Живодерня

Дальнейший путь, там, где большой тоннель закончился, утонул для Ильи в бессознательном тумане. Когда они проникли в узкий ход, Илья вдруг попытался вернуться.

– Я должен вернуться, я должен вернуться…-сначала тихо и убежденно говорил он. Но потом состояние это переросло в истерику. Он кричал и рвался назад.

Он помнил только, что его охватил панический ужас от мысли, что он должен покинуть территорию кладбища. Ужас был настолько велик, что Илью приходилось силой тащить вперед. Егор Петрович надавливал на точки, находящиеся на голове Ильи, временно снимая позывы к немедленному возвращению, но через некоторое время страх и паника возвращались с новой силой… И его снова насильно тащили вперед.

– Ну, пришел в себя? – спросил Егор Петрович, глядя в глаза Илье. – Тебя закодировали на работу или на уничтожение. Они так под кладбищем всех работников кодируют, а еще – на отсутствие боли.

Илья осмысленно осмотрелся кругом. Они находились не в подземелье, а в подвальном помещении. Потолок здесь был, хотя и низкий, с переборками, но бетонный. Это обрадовало Илью: уж очень он устал от этих земляных стен и потолков… Здесь был полумрак, свет поступал через узкие подвальные оконца.

– Ну, слава Богу, спасся я от этих ужасных кладбищенских злодеев. Ведь меня там на консервы пустить хотели,-пожаловался он Егору Петровичу.

– Пойдем-ка в другую комнату, там ты сможешь отдохнуть, – сказал легендолог.

Они вышли в длинный, освещенный тусклыми лампочками коридор со множеством дверей. Егор Петрович открыл одну из них, и они оказались в небольшой комнате с зарешеченным оконцем, с кроватью, табуреткой и столом. Комнатушка с первого взгляда напоминала ждущую своего узника одиночную камеру. Но Илье-то нечего было бояться. Наконец-то, за многие дни и недели, он оказался среди друзей.

Был в комнате и умывальник. Впервые за два дня Илья смог как следует помыться, отмыть свои руки и шею от крови Профессора. Егор Петрович, сидя на табуретке в обычной своей паучьей позе – расставив колени и локти, уперев руки в ляжки, – терпеливо ждал, когда Илья закончит умывание.

– Ты что-нибудь ел? – спросил Егор Петрович и, узнав, что нет, сходил куда-то и принес большую миску холодного картофеля в мундире.

– Мы теперь тоже, как наземные жители, питаемся, – сказал он. – Есть, конечно, у нас и своя национальная кухня, но сейчас время не то.

"Знаю я эту национальную кухню", – подумал, содрогнувшись, Илья, но вслух ничего не сказал.

– Ну, теперь рассказывай все по порядку,-сказал Егор Петрович, когда Илья поел и уселся на кровать.

И Илья, как только мог, подробно рассказал Егору Петровичу все свои приключения с момента пропажи легендолога под землей, про то, как его мучали в психушке, как он убежал и попал под кладбище…

– Значит, Китаец переловил всех побывавших под землей? – встревожился легендолог.

– Да, похоже, всех, но теперь проку от них никакого нет: все они безумны.

Егор Петрович ничего на это не сказал. Также его встревожили гигантские крысы, напавшие на Профессора и Илью.

– Мы знаем о них. Наши люди видели двух таких крыс, но под город они пока не добрались. Это внушает большие опасения.

– А дальше вы знаете, – закончил свой рассказ Илья. – Вы должны иметь в виду, что Китаец не остановится ни перед чем, чтобы узнать секрет кодирования людей.

– Да, нам это известно, поэтому мы приняли меры предосторожности. Ну а ты, Илья, наверное, хочешь знать, что же случилось с тобой три года назад, когда ты по случайному или, правильнее сказать, не случайному стечению обстоятельств оказался втянутым во все эти странные приключения?

– Да, мне, конечно, интересно это знать. Тем более что меня из-за этого чуть не убили три раза, чуть с ума не свели, чуть на кусочки не изрезали и чуть не съели.

– Все это прискорбно, – вздохнул Егор Петрович и начал: – По законам, неукоснительно выполняемым с древности, один раз в два года у нашего народа совершается обряд оплодотворения. Чудь под предводительством жреца выходит из-под земли и проносит по улицам города соплеменника, которого надлежит принести в жертву подземному богу тьмы Атхилопу. Этой чести удостаивается старый или больной человек. Таков обычай наших предков. Взамен унесенной жизни человек, на которого указал Атхилоп, должен дать жизнь новому существу…

– Подождите-ка, – перебил Илья.-Вы хотите сказать, что на меня указал Атхилоп? Я правильно понял?..

– Да, – кивнул Егор Петрович.-Атхилоп забрал ненужную жизнь и дал другую. От тебя родился мальчик… Без тебя и тех, на кого указывал Атхилоп, народ мой вымер бы. Они сделали великое дело продолжения рода чуди.

– И поплатились за это рассудком, – напомнил Илья.

– За все нужно платить. Но на них указал Атхилоп, значит, он взял над ними опеку, разум их не пропал даром, как не пропадает даром душа приносимого в жертву.

– Послушайте, Егор Петрович, вы говорили, что у меня родился ребенок.

– Да, сын.

– Я могу его видеть?

– Нет, этого нельзя. Ребенок не должен видеть своего отца: таков закон.

– Егор Петрович, а почему вы все это рассказали мне, а? Ведь, как я понимаю, эти сведения секретные.

– Да, ты прав, Илья. Можно было бы и не говорить. Это так просто, для разговора, – Егор Петрович поежился. – Холод здесь, никак не привыкну…

Илья внимательно смотрел на Егора Петровича.

– Я понял вас, – сказал он наконец. – Я понял, почему вы рассказали мне все это.

– И все-таки я с детства не люблю сырости, а особенно скрипа дверей. Говорят, тому, кто под землей родился, сырость и сквозняки хоть бы хны. Да ты, Илья, не переживай так. Вон, даже побледнел. Зачем тебе эта фантастика нужна? Подумай сам.

– Но и в идиотском состоянии недоумка радости мало, – возразил Илья грустно.

– Мы сознания твоего трогать не будем – сотрем только всю фантастику и все подземные приключения, а реализм оставим. Ну ты сам пойми, как ты с приключениями этими в голове жить-то будешь?

– Как-нибудь проживу.

– Нет, не проживешь, – хмуро сказал Егор Петрович, и снова удивило Илью его сходство с пауком, словно он своими словами плел сеть… – Представь, если бы люди знали, что под землей наше племя обитает, если бы они знали, что творится под кладбищем… могли бы они жить спокойно? То-то и оно, что нет. Есть вещи, которые лучше не знать, не помнить… А хочешь, и психиатрическую больницу сотрем?

– Я вообще не хочу, чтобы мне что-нибудь стирали, – упорствовал Илья.

– Ну хорошо, Илья, – примирительно проговорил легендолог, положив руку на колено Ильи. – Не хочешь – не надо. Я неволить тебя не стану. Не хочешь – живи тогда с этими воспоминаниями. Ну, а я пойду: дела у меня еще.

Легендолог поднялся и, припадая на искалеченную ногу, направился к выходу.

– Егор Петрович! – окликнул его Илья.-А когда мне уйти-то можно?

– Уйти? – обернулся и, как показалось Илье, удивленно переспросил Егор Петрович. – Завтра.

– А сегодня?

– Нет, сегодня не получится.

Егор Петрович вышел, закрыв за собой дверь.

– Сегодня не получится, – повторил Илья. – Не получится…

Он встал, нервно прошелся по помещению, уселся на прежнее место, потом опять поднялся, подошел к двери, толкнул ее… Вопреки ожиданию, дверь оказалась незапертой. Илья выглянул в коридор. Недалеко от двери, на полу, привалившись спиной к стене и поджав колени к груди, сидел длинноволосый человек. Повернув голову на шум, он посмотрел прозрачными глазами на выглянувшего Илью.

– Ви что-т-то хотели? – спросил он с сильным иностранным акцентом.

– Нет, – ответил Илья и закрыл дверь.

"Охранника поставили: бояться, что убегу. Правильно боятся. Я от Китайца ушел, я из дурдома ушел, я из-под кладбища ушел…"

Илья ходил взад-вперед по подвальному помещению. Потом, взяв табуретку, подставил под окошко, встал на нее и стал глядеть на волю. Окно находилось на уровне земли, и он ничего не увидел, кроме оштукатуренной стены дома на расстоянии полуметра от окна. Куда оно выходило, определить он так и не смог, зато понял, что решетка на окне прочная и оторвать ее или отогнуть не представляется возможности.

– Да, дело – дрянь! – отчаявшись, сказал вслух Илья и с размаху бросился на кровать, та недовольно взвыла пружинами, но стерпела.

Илья снова встал и, подойдя к двери, открыл ее, выглянул в коридор – рослый человек все так же сидел на бетонном полу и не простужался.

– Я хочу в туалет, – сказал Илья. – Или чего, прямо тут?

Охранник нехотя поднялся и сделал движение, приглашая следовать за ним.

Охранник, как и все обитатели подвалов и подземелий, имел на поясе два меча и привязанную к спине лопатку, так что в любой момент мог закопаться в землю. Им перебежала дорогу крыса, охранник мгновенно выхватил меч и с возгласом "Атхилоп хал!" рассек грызуна пополам, после чего отпихнул трепыхающиеся останки ногой к стене. Это получилось у него на удивление ловко, так что Илья позавидовал его реакции.

– Вот здесь, – сказал охранник, открыв одну из многочисленных дверей коридора.

Илья заглянул в помещение из-за спины охранника и поморщился. Большая (диаметром около метра) дыра чернела в центре пола. Илье не хотелось туда идти. И вдруг!.. (Этот страшный момент Илья вспоминал потом с содроганием.) Стоявший впереди у открытой нараспашку двери охранник не успел отойти в сторону. Он только вскрикнул и поднял руку, защищая лицо…

Из отверстия вверх вдруг взметнулось большое черное тело. Двумя стремительными прыжками огромная крыса преодолела отделяющее их пространство и, с силой оттолкнувшись от пола, высоко подпрыгнула… Заслонив одной рукой лицо, другой – охранник выхватил меч. Морда исполинского грызуна оказалась на уровне его лица, щелкнули зубы, Илья услышал хруст кости… Человек взвыл от боли. Сбитый с ног, уже падая, он нанес крысе удар мечом в брюхо. И тут из туалета выскочила вторая крыса…

Что было дальше, Илья уже не видел: изо всех сил он мчался по коридору, слыша сзади человеческие вопли, крысиный писк, хруст костей…

Он сорвал какую-то крышку люка, дальше – по трубе. Во тьме на ощупь он бежал, обезумев от ужаса… Вон, вон, вон… из этих, полных кошмара и смерти, подземелий…

Глава 4

ЖИЗНЬ СРЕДИ БОМЖЕЙ

Прямо над головой Илья услышал детские голоса, смех… Сверху на него посыпался песок. Он выпрямился и посмотрел на потолок. В небольшую щель поступал слабый дневной свет. Илью охватила радость. Значит, там должен быть выход или люк! Он уперся руками в то место потолка, где была щель, и надавил.

Это оказалась крышка люка, и Илье удалось немного приподнять ее. За шиворот обрушилась лавина песка. Хорошо, что Илья успел зажмуриться. Но его усилий оказалось недостаточно: крышке сверху что-то упорно мешало открыться до конца. Тогда он, покрепче уперевшись ногами в землю, изо всех сил надавил… Это был душ из песка, но Илья все-таки сдвинул проклятую крышку люка, правда, не до конца, а только наполовину.

Зажмурив глаза, оттого что в них попал песок, Илья вынужден был привстать на цыпочки (потому что роста не хватало), чтобы высунуть голову на свет Божий. Щурясь от яркого летнего дня, он с восторгом и радостным изумлением вертел головой. Какое счастье! Илья снова видел небо. Светило солнышко!

Вокруг его головы с ведерками и совочками в руках играли дети. Перед самым лицом Ильи маленькая девочка в красненьком платьице опрокинула ведерко с песком, и у нее получился куличик. Но злой мальчишка в коротких штанишках с лямочками из вредности разбил куличик ногой, да так неудачно, что засыпал Илье глаза.

Оказалось, высунулся Илья в детскую песочницу, где выгуливалась вторая группа тринадцатого ясли-сада. Воспитательницы, сидя на лавочке под деревянным грибком, были увлечены беседой; детишки копали песочек, делали куличики, не обращая внимания на выросшую в центре песочницы голову.

Илья водил прищуренными глазами, боясь поворачивать голову, чтобы не испугать детей, в любой момент рискуя получить ведром или совком по лицу (пусть даже пластмассовым, все равно обидно). Причем обратно втянуть голову он не мог, боясь поранить лицо о ржавый край люка, но и вылезти тоже не мог: щель была слишком мала.

Таким образом, Илья видел свободу, но еще там не оказался, оставаясь немым наблюдателем ее маленьких радостей. Кроме того, он опасался, что воспитательницы могут заметить его торчащую голову и, заподозрив в скверных наклонностях, садануть по его голове уже не пластмассовым совочком, а каблуком с железной набойкой. К тому же его могли втянуть назад пустившиеся в погоню соплеменники легендолога или, еще того хуже, откусить все, что внизу, страшные крысы.

Эти жуткие мысли копошились в торчащей из песка голове Ильи. Но, на его счастье, заболтавшиеся воспитательницы опомнились и позвали детей на обед. Никто из них не обратил внимания на выросшую среди куличей голову.

Илья остался один. Стоять на цыпочках было очень неудобно, и он ужасно устал, замерз, хотел есть, пить… хотелось всего, но прежде того – выбраться из этого дурацкого места.

Он зацепился руками за край крышки и попробовал сдвинуть ее в сторону. Сдвинуть ее удалось, но так неудачно, что свободного пространства осталось совсем немного, и теперь нечего было и мечтать втянуть голову обратно. Он снова взялся за работу.

Илья тужился, кряхтел, постанывал, но ему и на сантиметр не удалось сдвинуть проклятую крышку; должно быть, она уперлась во что-то, а поднять ее с большой массой песка сил у Ильи недоставало.

Илью охватило отчаяние, он осознал всю безнадежность своего положения и вдруг увидел Глюку, все в том же цветастом платьице, с рыжими волосами, завязанными "фонтанчиком", с неизменным красно-черным мячиком. Она вприпрыжку скакала мимо песочницы и стукала мячиком о землю:

– Я знаю пять имен мальчиков: Саша – раз, Миша – два, Илья – три…

– Глюка! – негромко позвал Илья.-Глюченька, иди сюда!!

Но Глюка не услышала и скрылась за кустом, зато услышала огромная лохматая псина. Откуда ни возьмись она со всех ног мчалась к песочнице, не сводя налитых кровью глаз с головы Ильи.

"Ну, все – сейчас укусит, – цепенея от ужаса, подумал Илья. – В лучшем случае, обгадит…"

Но псина пронеслась мимо. Кто-то засвистел в кустах, и Илья вздохнул с облегчением, увидев, что собака убегает. Потом пришел большой рыжий кот с бандитской мордой и черным пятном на спине. Он подозрительно посмотрел на голову и деловито стал копать перед лицом Ильи ямку.

– Брысь! Пошел, поганец!.. Брысь! – зашипел Илья.

Но кот, чувствуя свое превосходство и никак не реагируя на шипение Ильи, присел над вырытой ямкой. Илья хотел плюнуть в животное, но побоялся мести с его стороны.

Мерзко завоняло кошатиной. Кот закопал ямку и, презрительно взглянув напоследок на голову и тряхнув лапой, удалился. Илье бы, наверное, позавидовали многие натуралисты, ведь он в непосредственной близи видел кошачью природу. Но Илья себе не завидовал. Он сделал еще одну безуспешную попытку отодвинуть крышку и тут увидел двоих пугливых мужчин затрапезного вида. Один из них был крохотный мужичок, одетый по моде шестидесятых, второй – помоложе, но тоже одетый немодно. Они уселись на скамейку под детским грибочком и, достав бутылочку водки, разлили в два стакана.

– Ну, то-се, – начал тост старичок-шестидесятник, – будем.

Молодой кивнул.

– Эй, мужики! – позвал Илья. – Эй!

Мужики выпили, поморщились от гадости вредного напитка.

– Кричал будто кто, – заметил старичок, посмотрев на своего товарища.

– Мужики, эй! – снова позвал Илья.-Вытащите меня!

– Да, кричал вроде, – согласился молодой как-то вяло.

Хотя и сидели они совсем близко от песочницы, в которой маялся Илья, но его не видели.

– Эй! Здесь я, в песочнице! – крикнул Илья, выглядывая из-за кулича, и закачал для привлечения внимания головой.

– Никак человек там закопан, то-се, – заметил старичок-шестидесятник.

– А, пущай закопан, нам-то что, – пробурчал молодой, наливая по второй.

– Пойдем взглянем, что ли.

Они встали, подошли к песочнице и остановились в двух шагах, глядя на голову Ильи.

– Помогите вылезти, а! – взмолился Илья.

– Ты зачем убил моих людей, Саид, то-се? – шутливо спросил крохотный мужичок.

– Детишки, что-ли, закопали? – предположил вялый, шурша курткой при каждом движении.

– Помогите, мужики, открыть…

– Ну чего? Поможем, то-се, человеку или как?

– Да не знаю. Зачем нам приключения на свою голову, а? – спросил молодой. – Пошли лучше в другой садик. Может, его за дело в песочницу закопали.

Он почесал живот и повернулся уходить. Илья вдруг понял, что они сейчас уйдут и оставят его умирать здесь от голода и жажды.

– Эй, ребята, да вы что. Я ж сантехник. Здесь же люк, вон. Мне крышку просто не сдвинуть. Помогите, а!

– Ну, то-се, сантехнику-то надо помочь. Я ж сам сантехником был, – заступился крохотный человек. – Сантехники люди хорошие.

– А если мафия зарыла? И нас тогда с тобой закопают, будут из песочницы три головы торчать.

– Какая мафия? У тебя что, не все дома?! – вспылил Илья.

– А ты не хами, а то пну, – пригрозил молодой.

– Да нет, то-се, он же говорит – сантехник. А сантехники люди хорошие.

Молодой вздохнул тяжело.

– Ну, смотри, Петрович. Под твою ответственность.

Они стали руками отгребать песок с крышки. Минут через пять или семь им удалось отодвинуть ее, открыв Илье путь к свободе. Они за руки подняли его из люка.

– Грязный ты, то-се, – сказал старичок, морща нос. – Выпей с нами, сантехник.

– Ох! – вздохнул Илья, почувствовав под ногами твердую землю. – Спасли вы меня, мужики.

– Ты, сантехник, выпей с нами, – предложил старичок. – А то у Пети горе – от Пети жена ушла, оттого он такой сурдитый.

Нахмуренный Петя ничего на это не ответил, а взял стакан. Свой стакан старичок протянул Илье.

– Ну, будьте! – сказал старичок тост.

Илья выпил, потом выпил старичок. Потом хмурый Петя ругал какую-то Зинку, старичок Степа с Ильей ему в этом помогали. Потом выпили еще. На ослабшего от диеты и переживаний Илью водка подействовала.

Проснулся Илья от хлопанья крыльев. Открыл глаза и поднял больную голову. Рядом с ним квадрат чердачного окна высветил щебенку, по которой урча ходил замызганный голубь и искал съестное. Илья лежал на деревянном настиле, спина затекла. Он кряхтя сел, держась за голову.

– Ну что фантазер, то-се, протрезвился? – Старичок с Петей сидели тут же на настиле, покуривая.

– Как я здесь?.. – попытался выяснить Илья, ему вспоминалась только "первая".

– А, эт мы тебя зазомбировали, – пошутил Степа. – Ты и не помнишь ни фига, а говоришь: психотропное оружие. То-се. Вот – психотропное оружие. Скольким людям водка жизни сгубила!

"Что это я вчера нарассказывал?" – с ужасом подумал Илья, вслух же сказал:

– Я, как выпью, всякие истории придумываю.

– Да, уж вчера мы послушали, – хмуро сказал Петя. – Я ведь ей, паскуде, и цветы дарил.

– Кому цветы?.. – спросил Илья, не понимая.

– Кому-кому, Зинке, конечно. – И Петя опять вздохнул.

"При чем здесь Зинка? Какая еще Зинка? – тер лоб Илья. – Нужно будет еще Зинку вспоминать…"

– Ты на, покури, то-се, – легче станет.

Старичок протянул папиросу. Илья закурил. Приятно закружилась голова, на душе стало легче. Он старался вспомнить Зинку, но не мог.

– А как я вчера-то?.. – спросил он, виновато посмотрев на собутыльников.

– Нормально, – сказал Степа.-Ежели тебе, Илья, жить негде, оставайся у нас. Тут Московский вокзал недалеко, я там попрошайничаю, на жизнь хватает. Хочешь, тебя завтра возьму? У тебя вид жалкий, то-се, тебе много давать будут. Ты вчера про Алиева – следователя из двенадцатого отделения – спрашивал, так его посадили за связи с мафией.

Илья встал и подошел к треснутому зеркальцу, прикрепленному к деревянной переборке. Впервые за много дней Илья видел свое отражение и находил мало общего с тем человеком, которого помнил. Короткие волосы с поседевшими висками, клочковатая борода и загнанные глаза на похудевшем лице.

Китаец, узнав о его побеге из дурдома, наверняка объявил всеобщий розыск, а Илью, ко всему прочему, угораздило вынести из-под земли тайну древнего народа. И, конечно, они не успокоятся, пока не найдут его. Теперь еще Егор Петрович устроит на него большую охоту. Как это все так неудачно сложилось? И почему все это на него одного?! Искать его, конечно, станут у Сергея в первую очередь. И Илья решил остаться у бомжей.

Прошло около недели. Бомжи оказались ребята нежадные. Петя скучал по Зинке, старичок Степа ходил попрошайничать на вокзал. Однажды с ним попросился Илья. Он сидел на асфальте с поджатой ногой (будто инвалид) целый час, но ему никто ничего не дал, а только украли кепку, которую напрокат дал ему Степа; после этого Илья больше попрошайничать не ходил. Он постирал пижаму, побрился. Блеск безумного ужаса в его глазах от спокойной чердачной жизни поугас, или, быть может, он свыкся со своим отражением. Несколько раз, позаимствовав у бомжей одежду, Илья пробовал дозвониться до Сергея по телефону, но постоянно был занят номер. Глядя на тоскующего Петю, Илья вспоминал Жанну и тоже тосковал. Вскоре он решил рискнуть и, оставив гостеприимных бомжей, тайно пробраться к Сергею.

Прощались с грустью. Степа подарил Илье свою лучшую куртку, Петя – брюки.

– Ты, Илья, натощак, то-се, больше не зомбируйся, – напутствовал на прощание Степа.

Получив жетон на метро, Илья поехал к Сергею.

Хоть Илья был одет по бомжовским меркам "с иголочки", но все равно в транспорте и на улице чувствовал свою захезанность и от этого ощущал неловкость.

Заглянув во двор, Илья убедился в том, что автомобиль на месте. Снова вышел на улицу и по знакомому пути, через чердак, спустился к двери Сергея; приложив к ней ухо, послушал, потом позвонил. Открыл ему изумленный Сергей.

Встреча была бурной и радостной. Оказывается, в квартире у Сергея прижилась Карина с женихом. Они долго тискали Илью в объятиях.

Отмокая два часа в ванной, вычищая из-под ногтей остатки земли, Илья никак не мог поверить, что все уже позади.

Оказалось, Китаец давно снял наблюдение и сам пропал неизвестно куда, так что Илья напрасно провел неделю на чердаке у бомжей. Из-за переоборудования телефонной станции телефон на несколько дней отключали, поэтому Илье не удалось дозвониться. Сергей рассказал также, что часто заходит Свинцов. Он все время спрашивал об Илье и даже собирался штурмовать дурдом. Но Жанна наслала туда комиссию, а комиссия выяснила, что человек, похожий на Илью, действительно, лежал там и лечился безуспешно, но исчез за день до их прихода. Получалось, что задержись Илья в психушке на одну ночь, он бы не попал под кладбище и не было бы всего того кошмара… Впрочем, уже через день кошмар вспоминался как сон.

Сергей с Кариной постарались окружить Илью заботой, которая, по их мнению, должна была залечить его психические травмы. Даже Басурман старался чем мог услужить Илье.

За неделю Илья поправился и пришел в себя окончательно. Его тянуло к Жанне. Он часто вспоминал эту женщину и, наконец, собравшись с духом, решил сходить к ней и поблагодарить за то, что она пыталась спасти его из психушки. Предварительно Илья, конечно, позвонил и, услышав обрадованный голос Жанны, пообещал приехать.

Илья вошел в помещение, где сидела секретарша. Она доброжелательно улыбнулась ему и попросила подождать.

– Если вам интересно, можете полистать, – она протянула толстый альбом. – Здесь находящиеся в розыске преступники.

Илья взял альбом с фотографиями и, устроившись в мягком кресле для посетителей, стал перелистывать страницу за страницей, иногда покачивая головой и ухмыляясь. Каких только выродков не напахала рассерженная природа. Под фотографиями не стояло ни фамилий, ни имен злодеев, ни перечня совершенных ими преступлений – только номера. Пояснения казались излишними, и так по мордам было видно, что они способны на многое. Имелись, конечно, и нейтральные лица, и, на некоторый взгляд, даже привлекательные, но таких было подавленное меньшинство. В большинстве же это были выродки. Но одно лицо… Да, этого человека Илья знал. Очень даже хорошо знал. Посмотрев на фотографию, он закрыл глаза, подробно вспоминая его. Потом снова посмотрел на фотографию. Да, это был несомненно он.

– Скажите, пожалуйста, я могу узнать что-нибудь о номере…

Илья хотел прочитать секретарше номер под фотографией, но дверь в кабинет Жанны открылась и оттуда вышел высокий широкоплечий человек с лицом покорителя Клондайка – жестким и худым, с выдающимся вперед волевым подбородком, карими глазами и давнишним шрамом на лбу.

Он внимательно посмотрел на Илью, попрощался с секретаршей и вышел. Неприятно сделалось Илье от его цепкого, проникающего взгляда. Илья, заложив пальцем нужную страницу альбома, вошел с ним в кабинет Жанны. Она сидела за столом и радушно улыбалась Илье.