Клинок Тишалла

Часовня некогда служила святилищем Проритуна – бога небес, который был хранителем людских клятв и защитником законов Анханы. В этом зале судьи молились и очищали свои помыслы перед судебными заседаниями. Им помогал жрец небесного бога, который благословлял ревнителей закона и освобождал их от возможных чар принуждающей и убеждающей магии. Несмотря на то что Проритун больше не почитался в судах Анханы, часовня осталась. И с некоторых пор стала святилищем Ма’элКота.

Ее открытые двери охраняли Глаза Божьи.

– Эй ты, – угрожающе прошептал один из них, словно боялся, что его услышит патриарх. – Не знаю, как тебе удалось попасть сюда, но тебе здесь не место. Пошел прочь!

Райте остановился у колонны, которая была наполовину алой от отблесков пожара, а наполовину скрывалась в черной тени. Он сплел пальцы.

– Я посол…

– А мне плевать, кто ты такой, приятель.

Стражник двинулся к непрошеному гостю, и на одежде его заиграли отблески пожара.

– Дуй отсюда, а иначе мой меч окажется в твоих кишках. Считаю до трех. Раз!

Райте нахмурился. Неужели сказывалось влияние Проритуна? Он снова сплел пальцы и приказал:

– Опусти меч.

– Два!

– Действительно, шел бы ты отсюда, – посоветовал второй охранник. – А то ведь он и впрямь убьет тебя.

Райте сосредоточил внимание на собственном теле. Сделав глубокий вздох, он перенес всю его тяжесть на пальцы левой ноги. Его правая рука легла на рукоятку Косалла.

– Я не хочу кровопролития.

– Не волнуйся, это наша забота.

Глаз Божий подошел еще ближе. Теперь он стоял в шаге от Райте.

– Три!

Однако стражник не стал нападать. Возможно, он увидел собственную смерть в печальных блеклых глазах визитера.

– Ваше сияние! – громко крикнул Райте. – Ваше сияние, это я. Посол Райте.

– Допустим, что так, – отозвался второй стражник.

– Ваше сияние, я должен поговорить с вами о важном деле.

Через открытую дверь из часовни донесся замогильный голос, наполнивший пустое помещение гулким эхом:

– Уходи.

– Ты слышал, парень? – спросил первый стражник.

Приблизившись на полшага, он поднял меч, словно ребенок, решивший отогнать палкой незнакомую собаку.

– Ваше сияние, я насчет Кейна, – крикнул Райте. – Я должен поговорить с вами о Кейне.

Некоторое время никто не двигался.

– Пропустите его.

Стражник отступил на шаг и указал мечом на дверь. Пройдя мимо него, Райте затылком почувствовал, как этот голодный хищник изготовился к нападению.

– Не делай этого, – посоветовал он и остановился.

Черное масло стекало с его левой ладони и густыми каплями падало на пол. Охранник за его спиной неохотно и медленно опустил занесенный было меч.

– Ты меня не испугаешь.

– Да, – не оборачиваясь, согласился Райте. – Но я могу убить тебя, хотя мне не нужна твоя смерть.

Он снова почувствовал движение голодного зверя – на сей раз тот медленно отступил. Райте кивнул и двинулся дальше.

6

Высокие своды часовни озарял слабый свет пламени. Блики просачивались через цветные стекла вентиляционных шахт и плясали на рядах подставок для колен, обитых мягким плюшем. Танец мерцающих отсветов придавал подобие жизни лику каменного Ма’элКота. Его изваяние высотой с два человеческих роста возвышалось за алтарем, а впереди на полу лежала груда грязного тряпья, пропитанного маслом и дымом.

Взглянув на бога, Райте замер.

Из его правого глаза выкатилась слеза и, скользнув по складке у рта, сорвалась с подбородка. Медленно, почувствовав себя вдруг слабым и старым, Райте опустился на одно колено и склонил голову. Потом он ударил себя кулаком в грудь повыше сердца и, разжав пальцы, протянул ладонь к образу бога. «Отче, прости меня, – безмолвно взмолился он. – У меня не было выбора».

Слезы брызнули у него из глаз.

«Прости меня».

Но где-то в глубине сердца горело тайное пламя. Даже слезы, катящиеся по щекам, казались неискренними – лицедейскими .

«Во что я превратился?!»

– Райте…

Голос доносился со стороны большой статуи. Райте поднял голову и увидел, что груда тряпья у подножия алтаря зашевелилась. Из нее выглянуло грязное и изможденное лицо. Потом эта куча встряхнулась и двинулась в сторону Райте, странно подрагивая, словно под ней скрывалось какое-то студенистое морское существо, похожее на густой кисель.

– Ваше сияние, – произнес Райте. – Спасибо, что приняли меня.

Куча медленно поднялась вверх и стала ростом с человека.

– Я знаю, почему ты здесь.

«Сомневаюсь», – подумал Райте и, не поднимаясь с колен, сказал:

– Я пришел, чтобы спасти Империю и город.

– Не лги мне, Райте.

Тряпичная куча вновь потащилась к нему.

– Все мне лгут. Я не могу понять, почему люди решили, что мне неизвестна конечная истина.

Из тряпок высунулась длань, похожая на раздувшуюся руку трупа, и грозно указала на Райте пальцем:

– Ты пришел за Кейном. Ты был с ним с самого начала.

– Ваше сияние, я могу помочь вам. У меня есть лекарство. Я могу вернуть вам здоровье.

– Не лги мне!

Рука замахнулась на него, словно хотела ударить.

– Ты явился ко мне с этой идеей… Тебе захотелось привести его сюда. Ты пришел вместе с ним. Навязал его мне и городу! Все это… – Рука сделала жест, очевидно, подразумевающий бескрайние просторы разоренной империи. – Все это дело рук твоих. Ты обрек нас на это бедствие, Райте!

В воздухе мелькнуло белое пятнышко плевка.

– Ты! Ты! Ты!

С каждым вскриком взмах десницы карающей становился все ближе и ближе. Райте опустил глаза и изумился: край патриаршего одеяния, прикрывавший изрезанные, окровавленные ноги, был испачкан черным маслом.

– Ваша сияние, – начал он, – пожалуйста…

Услышав крики патриарха, Глаза Божьи поспешили на помощь. Позади Райте послышался топот – топот множества ног.

– Ваша сияние, есть лекарство! Вас можно спасти. Империю можно спасти…

Скрюченный палец указал на Райте:

– Арестуйте этого человека! Возьмите его и убейте!

– Мы можем спасти род людской… – тихо докончил Райте.

Вокруг коленопреклоненного монаха вырос лес кольчужных наголенников поверх кожаных башмаков.

– А мы за тобой, приятель. Отдай нам меч.

Райте поднялся с колен.

Пятеро Глаз Божьих стояли с мечами наготове. Еще трое ожидали сзади. Зверь пытался взять его в кольцо.

– Меч, придурок! Ты не справишься с нами.

Райте поднял блестящую черную руку и поднес правую ладонь к эфесу Косалла.

– Нет, справлюсь.

– Ты покойник!

Райте встряхнул левой рукой, и капли черного масла брызнули на лицо охранника, сказавшего последнюю фразу. В тот же миг Райте сжал рукоятку Косалла и повернул пробудившееся лезвие. Первый Глаз Божий упал и завыл: горючее масло попало ему в глаза. Второй стражник ошеломленно смотрел на обрубок своего меча – Косалл рассек рукоятку чуть ниже его пальцев.

Когда первые двое отступили, вперед вышли остальные.

– На моей совести смерть многих людей, – промолвил Райте. – Я без труда убью вас всех. Но если вы хотите пожить еще немного, то лучше уходите отсюда.

Из тряпичной кучи раздался голос зверя:

– Тот, кто покинет часовню, пока предатель жив, почувствует на себе всю тяжесть имперского правосудия.

– Имперского правосудия больше нет, – сообщил офицерам Райте. – А этот человек скоро умрет и не успеет наказать вас. Уходите.

В ответ они с заговорщическим видом переглянулись друг с другом.

Фехтовальщиком Райте был в лучшем случае посредственным, но Косалл прощал своем владелцю любые ошибки. Его неодолимый клинок не принимал в расчет щиты и парирующие удары. Броня от него почти не защищала. Кольчуги лопались, как кожа. Чувствуя движения зверя, Райте начал атаку прежде, чем Глаза Божьи набросились на него: за несколько секунд проход был устлан обломками мечей и разбитыми щитами. Стражники по правую его сторону были окровавлены, по левую – обожжены горючим маслом.

Однако Райте сражался один против шестерых и тоже пострадал: ему рассекли ногу и ткнули мечом под ребра. Но, несмотря на свои угрозы, Райте никого не убил. Это были люди, которых он пытался спасти – а еще он не знал, что случится с населяющей клинок богиней, если Косалл возьмет еще одну жизнь.

Глаза Божьи побросали сломанные мечи и выхватили из-за поясов ножи. Но они уже не верили в победу. Нападать с ножом на человека, вооруженного мечом, было, с их точки зрения, глупостью, а попытка одолеть обладателя Косалла – и вовсе самоубийством.

Прошла минута, потом еще одна и еще.

– Трусы, – прошипел зверь.

Тряпичная куча растолкала стражников.

– Трусы! Предатели! Негодяи! Вот как мы поступаем с предателями!

Из грязных рукавов появились два блестящих ножа, и, взмахнув ими, патриарх бросился на противника.

Но годы, проведенные в школе аббатства, – часы на учебной арене, дни в гимнасии, миллионы ударов по кожаным мешкам с песком, – отточили реакцию Райте до совершенства. Перебросив Косалл из правой руки в левую, он сделал полшага вперед, мягко перенося вес на левую ногу, выставив перед собой правый кулак, невидимой стеной преградив путь подбородку его святости. Лицо патриарха налетело на стену, кость ударилась о кость…

Тоа-Сителл рухнул наземь.

«Я оглоушил патриарха», – равнодушно подумал Райте.

Глаза Божьи с изумлением смотрели на него и ничего не понимали. Они не могли поверить, что Райте совершил такое святотатство. Он молча повторил: «Я оглоушил патриарха», как будто эти три слова делали его поступок более реальным.

«Во что я превратился?»

Он поднял голову и посмотрел на охранников:

– Бегите!

И они убежали.

7

Взглянув на патриарха, который, съежившись, лежал на полу без сознания, Райте удивился, как хорошо себя чувствует. Нет, не счастливым – никогда ему уже не стать счастливым, – но совершенно спокойным. Собранным. В ладу с самим собой.

Под контролем.

Понимание пришло как ошеломляющий удар, перевернувший все внутренности – казалось, что он сам налетел подбородком на ту стену, которая сбила с ног Тоа-Сителла. Оставшись в полном одиночестве среди огненных бликов, танцевавших на мозаичных стеклах, Райте снова вернулся к молитве. Он не преклонил колена, не опустил голову и не потупил очи долу, как его учили. Он твердо стоял на ногах и смотрел в глаза каменной статуе. Райте ударил себя кулаком в грудь и, разжав пальцы, протянул вперед ладонь. Но это была левая рука – с нее стекал черный яд слепого бога.

«Я твое возлюбленное дитя, – мысленно сказал он. – Я всегда почитал тебя. И теперь, и вовеки веков мои любовь и упование – тебе. Мое служение.

Но не подчинение.

Я всегда буду твоим возлюбленным чадом. Но больше я не дитя.

Здесь и так слишком много детей – постаревших, но не повзрослевших. Я был бы не против остаться в их числе. Однако это не моя судьба. Не мое предназначение. – Он горько усмехнулся. – Отче, прости меня, ибо я наконец знаю, что мне делать».

8

Выйдя из часовни в просторный холл, он услышал шум, доносящийся из караульного помещения: угрозы и слезные мольбы, яростные вопли и стоны боли. В замкнутом пространстве они казались невероятно громкими. Сжимая в одной руке Косалл, а в другой – поводок, Райте поднялся по лестнице.

Шестеро военных в кольчугах со знаками различия Глаз Божьих расхаживали взад и вперед по небольшому коридору. Источник шума находился за дверной решеткой караульного помещения, в котором толпились смертельно перепуганные охранники Донжона. Они отталкивали друг друга от двери, дрались и молили о спасении. Десятки рук цеплялись за прутья решетки и тянулись к офицерам, охранявшим коридор.

Оценив ситуацию, Райте молча кивнул и поднес Косалл к краю ступени. Меч с душераздирающим скрежетом вошел в каменную плиту. Люди в коридоре разом вздрогнули от неожиданности и судорожно закрыли руками уши. Райте медленно повернул лезвие и отсек часть ступени – будто кусок сыра отрезал. Обломок покатился по ступеням к двери караульного помещения. Когда грохот затих, наступила тишина. Райте указал мечом на Глаза Божьи:

– Вы свободны.

Те с ужасом уставились на одежду, перепачканную черным маслом и кровью. Наконец один из стражников собрался с духом и шагнул вперед.

– Нам приказано держать эту дверь закрытой…

– А мне плевать на все ваши приказы. Уходите.

– Но сам Тоа-Сителл…

Райте дернул за поводок, который держал в другой руке. Из-за угла с веревкой на шее, со связанными руками и кляпом во рту, сделанным из куска его же одеяния, появился его сияние Тоа-Сителл, сенешаль Империи и патриарх церкви Возлюбленных Детей Ма’элКота.

Его остекленевшие глаза смотрели в никуда. Похоже, от страха он ничего не видел. Когда Райте спустился в коридор, патриарх споткнулся на последних ступенях и рухнул на четвереньки. Да так и замер. Сквозь кляп послышался тихий животный вой. Из широко раскрытых глаз катились слезы.

В тихое «Ах!» перепуганных стражников вклинилось жужжание Косалла.

– Уходите, – повторил Райте.

Глаза Божьи, обменявшись взглядами, медленно и осторожно обошли патриарха и направились к лестнице.

– Эй! – крикнул один из охранников подземной тюрьмы. – А что будет с нами? Не оставляйте нас здесь! Вы даже не знаете, что делается там, внизу!

– И что же там делается?

В хоре голосов, перебивавших друг друга, Райте по кускам собрал первое впечатление о бунте в Яме. «Кейн», – подумал он. Ему вспомнилось неистовство призраков в подземных пещерах, ведущих через Шахту к Донжону. Он шагнул к двери и поднял Косалл над головой. Люди за решеткой попятились. Высекая искры, клинок разрезал замок, и дверь открылась. Райте отошел в сторону и, дернув за поводок, подтянул к себе Тоа-Сителла, словно тот был непослушным псом. Он молча смотрел вслед охранникам, которые побежали вверх по лестнице к выходу из здания.

В караульном помещении стало тихо. За открытой дверью, ведущей в темницу, темная площадка лестницы казалась пастью хищника. Райте вздохнул, посмотрел на черную ладонь и пожал плечами. Ведя за собой патриарха, он начал спускаться в Яму. Когда он одолел несколько осклизлых ступеней, призрачные тени, обитавшие в самой тайной части его сознания, поблекли и стали почти неуловимы. Он больше не чувствовал методичного шествия артанских войск по суше и реке. Спустившись на нижнюю площадку лестницы, Райте впервые в жизни остался в своем сознании один. Даже Косалл перестал звенеть.

Райте недоуменно нахмурился. Если Яму действительно сотрясал бунт заключенных, то проходил он на редкость спокойно. Самым громким звуком на лестнице было шарканье в кровь сбитых ног патриарха. Из караульного помещения сочился луч света. Райте видел слабый отблеск на заклепках металлической обшивки двери. Он вопросительно посмотрел на темный силуэт Тоа-Сителла, но не нашел ответа в его безмолвной фигуре.

Он осторожно потянул за дверную ручку. Дверь была заперта, а может, ее кто-то держал с обратной стороны. Райте приложил ухо к металлической обшивке. И услышал голоса, доносившиеся из Ямы, – много голосов, сливавшиеся в тихий неразборчивый рокот. Он сделал медленный глубокий вдох и кивнул.

Выполняя дыхательное упражнение по канонам науки контроля над разумом, Райте создал в воображении четкий образ Кейна, каким он видел его в последний раз – прикованным к телеге золотаря, уплывающим вдаль под звуки «Правосудия Господня» в исполнении имперского военного оркестра. Райте уточнил виртуальный образ, прибавив к нему шрамы, увиденные за пять дней путешествия на барже, и грязные дорожки, прочерченные струйками пота на пыльной коже. Затем наложил на виски седину и представил сизую щетину на щеках подбородке. Из полученной картины вычеркнул музыку и солнечный свет, убрал телегу и оковы. Наконец он лишил образ рубахи и даже домотканых холщовых штанов. Остался только Кейн.

И Райте увидел его, как сквозь туман, как смутную и ускользающую из вида фигуру.

Он сидел на тряпичной подстилке так, будто это и не подстилка вовсе, а королевский тром. На Кейне была ветхая, потрепанная на швах рубаха, настолько заношенная, что сквозь нее светилось тело. Засаленное полотно блестело, словно полированные доспехи на солнце. У его ног лежал умирающий эльф. Сбоку на коленях стоял большой и мускулистый огриллон, лапы которого были обмотаны тряпками. Он неуклюже перевязывал каким-то рваньем красные изъязвленные ноги Кейна. Перед всей этой компанией стояла толстая женщина. Заложив руки за спину, словно ученица на уроке в аббатской школе, она что-то говорила Кейну. Райте показалось, будто в волосах Кейна прибавилось седины. На грудь падала густая лохматая борода. Щеки ввалились, обозначив скулы. От голода и болезни глаза глубоко запали.

Но они по-прежнему мерцали, как угли в темной пещере.

Райте тряхнул головой и, избавившись от видения, вытер рукавом вспотевшие брови. Образ Кейна был ненастоящим. Он создал то, что хотел увидеть, – мифического героя в смутном ореоле легенды. Не реального человека, а сказочного персонажа.

«Наверное, он погиб, – подумал Райте. – Тюремные бунты не обходятся без убитых и раненых. А что, если кто-то коснется его крови? Что, если кто-то проглотит ее, когда она попадет из раны в воду? Этого будет достаточно. И это должно произойти».

Он хотел воспользоваться мысленной хваткой и открыть замок двери, как сделал это в кабинете Гаррета целую жизнь тому назад. Но Сила покинула его. Райте смутно вспомнилось что-то о свойствах скалы, в которой вырублен был Донжон, однако монах не стал напрягать память. У него имелся другой способ.

Воткнув острие меча в щель между косяком и дверью, он повел клинком вниз, пока не встретил сопротивление запора. Сфокусировав волю на пределе концентрации внимания, Райте направил в меч небольшой импульс Силы. Косалл ожил, без труда рассек металлическую пластину и снова погрузился в сон. Тяжело дыша, Райте привалился к каменной стене и постарался собрать остатки Силы. Потом толкнул дверь рукой, в которой сжимал поводок патриарха, и услышал скрежет петель.

Первым, что увидел Райте, выйдя из темноты на свет, были стрелы арбалетов, нацеленные в его грудь. В сотне ярдов у дальней стены галереи стояли эльфы и люди. Чья-то быстрая тень скользнула за спину Райте. С расстояния руки прозвучал уверенный голос:

– На галерею! Без фокусов и медленно.

Райте направился к освещенному пятну. В нескольких шагах с правой стороны еще одна группа узников держала его под прицелом взведенных арбалетов – на таком расстоянии ограждение галереи вряд ди могло послужить защитой.

– Положи меч, – велел голос.

Но Райте как будто не слышал. Он подошел к ограждению и посмотрел вниз, в Яму. На куче тряпья, ставшей троном, одетый в ветхую рваную рубаху, засаленную так, что полотно блестит, как полированная сталь доспехов…

Рядом с ним были эльф, огриллон и женщина…

Взгляд неприступный, как стены тюрьмы. Состояние духа, в котором любая неожиданность воспринимается и принимается в одно мгновение.

– Райте.

– Кейн.

Долгий, пристальный взгляд: целая беседа, уложившаяся в молчаливое столкновение льдисто-серых и горящих черных глаз. Райте не выдержал и опустил голову.

– Ты, – поинтересовался Кейн, – можешь предоставить мне хоть одну причину не убивать тебя на месте?

Райте потянул за поводок, и у ограждения появился Тоа-Сителл с кляпом во рту. Патриарх издал стон.

– Хорошо, – сказал Кейн.

Оценив ситуацию, он сложил руки на коленях и склонил голову.

– Это тебе зачтется. А теперь расскажи мне, какого хрена ты задумал?

– Он вооружен! – крикнул один из арбалетчиков на галерее.

Кейн кивнул и что-то сказал эльфу, который дремал у его ног. Тот встрепенулся и поднял голову. Глаза его выглядели как окровавленные яйца. Даже на расстоянии дюжины ярдов Райте понял, что существо в предсмертной лихорадке. Его взгляд затягивал в зияющую пропасть смерти.

Он отпрянул от ограждения.

Эльф что-то прошептал Кейну – что именно, Райте не расслышал, – и, опустившись на тряпичную подстилку, снова закрыл глаза.

– Опустите оружие! – крикнул Кейн арбалетчикам. – Дайте им пройти.

Райте потащил Тоа-Сителла по галерее к сходням. Толпа заключенных расступалась перед ними. Чувствуя недобрые взгляды, патриарх сгорбился, будто тащил на плечах неподъемную тяжесть. Спотыкаясь, он приблизился к Кейну и остановился. Огриллон подался вперед – в глазах его горело безумное неистовство. Женщина смотрела так, словно происходящее ее лишь занимало, не более. Райте чувствовал, как по ноге стекает кровь и с левой руки на пол капает черное масло.

– Это Косалл? – невозмутимо поинтересовался Кейн.

Райте поднял меч. Огриллон напрягся.

– Да.

– Ты им пользовался.

Райте посмотрел на кровавое пятно на одежде.

– Не лучшим образом.

Кейн промолчал.

– Я пришел с просьбой, – тихо начал Райте.

Он хрипло откашлялся, затем глубоко вздохнул и продолжил уверенне:

– Я пришел, чтобы попросить тебя спасти мир.

9

Улыбка Кейн была тонкой и холодной, как лезвие меча.

– Каким образом?

– В твоей крови имеется противовирус.

Райте с трудом произнес это сложное незнакомое слово.

– Противовирус, который может излечить болезнь, принесенную Гарретом.

– В моей крови?

Кейн устроился поудобнее на своем тряпичном троне, и взгляд его стал отсутствующим.

– Да, – ответил Райте.

– В моей крови… – повторил Кейн медлительно, слегка недоуменно, словно эти слова подарили ему разгадку давней, тревожной тайны.

– Да, – повторил Райте. – Крохотная капля твоей крови может спасти одного человека. А тот, в свою очередь, тоже станет таким ходячим лекарством и сможет помочь другим…

– Я знаю, как это работает, – сказал Кейн.

Он справился с изумлением, и лицо его вновь стало непроницаемым.

– И чего же ты от меня хочешь?

Райте посмотрел ему в глаза, но не нашел там сочувствия. Тогда он покачал головой и подтянул к себе Тоа-Сителла.

– Каплю твоей крови, Кейн. Вот все, о чем я прошу. Только одну каплю. Ты можешь спасти ему жизнь.

Кейн поднял правую руку и уставился на ладонь, как на часть какого-то экзотического механизма абсолютно незнакомой конструкции, непонятно для чего предназначенного. Потом он сжал кулак, лизнул разбитые костяшки и снова разжал пальцы. Встретив взгляд Райте, он пожал плечами и раздраженно встряхнул рукой.

– А что мне это даст?

– Кейн, – терпеливо сказал Райте, – он патриарх. Он нужен Империи.

– Да плевал я на твоего патриарха.

Кейн подался вперед и облокотился на колено.

– В последний раз, когда я стоял настолько близко к этому пидору, он пырнул меня ножом. Плевал я на Империю. Да, если уж на то пошло, и на тебя плевал.

Райте знал, что не стоит тратить силы на споры и уговоры. Ведь, как-никак, он был лучшим в мире специалистом по кейноведению.

– А чего ты хочешь взамен?

Улыбка Кейна стала еще тоньше.

– Я понимаю, что нехорошо смеяться над поверженным врагом, – сказал он с мрачным удовольствием. – Но мне не терпится напомнить тебе твои же слова. Помнишь, ты сказал мне, что отныне ничто и никогда не будет таким, как я хочу.

Он оскалился.

– Черт, парень, у меня при мысли об этом в животе делается тепло и мягко, словно котенка проглотил. Даю тебе вторую попытку.

Он разжал другой кулак.

– Предлагай, не стесняйся.

– Твоя свобода, – ответил Райте и кивнул на лестницу, ведущую наверх, к свету.

Кейн сделал жест, означающий презрительный отказ.

– Моя свобода не зависит от тебя.

Райте пошатнулся. Углы Ямы словно подернулись дымкой; темнота превратилась в туннель, длинный-длинный, и единственным светлым пятном в конце его было лицо Кейна.

– Тогда все что угодно, – устало ответил он. – Даже моя жизнь.

– Твоя жизнь? Да оглянись же, дурень!

Пятеро или шестеро зэков целились в Райте из арбалетов.

– Твоя жизнь уже в моих руках. Просто я еще не придумал, как ею распорядиться.

– Так чего же ты хочешь, Кейн? – прищурившись, спросил Райте.

У него кружилась голова от потери крови и этого бесславного поражения.

– Чего ты хочешь? Скажи мне. Скажи, и если это будет в моей власти…

– Скажу, когда придумаю, – ответил Кейн и откинулся назад. – А пока расскажи-ка нам, что за хрень приключилась с вами наверху.

Райте с недоумением уставился на него. Он ничего не понимал. Все слова отдавались в темном туннеле его сознания бессмысленным эхом.

– Зачем ты явился сюда? – не унимался Кейн. – Где получил эти раны? Что случилось с твоим лицом? Ты выглядишь так, будто тебя сварили в масле. В какой жаркой схватке ты одолел патриарха и посадил его на поводок? И что за черная хрень у тебя на руке?

Райте поднял Косалл. Рыжее пламя висячих ламп заиграло на бегущих по клинку серебряных рунах. Райте взмахнул мечом и, опустив его вниз острием, призвал на помощь всю свою Силу, чтобы пробудить клинок. После чего с силой воткнул его каменную плиту и отступил, не отрывая глаз от мерно покачивающегося меча. Потом глянул на Кейна и протянул руку, словно предлагал ему взять Косалл.