Школа мёртвых душ

Залез на них и, достав какой – то чёрный кусок, наклонился к плитам и обвёл вокруг себя насколько хватало руки круг,  затем на глаз поставил пять точек и провёл прямые линии. Во главе каждой вершины начертал символы,  покопавшись в мешке, достал свечи, они были не высокие, но очень толстые и короткие.

Свечи он расставил на символы, начертанные во главе вершин, мне не нужно было присматриваться, чтобы разглядеть перевёрнутую звезду.  Расставив все свечи, он начал зажигать их с самой нижней, зажигая их одну за другой против часовой стрелки. Затем достал пять сосудов, напоминающие горшочки, и поставил рядом со свечами. Когда он закончил, он махнул рукой второму балахону. Тот небрежно взял трясущуюся девочку за плечи и толкнул её в сторону плит.

Взяв её за талию, он не просто помог ей подняться, а подкинул её на эти плиты.  Девочка упала на задницу, выставив руки, и только это уберегло её от того, чтобы она навзничь не упала спиной на плиты.

Она приподнялась и посмотрела на свои ободранные о плиту ладошки, и заплакала.

Балахон даже не посмотрел на неё, он схватил её за колечко на маленькой головке и рывком припечатал её в плиту, затем встал, взял её ручонку и положил на один луч звезды, тоже самое сделал и с ножкой, затем встал на них ногами и всем весом прижал их к плите.  Второй нелюдь в точности повторил его движения. Девчушка плакала от боли, пытаясь вырваться от этих тварей.

Ни тот, ни другой даже не обратили на это внимания.  Один из балахонов достал из мешка книгу и, открыв её, начал читать,  он читал громко и чётко, у него получался, можно сказать, церковный распев.

Ветер усилился, вороны не просто каркали, они голосили, словно понимая всё происходящее.

Тот, что первый прижал ей руку и ногу, задрал ей платьишко, оголив спину. Второй начал читать.

Читая книгу, он достал огромный кинжал и отточенным, словно бритва, остриём, он начал вырезать на спине девчушке непонятный мне символ,  очень похожий на тот, что другой ранее начертал на плите. Маленькое тельце вырывалось и кричало от боли, но нелюдь в балахоне не останавливался, а лишь стал ещё громче читать. Вдруг открылась задняя дверь, и оттуда вышла её точная копия с огромными белыми бантами и в таком же платье. Моё оцепенение от увиденного прошло так же внезапно, как и наступило, я с силой начал колошматить кулаками в окно, я бил в него что есть силы, чтобы разбить.

Плевать, что третий этаж, плевать, что переломаю ноги,  но я доползу на руках до этих тварей и перегрызу зубами им глотки.

–Твари!  Суки! – орал я в окно от ярости и бессилия.

Словно услышав мои крики, копия той, что извивалась от ужаса и боли, повернулась ко мне и улыбнулась так, что у меня внутри все похолодело, я перестал стучать и на секунду замер.

Она, посмотрев на меня, отвернулась и, глядя на мучения своей сестры, зашлась в радостном смехе.

Я опустил глаза и посмотрел на мурлыку, которая сидела рядом со мной.

Она смотрела на происходящее и из её зелёных кошачьих глаз текли слёзы.

Я резко поднял голову и всеми остатками силы ударил кулаком в стекло, крича, что – « тебе, мелкая тварь, я перегрызу глотку последней. »

– Да что же вы, сволочи, делаете – услышал я крик из – за стекла.

Я перевёл взгляд в ту сторону, откуда он донёсся.

Невысокая пухлая фигура бежала со стороны школы, потрясая кулачками, бежала, спотыкаясь об обломки битых кирпичей, но продолжала бежать так быстро, насколько была способна, споткнувшись в очередной раз своей неуклюжестью, он поднялся с куском арматурного прута и бросился к ним с новой силой.

Он подбежал к плитам и уже замахнулся, чтобы прутом ударить первый балахон по ногам, как мелкая тварь подобрала кусок стекла, накинулась на него сзади и воткнула осколок в пухлое горло.

Толстяк начал заваливаться назад,  упав затылком на кирпич, от чего его голова запрокинулась, и я в пухлом лице узнал человека, который сидел сейчас на стуле за мной, ни капли не изменившееся, такое же пухлое добродушное лицо.

Первый балахон лишь мельком обернулся, второй даже не обратил внимания, продолжая вырезать на маленьком тельце загадочные знаки.

Второй балахон выпрямился и перевернул страницу книги, только сейчас я заметил, что это та самая книга из подвала, которую я рассматривал несколько часов назад.   Перевернув лист, он продолжил чтение, подняв в небо кинжал, которым только что резал живую плоть.

Ветер поднялся ещё сильнее, в небе сверкнула молния,  первый балахон вскинул руки к небу, и небо разразилось громовым раскатом. Второй балахон нагнулся и концом кинжала начал срезать кожу со спины несчастной, помогая второй рукой свернуть из срезаемой кожи свиток. Девочка уже не кричала, а просто хрипела своим надорванным горлом.

Когда кожа со спины была снята,  второй балахон перемотал её бечёвкой и убрал в мешок,  первый в это время перевернул девчушку спиной к плитам так, словно мясник кусок мяса. Тельце уже почти не сопротивлялось, крики от боли отняли у него все силы.

Второй взял книгу в руку и продолжая распевать  начал вспарывать ей живот, вспоров живот до конца, он снова вознёс кинжал к небу, и яркая молния распорола ночной небосклон.

Второй балахон начал методично доставать органы,  а первый отрезать и складывать в сосуды,  девочка больше не кричала, лишь её тело продолжали сотрясать конвульсии. Когда все сосуды были заполнены,  кинжал перерезал тонкое горлышко, выпуская кровь.  Маленький котёнок в этот момент бросился на балахон с кинжалом, вцепившись ему внутрь капюшона.

Тот рукой схватил его и со всего маху швырнул о плиты,  котёнок отлетел к девчушке, лёжа на боку со свёрнутой головой,  коротко подёргивая задними лапками.

Оба балахона спустились с плит и подошли к маленькой твари.

Один достал из мешка соломенную куклу и кинул ей под ноги,  затем зашёл ей со спины, рывком поставил её перед куклой на колени и, не мешкая ни секунды, перерезал ей кинжалом горло.

Он держал её дёргающееся тело за волосы до тех пор, пока вся кровь не сошла на куклу. Откинув мёртвое тело, он подошёл к плитам, держа в руке окровавленную куклу,  второй балахон стащил за ногу то, что осталось от девчушки, и отшвырнул котёнка в сторону.  Положив куклу в центр звезды, балахон открыл книгу и начал читать. Из – за сильного ветра до меня доносились только урывки слов. Потом он вознёс книгу к небу, и мощнейшая молния рассекла небо пополам.

В ту же секунду всё стихло.

Балахон убрал куклу в мешок, туда же положил кинжал. Осмотревшись вокруг, снял капюшон, на меня смотрел тот человек, который вчера утром принял меня на работу,  только значительно моложе. Второй капюшон упал на плечи балахона.  Чёрные, как смоль, волосы струились  на плечи, что – то в этих волосах мне показалось знакомым, я надеялся увидеть лицо, но надежда не увенчалась успехом.

– Кто она? – спросил я не оборачиваясь.

Балахоны сели в машину, машина заволокла всё синим выхлопным дымом и резко дёрнулась с места.

Я уже хотел отвернуться, как в клубах дыма увидел нечто полупрозрачное,  оно отделилось от истерзанного тела и, не касаясь земли, растворилась в котёнке. Котёнок сильно вздрогнул и затрясся, пытаясь поднять головку.

Едва встал на лапки, он пополз к толстяку, который лежал на спине с осколком стекла в горле, цепляясь коготочками, он влез ему на грудь.

Я посмотрел на мырчалку её зелёные глаза были заплаканы.

– Так вот кто ты на самом деле… – дотронулся я до её головы.

Она подошла и уткнулась мордочкой в мой бок. Теперь мне стало понятно, почему она с такой ненавистью драла эту тряпичную тварь. Теперь я понял, кого видел утром в зеркале, некоторые вопросы решились сами собой,  но некоторые требовали ответа.

—Можно спросить? – спросил я у того, кто сидел на стуле.

– Спрашивай.

– Кто эта женщина?

–Я не знаю.

– Зачем директор это сделал?

– Это тоже для меня загадка. Могу только предположить,  он хотел власть над этим местом, полную и неделимую.

– То место в подвале,  в котором я нашёл книгу и тетрадь, это твоя коморка?

– Да.

– Зачем ты всё это спрятал там?

– Ну ты дурак? – без злобы спросил он, – когда это там пряталось, моё тело было давно мертво, и я просто не мог этого сделать.

– Да,  извини, не подумал.

– Ну да, я заметил,  думать это вообще не твой конёк, – усмехнулся он.

– Кто ты?

– Я хранитель этого места.

– Как мне выбраться отсюда? – задал я вопрос, который интерисовал меня больше всего.

– Тебе нужно остановить то абсолютное зло, которое заточили сюда.

– Но как я могу остановить бессмертное, это же невозможно!

– Есть один способ.

Стены школы задрожали, словно от бешеной ярости.

– Она не хочет, чтобы я тебе это рассказывал.

– Почему ты боишься её?

– Она намного сильнее меня, и если я помогу тебе, она меня накажет, очень сильно накажет.

– Ну помоги мне, пожалуйста,  прошу тебя! – с отчаяньем в голосе попросил я.

Он глубоко вздохнул.

– Ну хорошо, слушай.

– Абсолютное зло можно остановить только кровью, абсолютной детской доброты, – ответил он и посмотрел на мырчалку.

– Не понимаю.

Завхоз ещё раз вздохнул, оторвался от спинки стула и придвинул мне мой нож, лежащий на столе.

– Если ты хочешь дожить до утра и выйти отсюда, ты должен принести ей в жертву чистую добрую детскую душу, окропив нож невинной кровью, – сказал силуэт, глазами указывая на мою мырчалку.

Меня окатило холодной волной от понимания того, что я должен сделать, чтобы остаться живым.

« Убить то создание, которое не задумываясь о своей жизни всё это время защищало меня,  убить существо, которое стало для меня самым близким и дорогим .»

Мурчалка сидела на столе опустив голову, она понимала всё, что говорит этот некогда человек, она не пыталась убежать, спрятаться, она просто сидела и ждала своей участи.

– Это единственный выход? – спросил я у завхоза, беря со стола в руки нож.

– Да, – ответил он, не глядя мне в глаза.

– В таком случае я не доживу до утра, но и этой твари не хорошо не будет! – сказал я, вскакивая со стула, убирая нож в ножны и собирая папки бумаг со стола.

– Чего ты задумал? – спросил он.

– Да так, – отмахнулся я.

– Нет времени на то, чтобы дважды переспрашивать.

– Эта тварь боится огня, вот и спалю эту хлабуду. Вместе со всем и со всеми кто тут есть.

– Успокойся и сядь.

Я выполнил его требование.

– Я знал, что не ошибся в тебе, – продолжил он, словно и не прерывал повествование.

– В каком смысле?

– Это не важно.

– И тем не менее? – не унимался я.

– Нам дано видеть то, что не дано видеть живым. Как только ты появился на пороге школы, я увидел это сразу. В тебе есть то, что во многих людях давно умерло.

Я намекну, ты первый за много лет, кто додумался покормить мурчалку, не говоря о том, чтобы  взять её на руки и погладить. Ты тот, кто поставил её жизнь превыше своей. Дети, если их можно так назвать, что только с ней не делали,  играли в футбол, швыряли об стену,  она лишь истошно мяукала, умоляя прекратить над ней издеваться,  но эти твари продолжали только ещё сильнее.  У уборщиц хватало мозгов лишь ударить её шваброй,  думая, что она им где – то гадит, при том что ни разу не находили ни одной её кучи. Вот в общем – то и всё.

– Ты имеешь ввиду мою доброту? – удивился я казалось бы самой элементарной человеческой вещи.

– Я бы сказал человечность,  в принципе пусть будет доброта, если тебе так удобнее понимать, смысла это не меняет.

– Ладно, – хлопнул я себя по колену словно поставил точку в его монологе и удивившись своей наглости добавил: – всё это конечно хорошо и замечательно, но вопрос, что делать дальше остаётся открытым.

– Ты не дослушал меня, – нарочито вкрадчиво одёрнул меня собеседник.

Стены сотряслись так, что с потолка посыпалась штукатурка,  рёв ненависти громовым раскатом прошёлся по коридору, стекла в окне задрожали, и осколки  звонким звоном влетели в кабинет. Я едва успел отвернуться, один осколок резанул мне ухо, другой воткнулся в плечо.

– Сука, – проскрипел я с ненавистью.

Стальная дверь начала вгибаться внутрь, кирпичный проём посыпался крошкой, ещё немного и дверь влетит в кабинет.

« Да и похуй » – подумал я, раньше всё начнётся, раньше и закончится,  я встал и потянулся за ножом.

– Сядь, – негромко велел мой некогда собутыльник. – Теперь ты понимаешь, что это начало конца?  И почему я не могу тебе ничем помочь? – спросил он и продолжил, словно ничего вокруг не происходило.– То, что ты поставил чужую жизнь во главу угла, для неё самый болезненный удар. Любое зло живёт лишь потому, что его постоянно подпитывают извне. Оно питается всем от мелкой гадости до самого ценного для него – чужой смертью. – Возьми нож и окропи своей кровью.

Я больше не спорил, а делал всё, что он говорит.  Я достал нож, срезал кусок бинта, кровь сама  закапала из потревоженной раны.

– Вот теперь ты не бессилен перед ней.

– Теперь я смогу убить её? – с надеждой в голосе спросил я.

– Нет. Только противостоять, но не убить!

– Спасибо, – искренне и от души поблагодарил я его.

Рёв стих столь же внезапно, как и поднялся. Дверь покорёженным листом стояла в проёме. После прошедшей волны в коридоре было слышно, как с потолка и стен валиться штукатурка.

– Можно ещё вопрос? – спросил я, даже не ожидая положительного ответа.

– Валяй.

– А кукольная тварь, та, что бегает по школе,  она кто?

– Она что – то вроде домашнего питомца который своими проделками веселит и потешает то ,что заключено в этих стенах. Её душа проклята за предательство своей сестры и заключена в соломенную куклу, которую ты видел в уголке творчества.

– А мурлыка – твоё домашнее животное? – догадался я.

– Нет, скорее безмолвная подруга.

– Понятно, – брякнул я невпопад и задал следующий вопрос.

– Почему она бессильна днём?

– Она не то, что бессильна.  Она смотрит, слушает, наблюдает, но материализоваться не может. Она выходит играть только ночью, если есть с кем, и игры её заканчиваются смертью для игрушки.

– Это я уже понял,  если бы не мырчалка, я думаю уже из спортзала живым бы я не вышел.

– Скольких эта тварь погубила?

– Всех, кто оставался на ночь.

– А почему им мурчалка не помогала, почему она помогла мне?

– По той же причине, почему и я, в тех не было того, что есть в тебе.

– Ты сказал, что я смогу ей только противостоять, верно?

– Да.

– То есть мне нужно просто находиться в этом кабинете и не вылезать, и в случае чего просто обороняться?

– Было бы всё так просто… – вздохнул он и продолжил. – Ты видел ту слизь на втором этаже, – он не спрашивал, а утверждал.

– Да, видел.

– Она почти уже за дверью и не далее чем через полчаса заполнит этот кабинет. Единственное твоё спасение на крыше, только не вздумай подходить к краю.

– На крыше она меня не достанет?

– На крышу до рассвета она просто уже не успеет.

– А та, кого ты боишься, обитает в подвале? Это она хотела меня схватить? – совершенно внезапно даже для себя спросил я.

– Глупец.  Она это всё то, что вокруг тебя. Ты видел её там? – с интересом спросил он.

– Нет, скорее я чувствовал её. Я видел, как стены подвала хотели меня раздавить!

– И раздавили бы, если могли,  но это   были всего лишь расставленные ей иллюзии.

– Скажи а… – он не дал договорить и слова.

– Тебе пора.

– Спасибо тебе большое за всё, – искренне поблагодарил я.

Он молча покачал головой.

Я подошёл к двери и открыл покорёженный замок.

Для того чтобы открыть смятую дверь мне пришлось приложить не мало усилий, дверь со страшным скрипом нехотя, но поддалась.

Я отошёл немного от стены и  заглянул за угол в коридор.

Завхоз был прав, слизь почти добралась до угла. Но как же мне пройти сквозь неё??  Спросил я сам у себя.  Ответ не заставил себя долго ждать и послышался из кабинета.

– Когда ты психанул после моих слов, ты был на верном пути.

– Что? – переспросил я,  заглянув в кабинет,  но в нём уже никого не было.

« Я был на правильном пути, когда психанул,  загадки во тьме, » – выругался я, как сплюнул.

Нет, проще сказать, что делать и куда бежать.

Обведя взглядом кабинет, я увидел на столе скиданные мной пачки бумаг, я начал собирать их, чтобы поджечь эту тварь,  после его слов, когда психанул.

« Ну конечно! » –  Осенила меня мысль.

Я зашёл в кабинет,  провёл фонариком по углам, в одном из них оказалась щётка с черенком для подметания полов.

Уборку наводить желания у меня категорически не было, поэтому в данный момент меня интересовал её черенок, который я от неё и отломал.

Порыскав по шкафам, выбрасываю на стол всё тряпичное, я достаточно быстро накидал немаленькую кучку.

Осмотрев её, я мотнул головой. словно соглашаясь сам с собой, выбирая наиболее подходящие, я стал наматывать их на конец черенка.

В итоге у меня получился вполне себе такой сносный факел.

« Эх, керосинчиком бы его полить, » – мечтательно подумалось мне.

Я достал зажигалку, скомкал несколько бумажных листов и поджёг их, а от горящих листов запалил свой тряпичный факел.  Взяв мурчалку на руку, я вышел из кабинета.

Шаг за шагом я продвигался по затянутому слизью коридору, отростки, теперь напоминающие щупальца, не смели даже близко спуститься от меня. Воодушевившись этим, я ускорил шаг, который буквально перешёл в бег.

Я опомнился и остановился отдышаться, когда миновал коридор и выскочил на лестничный марш.

– Уууууу… тварь! – зло прошипел я и не минуя удовольствия, начал факелом палить ту мерзость, что поглотила собой стены.

Она скручивалась и извивалась подобно змее на сковородке.

Бросив затухающий факел, я поднялся на четвёртый этаж.

Нелюдь, который принимал меня на работу, иначе я не мог теперь назвать эту мрась, не обманул, вход на этаж был закрыт.

Я осмотрел замок и он был весьма крепкий, а вот петли, на котором он висел, держались на честном слове.

Я достал испачканный моей кровью нож и подсунул под навесную петлю, как воровскую фомку.  Петля, скрипнув ржавыми гвоздями, легко поддалась.

Я открыл дверь.

Первое, что выхватил мой фонарик, это паутину с огромным пауком посередине.

Я не боюсь пауков, но от неожиданности всё же немного пошатнулся назад. Плоской стороной клинка я шибанул паука, и тот с вполне отчетливым звуком приземлился на пол.

Смахнув ножом остатки паутины, я обтёр его о штаны и убрал в ножны. Мырчалка начала вошкаться у меня на руке всем видом показывая, что её уже давно пора спустить с рук. Спорить по этому поводу я с ней не стал и наклонившись, спустил её на пыльный пол.

Я не рискнул идти вперёд неё, глядя на то, как она прислушивается и принюхивается.

– Что там,  мурчалка? – тихонько спросил я её, наблюдая за реакцией.

Она посмотрела на меня, нервно дёрнула хвостом и очень медленно пошла вперёд, словно сапёр по минному полю.

Такого её поведения я ещё не видел,  было абсолютно понятно, что на этом этаже она, если не в первый раз, то была здесь очень давно. Она обернулась ко мне ещё раз и перевела взгляд на дверь, не знаю почему, но я понял, что её нужно закрыть.

Я закрыл дверь и осмотрелся, рядом с собой в паре шагов от двери лежала отломанная от стула ножка, я взял её и вставил её через дверную ручку, тем самым блокировав обе двери. Она посмотрела, как я выполнил её распоряжение и удовлетворённая моими действиями, принюхавшись, сделала ещё один шаг вперёд.

Водя лучом фонаря по коридору, я мало помалу начал осматриваться.

Покрытый толстым слоем пыли пол,  такие же подоконники,  облупившаяся краска корявыми кляксами отлуплялась со стен. Свисающая с потолка паутина заканчивала бесконечно угнетающий пейзаж.

Мы шли по коридору медленно и тихо, словно боясь побеспокоить мёртвых.

– То место, где мёртвые нашли упокоение, – вспомнил я слова хранителя.

« Когда я услышал первый раз эти слова, тогда я даже не мог предположить,  что этот человек, сидящий передо мной, давно мёртв.

Он рассказывал о том, сколько детей ушли из жизни на этом этаже,  получается это и есть то место, о котором он говорил.

Но буквально пятнадцать минут назад он даже не упомянул об этом, а отправил меня прямиком на крышу,  зачем?  Может быть тот, с кем я говорил пятнадцать минут назад, тоже был наведённое на меня видение и всё, что он мне показал и сказал, он сделал это специально, чтобы я сам зашёл в хитро приготовленную этим исчадьем  ловушку ? А мурлыка, зачем и куда меня ведёт?  Возможно всё, что было до этого, это был заранее разыгранный спектакль  и всё это лишь часть коварного плана? Но тогда зачем он предложил принести мурчалку в жертву?  Чтобы оставить меня совсем беззащитным перед тем, что убьёт меня, а я не смогу даже ничего сделать? »

Мысли путались в голове. Одна мысль сменялась другой,  мне во всём стал видится обман, я уже не знаю во что верить.

« Хватит, » – мотнул я головой, если я продолжу, то просто рискую потерять остатки здравого рассудка.

Шаг за шагом мы продвигались в глубь коридора,  мурлыка шла впереди, словно провожая меня не то в западню, из которой мне уже не выбраться, не то к спасительному выходу.

Я шёл, прислушиваясь к каждому шороху, коих было предостаточно,  но не один из них не настораживал меня.

Чем дальше мы углублялись в коридор, тем сильнее росло моё напряжение.

Кровь гулкими ударами билась в висках.

В лицо, словно из открытого окна, потянуло холодным ветром, я остановился и направил луч фонаря в глубь коридора. Тетрадный листок, гонимый сквозняком, прошелестел мне навстречу,  поднимая с пола маленькие грибочки пыли.

Откуда – то  спереди из – за угла я совершенно отчётливо стал слышать детские голоса.

Я остановился и прислушался. Многоголосие детей напоминало перемену, я чётко стал различать беготню в коридоре, словно дети гурьбой вывалились из класса и принялись играть в догонялки.

Луч блеклого света из – за угла коридора становился всё ярче, я приблизился и выглянул, пустая рекреация на глазах начала оживать.

Детская трель, которую я слышал, стали получать визуальные образы, они становились всё ярче и ярче.

Солнечный день заливал рекреацию ярким светом, целый класс мелких непосед вывалился на переменку.

Кто штанами протирал подоконники, кто бегал друг за другом с радостным смехом и счастливыми возгласами.  Девчонки стайкой галок скучковались в углу что – то жарко обсуждая, размахивая руками и друг другу что – то доказывая.

Кто – то нехотя жевал бутерброд, заботливо припасённый мамой в портфель. В этой игре палитры красок в глаза бросилась одна девочка,  её серый чёрно – белый контур с зеркальцем в руке сразу бросался в глаза.

Она стояла поодаль от остальных, смотря в зеркальце и улыбаясь.

Швырнув его об пол, она с такой же милой улыбкой подняла осколок, посмотрела на всех весёлым взглядом и воткнула осколок себе в горло.

Крик боли наполнил рекреацию, заглушая собой детское щебетание.  Она резала себя и пыталась кричать до тех пор, пока кровь пузырями не начала выходить из её рта. На стенах рекреации стали появляться мелкие трещины, они мелкими паутинками расползались и разрастались. Тонкие струйки крови побежали к полу.

Она пропала так же внезапно, как и появилась, словно растворилась в воздухе.

Крик пропал, детские голоса вновь заняли его место.

Складывалось впечатление, что никто этого даже не заметил.

Следующий серый образ девочки влез  на подоконник и выпрыгнул в окно,  разбив стекло всем  своим телом.

Серые картинки сменялись друг за другом.

Трещины становились всё больше, они пробороздили стены от потолка до пола, кровь не просто струилась,  а текла ручьём заливая собой пол.

И вот уже ещё одна первоклассница подходит к розетке, достаёт из волос заколку и засовывает её в отверстие, отлетев от неё, она падает на спину в огромную лужу крови, погружаясь в неё, как в топкое тягучее болото, уходя в него с головой, из её полуоткрытого рта над поверхностью кровавого озера  медленно выходит едва заметный дымок, как последний отголосок жизни.

С ней растворились детские голоса и образы.

Я стоял посередине тёмной рекреации и смотрел в стену.

Лучом фонаря я осветил вокруг себя, кошка сидела на подоконнике, глядя на меня своими зелёными глазами.

В середине передней стены рекреации в свете фонаря я увидел лестницу, уходящую в закрытый люк в потолке.

– Не уж – то пришли? – не веря своим глазам, обратился я к ней и почувствовал нестерпимый холод, исходящий от стены с лестницей.

Хи – хи – хи – хи, – послышался гаденький смешок сзади.

Я уже знал,  что за тварь у меня за спиной.