Суггестия

Рядом с дверью лежит ружье, из него хозяин дома стрелял в нас через дверь. Одна из половиц под лавкой откинута в сторону. Заглядываю. Это его оружейный сейф, в котором лежит еще пара охотничьих ружей. Рядом лежит фонарь, которым хозяин дома указывал нам путь.

Во мгле за спиной раздается пара выстрелов, первый более грузный, от ружья, второй от пистолета. Максим!

Хватаю ружье, фонарь и вперед. Нужно спешить, пока следы еще видны на снегу.

Хорошо, что я нашел фонарь. Без него бы было туго. Я и так передвигаюсь, согнувшись пополам, чтобы разглядеть следы. Метель лупит снежным зарядом, сколько времени уже идет этот снег!

Передо мной тропинка из двух пар еле видимых следов, она уходит немного влево. Я не успеваю среагировать, нога проваливается в пустоту, я падаю, качусь вниз, снег засыпается за шиворот. Слышу еще один выстрел, пистолетный, Максим жив. Но мне нужно его еще найти.

Пытаюсь выбраться из ямы, дыхание сбилось. Следы, только бы их было еще видно.

Продвигаюсь дальше. Появляются первые стволы деревьев. Лес. Теперь нужно быть более осторожным, чтобы не влететь макушкой в дерево, пока высматриваешь под ногами следы.

Все глубже в лес. Среди деревьев метель становится немного слабее, луч фонаря начинает светить подальше. Макс, кричу я в темноту. Тишина. Нужно идти. Снег, он везде, он под курткой, он в обуви. Тяжело дышу. Вдруг слышу крик и снова выстрелы. Из пистолета и из ружья. Это второй выстрел из ружья. Значит, у Синицына закончились патроны, в доме были только двуствольные ружья. Значит или он остался безоружен, или ему нужно время, чтобы перезарядиться.

Слышу звуки борьбы. Всплеск воды.

– Максим! – Снова кричу в темноту, в ответ тишина.

Иду вперед. Вытоптанная поляна, что-то темное на снегу. Кровь!

Максим, где ты. Осматриваю вокруг, фонарь выхватывает только снег и стволы деревьев. Ни кого. Вот блеснула вода и к ней тянется кровавый след. Не отдельные капли, а сплошная полоска крови. Дохожу до реки. Тишина. Поток воды слишком быстрый. Если в нее кто-то упал, то его уже наверняка унесло далеко от сюда. Луч фонаря блуждает по поверхности воды, надеюсь на лучшее. Тишина, только вода журчит под ногами. Максим! Нет. Не может такого быть, чтобы я за несколько дней потерял двух друзей.

– А-А-А-А. – Раздается за сугробом.

Свечу фонарем, что-то поднимается вверх. Что это?

Рука!

Бегу. Максим, держится за торчащие из берега корни.

Я забыл про все, усталость, метель, снег. Все это отошло на второй план. Максим. Надо его вытаскивать. Встаю на колени. Я даже не думаю о том, что снег подо мной может обрушится и тогда мы оба упадем в воду, и ни кто нас не спасет. Хватаю Максима за руку, он отпускает корни и второй рукой вцепляется в мою куртку.

– Тащи. – Выдыхает он.

Кое-как затаскиваю его на берег. Валюсь радом с ним в снег. Лежим. Огонь раздирает легкие, сердце готово вырваться из груди. Тело бьет дрожь, в голове, под аккомпанемент бешено пульсирующей крови проносятся картины произошедшего. Мозг пытается понять, что это было – реальность или сон.

Голые ветви деревьев, нависшие над нами похожи на кости. Кости той старухи с косой, что хотела забрать нас к себе. Не сегодня, старая. Не сегодня!

***

Кое-как мы добрались до дома Синицына. Метель стихала. По снегу было тяжело идти. Нас трясло и от холода и от нервного напряжения. Фонарь нас спас. Без него мы бы не вышли из леса. Голова не хотела соображать, мы шли только за светом фонаря.

Зайдя в дом, мы сразу скинули с себя все мокрое. В доме тепло. Нужно как можно быстрее согреваться, особенно Максиму, он был в холодной воде. Кухня, плита, чайник. Максим переворачивает все в шкафах.

– Ты чего?

– У него наверняка есть чем согреться, хотя бы самогон. Вот он.

Максим достает трехлитровую банку с мутной белой жидкостью. Запах самогона ни с чем не перепутаешь. Пара глотков и по телу бежит волна тепла. После пережитого стресса и без закуски, организм резко расслабляется, голова начинает идти кругом. Хорошо, что стул со спинкой, иначе я бы упал на пол.

– Макс, это какой-то трэш! – Я смотрю на него и замечаю рану на руке. – Он в тебя попал?

– Нет, напоролся на сук когда бежал. Его первый выстрел ударил в дерево сантиметрах в десяти от меня. Еще бы чуть-чуть и мы с тобой сейчас здесь не сидели.

– Учитывая то, что ты провалился в реку, это было не единственным возможным вариантом смерти. Расскажи, что происходило.

Я бы хотел повернуться лицом к Максиму, но сил на это нет. У него, видно тоже, он сидит, откинувшись на спинку стула, и смотрит на стакан самогона, стоящий перед ним.

– Хорошо, что я побежал за ним сразу. Иначе в темноте просто не разобрал бы занесенные следы. Ты-то шел с фонарем, тебе было виднее.

– Ни черта не видно было, луч светил метра на три вперед. Да еще и адреналин.

– Когда я оказался в лесу, то решил выстрелить, думаю, может, испугается что у меня оружие и остановится. Выстрелил в воздух. В ответ, пуля прилетела почти в меня. Тогда я, не раздумывая, выстрелил в сторону, откуда раздался его выстрел. И побежал. Я слышал его дыхание. Деревья мелькали перед глазами, летящий снег делал их похожими на призраков. Я только успевал уворачиваться от них, но на один сучек все-таки напоролся. Мне было не до крови, которая потекла по куртке, хотя боль пронзала всю руку и пыталась сковать движения.

Он допил стакан и продолжил.

– Я уже видел спину Синицына. Снова выстрелил в воздух и, собрав оставшиеся силы, сделал рывок в его сторону. Когда я накинулся на него, он по инерции нажал на спусковой крючок, гром выстрела оглушил меня, пуля попала ему в ступню. Мы повалились на землю. Мне казалось, что он не почувствовал боли от раны. Он с такой силой вцепился мне в горло, что у меня перехватило дыхание. Я ткнул стволом пистолета ему между ребер, он ослабил хватку. Так в борьбе, мы постепенно оказались у воды и снег под нами провалился. Я успел схватиться за торчащие корни, а он ушел под воду и я его больше не видел.

Значит, Синицын ранил себя, вот откуда след крови на снегу. Единственное, что не укладывалось у меня в мозгу, это след на снегу. Максим говорит, что они боролись и докатились до воды. Тогда почему след в снегу такой узкий.

Но зачем он сделал все это? Зачем стрелял в нас? Зачем убегал? В конечном итоге все его действия привели к его смерти. Второй смерти за прошедшие дни, которая произошла в моем присутствии.

Столько вопросов, на которые нет ответа.

6

Очередная бессонная ночь. В доме был телефон. Максим сначала позвонил Семенову, обрадовать его лихим поворотом всей этой истории. Потом мы вызвали полицию и всю ночь провели здесь, рассказывая о произошедшем.

Часа в два ночи приехал Семенов.

– Вы совсем охренели! – кричал он на нас, расхаживая по комнате как лев в клетке. – Это был всего-навсего несчастный случай. А вы что за цирк устроили. Погоня, перестрелка. Докажи теперь – он указывает пальцем на Максима, – что не ты его убил и сбросил в реку.

– Олег Викторович. – я пробую вклиниться в его речь, чтобы защитить друга.

– Помолчи. – обрывает он меня. – Того и гляди, что ему понадобится адвокат, более компетентный чем ты. Коровин, ты хоть сам понимаешь, во что вляпался. Этим делом займутся даже не эти ребята из районного отдела. По твою душу придут из собственной безопасности. Весь отдел на уши поставят. Нет, я тоже молодец. Отпустить в служебное время. Побеседовать с человеком, которого я уже опросил.

Семенов подходит к окну, вглядывается в ночь. В отражении вижу, что он смотрит не в окно, а на него. Точнее на наши с Максимом отражения в окне.

– Пистолет. Ты почему его не сдал. Ты что, поехал на задание, где требовалось оружие. Коровин, вот ты мужик-то умный, вопросов к тебе по службе нет ни каких. Но иногда, это что-то с чем-то. Как ребенок. Да ладно бы все было так просто, как в детских играх. Но нет. Он не сдал оружие. Взял отгул по семейный обстоятельствам. И на тебе. При нем табельное оружие и труп, точнее его отсутствие. Доказывай теперь, что он на тебя напал и смерть стечение обстоятельств. А не ты его подстрелил и утопил.

Отсутствие трупа Синицына, в самом деле, было не в пользу Максима. Я как свидетель, не видел ни борьбы, ни падения в реку. Только слышал выстрелы и звуки. А Максим был с ним один на один, ночью в лесу во время метели. Скверно все это.

В пять утра мы смогли поехать домой. Сегодня похороны Кости. Мне нужно быть обязательно. Максим на них точно не попадет. Обратная дорога прошла в тишине. Разговаривать о чем-то постороннем, не было ни какого желания, а о произошедшем за ночь, было уже столько сказано и написано, что снова поднимать эту тему, ни кто из нас не стал.

От вечерней метели не осталось и следа, кроме наметенного снега. Небо было чистым. Над нами в предутреннем небе висела большая медведица. Редко я видел ее в этом утреннем ракурсе, вверх ногами, непривычно.

Я завез Максима домой и поехал к себе, солнце начинало озарять горизонт, надо переодеться и подготовится к траурной церемонии.

***

Я шел к церкви. Легкий мороз кусал щеки, солнце светило так ярко, что отражаясь от снега, слепило и сверху, и снизу, казалось, что весь воздух заполнен солнечным светом. Под ногами, в воде, хрустел новомодный реагент, пришедший на смену старой доброй песко-соляной смеси и казавшийся такой панацеей ото льда и грязи, которая образовывалась песком, после того как соль растопит снег со льдом.

Реагент, конечно, грязи делал поменьше, но после него дорога становилась мокрой, что со временем, приводило к ее новому обледенению. Дорожные службы не выполняли всех необходимых процедур по очистке дорог от снега и льда. Ведь этот реагент необходимо было сметать с дороги вместе с образовавшейся снежной кашей, в которую он превращает лед, еще до того как все это превратиться в воду, чтобы снова замерзнуть. Так же и с песком. Насыпали, снег и лед начали таять, сметайте это все и дорога всегда будет сухой и чистой. Сухой асфальт не покроется коркой льда.

Я вошел в церковь. Отпевание уже началось.

Гроб с телом Кости был закрыт. Что от него осталось после встречи с грузовиком. Бедные родители, они даже не увидели своего ребенка в последний раз. Хотя, видеть то, что осталось от твоего ребенка. На сколько нужна эта трагедия для сердца матери, итак потерявшей смысл своей жизни.

На Костиной маме не было лица, всю траурную церемонию она ревела стоя на коленях рядом с гробом.

Отец Кости держался стойко. Увидев меня, он подошел, положил руку мне на плечо и сказал «Спасибо, что пришел. Ты последний, кто видел его живым». В этих словах я услышал всю ту боль, что он испытывал, но не проронил ни одной слезы. Он был сильный человек. Костя рассказывал, что отец прошел Афганскую войну, был несколько раз ранен, но покинул Афганистан только когда наша армия уходила оттуда.

Проводить Костю в последний путь мы отправились на двух автобусах, родственников у него было много. Дяди, тети, двоюродные и троюродные братья с сестрами, племянники. А вот родных братьев и сестер не было. Костя был один у родителей. И я понимал все то горе, что испытывали его родители, провожая единственного сына в последний путь.

Когда могилу закопали, все присутствующие бросили по горсти земли, отдавая последнюю дань памяти, погребенному, Костин отец удержал меня за рукав, чтобы я не пошел вместе со всеми в автобус.

– Ты был его единственным другом. Надеюсь, ты станешь частым гостем в нашем доме.

– Обязательно.

Мы стояли вдвоем с ним у кургана свежей земли, покрытым траурными венками, над которыми возвышался деревянный крест, указывающий, кто под ним покоится.

В этот момент я увидел единственную, первую за все время, слезу на щеке Костиного отца. Эта слеза являла собой всю ту боль, которую он испытывал, но не показывал внешнему миру. Ни кто не видел и не чувствовал его боли, той которая уже три дня жила в нем и останется с ним навсегда.

Он бросил горсть земли на могилу сына, сказал «Спи с миром» и мы пошли к автобусу.

***

Домой я вернулся уже когда было темно, как рано все-таки темнеет на зимнем времени. Свет включил только в коридоре. Быстро помыл руки, переоделся и завалился на диван. Мыслей в голове, не было ни каких, и ни каких сил делать что-либо. Все силы и эмоции были оставлены там, на траурных поминках по моему погибшему другу.

На полке рядом с телевизором что-то светилось. Странно, светящихся в темноте предметов у меня нет. Пришлось вставать. Цифры на экране показывали 17:45. Это же телефон Кости, я про него забыл. Взял и снова лег на диван.

Конечно, интересно посмотреть, что у него в телефоне. Пересмотреть его фотографии, приложения, социальные сети. С одной стороны это неприлично, копаться в чужой частной жизни. А с другой, Костя погиб, а на телефоне осталась память о нем. И к тому же фотографии, может там есть что-то, что будет приятно видеть его родителям.

Время на экране сменилось, минут прошла. Кстати, 17:45, это как раз то время, во сколько все произошло.

Решено, смотрю. Включаю телефон. Галерея. Фотографии. Вот рабочие будни, день рождения директора, фотографии рабочих документов, Костя с мамой, летний отдых. Нужно будет все скинуть на флешку и отдать родителям. А может отдать телефон?

Нет. Телефон я пока что не отдам. Внутренний голос подсказывает мне, что в нем есть какая-то тайна, может что-то связанное с тем вечером. Так, нужно вспомнить.

Мы ехали в автобусе, Костя что-то читал в телефоне, он не обращал внимания на происходящее вокруг и мне отвечал, не отрывая взгляда экрана. Что он читал?

Закрываю глаза, пытаюсь вспомнить. Воспоминания встают передо мной. Светофор, дорога. Нет, назад, раньше, еще в автобусе. Лужа, проталкиваемся через людей к выходу из автобуса. Вот, мы сидим, краем глаза вижу картинку, цветную. Под ней текст. Обращаюсь к нему «Та опять завис в сети», мой взгляд падает на экран – красный, желтый, зеленый. Три цветных пятна на размытом фоне и под картинкой текст.

Инстаграм. Только в этой сети такой формат постов.

Открываю на телефоне, лента обновляется. За эти дни появилось такое количество новых фотографий. Что ж, полистаем. Двигаю пальцем по экрану, перед глазами мелькают фотографии, на некоторых замечаю знакомые лица, аккаунты коллег с работы, на других реклама, вот пост про компьютерные игры, вот юридические новости. Чего только здесь не встретишь.

Листаю уже минут пять, рука устала от монотонного движения.

Стоп! Вот она, картинка из памяти. Три цвета – красный, желтый и зеленый. Почитаем что под ней, Костя читал, не отрываясь, может, что-то важное.

Пост набрал уже пять тысяч лайков, аккаунт популярный. Текст оказался в стихах, вероятно, его ведет какой-то поэт или просто любитель литературы, под ником – poet_in_black.

Я перечитал текст несколько раз. От осознания, прочитанного, у меня волосы встали дыбом. Еще и обстановка вокруг, темнота в комнате и лишь тусклый свет экрана телефона, один на всю квартиру. Кто! Кто мог такое написать?

Стихотворенье, последнее, что прочитал Костя в своей жизни, называлось «Три цвета» и вот о чем оно:

Тремя цветами нашу жизнь измерив,

Иди – зеленый, красный – стой, а желтый – жди.

Они считали, в этом можешь быть уверен,

Что смогут жизнь твою спасти.

Но все изменит лишь момент, мгновенье.

Три цвета призванных спасать, убьют.

И замерев, ты как скульптура Возрожденья.

Лишишься жизни!

Падай ниц!

Лети!

Этого не может быть. Три цвета, красный, желтый, зеленый. Мгновенье.

Костя замер на бордюре как раз когда эти три цвета, на одно мгновенье загорелись на светофоре. И после этого. Лишишься жизни. Падай. Лети.

Так открыть аккаунт. Кто ты неизвестный автор. Все посты на его странице сопровождаются стихами. Графоман любитель?

Читаю несколько стихов. Везде присутствует смерть. Все картинки яркие, запоминающиеся. Но на всех размыт задний фон.

Нет, этого не может быть. Кто-то предсказывает смерть? Ясновидящий или психопат? Я не хочу в это верить, кто-нибудь, скажите мне, что все это чистое совпадение. Эта картинка, этот стих и смерть моего друга.

Я открываю следующий пост, на картинке открытая дверь, из-за которой падает свет. Название стиха под картинкой «Стук».

В этот самый момент раздается стук в мою дверь. Я выкидываю телефон из рук.

Не включая свет, иду в коридор. Отодвигаю крышку глазка, луч света с площадки врывается в темноту квартиры. За дверью мужчина, лет сорока, не похоже, что он будет предлагать мне провести интернет от нового провайдера. Открываю дверь и щурюсь яркого света.

– Владимиров Павел Владимирович? – спрашивает пришедший.

– Верно.

Он протягивает удостоверение.

– Кириллов Игорь Андреевич, отдел собственной безопасности, регионального управления внутренних дел.

Сверяюсь с удостоверением, с фотографии на меня смотрит человек немного помоложе, но с тем же, пронизывающим насквозь, взглядом голубых глаз.

– Хочу пообщаться с вами по поводу вчерашнего инцидента, произошедшего с лейтенантом Коровиным.

– Да, конечно. – Пропускаю вечернего гостя в квартиру, включаю свет. – Пойдемте на кухню. Чай будете?

– Если предложите, не откажусь.

Мы проходим на кухню. Включаю плиту, воду еще нужно вскипятить, я сегодня дома ни чего не готовил.

– Вы ездили с Коровиным вдвоем? – Начал незваный гость.

– Да, мы поехали с Максимом вместе. Вообще-то я хотел ехать один, но Максим решил ехать со мной.

– Кто был в курсе вашей поездки?

– Я, Максим, этот Синицын и капитан Семенов, он отпустил Максима после обеда. – Кириллов делает пометки у себя в блокноте. – Чай черный или зеленый? – Чайник как раз засвистел.

– Черный. Вы не заметили ни чего необычного в поведении Коровина, пока ехали?

– Необычного. Нет, хотя я не настолько сильно его сейчас знаю, мы учились вместе в институте, а потом несколько лет не видели друг друга. Так что не могу сказать, какое поведение для Максима обычное, а какое нет. Ну а в общем ни чего необычного, ехали, разговаривали, начиналась метель. Только то, что Максим был с оружием, меня немного смутило, поездка все-таки нерабочая. Он сказал, что не успел его сдать. Как оказалось позже, оружие пригодилось.

– Он не сказал вам, по какой причине не сдал пистолет?

– У них там какие-то стрельбы были учебные. – Ответил я, ставя на стол две кружки с чаем и садясь рядом.

– Хорошо. Что произошло там в деревне?

– Доехав до деревни, я позвонил Синицыну, он сориентировал нас как найти его дом. Хорошо, что он оказался последним, а то домов через метель не было видно, только забор вдоль дороги. Когда мы шли к дому, он, Синицын, светил фонарем, указывая нам, где дверь. Потом погасил фонарь и свет в доме стал гаснуть. Следом за этим последовал выстрел, в нас полетели щепки. Убегающий Синицы налетел на меня. Максим сказал мне оставаться в доме и бросился за ним.

– То есть, тот кто вас ждал, сначала показывал вам дорогу к дому, а потом, ни с того ни с сего, взял оружие, начал по вам стрелять и скрылся.

– Можно и так сказать. Но не думаю, что в тот момент он стрелял в нас. Скорее он стрелял, чтобы сбыть дверь с петель и убежать, пока мы будем уворачиваться, от летящих в нас щепок и двери. – Он снова сделал пометку в блокноте.

– Что происходило дальше?

– Я только успел зайти в сени. Услышал выстрелы, схватил лежавший на полу фонарь, взял одно из ружей и побежал.

– Где было ружье, которое вы взяли?

– Там под лавкой была сдвинута одна из половых досок. Под ней лежало еще несколько охотничьих ружей. Я не удивился такому количеству оружия. Деревня в лесу, там, наверное, все мужики охотники.

– В лесу что происходило?

– Я старался не сбиться со следа. Метель быстро заметала их следы. Несколько раз чуть не врезался в дерево. Услышал пару выстрелов. Первый из пистолета, второй из ружья. Я в этот момент еще подумал, если у Синицына ружье двуствольное, то у него больше нет патронов. Потом был звук борьбы и всплеск воды.

– Последовательность выстрелов точно как вы говорите, сначала пистолет, потом ружье. Вы в этом уверены?

– Да. Звук выстрела из ружья гораздо сильнее пистолетного.

– Хорошо. – Снова пометки в блокноте.

– Значит всплеск воды. Я шел в сторону, откуда был этот звук. Под ногами была поляна вытоптанного снега. Было видно, что здесь боролись, и от этого места к реке тянулась тропинка. Да, еще след крови. Одна непрерывная полоска крови. Я очень испугался за Максима. Он сказал, что Синицын попал себе в ногу, когда Максим догнал его.

– Сам себе. Специально?

– Нет. Максим его догонял и на последних метрах прыгнул на него. И в момент, когда навалился на Синицына, тот по инерции дернулся и нажал на спусковой крючок. Максим на него прыгнул сзади, а ружье было опущено.

– Получается след от крови, это была кровь Синицына.

– Да. Максим потом показал, что сам напоролся на сучек. Но его рана на руке не кровоточила сильно и не оставила бы такого четкого следа на снегу.

– Хорошо. Все что вы мне рассказали. Вы знаете только со слов Коровина. Сами вы ни чего не видели. Верно?

– Да. Я только слышал. Видеть не мог из-за снега. Все подробности кто куда выстрелил, это мне рассказал Максим.

– След на снегу, который тянулся к воде. Какой он был.

– След крови – сплошная темная полоса. Не слишком широкая, но, вполне заметная в метель.

– Так. А тот след от борьбы, который вел к воде?

– Я бы не сказал, что это был след от борьбы. Он был не широким. Скажем так, если там кубарем передвигались два человека, то посмотрев на оставшийся след, об этом не скажешь. Но здесь игра света и тени. Точнее сказать игра фонарного луча во мгле метели.

Кириллов дописал в своем блокноте и закрыл его. Взял кружку чая, к которой не притронулся, пока расспрашивал меня.

– Скажите, Павел, вы давно знакомы с Коровиным?

– Уже десять лет. Мы учились вместе. Я, Максим и Костя были весь институт были лучшими друзьями.

– И все эти десять лет вы постоянно общались. Все вместе. Втроем. Так?

– Нет. Через пару лет после института Максим вдруг пропал. Ну как пропал. Он перестал отвечать на телефон и в социальных сетях. Профили его в интернете остались, даже было видно, что он заходит на свои странички. Но на сообщения он не отвечал.

– И как давно вы встретились снова?

– Вот пару дней назад, когда я ходил в полицию к Семенову, рассказывать об обстоятельствах смерти Кости. Там я и встретил Максима.

– Получается, что несколько лет вы о нем не слышали, ни чего не знали и не видели его самого.

– Да. Я бы сказал, что наша встреча была бы куда более радостной, если бы не предварившие ее трагические обстоятельства.

– На ваш взгляд, после института, Коровин изменился? Вы ему доверяете?

– Да. Вполне. Я бы не сказал, что он сильно поменялся. Он стал, скажем так, немного суше. Наверное, профессиональная привычка работы в полиции сказывается. А в остальном, он такой, каким был в институте. Его сильно беспокоит смерть Кости, точнее те обстоятельства, при которых это все произошло. Не знаю, я был там, смотрел видео с уличных камер. Меня ни чего не смущает в том, что это все признали несчастным случаем. Но Максим в этом засомневался. Знаете, он навел меня на этого Синицына и на водителя Иванова. Максим думает, что смерть Кости не случайна.

– Кто такой Иванов?

– Водитель грузовика, под колесами которого погиб Костя. – Кирилов снова открыл свой блокнот. – Максим нашел информацию, что этот Иванов был клиентом нашей фирмы, Костя с ним работал. Я пообщался с ним, и оказалось, что раньше Иванов работал вместе с Синицыным. После чего я, точнее мы с Максимом, отправились к Синицыну.

– Хорошо. Спасибо за чай. Моя визитка. – Кирилов протянул мне черную визитку на дорогой бумаге, где его контактные данные были написаны золотыми чернилами.

Я закрыл дверь и остался один, в тишине. Что за вопросы мне задавал этот Кирилов. Верю ли я Максиму, не изменился ли он! Бред. Конечно, я не знаю, что за проверку они там проводят, думают, что он врем по поводу смерти Синицына, что Максим см его застрелил, а труп сбросил в реку. Вот были бы сами на нашем месте, особенно на месте Максима, в лесу в метель, один на один с человеком у которого ружье. Хорошо, что Максим не успел сдать свой пистолет.

Из комнаты раздался писк. Телефон Кости! Подхожу, на экране уведомление «poet_in_black, разместил новую запись».

7

На улице зима. Прямо настоящая зима. И не скажешь, что несколько дней назад о снеге и морозе не было никакого намека. Снег хрустел под ногами, слепил глаза отраженным солнечным светом и просто радовал, поднимая настроение, отсутствующее в свете всех происходящих событий.