LIBERTÉ

Обескураженный такими обстоятельными ответами, я умолк.

***

На исходе вторых суток, как и предсказывала Херминия, наша капсула приняла ответный сигнал. К тому моменту скудный ассортимент бортовой аптечки подходил к концу и несмотря на все предпринимаемые девушкой усилия, мне ощутимо становилось хуже. Потому раздавшееся звуковое оповещение вызова мы приняли одинаково с радостным возбуждением, пусть каждый и по своим причинам.

Херминия не таясь включила громкую связь, да и что было проку от секретности, когда, возможно, я и сам бы без труда смог подключиться к беседе с вызвавшим нас кораблём. Переговоры двух предполагаемых заговорщиков не содержали ничего примечательного. Обмен формальными приветствиями, запрос на срочную эвакуацию, всё как обычно за исключением одной странности, на которой я вынужденно заострил своё внимание. Докладывая о ситуации на борту, Херминия чётко обозначила наличие двух пассажиров. Несмотря на это принимающая сторона будто не расслышав её, задала уточняющий и совершенно излишний, с моей точки зрения, вопрос, переспросив, сколько человек находится в спасательной капсуле. У меня не имелось и капли сомнения какой сейчас последует ответ. При всей его кажущейся очевидности до моих ушей явственно донёсся не содержавший и нотки удивления размеренный голос Херминии.

– На борту один Человек!

Как только переговоры окончились, я не сдержавшись спросил, как следует воспринимать её слова и не означает ли это что теперь я вовсе не человек? Возможно, вскоре я окажусь трупом или рабом и меня уже не стоит принимать в расчёт?

– Дэвид, я говорила тебе – со мной ты в полной безопасности. С тех пор ничего не изменилось. Что же касаемо объяснений, – девушка беззаботно отмахнулась от меня, – Боюсь ты их просто не поймёшь.

– Ты могла попытаться хотя бы попробовать, – обиженно протянул я.

– Ну хорошо, – примирительно сказала Херминия. Подплыв ко мне она положила свою маленькую тёплую ладонь ребром на мою переносицу, а затем опустив её, накрыла мой правый глаз так, что мне осталась видна лишь правая сторона её лица. Через мгновение уголок её губ дёрнулся вверх, у век собрались мелкие почти незаметные морщинки. Она улыбалась. Улыбалась такой приветливой и доброй улыбкой, какой я ещё отродясь не удостаивался от неё. Не отрывая ладони от моего закрытого глаза, она повернула её, полностью перекрыв мне обзор. Сквозь щели меж пальцев по-прежнему угадывалась её улыбка, но тут её ладошка, скользнув, переместилась влево, и я увидел вторую половину её лица. Такой Херминии я тоже никогда не видел. Она плакала, губы были перекошены от горя, в уголке глаза грозя вот-вот сорваться, набухала крупная слеза. В изумлении я вскрикнул и отнял её ладонь. Лишь долю мгновения до того, как девушка отвернулась от меня, я видел немыслимое. Обе половинки её лица жили независимо друг от друга, деля его на две самостоятельные части: радости и скорби. В моей памяти непроизвольно всплыли маски древнегреческого театра. Комедия и трагедия. Суть нашего мира и единства его противоположностей.

– Но как?! – ошеломленно воскликнул я.

Повернувшись ко мне, Херминия бесстрастно посмотрела на меня обыденным ничего не выражающим взглядом, будто с её лица стёрли все эмоции.

– Пока ты смотришь на мир одним глазом, тебе не суждено узреть картину в целом. – безразличным голосом произнесла она.

Честно говоря, скажи она мне то же самое за минуту до этого, я не придал бы её словам никакого особенного значения. Мало ли подобных избитых фраз и мудрых изречений довелось мне услышать за свою жизнь. Между тем столь наглядная демонстрация заставляла иначе отнестись к её словам, придавая им неоспоримой весомости.

– Можешь привести ещё какой-нибудь пример? – попросил я.

– А этого было недостаточно? – прежняя весёлость вернулась к Херминии и она, как и прежде продолжила посмеиваться надо мной. – Дэвид, надеюсь, ты не будешь оспаривать тот факт, что все люди равны?

Странный и не вполне уместный вопрос. Я молча утвердительно кивнул. Не то, чтобы это была повсеместная и прописная истина, но идея всеобщего равенства – исконная ценность Человечества, важнейшая основа государственности и один из краеугольных камней нашей цивилизации. В Империи, Содружестве и многих других мирах дела обстоят иначе, но для гражданина Федерации другого ответа и быть не может.

– Замечательно! А стало быть неоспорим тот факт, что все люди имеют равные права! – воскликнула Херминия и не дожидаясь подтверждения с моей стороны следом задала ещё один неуместный и странный, на мой взгляд, вопрос. – Дэвид, а кто твоя любимая актриса? – И опять не дав мне открыть рот, девушка жестом прервала меня. – Можешь не отвечать. Я вспомнила. Ты ведь уже говорил, что это… – она сделала небольшую паузу, откровенно потешаясь надо мной. – Келен Райт! Ведь тебе так нравится её актёрское мастерство.

Я стойко проигнорировал шпильку, направленную в мой адрес, и качнул головой.

– Мне крайне интересно твоё мнение, что ты думаешь на её счёт в связи с подписанным ею трёхгодичным контрактом с Императорской придворной головизионной студией.

Не припомню, чтобы в новостях сообщали нечто подобное. Впрочем, услышь я об этом, то всё равно не придал бы этому никакого значения.

– Ну и что в этом такого? Будет три года сниматься в их шоу. Разве это плохо для её карьеры? Не думаю, что она потеряла на этом контракте, не в рабство же её там обратят в самом деле? – я попытался отшутиться. О том, что рабом в Империи может стать только лицо, добровольно на оговорённый срок или пожизненно продающее себя в рабство, совершившее преступление либо неспособное содержать себя самостоятельно, мне было достоверно известно из курса лекций по раскритикованной Херминией сравнительной политологии.

– Чудесно! Я тоже рада, что она, используя подвернувшийся случай, обогатит свой творческий репертуар, отточит актёрское мастерство, а заодно преумножит и без того немалые капиталы. Ведь такое редкой красоты дарование, безусловно, заслуживает этого, как ты считаешь?

Я снова кивнул, тщетно пытаясь понять, к чему она клонит.

– Ты знаешь, сколько она зарабатывает в год?

– Нет, а это имеет какое-то значение?

– Абсолютно никакого, – с деланно невинным выражением лица Херминия развела руки в стороны. – Исключительно в справочных целях сообщу тебе, что её годовой доход составляет порядка сорока трёх – сорока четырёх миллионов кредитов. Договор с имперской студией на съёмки в очередном эпическом пеплуме, посвящённом периоду Раскола и началу становления нынешней династии, обещает довести размер её среднегодового заработка почти до астрономических чисел. Но ведь талант нельзя измерить деньгами. Правда?

Я утомился кивать в ответ и попросту уставился на неё.

– А что ты думаешь о Леонидасе Гарра?

– Тоже актёр? – вяло отреагировал я.

– Не совсем. – ответила Херминия. – Всего лишь учёный, один из многих. Его имя не на слуху, но, не исключено, что с его творениями тебе доводилось сталкиваться чаще, нежели чем с изображениями соблазнительной Келен Райт. В частности, он изобрёл энергетическую систему защиты «Пустынный Дервиш».

Доводилось ли мне с ними сталкиваться?! Да эти щиты были гордостью Военного Флота Федерации, заставляли трепетать наших врагов, сдерживая их агрессивные намерения и коварные планы. Я с благоговением изучал их действие, поражаясь человеческому гению, создавшему их. Имя изобретателя было мне доселе неизвестно. Как и все военные секреты, оно надёжно хранилось от посторонних ушей.

Не останавливаясь на достигнутом эффекте, Херминия продолжила.

– Его гонорары были поскромнее, чем у Келен Райт. Какие-то четыреста тысяч кредитов в год. Правда, совсем недавно он тоже подписал один весьма недурственный контракт с теми, кто смог по достоинству оценить его способности. Я бы назвала это взаимовыгодным договором во всех смыслах. Удачная находка для Империи.

– Это невозможно! – я дёрнулся так, что плечо пронзила нестерпимая острая боль, и стиснув зубы, ненадолго потерял дар речи.

– Ну почему же? Разве люди не равны между собой, не обладают одинаковыми правами и не вправе распоряжаться собственными талантами по своему усмотрению? Любой творец жаждет признания, славы и успеха. Гарра получил то, чего желал: ненаследуемый титул пэра Империи и пожизненный пенсион, превышающий актёрские гонорары Келен Райт. К его чести, следует заметить – всё это было для него не главным. Собственный исследовательский институт, вот что заставило его сделать окончательный выбор. Так что всё произошедшее с ним, несомненно, обогатит его талант.

– Это разные вещи. Это предательство! Он предал Родину! Такие поступки не измеряются деньгами.

– Весьма спорное заявление, но даже если и так, то почему бы не платить больше тем, кто этого действительно заслуживает? Или на твой взгляд, повтор заученных фраз, вымученные потуги изобразить искренние чувства и выставленный на потребу неразборчивой публики кусок обнажённой плоти, стоят больше?

– Это не имеет отношения к…

Херминия властно пресекла мои возражения, лишь слегка повысив голос.

– Всё имеет отношение! Всё, всегда и ко всему имеет отношение, иначе твои жизненные принципы лишь популистские лозунги, не имеющие ничего общего с действительной реальностью, а твои идеалы лишь вредная химера. И пока ты не отринешь навязанные тебе авторитарные стереотипы и не начнёшь хотя бы самостоятельно вдумываться, ты можешь не надеяться, что начнёшь когда-нибудь независимо думать. А сейчас, пожалуй, более не буду терзать тебя напрасными разговорами. Прости, Дэвид, но ты скучный собеседник. Одно ты не знаешь, другое не слышал и ещё очень многого не понимаешь. Ты ведь у нас узкий специалист. «Есть такая профессия?» – последние слова Херминия произнесла нарочито пафосным тоном, но в вопросительной интонации.

Я понял намёк и гневно посмотрел в её лучащиеся самодовольством глаза. Однако на девушку это не возымело никакого воздействия. В очередной раз её раздражающая самоуверенность и демонстрируемое превосходство вывели меня из себя. И вновь мы замолчали, не испытывая обоюдного желания для продолжения беседы.

Откровения Херминии насторожили меня. В том что она непростая компаньонка, какой представлялась в самом начале, не оставалось никаких сомнений. Ничем не прикрытое пристрастие к монархической системе правления выдавало её принадлежность к Империи, а широкий спектр навыков, успешно продемонстрированных с момента нашего бегства, свидетельствовал о пройденной специальной подготовке. Вряд ли она имеет непосредственное отношение к имперской разведке. Думаю, её роль значительно скромнее. К примеру, агент влияния одного из Великих Семейств Империи. В пользу данной версии можно отнести её истинный интерес к Алите – единственной дочери графа, являющегося важной персоной в граничащем с Империей мире богатом месторождениями некоего предположительно имеющего стратегическое значение ресурса. Тогда, если мои догадки хотя бы отчасти верны, то такой человек, как Херминия по определению не может быть несдержанным на язык. Для чего же она поделилась информацией о предательстве Гарра? Явно не для того, чтобы просто поразить меня своей осведомлённостью. Зачем рассказывать такое, если я могу, нет обязан буду пересказать всё в БФБ.9 Или это также ни для кого не является секретом? Возможно, несмотря на все её уверения, мне не суждено ни с кем поделиться услышанным? Чего следует ожидать: пленения, устранения или вербовки? Я бросил настороженный взгляд в сторону Херминии, но девушка парила в расслабленной позе у люка в противоположном конце капсулы. В ней не чувствовалось никакой угрозы, но я видел, чего она стоит в деле. Знал, как быстро она способна принимать решения и молниеносно без колебаний приводить их в исполнение. Пребывай я даже в добром здравии, сомневаюсь, что результат нашего поединка оказался бы в мою пользу. Сейчас же мои шансы и вовсе катастрофически малы. Хотя… Осторожно и как можно незаметнее я опустил здоровую руку на левый брючный карман. Так и есть, от облегчения я чуть было не вздохнул громче чем следовало. Трофейный пистолет был на месте. Теперь остаётся постоянно быть начеку и вовремя почуять опасность. Тогда у меня будет хоть какая-то вероятность остаться в живых. Вот только надолго ли? Её сообщники уже скоро будут здесь. Сколько их? Всегда, даже при самом удачном стечении обстоятельств, остаётся бесконечно много допущений в пользу того, что в любой момент всё пойдёт не так. За моими размышлениями меня опять начало лихорадить, дёргающая боль в плече, не оставлявшая меня в покое последнее время, усилилась и, по всей видимости, неосознанно я принялся стонать. Херминия не оставила это без внимания. Подплыв ко мне, она положила свою ладошку мне на лоб и считав показатель температуры, недовольно мотнула головой. Порхнув к аптечке, вынула из неё два шприца и наполнила их лекарством.

– Последние, – произнесла девушка извиняющимся тоном полным сожаления, словно в том была её вина. – Продержишься?

Не отвечая, я поморщился, всем своим видом давая понять, что ничего другого мне всё равно не остаётся.

Сделав инъекции, Херминия оставила меня в покое, и я вернулся к своим нелёгким мыслям. Может я зря думаю всякую напраслину? Ведь за всё время нашего полёта она имела возможность лишить меня жизни не один раз. С другой стороны, до момента прибытия её союзников, в этом не было нужды. Впрочем, с чего ей лишать меня жизни, ведь у неё могут быть на мой счёт и иные менее кровожадные планы. По мере дальнейших рассуждений я пару раз ловил себя на том, что постепенно теряю их суть и откровенно начинаю клевать носом. Глаза слипались и незаметно я погрузился в небытие.

***

Момент стыковки я проспал. Из забытья меня вывел шипящий звук стравливаемого воздуха, доносящийся из разгрузочного клапана шлюзовой камеры. Вздрогнув от неожиданности, я быстро открыл глаза. Вокруг всё было спокойно. Херминия находилась у люка спиной ко мне. Как только шипение прекратилось и давление выровнялось, она принялась разблокировать выход в шлюз с нашей стороны. Вспомнив свои опасения и пользуясь тем, что ей сейчас не до меня, я засунул левую руку в карман брюк и аккуратно ощупал пальцами пистолет в поисках предохранителя, а нащупав его, едва не выругался вслух от охватившей меня злости. Какой же я кретин! Всё это время начиная с того самого момента, когда ещё в отсеке со спасательными капсулами я положил оружие в карман, оно так и оставалось в боевом положении.

Распахнув люк, Херминия обернулась. Увидев, что я не сплю, она ободряюще улыбнулась и бросив мне: «Я скоро!», рывком отправила своё гибкое тело внутрь шлюзовой камеры на пристыковавшееся к нам судно. О том, кому оно принадлежит и к какому типу судов относится я не имел ни малейшего представления. Знание подобных вещей никогда не бывает лишним, особенно если от них напрямую зависит твоя жизнь. Выбрав в интерфейсе капсулы вид с внешних сенсоров, я от досады скрежетнул зубами. Слишком близко и ни одного нормального ракурса. Хотел было воспользоваться обзором обычного смотрового иллюминатора, но тут в проходе появилась Херминия. Вернулась она, к моему облегчению одна и не с пустыми руками, прихватив с собою медицинский чемоданчик, превышающий по габаритам нашу бортовую аптечку. Закрепив его на пустом сидении рядом со мной, она начала извлекать из него инструменты, от одного вида которых меня стала пробирать зябкая дрожь.

– Может, не надо? – попытался остановить её я.

– Почему? Тебе страшно? Думаешь не справлюсь?

Оставалось лишь утвердительно кивнуть в знак согласия. Я не горел желанием и дальше испытывать судьбу, доверяя своё здоровье заботам имперского агента, к числу которых я с недавних пор причислил свою спутницу.

– Хорошо, – как ни странно, тут же сдалась Херминия. – Тогда давай хотя бы обработаем твою рану и введём тебе настоящие лекарства, а не то следующим занявшимся тобою медицинским специалистом окажется прозектор.

Безропотно повиновавшись, я принял её помощь, получив взамен болезненного хирургического вмешательства небольшую поверхностную процедуру и несколько ставших мне уже привычными уколов.

Закончив со мной, девушка занялась блоком управления. Отсоединила своё передающее устройство и подключила обратно штатную плату. Панель вновь успокаивающе залилась зелёным цветом.

– Ну вот, теперь тебе остаётся только ждать, когда тебя подберут спасатели. Надеюсь, ты не будешь очень сильно скучать по мне, оставшись здесь совсем один? – лукаво усмехнулась девушка.

Блаженно расслабившись от полностью ушедшей боли, я растянул губы в подобии улыбки и попытался ответить, но внезапно онемевший язык словно нехотя шевельнулся во рту и вместо короткого «нет» я лишь невнятно что-то чавкнул в ответ. Глядя мне прямо в глаза, Херминия удовлетворённо кивнула и не меняя выражения лица, продолжила:

– Прости, Дэвид, что не могу позволить тебе воспользоваться интерфейсом капсулы. Да и вообще, здесь требуется хорошенько прибраться. Видишь ли, мне вовсе не хочется оставлять за собой лишние следы, – отвернувшись, Херминия деактивировала блок управления. Все индикаторы погасли разом.

К этому моменту ни одно из сказанных ею слов ещё не добралось до моего помутненного сознания, одурманенный разум безмятежно почивал на мягких волнах успокаивающих интонаций её голоса. Однако стоило ей отключить управление капсулой, как на меня обрушился весь ужасающий смысл сказанного. Найдя в себе остатки воли и сил, я вытянул из кармана пистолет, чью рукоять, к счастью, так и не отпускал всё это время и направил его на неё.

К моему удивлению, Херминия не пыталась меня остановить. Ни один мускул не дрогнул на её лице, и даже улыбка не покинула его. Более того, она с живым интересом наблюдала за мной явно заинтригованная тем, какие действия я склонен предпринять дальше.

Осознавая, что с каждой секундой сил к сопротивлению у меня остаётся всё меньше, и терять, собственно, уже нечего, я, напрягая непослушные мускулы, нажал на спусковой крючок, прекрасно понимая, чего следует ожидать от выстрела в невесомости. Спуск, щелчок и… Ничего. Ещё раз и снова никакого результата. Злобно брызжу слюной, ударяя оружие днищем магазина себе по колену и пытаясь передёрнуть затвор правой рукой. Боли практически не чувствую, но Херминия морщится, глядя на мои старания. Будто не мне, а ей сейчас приходится испытывать боль, орудуя раненой рукой. Наконец, оттянутый затвор, сердито лязгнув, встаёт на место. Не выцеливая навожу пистолет в расплывающийся у меня перед глазами девичий контур и из последних сил делаю выстрел. Опять ничего. Невольно разжимаются пальцы и оружие покидает вышедшую из повиновения руку, в бесплодных потугах я хватаю воздух, пытаясь дотянуться до него, но тут меня перехватывают цепкие пальцы Херминии. Она беззлобно толкает моё обмякшее и непослушное тело обратно на сидение и ловко стягивает его дополнительными ремнями, жёстко фиксируя в неподвижном положении. Передо мною как сквозь туман, уверен, что не без умысла нарочно близко всплывает её лицо.

– Спи милый мальчик, – ласково произносит она тихим почти ласковым голосом и наклонившись, нежно целует меня в лоб, – И прощай!

Я протестующе пытаюсь что-то мычать ей в ответ, но сознание предательски покидает меня и уходя последним, гасит за собою свет.

Глава 4. В которой герой сидит, а события бегут

Не могу сказать, что моё возвращение в лоно живых было радостным и бодрящим. Наоборот, оно было гадким, муторным и ещё в некоторой степени неожиданным.

Разлепив тяжёлые слипшиеся веки, несколько секунд я непонимающе взирал на едва различимую в условиях скудного аварийного освещения надпись на экране панели управления: «До полной перезагрузки системы осталось». Расположенный ниже таймер, размеренно вёл обратный отсчёт: четыре минуты тридцать две секунды, четыре минуты тридцать одна… тридцать… Постепенно вспомнилось всё, и внезапное предательство Херминии и моя безуспешная попытка мести, но от воспоминаний ни на йоту не стало легче. Поспешно я отстегнул сковывающие меня ремни и, распахнув крошечное отделение санузла, являющееся единственным изолированным от общего отсека помещением в капсуле, окончательно убедился, что нахожусь в ней совершенно один. Оброненный мною пистолет также нигде не было видно. В воздухе одиноко висел прозрачный пакет с медикаментами. Притянув его к себе, я прочёл на приклеенном к нему цветном стикере написанный размашистым не лишённым изящества подчерком текст: «Колоть раз в восемь часов, пить после еды три раза в день». И всё, никаких тебе «целую» и «вечно твоя». А ведь было такое многообещающее прощание. Невольно я повеселел. Потенциальным покойникам таких посланий не оставляют. Распаковав пакет, осмотрел его содержимое. Внешне лекарства ничем не отличались от тех, что колола мне Херминия за время нашего совместного путешествия. Впрочем, последний укол отбил у меня желание добровольно воспользоваться её прощальным подарком.

Припомнив об откликнувшемся на зов Херминии корабле, я прильнул к смотровому иллюминатору, но почти сразу бросил эту затею. Смотреть, увы, было не на что. Судя по всему, пока я бесчувственно спал, девушка бесследно исчезла, реализовав намеченные ею планы по очистке от следов своего пребывания в капсуле. Вполне безобидные надо отметить планы, которые я трактовал столь ужасающе неверным и пагубным образом. Хотя это всё равно пока лишь гипотеза и раскаиваться в своих неправильных выводах и поступках, пожалуй, несколько преждевременно. Лучше дождаться окончания перезагрузки блока управления. Любопытно, мог ли я в действительности причинить ей вред? В силу стечения удачных обстоятельств пистолет не произвёл ни единого выстрела или же чьи-то шаловливые пальчики заблаговременно извлекли из него боеприпасы, а затем оставили бесполезный пистолет при мне, дабы я не запаниковал, обнаружив себя полностью безоружным? Скорее всего, последнее. Херминия ни капли непохожа на безумную фаталистку и не стала бы слепо полагаться на волю случая там, где способна заставить события двигаться по её указке в нужном ей направлении.

Таймер довёл свой счёт до конца, и система рапортовала об успешном окончании перезагрузки. Еле дождавшись этого момента, я тотчас же запустил процесс самодиагностики капсулы и подключился к внешним сенсорам. Окружающее пространство было девственно чисто. Иного я в принципе и не ожидал. Херминия сдержала своё слово, техника работала абсолютно исправно, и передатчик на всех частотах транслировал сигнал бедствия.

***

Очевидно, система кишела кораблями различных федеральных служб и не успел я примерить на себя роль одинокой жертвы кораблекрушения, затерянной в холодных просторах бескрайнего космоса, как со мною вышли на связь.

До подхода спасателей я промаялся, коротая время за мысленным составлением рапорта о происшедших событиях свидетелем и отчасти невольным участником которых мне довелось стать. В предвкушении того, что кошмар предыдущих дней вот-вот закончится и вскоре я вернусь к прежней жизни меня не покидало ощущение лёгкой эйфории. Это чувство многократно усилилось в тот миг, когда я различил на подошедшем для стыковки корабле хорошо знакомую мне эмблему Бюро Федеральной Безопасности и понял, что на моё спасение отрядили не абы кого, а оперативников БФБ.

Сам факт долгожданной эвакуации произошёл весьма буднично. Меня подвергли быстрой процедуре идентификации, требуя отвечать чётко и по существу исключительно на поставленные вопросы. Затем уложили на носилки, уделяя моей скромной персоне ровно столько внимания, сколько требовалось на то, чтобы игла от капельницы, введённая стараниями медперсонала в мою здоровую руку, самовольно не покинула вену. Оставленный на попечение медика, чей словарный запас, по всей видимости, ограничивался лишь тремя фразами: «сожмите кулак», «задержите дыхание» и «лежите спокойно». В таком беспомощном лежачем положении я прибыл в госпитальные покои, находящиеся на неизвестной орбитальной станции, расположенной у неведомой мне планеты. Никто не счёл нужным проинформировать меня о конечной точке нашего маршрута, а предпринятая мною единственная и безуспешная попытка подключиться к интерфейсу спасательного судна дала непредсказуемый и довольно настораживающий результат. Мало того, что в доступе было отказано, так я ещё получил предупреждение, уведомляющее меня о том, что несанкционированное проникновение зафиксировано и о данном инциденте поставлены в известность компетентные органы. Грозный тон послания отбил у меня всяческую охоту проявлять интерес по мелочам.

По прибытии в госпиталь я оказался незамедлительно на операционном столе и следующее моё возвращение к реальности встречал уже в тесной, рассчитанной на одного пациента, реанимационной палате. Сквозь забранное настоящей металлической решёткой окно просачивался мягкий искусственный свет, ничего не говорящий о том который сейчас час, но наталкивающий на иного рода размышления. Циферблат на моём внутреннем интерфейсе, подсказал, что проспал я без малого четырнадцать часов, но не смог дать ответа на то, где же я нахожусь. Госпитальная сеть осталась глуха к моим усилиям получить к ней доступ. На этом поступление информации из внешних источников и окончилось. В раздражении я посмотрел на стоящий рядом аппарат. Из его недр наружу тянулись закреплённые на моём теле трубочки и провода. Внимательно осмотрев переднюю панель устройства, обнаружил искомое и протянув руку, приложил палец к индикатору вызова персонала и приготовился ждать.