На фронт с именем отца

С Анфиской в один момент заснули. В уголке присели, и сморило. Просыпаемся от движения – крестный ход готовится. Это уже под утро. Темно ещё… Пошли вокруг церкви… Хор поёт «Христос воскресе из мёртвых, смертию смерть поправ…» С иконами, хоругвями… Людей тьма… Мы с Анфиской, две засони, в самом конце оказались… Народ за хором поёт, мы тоже подтягиваем… Радостно…

Годы уже строгие были. В школе Бога помянешь – учительница изругается вся… Церковь в селе закрыли на следующее Благовещение, в тридцать восьмом, батюшку арестовали, крест с купола сбили. За церковью было маленькое кладбище – кресты, мраморны надгробия, один крестик маленький (Анфиска сказала – сынок священника) – всё изломали. А в тридцать седьмом ещё не могли совсем испортить Пасху. Но придумали навредничать. Первое-второе мая – праздник трудящихся. Да по ночам кто его будет отмечать? В деревне и днём-то в эти дни работали. Комсомольцы решили, раз Пасха подмешалась к их Первомаю, надо запустить свой ход. Рядом с церковью клуб в бывшем купеческом доме. Мы из церкви с иконами, комсомольцы из клуба с красными флагами, транспарантами. Специально подгадали к началу крестного хода. Ждали нас. Во всю глотку запустили в темноту: «Утро красит нежным светом стены древнего Кремля…» Орут дурниной, не поют, а стараются громчее, чтобы пасхальное перекрыть…

Мы: «…смертию смерть поправ…» Они встречь нам: «…просыпается с рассветом вся советская земля…» Хорошо хоть вокруг церкви не двинулись со своими знамёнами за крестным ходом. В конец улицы прошагали, к клубу вернулись, не пошли по селу славить первомайский праздник, им надо своими песнями назло нам. Ещё и в барабан ударили…

Крестный ход, будто и не замечает, как положено три раза обошёл церковь… Потом куличи батюшка освятил, нас святой водичкой окропил. Пора домой. Это уже перед светом. По дороге в деревню одно место есть – внизу кривулина Иртыша открывается. Лёд недавно прошёл. Воды много-много… И солнышко показалось. Берег, по которому идём, высоченный, никаких кустов, деревьев, солнце, как на ладони. Вот краешек его показался. Начало расти… И заиграло. Бог ты мой! Красота-то, красота! Нас человек тридцать, остановились… Поле воды, степь дальше, и малиновый круг по краю неба в одну сторону, в другую… Маленько вверх, пять вниз… Цвет меняет… В память это навсегда зашло…

Всего раз после этого и видела такое чудо… Это уже в войну. На посевной. Угадали с полем близко к Иртышу, а на самую Пасху боронили. На лошадях. Вышли с солнцем, оно как начало играть…

А тогда в деревню с Анфиской пришли, тихонечко домой захожу, папа услышал, поднялся:

– Христос воскресе, Зоренька. Сходила?

Похристосовались с ним. По яичку освящённому съели. Сёстры, Егорушка спали, мама корову доила.

Длинную жизнь прожила, а получилось – с Анфиской первый и последний раз на Пасху в церкви стояла. Сейчас куда с моими ногами… Не уговори тогда Анфиска, так бы и умерла, Святой Пасхи не зная… Прости меня, Господи…