за солидарность и единение классовое, почему бы не махануть?

Одним словом, выпивают Вадим Петрович с Василием Ивановичем по рюмашке-другой. И разомлевший, раскрасневшийся старичок между делом делится тяготами своего бытия. Повествует немного с сарказмом и самоиронией, без имен и фамилий, чтобы, не приведи господи, не омрачить настроение хозяина и гостей, о том, как терпит он лишения от ворья всякого. Трубы ржавые для полива, дай бог памяти, со времен хрущевских никто не трогал, а тут и трубы унесли, и инвентарь садовый из сарая сперли – замок навесной перекусили, подчистую все вынесли. Вот так и поделился Василий Иванович наболевшим и закусил, выпил. Кажется, и душе легче, и в теле бодрость образовалась. Напоили дедушку братки потом чаем, до домика проводили, а Петрович, растроганный историей, по широте душе велел на следующий день своему помощнику купить старичку комплект садовых инструментов и трубы для полива.

Между тем встреча эта одной только благотворительностью не закончилась. Зацепился крепко в памяти у Вадима рассказ старичка, не любил Петрович всякие несправедливости. Одно дело – государство обуть, и совсем другое – безответных, беспомощных пенсионеров обирать. С этого дня внимательнее стал Петрович за рулем синего «Форд Эксплорер». Теперь, проезжая на своем лобастом синем джипе на дачу, бдительно смотрел он не только на полотно дороги, встречные машины, но и по сторонам, участки сканировал.

Наконец, спустя неделю, как-то едет он к себе на дачу пообедать, можно сказать, перекусить, хозяйство проверить, с супругой о делах переговорить, а навстречу ему по обочине дороги рысцой два мужика.

На плечах трубы малого диаметра, как раз для полива огородов, в руках связки кранов, за плечами набитые «бог весть чем» рюкзаки, через плечо всякая утварь на бечевках. Классический случай. И гадать не нужно.

Петрович резко тормозит, преграждая парочке дорогу, и, опустив боковое стекло джипа, спрашивает ледяным голосом:

– Где взяли?

На жуликов медленно оседает облако рыжей пыли. Они останавливаются, поднимают головы, вытирая бисер пота на лбах.

– Не твое дело! – огрызается один из мужичков.

– В райотдел, что ли, вас свезти? – холодно говорит Вадим.

– Да че те надо? – возмущается другой.

Тогда Петрович моментально, не задумываясь, выходит из своего танка. Секунда, и вот уже стоят перед мужичками сто двадцать килограммов мышц, при этом каждую, как говорится, можно опробовать немедленно в деле.

– Придется, ребята, вас жизни поучить, чтобы неповадно было народ обижать.

– Бить будете?

– Не. Нах нужно. Вы щас сами друг друга отмудохаете, – говорит с усмешкой Петрович.

– Это как это?

– Все по чесноку. Быстренько в спарринг встали, стойку приняли. Кто выиграет, того отпущу.

– А кто не хочет?

– Ну, тогда спарринг со мной. По очереди.

Мужички топчутся, повисает неловкая пауза. Все понимают, что шансов у них нет. Кулак Петровича размером с голову.

– А кто проиграет? – осторожно спрашивает один из жуликов.

– Значит, кто выиграет – отпущу. Кто проиграет, пойдет со мной на место относить то, что свинтили по участкам, и отрабатывать долги.

Делать нечего – выбор небогат. Начинают они друг друга толкать, после пары минут имитации кому-то вдруг кажется, что якобы его больнее и обиднее задели, чем он супротивника. Раздается краткий сухой мат, всплеск адреналина подстегивает лучше любого кнута, и понеслось. Даже не картина маслом, а, как говорили тогда, махач на всю катушку.

– Короче, так пошло дело, что пришлось мне их растаскивать. Думаю, поубивают на хрен друг дружку. Юшку аж пустили. Глаза стали как у начинающих пчеловодов. Пришлось взять за воротники и растащить, – рассказывал на следующий день Петрович на нефтебазе знакомым слесарям и водителям.

– Эх, Вадим! С тобой когда-нибудь помрешь со смеху. А потом? – вытирая слезы, говорили водилы.

– Я слово держу. Одного отпустил.

– А как ты определил победителя?

– Не! Пацаны! Тут все просто. Ясен пень – у кого морда целее осталась.

– А второй?

– Второй пошел со мной барахло разносить и краны прикручивать. Все честно.

История эта, впрочем, имела вторую серию. Через неделю-другую Петрович поймал еще одну парочку дачных воров. Как предприниматель со смекалкой и человек творческий, он повторяться не стал, проявил изобретательность. Заставил жуликов снять всю одежду, включая нижнее белье, забрал их шмотки и отпустил восвояси.

Я не знал реальной статистики раскрытых и нераскрытых преступлений, не знал степени успехов местной милиции, но, так или иначе, по Красноармейскому району пошел слух о новом Робин Гуде, и с тех пор очень долго дачный кооператив «Нефтяник» воры и мародеры старались обходить стороной.

8 сентября 2015 – 23 марта 2016 гг.

Обида

Фамилия у него была неинтересная, но крепкая, как и его рукопожатие: Чередниченко. Впрочем, не в фамилии дело, судьба распорядилась так, что жизнь Ивана Ивановича на всем ее протяжении – от молодого водителя грузовика и до матерого предпринимателя, торгующего топливом в бензовозах, – была связана с дорогами. А там, где дороги, у нас тогда царствовали вездесущие продавцы полосатых палочек, или, как их раньше любили называть, гаишники. Неисчислимо лиха потерпел от них Чередниченко. Как никому другому досталось ему от блюстителей порядка и беспорядка на дорогах.

И был у Ивана Ивановича знакомый генерал. Не совсем генерал, не действующий генерал, а генерал в отставке по выслуге лет. Бывший сотрудник органов внутренних дел. И вот как-то Иван Иванович зашел вечерком в гости к другу. За бутылочкой беленькой разговорились. Прошлись по обычным темам: про охоту, про рыбалку, про женщин и работу. Отставник его пригласил на ближайшие выходные съездить с ним на джипе в пойму Волги – куропаток пострелять. И тут вспомнил Иван Иванович, что закончился у него срок действия охотничьего билета. Новый нужно оформлять, справки собирать, фотографироваться. Справки в начале девяностых, если были деньги, получить можно было безо всякой волокиты, только плати, а вот фотографироваться приходилось лично идти. Чередниченко в шутку и говорит отставному генералу: «Дай мне китель свой, я для солидности в нем сфоткаюсь». А тот отвечает: «Да на, какой вопрос, только не потеряй». Достал из шкафа генеральский мундир, галстук, сложил все это в пакет и вручил другу. На следующий день, проверив с утра все «ответственные точки» своего бизнеса, Чередниченко приехал на «Волге» цвета воронового крыла в фотоателье. Выцветшие вывески с названиями организаций бытовых служб в советском формате тогда еще можно было встретить на улицах городов. Галстук на белую рубашку пристегнул, китель накинул, сделал ответственное лицо, посмотрел в зеркало заднего вида – настоящий генерал. И пошел фотографироваться. Приемщица заказов проявила крайнюю степень вежливости и расторопности. Фотограф, хромой косоглазый старик, немного нервничал и едва не повалил огромный черный куб фотокамеры на трех ногах. Между тем после снимка (замрите, чуть влево голову, вспышка, зайчики в глазах) Иван Иванович собрался уже снять китель и поехать домой на обед, но, выглянув в окно, вдруг увидел, что рядом с его машиной, которую он поставил под знаком «остановка запрещена», прогуливается в ожидании жертвы молодой лейтенант дорожно-патрульной службы.

Чередниченко поднял брови, хмыкнул, поправил на себе генеральскую форму, нахмурившись, вышел из ателье и быстрым шагом направился к своей «Волге».

Тем временем милиционер продолжал не спеша прогуливаться около автомобиля Ивана Ивановича со сложенными за спиной руками – ладонь в ладонь. На правой кисти раскачивался полосатый жезл, который временами нервно вздрагивал, словно хвост у разозлившегося кота.

Когда до машины оставалось метров десять, Иван Иванович остановился и во всю глотку рявкнул:

– Как стоишь перед старшим по званию?!

Ничего не подозревающий лейтенант в этот момент находился спиной к Чередниченко. От бычьего рева он не просто вздрогнул – у него подогнулись колени, и он едва не сел на тротуар. Оказавшись лицом к лицу с чистым гневом, лейтенант совсем оробел, фуражка, ожив, соскочила на асфальт и закатилась под «Волгу».

– Доложить! – нахмурив кустистые брови, рыкнул Чередниченко.

Милиционер метнулся вправо, потом влево вокруг «Волги», как бы выбирая кратчайший путь, и, вытянувшись струной, подошел неверным строевым шагом.

– Товарищ генерал-майор! Лейтенант Федоров по вашему приказанию прибыл.

– Ну и дурак, – грубо ответил Чередниченко. – Куда прибыл? Чего прибыл? Говори по существу. К пустой голове руку не прикладывают.

– Патруль… я. Патрулир-р-рую.

– Чего стоишь? Патруль, значит, патрулируй давай. Службы не нюхал. Фуражку потерял. Позор СССР. Быстро. А то я сейчас тя быстро отпатрулю. Хэх! Патрульщик, – и с этими словами, не глядя на стоящего столбом гаишника, Иван Иванович осанисто прошел к водительской двери своей машины, хлопнул дверью и затем, от души газанув, в клубах сизого дыма уехал.

До поворота, пока не опрокинулась отраженная перспектива, в зеркале заднего вида долго подрагивало удаляющееся изображение стоящего в ступоре лейтенанта. Рядом виднелся серый эллипс смятой колесом машины фуражки.

Но на этом коротком эпизоде занавес не опустился – история с карнавальной местью по воле случая продолжалась. Из фотоателье Чередниченко решил ехать домой на обед. Дорога его лежала по мосту через Волго-Донской канал, около которого находился стационарный пост ГАИ. И тут опять вспомнил Иван Иванович все обиды и разборы, штрафы и мзду, и такая взыграла вдруг в нем злость, что желваки стали ходить по скулам. Погоны придали уверенности в своих силах. Он крепко сжал огромными ручищами руль «Волги», наклонился вперед, высматривая жертву. Около поста между тем дежурил усатый рыжий прапорщик. День выдался жарким. Белое небо, белое солнце, белая придорожная пыль. Выгоревшая рубашка прапора намокла на спине. Ленивым, усталым взглядом, в поиске непристегнутых ремней и машин без номеров, он провожал глазами поток автомобилей. Увидев в окне проезжающей «Волги» генеральские погоны, прапорщик на всякий случай приложил руку к виску. Черная «Волга» притормозила, в окно вынырнуло огромное карминовое лицо, маленькие злые глазки и золотой погон. Прапорщик, видимо, подумал, что нужно все-таки быть ближе к уставу строевой службы, и, подбежав к «Волге», отрапортовал:

– Дежурный по посту канал патрульно-постовой службы прапорщик Саблин! За время несения службы происшествий не случилось!

Но, видимо, в тот день карты не ложились для него в масть. Генерал, брызжа слюной, высунулся в окно:

– Как докладываешь, прапорщик?! Что за форма?! Где строевой шаг?! Кругом! На исходную позицию шагом марш!

После повторного подхода и доклада Чередниченко оценил взглядом с головы до ног запыленного и мокрого от пота прапорщика, заставил его почистить до блеска сапоги, еще раз прогнал строевым шагом, отметил никудышную выправку и напоследок суровым голосом сказал:

– И смените форму, товарищ прапорщик! Что это? Отутюжить, постирать. Буду ехать обратно вечером – проверю.

– Так точно, товарищ генерал! Есть! Виноват! Исправлюсь! – с этими словами Иван Иванович выжал сцепление, подоткнул мясистой широкой ладонью передачу и укатил.

На следующий день, конечно, китель со словами благодарности вернулся к хозяину. О шутке Иван Иванович рассказывать не стал. Душа наполнилась покоем, чувство мщения за прошлые обиды удовлетворено вчерашним диким куражом. История могла бы тем и окончиться, но иногда снаряд трижды попадает в одну и ту же воронку. Для особо удачливых. Спустя неделю или, быть может, меньше на том самом посту через канал, где Чередниченко в генеральской форме гонял прапорщика, его остановил для проверки документов сотрудник дорожной милиции в форме капитана. Пока гаишник сверял номера, листал техпаспорт, из постовой будки вдруг вышел тот самый позавчерашний прапорщик. Естественно, увидел знакомую «Волгу», памятные номера. На его лице мелькнула тень удивления, и он, подойдя к капитану, заглянул через плечо. Иван Иванович молча ждал окончания проверки. Прапорщик посмотрел на документы, потом на Чередниченко и осторожно что-то шепнул на ухо капитану. Тот с любопытством выслушал шепот и, возвращая документы Чередниченко, спросил:

– Где вы работаете, Иван Иванович, можно поинтересоваться?

– Да нигде. Так, торгую иногда, чем бог пошлет. Предприниматель я!

Капитан с прапорщиком переглянулись, и старший по званию уже тверже сказал:

– Тогда на каком основании вы разъезжаете в форме сотрудника органов? Придется нам оформить ваше задержание. Прошу выйти из машины.

Иван Иванович во весь голос захохотал, что задрожали стекла, и облокотился на открытое окно «Волги»:

– Ну вы, блин, даете! Пошли-пошли! Оформим. Только формы я не ношу. А вот вчера давал машину своему старшему брату порулить. Он хоть и генерал, но человек скромный. Взяток не берет, а служебная тачка в ремонте застряла. Вот он у меня волжаночку-то и одолжил на денек. Ну, чиво? Пойдем задержание оформлять? А?

Оба инспектора, вытаращив глаза, замерли на месте.

– Я говорю, вязать-то будете? Только потом мне один звоночек дадите сделать? А? Братану.

Прапорщик, словно щука, вытащенная на берег, глотнул воздух. Капитан поджал губы и отмахнул честь:

– Счастливого пути!

– И вам, ребята, не кашлять, – засмеялся Чередниченко.

С тех пор в Красноармейском районе проблем у Ивана Ивановича с работниками дорожной милиции не было. Завидев его румяное и вечно веселое лицо, в ответ на сигнал или моргание фар «Волги» кто отворачивался и делал вид, что не видит, а кто приветственно поднимал ладонь к виску.

20 февраля – 28 июня 2012 г.

Высокое качество

Дверь в кабинет распахивается, и в офис заходит большой, дородный мужчина в ярко-красной рубашке и синих джинсах. Его румяное гладковыбритое лицо и василькового цвета глаза, весело бегающие под соломенными редкими бровями, выражают невероятную легкость жизни. На голове шапка рыжих, растрепанных степным летним ветром волос придает ему какую-то комичность. На ногах болтаются коричневые, покрытые толстым слоем пыли, потертые сандалии с расстегнутыми ремешками, слабо позвякивающими при ходьбе, словно шпоры на сапогах.

– Здорово, братки, – громовой голос заставляет менеджеров отвлечься от компьютеров.

– Привет, Иван Иванович, – по очереди кивают они.

– Дадите солярочки, отцы родные? Мне две шаланды залить, – добродушно говорит он.

– Ты садись, Вань, – отвечает ему один из менеджеров, – в ногах правды нет.

– Не садись, а присаживайся. Сесть мы всегда успеем, – скороговоркой и со смешком отвечает он, устраивается поглубже в серое кресло на колесиках. – Артурчик, выпиши, – на лице Ивана Ивановича крайняя степень нетерпения.

– Знаешь, Вань, подожди. Сейчас начальству рапорт по отгрузке нефтепродуктов сделаем и тогда тобой займемся.

– От! От эт-т-то молодцы! Молодцы! Не то что некоторые, – туманно, но с веселостью в голосе говорит Иван Иванович. – Эх, хорошо стало работать. Тут тебе и тепло, и светло, и мухи не кусают. Не то что я в автоколонне тысяча пятьсот тридцать восемь работал лет двадцать назад. Водилой пахал на КрАЗе по сменам. А еще и подрабатывать получалось. И чего только не было. Чего только не было, – начал свой рассказ в ожидании оформления документов Иван Иванович и красноречиво тряхнул головой. – Дело было зимой, в декабре. Морозы только-только установились. Я работал тогда в автоколонне пятнадцать тридцать восемь. Ну, сами знаете, та, что почти напротив заводоуправления нефтезавода. Так вот. Машина тогда у меня была – сейчас уж не увидишь на дорогах. То был КрАЗ. КрАЗище. КрАЗ еще тот, с деревянной кабиной. Двери фанерные, но силища, конечно, неимоверная. Танк. Дашь газку – из выхлопной столб черного дыма и рев, как у тягача. Короче, вот. Знакомый у меня был тогда. Говорит, хочешь подкалымить? Всего делов – привези из коровника, что в Светлом Яру, самосвал навоза. Там тебе ребята накидают, а везти-то тут рядом с нефтебазой, что у берега Волги, в садовый кооператив. Пару часиков, и синенькую заработаешь. Ну, пять рублев. Верное дело. Ну, я тогда молодой был, долго не думал. А тут синенькую заработаю. По рукам. Чин чином приехал в совхоз. Разыскал местного главного по коровам. Задом сдал во двор. Накидали мне навоз. А говно свежайшее, аж пар с него идет. Еду мимо заводоуправления «Каустика», а меня все легковушечки норовят побыстрее объехать, вонища хуже, чем с химкомбината, пар идет, да еще я тут газую. Черный выхлоп из трубы с запахом дерьма из кузова – смесь ядерная.

Иван Иванович сидит подбочениваясь, одна рука тыльной стороной кисти уперта в бок, другую он, растопырив короткие говяжьи пальцы, положил на стол. Менеджеры уже забыли про отчет.

– Ехать недалеко. Сами знаете, как на пляж, на Волгу ехать. Та же дорога. Еду, думаю, лишь бы гаишников не было. Не отмажусь. Путевки-то нету. Штраф платить не хочется. Еще не заработал, а уже платить. Ну да отец небесный миловал. До переезда доехал. Там шлагбаум, правда, как назло, взял и закрылся на переезде. Электричка, твою же гэбэ мать. Стою, газую, чтоб печка лучше работала. Намедни мороз припустил. Градусов двадцать. А я стою, газую. Народ, кто сначала за мной встал, задом сдает, форточки прикрывает. Понимают, что рабочий человек едет: от меня не духами несет. Уважают! Ну, электричка прошла. И доехал я наконец до садового кооператива. На воротах висит здоровенный амбарный замок. Посигналил, выбегает старичок – божий одуванчик. Я ему: так и так, везу заказное говно по такому-то адресу. Открывай, старый хрыч. А он мне: «Ничего не знаю». Мобильников тогда не было, куда мне деваться? Деваться некуда. Не буду же я с полной коробочкой по району искать клиента. А время тикает, в автоколонну надо машину, а то диспетчер время потом проставит, и пиши начальству объяснительную записку, где был и чего делал. Уговорил деда, побежал тот в сторожку искать ключ. Нашел. А замок не открывается – вода в нем замерзла. Не открывается, и все тут, сука. Блин, сторож хренов, хоть бы смазывал. Он его и так и сяк. Говорю, дай я. Попробовал – не идет, и все тут. Обматерил я замок и говорю сторожу: ты дед как хошь, а я тебе у ворот навоз вывалю. А там заберет кто надо и куда надо. Посторожишь, ничего не случится. А дед мне: «Нет, милый, не пойдет». И советует мне: «А чего, давай напрямки по льду езжай. Лед крепкий, крепкий лед-то! Кооператив садовый идет вдоль берега Волги». Махнешь, говорит, тут краешком по льду, заскочишь и вывалишь где надо. Я, недолго думая, прыгаю в кабину, передача, газу, газу, и вперед. Времени в обрез. Проехал, может, метров десять. Слышу треск – не выдержал лед, пошла машина под воду, еле успел выскочить. Утонула как раз по крышу. Выбрался на берег. Вот так «напрямки»! Вот так подработал! Хотел сгоряча репу деду начистить, а тот закрылся в вагончике и кричит, собака: «Не тронь, милицию вызову». Махнул на него. Темнеть скоро начнет. В декабре дни короткие. Что делать? Побежал в автоколонну за тягачом.