полная версияПутешествие на Запад. Том 4
Владыка Восточного неба выслушал Сунь У-куна, велел одному из своих приближенных сходить в помещение для льва и позвать оттуда служку, ухаживающего за зверем. Служка крепко спал и проснулся лишь когда целая толпа придворных принялась будить и расталкивать его; служку подхватили и приволокли в зал.
– Где лев? – спросил его Владыка Восточного неба.
Служка пустил слезу и, стоя на коленях, твердил:
– О, пощади! Пощади!
– Здесь находится Великий Мудрец Сунь У-кун, – сказал Владыка неба, – и я пока не трону тебя. Говори скорей, как это ты упустил Девятиголового льва?
– Дедушка! – робко произнес служка. – Позавчера я был в палате Сладчайшей росы. Там я увидел бутыль с вином и по своему неразумию украдкой выпил его. Незаметно меня разобрал хмель, и я заснул, позабыв привязать льва и запереть его на замок.
– Это вино послал мне в подарок сам наисовершеннейший Лао-цзюнь. Оно называется «Нектар перерождения». Если ты выпил все, то должен был проспать три дня. Сколько же прошло дней с тех пор, как сбежал лев? – спросил Владыка.
– По словам местного духа, – отвечал Сунь У-кун, – он появился в позапрошлом году, стало быть, уже прошло года два или три.
Владыка засмеялся.
– Так оно и есть! Так оно и есть! Ведь один день на небе равен году на грешной земле, – сказал он.
Обратившись к служке, владыка мягко сказал:
– Ну, вставай! Прощаю тебе смертный грех. Ты отправишься со мной и Великим Мудрецом Сунь У-куном на землю, чтобы забрать льва. А вы, – сказал он, обратившись ко всем приближенным, – возвращайтесь к себе: сопровождать меня не надо!
И вот Владыка Восточного неба с Великим Мудрецом Сунь У-куном и служкою встали на облако и помчались прямо к горе Коленце бамбука. Их встретили на коленях всезнающие повелители духов пяти стран света, небесные гонцы Лю-дин и Лю-цзя, все местные духи и духи гор.
Сунь У-кун первым делом спросил их:
– Не случилось ли чего недоброго с моим наставником? Ведь он был на вашем попечении.
– Злой оборотень с горя завалился спать и за это время не мучил их больше, – отвечали духи.
– Мой премудрый лев прошел долгую школу самосовершенствования и обрел духовную силу пути Истины, – проговорил Владыка Восточного неба, – стоит ему только рявкнуть, – его сразу же услышат на небе трое Бессмертных мудрецов[44], а под землею – обитатели царства Девяти источников. Обычно этот лев никому не причиняет вреда. Ну-ка, Великий Мудрец Сунь У-кун, подойди к его воротам да вызови его на бой! – сказал Владыка. – Замани его сюда, чтобы мне легче было изловить его.
Сунь У-кун послушался и, вытащив посох, прыгнул прямо ко входу в пещеру. Там он принялся громко браниться.
– Эй ты, негодяй-оборотень! – кричал он. – Верни всех, кого ты уволок к себе!
Он крикнул несколько раз, но оборотень, видимо, крепко спал и не отзывался. Тогда Сунь У-кун разгорячился, завертел колесом свой посох и, ломясь в пещеру, поднял неистовый крик и ругань. Наконец оборотень проснулся вне себя от гнева.
Поднявшись с постели, он рявкнул: «В бой!» – замотал головой, разинул пасть и набросился на Сунь У-куна, чтобы сцапать его. Сунь У-кун отскочил. Оборотень выбежал за ворота и начал браниться:
– Разбойник ты! Несносная обезьяна! Ты куда?
Взобравшись на высокую скалу, Сунь У-кун весело рассмеялся.
– Ты еще смеешь так дерзко вести себя? – крикнул он оборотню. – Да ты не знаешь, что с тобой сейчас будет, останешься ли ты жив?! Погляди как следует. Разве не видишь, что твой хозяин здесь?
Оборотень кинулся было к скале, но Владыка Восточного неба прочел заклинание и сердито крикнул:
– Премудрый! Я пришел за тобой!
Оборотень сразу же узнал голос своего хозяина и, не осмелившись полезть в драку, тут же пал ниц на все четыре лапы, непрестанно отбивая земные поклоны. К нему подбежал служка, вцепился в гриву и начал кулаком бить его по загривку. Он стукнул его раз сто, а то и больше, приговаривая при этом:
– Ишь ты, скотина! Как это тебя угораздило сбежать? Из-за тебя мне чуть было не влетело!
Лев, стиснув зубы, молчал, боясь даже пошевельнуться. Служка бил его до тех пор, пока рука не устала, после чего накинул ему на спину парчовый чепрак. Владыка уселся верхом на льва-оборотня и велел ему везти себя. Тот сразу же распрямился, вспрыгнул на разноцветное облако и направился прямо ко дворцу Дивных скал.
Великий Мудрец послал вдогонку свою благодарность и пошел в пещеру. Сперва он освободил правителя уезда, затем Танского монаха, потом Чжу Ба-цзе и Ша-сэна, а под конец – трех княжичей. Обыскав всю пещеру и забрав все драгоценности, Сунь У-кун, довольный, повел всех к выходу. Чжу Ба-цзе набрал сухих сучьев и листьев, завалил вход в пещеру изнутри и снаружи, поджег их, и вскоре вся пещера Девяти кольцевых извивов стала похожа на заброшенную гончарную печь!
После этого Великий Мудрец Сунь У-кун отпустил всех духов, а местному духу горы велел оставаться и караулить гору. Затем он приказал Чжу Ба-цзе и Ша-сэну прибегнуть к волшебству и примчать правителя и его сыновей в окружной город, посадив их себе за спину. Сам он подхватил Танского монаха.
Смеркалось, когда прибыли в окружной город. Навстречу им вышли супруга правителя округа и все должностные лица. Тотчас принялись готовить пир, все уселись вместе, и началось веселье. Наставник и его ученики опять ночевали в беседке Белого шелка, а княжичи легли спать в своих хоромах. О том, как прошла эта ночь, мы рассказывать не будем.
На другой день правитель округа распорядился вновь устроить пир, на котором все чины разных рангов, больших и малых, благодарили монахов за великие милости. Сунь У-кун предложил позвать мясников, чтобы убить шестерых львов, содрать с них шкуры, как с Желтого льва, а из мяса приготовить угощение. Правителю уезда понравилось это предложение, и он тотчас повелел убить львов: одного из них оставить для дворцовых чинов внутренней и внешней служб, второго – для старших чинов, а четырех разрубить на куски, весом по одному и по два ляна, и отрядить всех военачальников в чине сяовэй, чтобы они роздали мясо всем жителям города и предместий, пусть все попробуют, каково оно на вкус и, кроме того, избавятся от страха и беспокойства.
Во всем городе не было ни одного дома и ни одного двора, в котором не благословляли бы правителя уезда.
Между тем выяснилось, что кузнецы уже выковали оружие. Отбивая перед Сунь У-куном земные поклоны, они сами явились с докладом.
– Отец, твои покорные слуги закончили работу, – сказали они. – Сколько же весит каждое оружие? – поинтересовался Сунь У-кун.
– Посох с золотыми обручами весит ровно тысячу цзиней, – ответили кузнецы, – грабли с девятью зубьями и посох, покоряющий оборотней, – по восьмисот цзиней.
– Ладно, и то хорошо! – похвалил их Сунь У-кун.
Затем он велел пригласить трех княжичей взять свое оружие.
Те обратились к отцу:
– Отец наш князь, наше оружие уже готово.
– Из-за этого оружия мы с вами чуть жизни не лишились, – проговорил старый князь недовольным тоном.
– Но, к счастью, наш волшебный наставник явил свою силу и всех нас спас, – сказал старший сын, – да к тому же он уничтожил оборотней и избавил нас от тревог на все последующие годы. Вот уж поистине для нас наступят теперь мирные и безмятежные времена, как говорят: «Моря станут зеркальными и реки прозрачными!».
Старый князь и его сыновья наградили мастеров за работу, а затем направились в беседку Белого шелка и, отбивая поклоны, благодарили наставников за все их милости.
Танский монах велел ученикам поскорее научить княжичей фехтовальному искусству, чтобы не задерживаться. И вот во дворе усадьбы правителя трое монахов, размахивая каждый своим оружием, по порядку показывали приемы боя. Не прошло и нескольких дней, как трое княжичей в совершенстве овладели всеми приемами фехтования, не осталось ни одного из способов нападения и обороны, которые они не усвоили бы, а этих способов насчитывалось до семидесяти двух. Во-первых, сами княжичи были преисполнены решимости выучиться, а во-вторых, надо отдать должное Великому Мудрецу Сунь У-куну, который прежде всего наделил их духовной силой, благодаря чему княжичи могли свободно поднимать и вращать посох весом в тысячу цзиней, а также грабли и палицу по восемьсот цзиней весом. Их прежнее искусство отличалось от настоящего, как небо от земли! По сему случаю сложены стихи, которые следует привести для доказательства:
Угодно было благостной судьбеЦветущий край избавить от печали,Вот почему три княжича в путиТрех праведных монахов повстречали.Учиться боевому мастерствуТе у отцов решили преподобных,Не думая в неведенье своем,Что потревожат оборотней злобных.Пошли походом оборотни-львы,Но нечисти был дан отпор великий,И снова всюду водворился мирВсе подчинилось одному Владыке,А старый бес – Девятиглавый левНаказан был согласно высших правил,Узнал о нем всю правду Сунь У-кунИ наконец на должный путь наставил.Пусть благородный подвиг мудрецовНавек для всех останется святыней,И пусть в уезде Яшмовых цветовМир и спокойствие царят отныне!Княжичи тоже устроили торжественный пир, во время которого изъявили благодарность своим учителям и преподнесли им большой поднос с золотом и серебром.
– Унесите скорей! Унесите! – смеясь, отмахнулся Сунь У-кун. – Ведь мы монахи, отрешившиеся от мирской суеты, для чего же нам золото?
Однако тут вмешался Чжу Ба-цзе:
– Золота и серебра мы, конечно, не осмелимся принять, – сказал он, – но смотрите, как разодрали львы-оборотни всю мою одежду. Явите милость и дайте нам другую, этим вы выразите свою любовь к нам.
Княжичи тут же приказали портным сшить всем троим учителям новую одежду, одинакового покроя, из парчи трех цветов: темно-синей, красной и коричневой. Монахи с радостью приняли подарок, нарядились, а затем собрали свои пожитки и отправились в путь.
Жители округа, от мала до велика, в городе и за городом, чествовали монахов и величали их архатами, а также живыми Буддами, сошедшими на грешную землю.
На всех улицах и проулках гремели барабаны, играла музыка, висели разноцветные флаги и знамена.
Вот уж право.
В каждом доме сегодня и в каждом семействеАроматные свечи с утра зажжены,Над воротами вдоль разукрашенных улицФонари разноцветные всюду видны.Шествие провожающих растянулось на довольно большое расстояние. Наконец всем четверым монахам удалось распрощаться со всеми и отправиться дальше на Запад.
Взойди, отбросив думы и заботы,В обитель Будды, в царственную высь,И с чистым сердцем, с искренним желаньемВ храм Громовых раскатов вознесись!Далеко ли еще было до чудесной горы Линшань? Когда наши путники прибыли туда? Обо всем этом вы узнаете из следующих глав.
ГЛАВА ДЕВЯНОСТО ПЕРВАЯ,
повествующая о том, как в округе Золотой покой путника любовались новогодними фонарями и как Танский монах держал ответ в Черной пещере
Итак, Танский монах и его ученики покинули главный город уезда Яшмовые цветы и спокойно двигались по ровной дороге, ведущей в страну Высшего блаженства. Через несколько дней вновь показались очертания какого-то города.
– Это еще что за место такое? – изумился Танский монах, повернувшись к Сунь У-куну.
– Как видишь, это – город, – отвечал тот, – но на шесте над городскими стенами нет флага, да и местность эта мне незнакома. Погоди, вот подойдем ближе, тогда и спросим.
Когда путники достигли восточной заставы, они увидели по обеим сторонам дороги чайные и питейные заведения, из которых доносились веселые крики и шум, показались также лабазы и маслобойни, везде царило оживление.
Несколько лоботрясов столпились на улице, разглядывая длиннорылого Чжу Ба-цзе, Ша-сэна с темным лицом и красноглазого Сунь У-куна, однако никто из них не осмеливался подойти ближе и заговорить с путниками. Танский монах боялся, что бездельники затеют ссору с его учениками, и от страха покрылся холодным потом.
Путники прошли еще несколько кварталов и, не доходя до городской стены, увидели вход в монастырь, над воротами которого была надпись из трех иероглифов: «Монастырь милосердия Будды».
– Не зайти ли нам сюда? – спросил Танский монах своих спутников. – Дадим коню передохнуть, да и сами перекусим.
– Что же, это хорошо! Очень хорошо! – произнес Сунь У-кун.
Все четверо вошли в ворота. Вот что они увидели:
Драгоценные башниКрасуются здесь величаво,А над ними вздымаетсяБудды престол золотой.Выше туч его храм,До небес вознеслась его слава,Тихо в кельях монахов,Всю ночь озаренных луной.Благовонных куренийКлубятся дымки, как живые,В чуть заметномПунцовом сиянии ступа видна.[46]Ветерок средь листвыТихо крутит вертушки резные,Где молитвенных свитковСвятые горят письмена.Не начало ли здесьНепорочной земли Суковати?Эти храмы подобныДраконов дворцам неземным.Главный храм среди нихЗолотится в лучах благодати,И пурпурной завесоюОблако реет над ним.А с обеих сторон,Вдоль больших галерей из гранитаСотни праздных людейХодят толпами целые дни.Среди пагод однаДля гостей постоянно открыта,Чтоб на самую кровлюМогли подниматься они.День и ночь из курильницВосходят клубы благовоний,Растворяются в небе,Как сны, и чисты и легки.День и ночь напролетПеред Буддой, воссевшим на троне,Негасимых лампад,Колыхаясь, горят светляки.Золотой колокольчик,Хрустальную трель разливая,Издалека звенит,Возвещая сердцам благодать.То идет настоятель,Монахов своих созывая,Чтобы вслух до зариИм священные сутры читать.Пока все четверо разглядывали монастырь, с галереи сошел к ним какой-то монах.
– Откуда пожаловал сюда, почтенный? – спросил он Танского монаха, отвесив низкий поклон.
– Твой смиренный брат в монашестве прибыл сюда из Серединного цветущего государства, от двора Танского государя, – отвечал Танский монах.
При этих словах незнакомый монах неожиданно пал ниц и начал отбивать земные поклоны. Танский монах смутился и поспешно поднял его, приговаривая:
– Владыка! Что ты! Разве я достоин столь великой чести?!
Молитвенно сложив ладони рук, незнакомый монах скромно ответил:
– Все мы здесь стремимся к добру, читаем молитвы, поклоняемся Будде и преисполнены надеждой при перерождении оказаться в твоем Серединном цветущем государстве. Считаю своим долгом кланяться тебе до земли, так как вижу, что ты удостоился благодати родиться в этом государстве, носить дорогие ризы и головной убор, стало быть, в прежней своей жизни достиг духовного совершенства.
Танский монах усмехнулся.
– Не пугай меня! Мне просто страшно от твоих слов! За кого ты меня принял! Я ведь самый простой странствующий монах, – сказал он, – какой же благодатью я пользуюсь? Вот ты, почтенный владыка, обитающий в столь прекрасном монастыре в полном достатке и довольстве, действительно наслаждаешься счастьем.
Монах повел за собой Сюань-цзана в главный зал храма, где тот поклонился Будде, и после этого позвал своих спутников.
Покуда незнакомый монах разговаривал с наставником, ученики Танского монаха стояли в стороне, спиной к ним. Один держал коня, другой – поклажу, и монах не обратил на них никакого внимания. Когда же наставник окликнул их и они все трое обернулись, монах перепугался.
– Отец! – воскликнул он. – Почему твои уважаемые ученики так безобразны?
– Хоть они безобразны, – ответил Танский монах, – зато обладают волшебными силами. На всем пути они оберегали меня, за что я очень им признателен.
Пока они беседовали, из глубины монастырского двора подошло еще несколько монахов, все они почтительно поклонились. Тогда тот монах, который первым приветствовал Танского наставника, обратился к подошедшим монахам и сказал им:
– Сей почтенный наставник – уроженец Серединного цветущего государства, посланец великого Танского императора. А те трое – его уважаемые ученики.
Монахи почувствовали одновременно и радость и страх.
– Зачем изволил пожаловать к нам, почтенный наставник великого Серединного цветущего государства? – робко спросил один из них.
Сюань-цзан в который уже раз начал рассказывать:
– Я получил повеление моего государя, Танского императора, отправиться на чудесную гору Линшань, поклониться Будде и испросить у него священные книги. Мой путь как раз проходит через ваш благодатный край, а в монастырь ваш я зашел, во-первых, для того, чтобы осведомиться, что это за местность, а во-вторых, попросить у вас подаяния, подкрепиться и с новыми силами двинуться в дальнейший путь.
Тут монахи пришли в радостное возбуждение и пригласили Танского наставника посетить настоятеля монастыря. В его келье оказалось еще несколько монахов, приготовлявших трапезу. Монахи, которые повели Сюань-цзана и его учеников, первыми вошли в келью настоятеля и громко возвестили:
– Идите, глядите на людей Серединного цветущего государства! Оказывается, там есть и благообразные и безобразные. Благообразный настолько хорош собой, что его невозможно описать ни словами, ни кистью; безобразные же – настоящие чудовища!
Многие монахи вместе с настоятелем вышли встретить гостей. Когда церемония взаимных приветствий была окончена, все сели.
– Как называется город, в котором расположен ваш чудесный монастырь? – спросил Танский монах, закончив чаепитие.
– Этот город называется Золотой покой, – отвечали монахи, – он находится в пограничном округе нашей страны, страны Зарослей небесного бамбука.
– Далеко ли от вашего округа до чудесной горы Линшань? – продолжал расспрашивать Танский монах.
– Отсюда до столицы две тысячи ли, – мы знаем это, так как бывали там. А вот на Запад, к чудесной горе Линшань, никто из нас не ходил, и мы не осмеливаемся сказать, как далеко до нее.
Вскоре стол был накрыт. После трапезы Танский монах собрался было в путь, но тут все монахи и сам настоятель стали уговаривать его остаться.
– Почтенный наставник наш! – говорили они. – Осчастливь нас хотя бы на денек-другой. Проведи с нами праздник фонарей. Что плохого в том, что вы повеселитесь с нами?
– В пути мы только и думали, как переходить горы и реки да как избегать встреч с оборотнями и злыми духами-марами, а потому потеряли счет времени и не знали, что наступает праздник фонарей, – отвечал Сюань-цзан.
Монахи рассмеялись.
– Почтенный наставник! Все твои помыслы устремлены лишь к тому, чтобы поклониться Будде и уразуметь тайну созерцания, поэтому ты и забыл о празднике. А между тем сегодня тринадцатый день первой луны, и к вечеру мы устроим пробное зажигание фонарей. Ведь послезавтра уже праздник. Веселиться будем до восемнадцатого, а то и девятнадцатого дня. В этом уезде живут добрые люди, большие охотники до зрелищ, а правитель округа из любви к своему народу всегда устраивает празднества. Повсюду будут вывешены фонари, и всю ночь напролет будет играть музыка. Кроме того, вы увидите замечательное зрелище – «мост золотых фонарей». Его устраивают с очень давних времен, и с каждым годом оно становится все более красочным и пышным. Останься на несколько дней, почтенный наставник, а мы уж постараемся, чтобы вам было как можно удобнее у нас.
Танский монах не мог отказаться от столь любезного приглашения и вместе с учениками остался в монастыре.
В тот же вечер в храме Будды стали бить в гонги и барабаны, созывая всех верующих, живущих по соседству. Они должны были принести фонари для подношения Будде. Танский монах и его ученики вышли поглядеть на зажженные фонари, после чего все разошлись на ночлег.
На следующий день для гостей снова была устроена трапеза.
После этого все вместе отправились на прогулку в монастырский сад. То был поистине чудесный сад. Вот послушайте:
Лишь первый лунный месяц был,А здесь уже цвела весна,Звенела серебром ручьевИ хором птичьих песен.В душистом, утреннем садуЦарили блеск и тишина,И в нем был каждый уголокПричудлив и прелестен.Здесь круглый год вдоль всех аллейНе вянут нежные цветы,Здесь круглый год свежа листваДеревьев величавых,А над зеркальною водойКрасиво выгнулись мосты,И тонут лестницы в густых,Благоуханных травах.Подобно пикам диких гор,Вершины каменных громадЗатейливо возведеныУмелыми руками,И от ветвей цветущих сливГустой медвяный ароматНавстречу вешней синевеВосходит облаками.Все мягко розовеет здесь,Когда пленительно цвететДушистый персик на заре,И нежный и пугливый.Все пышно зеленеет здесь,Когда над ясной гладью водГустую, свежую листвуВновь надевают ивы.В своих изысканных стихахПускай поэты всех временНаперебой не хвалят намСад Золотой долины,[47]Пускай не уверяют нас,Что краше и богаче он,И удивительней стократ,Чем этот сад старинный.Пускай на тысячи ладовС восторгом славить не спешатКрасу картины видовой,Что создана Ван Вэем,Ни разу в жизни не взглянувНа этот монастырский сад,Не прогулявшись по егоПриветливым аллеям.А на реке – раздолье здесьДля диких уток и гусей,Пестреет тысячами птицЛазурная излука.Густые заросли шумят,Где самый мудрый из гостейИ тот названий не найдетДля всех сортов бамбука.Дыханье сокровенных силС небесной веет высотыИ пробуждает лепесткиПеоний и пионов.Вон прихотливы и пестрыЦветут смешливые цветы,Вон розовеют купы розВдоль изумрудных склонов.Вон, распустившись раньше всех,Цветы камелии видны,Огнем шиповников густыхУже оделись кручи,А эти нежные цветыЗовутся Встречею весны,И волчеягодник зацвел,Упрямый и пахучий.На скалах северной грядыЕще сверкает снег седой,Как будто вечная зимаЦарит на этих склонах.А дальше, к югу стройный лесОкутан дымкой голубой,И льется вешний ветерокСреди ветвей зеленых.На отражение своеГлядит задумчивый олень,Застыв у ясного пруда,Как статуя немая,И важно аисты стоятПод сенью сосен целый день,Игре на лютне золотойВнимательно внимая.Здесь на восточной сторонеВстал теремов узорный ряд,Блестя, как хрупкая резьбаИз яшмы или кости.На западной, – зубцами крышБеседки, башенки горят,Где могут на ночлег всегдаРасположиться гости.На южной – залы ты найдешьДля праведников и святых.Огни курильниц зажжены,Светло от их мерцаний.На северной – в тени деревНемало пагод золотыхДля строгих, безмятежных думИ чистых созерцаний.А за листвой, среди цветовДве стройных башни поднялись.Где можно душу укреплятьНаедине с собою.Двойные кровли их парят,Как будто устремляясь ввысь,Блистая в утренних лучахГлазурью голубою.А там, где горы над водой,Светелки тихие видны,Где избавляются сердцаОт злого духа-мары.Покоем дышат окна их,Всегда прозрачны и ясны,Любой, кто хочет, в них входи –И молодой и старый.И, право, сами небесаБлагословили этот край,Где можно жить, уединясь,Забыв и грех и горе.И незачем приют искатьНа островах Пэнлай, Инчжоу:Таких благословенных местНет и в Восточном море!Учитель и его ученики провели в саду целый день, любуясь его красотами, и вечером отправились в храм, где уже зажгли фонари, а затем в пригород, на предпраздничное гулянье. Оттуда они смотрели на город, который утопал в море огней.
Блещет весь огромный город,Как в агатовых цветах,И пышней великолепьяНе увидишь и в мечтах,Словно яркою глазурьюНиши светятся внутри,И качаются повсюдуРасписные фонари.А кругом светло, как в полдень,И дворцы блестят вдали,Озаренные огнями,Как слюда иль хрустали,Словно кто-то разноцветной,Драгоценною парчойИх изящно разукрасилИ поставил в длинный строй.От мостов ложатся тениИ скользят по глади вод,Будто движутся, качаясь,И земля и небосвод.Словно в пламени деревья –То с раскидистых ветвейАлый свет кругом струитсяОт несчетных фонарей.Вдоль широких главных улицЛюди весело снуют,Свищут тоненькие дудки,Барабаны мерно бьют.Дым струится благовонный,И над множеством воротФонарей цветное пламяДо утра сиянье льет.Там и сям сверкают горки,И летят снопы огней,Точно рыбы и драконыИз пылающих морей,Стаи фениксов хвостатыхИ огнистых птиц луаньНебо блеском испещряют,Словно вышитую ткань.Восхищаясь фонарямиИ сиянием луны,Беззаботно бродят люди,Мирной радости полны,И, блистая легким шелком,Рой красавиц между темТо играет на свирелях,То поет на радость всем.Мчатся с грохотом повозки,Скачут кони, вьется смех.Лица дев нежнее яшмы,Не насмотришься на всех!К ним стремятся с восхищеньемВзоры щеголя юнца.Нет числа живым виденьям,Дивным видам нет конца!Пока Танский наставник Сюань-цзан смотрел, как зажгли фонари в монастыре, и затем отправился в пригород и дошел до самой восточной заставы, глядя па гулянье, наступила уже вторая ночная стража. Утомившись, Танский монах отправился на покой.
