
Инквизиция
Возможно, вы думаете, что время Фетии тоже пришло и ушло, но тут вы неправы. Палатина, Мауриз, Телеста, вам выпала честь первыми услышать это. Отныне истинная вера будет насаждаться там, где ее так долго не было, где ее отсутствие развращает землю, позволяет вам расти слабыми и порочными.
По моему указу пройдет чистка, очищение от империи зла, которое так долго заражало страну. Инквизиция принесет с собой новую жизнь: конец оргиям, пирам, всему тому, за что нас презирают! Разве не это ты всегда ненавидела в Фетии, Палатина? – спросил Оросий, и в его голосе появился оттенок пророчества – так идеалист или визионер говорит о мечте своей жизни. – Вы увидите, как изменится она у вас на глазах, когда искоренятся праздность и упадочничество. Сухостой столетий, те, кто выставляет мою страну на посмешище… исчезнут. Настанет новая эра, не роскоши и алчности, но славы и процветания. И конец ереси на родине и за ее пределами. Не так ли, Сархаддон?
Я не посмел обернуться, потому что знал: после дня верховой езды, восхождения и магии, которую швырнул в меня Оросий, у меня не осталось ни сил, ни устойчивости. Но я не удивился. Мы с Сархаддоном были связаны какой-то таинственной нитью, так что он всегда появлялся в минуту моего. поражения. И вот он здесь, с шестью сакри и двумя магами по бокам. Худощавый, он выглядел скромно в своем красно-белом одеянии, затмеваемый сакри в масках, блеском Императорской гвардии и неоспоримым величием императора. Но его невозможно было не замечать.
– Железная метла, – молвил Сархаддон, оставляя свою охрану, чтобы встать рядом с торжествующим императором. – Метла, против которой не устоят даже ваши священные Цитадели. В Океании уже идут чистки, король освобождает свои кланы от их зла. Он делает все возможное, чтобы не осталось скверны на его земле. И теперь, когда у вас есть император истинной веры, зло, против которого мы так долго боремся, будет, наконец, повержено. – Он сотворил знак пламени над императором, и Оросий признательно наклонил голову.
– Ну и что ты получаешь от этого пакта дьявола? – спросила Палатина дрожащим голосом.
– Истинную веру, истинную Империю и вас. – Оросий улыбнулся. – По моему указу, изданному совместно с генерал-инквизитором, вы все приговорены к смерти по всей Аквасильве. Но я приостановил этот приговор. Не будет никакой реставрации фараона. Все вы, включая ее, теперь принадлежите мне. Завтра утром она произнесет свою речь отречения в Тандарисе, когда я объявлю о назначении вице-короля, который будет служить мне, а не себе. Но мы слишком задерживаемся. Сархаддон, у тебя есть все, за чем ты приехал?
– О да, – ответил инквизитор. – Но позвольте еще минутку, прежде чем наши пути разойдутся.
– Разумеется.
Сархаддон подошел и встал передо мной.
– Я слуга только истинной веры, – тихо проговорил он. – Я не потерплю ереси никакого рода. Мой долг – очистить мир от нее вместе со всем, что ее сопровождает. Рантас даст тебе свое наказание, но я не могу придумать ничего более подходящего, чем передать тебя в руки брата, кто является всем, чем тебе следовало бы быть. Мне искренне жаль, что ты упустил свой шанс искупления, но я рад, что ты пострадаешь от рук истинного слуги Рантаса. Я избавлю твоих родных в Лепидоре от рассказа о твоих страданиях. Они узнают только о твоей смерти, хотя сообщения о ней могут быть недостаточно точными.
Он снова отвернулся:
– Ваше величество, наша священная работа на сегодня закончена. Если вы пожелаете первым сесть на корабль, я последую за вами.
– Благодарю, Сархаддон, – сказал император. – Ведите пленников – мы отправляемся сию же минуту.
Двое гвардейцев открыли большую, тяжелую дверь в конце террасы. Из расположенного за ней коридора разлился свет. Император размашисто зашагал вперед, а еще двое гвардейцев схватили меня и почти поволокли за ним. Было больно, но не так сильно, как было бы при ходьбе.
Коридор был широк, хорошо освещен и, как мне показалось, пробит в сплошной скале. Идти пришлось недалеко, и вскоре он вывел нас на открытое пространство с подъемником – широкой, плоской платформой с водостоками по краям и сложным цепным механизмом, проходящим через ее середину.
Зачем строить здесь лифт на огненном дереве, удивился я, когда меня втащили на платформу и помогли встать прямо. Ее размеры позволяли взять только двенадцать человек, поэтому часть пленников, люди Сархаддона и остальные гвардейцы остались ждать, пока она вернется.
Затем мы начали спуск в шахту, стены которой на несколько дюймов отступали от краев платформы. Вниз, вниз и вниз, пока верх шахты не превратился в крошечный квадратик света, и очень близко стал слышен грохот прибоя. Скала здесь, внизу, была сырой, зеленой от плесени, и воздух был очень влажным. Все молчали, и единственным звуком, кроме шума моря, был лязг цепи, которая вытравливалась звено за звеном.
Наконец лифт остановился у двери, вырезанной в стене шахты. Дверь вела в огромную пещеру, странно напоминавшую ту пещеру в Рал Тамаре, куда Мауриз и Телеста привели нас для маскировки. Какая это была пустая трата времени! А теперь этот человек, который всего несколько часов назад печально говорил с Палатиной о родине и разделял ее ненависть к императору, который похитил меня, чтобы уничтожить Оросия, предал нас ему.
У деревянного пирса стояли два «ската», один такой большой, что у него даже имелись сходни, спущенные на причал, к которому он был пришвартован. Поверхность «ската» была гладкой, совсем не затронутой разрушительным действием моря, и на крыше был нарисован имперский дельфин. Лифт поехал наверх, а нас подвели к сходням.
– Могу я идти сам? – спросил я Оросия, не дожидаясь, когда гвардейцы втолкнут меня внутрь.
– Если тебе хватит сил, – ответил император, махнул им, чтобы отошли. Я зашатался, увидел выражение на его лице и схватился за край люка, чтобы не упасть.
– Он не слабее, чем был бы ты, – заявила Равенна. – Чудовище.
– Тогда пусть она тоже идет сама, – небрежно проронил Оросий. – Следуйте за мной.
«Скат» внутри оказался роскошным, с маленьким, одноуровневым колодцем и просторной рулевой рубкой, достойной называться мостиком. Нас проводили в эту рубку, огромную, с рядами мягких кресел. На спинке каждого был вышит дельфин. В центре располагались более широкие резные кресла вычурного вида. В одно из них сел император.
– Я все еще могу тебе доверять? – спросил он, указывая на кресло позади себя.
– Насколько мог и раньше. А Равенне ты не доверяешь? Она так опасна, что с дюжиной легионеров в рубке ты боишься ее развязать?
– Предпочитаю оставить ее так.
– Я пнула его в живот, – с вызовом пояснила Равенна. – Четыре часа назад. Вот он и мстит своим просвещенным способом. – Девушка села в кресло рядом со мной, хотя связанные руки мешали ей как следует откинуться назад.
– Здорово, – восхитилась Палатина. – Оросий, я не верила, что ты можешь еще больше деградировать, но, очевидно, я ошибалась. Это что, оправдание для ее смертного приговора?
– Я бы не советовал вам ничего говорить, – ответил император ломким голосом. – У вас нет иммунитета, члены вы моей семьи или нет.
С чувством полной опустошенности я сидел в императорском катере, ожидая, пока эскорт Оросия спустится и задраит за собой люк. Слишком быстро рухнули все планы, масштабы катастрофы еще до меня не дошли. Что бы император ни планировал сделать со мной, с любым из нас, мы были живы и останемся в живых. Конечно, если это не было очередным пустым обещанием, чтобы доставить нас в Селерианский Эластр, а потом судить и казнить, как врагов его нового ордена.
Оставшаяся группа пришла слишком скоро. Гвардейцы и пленники занимали свободные места, кто-то убрал внутрь сходни. Я услышал глухой стук закрывающегося люка и слабое гудение реактора, изменяющее тон. У сидящего перед нами Оросия был прекрасный обзор через передние иллюминаторы, и хотя он частично заслонял их от меня, я видел достаточно и наблюдал, как «скат» Сферы с Сархаддоном на борту отходит от причала и погружается в воду.
Зимой залив несудоходен, утверждал Таманес. Но император и Сархаддон приплыли сюда со своих кораблей и не ожидали никаких проблем с возвращением. Что они знают такое, чего не знаем мы?
Когда вода покрыла иллюминаторы и пещера исчезла, я отвернулся. Впереди была только одна чернота. Мы проходили под утесами Берега Гибели.
И в первый раз, не считая того мгновения в комнате, я набрался мужества, чтобы поймать взгляд Равенны. Девушка страдала, ужасно страдала, больше, чем готова была показать. Но не было и тени поражения или отчаяния на ее лице, только гордость и гнев сверкали в ее темно-карих глазах. И еще кое-что я увидел, когда Равенна посмотрела на меня и печально улыбнулась. Не отводя своего взгляда, я выдавил слабую улыбку, исключая из нее и рубку, и присутствие императора, и все прочее. И на этот раз ничто между нами не осталось недосказанным.
Затем Равенна чуть заметно опустила голову, взглянула на мое левое запястье – то, с браслетом императора – и скосила глаза, как бы пытаясь заглянуть себе за спину. Я посмотрел на ее связанные руки и обнаружил, что ей удалось повернуть одно запястье, чтобы скрестить большие пальцы и раздвинуть их через секунду.
Я прикусил губу, чтобы не дать моим чувствам отразиться на лице, лишь взглядом подтвердил, что я ее понял. Несмотря на всю власть императора, знал он все-таки не все.
Некоторое время я избегал смотреть на Равенну, хотя снаружи не было ничего, кроме черноты. Мне не были видны изодисплеи на мостике, и следить за курсом я не мог, но предположительно мы направлялись к выходу из залива, где нас ждали манты. По крайней мере две манты – Сферы и императора, и вероятно, несколько императорских кораблей сопровождения. Это плавание должно быть тайным, но император был не из тех людей, кто путешествует без эскорта.
Как им это удалось? Те корабли должны ждать где-то у Берега Гибели, а судя по тому, что я слышал, погода под водой будет та же, что и на поверхности. Никто не знает, почему море здесь так коварно, сказал Таманес; но течения – это кошмар. Их невозможно нанести на карту, они непредсказуемы и очень сильны. Достаточно сильны, чтобы уничтожить манты, которым обычно хватает мощности двигателей, чтобы вырваться на свободу – возможно, причина в хаотических условиях, в том, что приходится бороться не просто с одним-единственным очень сильным течением, как в открытом океане.
– Как ваш народ пробирался под Берегом Гибели в прежние времена? – тихо спросил я Равенну немного погодя.
От верхнего конца долины Матродо до выхода из залива должно быть миль десять или больше, поэтому мы еще какое-то время здесь пробудем – или манты находятся в самом заливе? Гениальный штурман на большом корабле, сказал Таманес, и это имело смысл. Чем меньше корабль, тем он уязвимее, поэтому манта императора должна ждать где-то в заливе.
– Хорошие штурманы, – ответила Равенна, не допытываясь, почему я спрашиваю. – И существовал безопасный канал, который все считают заблокированным.
Как император установил, кто она, я не знал, но подозревал, что Оросий узнал это от самой Равенны в часы перед моим прибытием. Или от Алидризи.
Некоторое время мы тихо разговаривали – жест непокорности и небольшое отвлечение, чего Оросий, вероятно, ждал, – пока он снова нам не пригрозил. Тогда мы замолчали. Не было смысла провоцировать его сейчас. Сегодня император был очень раздражителен, больше, чем в предыдущие наши встречи, и его терпение, казалось, было очень непрочным. Не считай Оросий, что мы полностью в его власти, от его спокойствия не осталось бы и следа.
– «Валдур» в пределах видимости, ваше величество, – объявил штурман после долгих минут тишины. Кроме нас с Равенной, никто в рубке не вымолвил ни слова. Императору не с кем было говорить, кроме его пленников, а мы были ниже его достоинства в данный момент. – И «Горн».
Очевидно, корабль Сархаддона.
– Хорошо. Проверь их положение.
– Есть… Ваше величество, капитан посылает нам срочное сообщение. Они потеряли связь с оставшимися снаружи кораблями сопровождения.
Оросий встал и подошел к штурманскому креслу.
– В чем дело? – Чей-то слабый голос ответил ему с невидимого экрана связи, но слов я не разобрал. – Погода ухудшилась? Я приказал им оставаться на месте, что бы там… Я знаю, что этот берег опасен… Ладно, продолжайте вызывать. Глупцы.
Император вернулся на свое место, не глядя ни на кого из нас, и я пожалел командира флагманского корабля, с которым он, должно быть, разговаривал. Оросий оставил эскорт снаружи, возле Берега Гибели? Как можно быть таким бессердечным?
Я не видел «Валдура», пока мы не подошли к нему почти вплотную. Из мрака внезапно материализовалась огромная, усеянная огнями масса. Одна, две… четыре палубы? О Стихии, этот флагман был огромен, и когда мы устремились под него, бледная нижняя сторона, освещенная изолампами, вмонтированными в корпус, казалось, никогда не кончится. Я считал большой «Призрачную Звезду» с ее тремя палубами, но этот корабль превзошел мое воображение.
Наконец мы остановились и начали подниматься. Я увидел края ангара, затем стенки, когда наше судно мягко толкнулось в захваты. Даже ангар здесь роскошный, заметил я про себя, глядя в бортовые иллюминаторы на яркие светильники и чистые крашеные стены с гербом – имперским дельфином.
«Скат» покачнулся, когда сработали захваты, затем снаружи послышалось шипение, глухие стуки соединяющихся порталов и шорох двери, закрывающейся намного тише, чем обычно. Два члена экипажа в отутюженной черной форме вышли с мостика и открыли люк. Мы находились слишком высоко от палубы и не могли видеть, есть ли там встречающая делегация, но я сомневался, что она есть.
– Выводите их, – приказал Оросий, вставая. – Как раньше. – Он исчез в люке, и до меня донеслись пронзительные звуки сигнала сбора на борт.
Командир гвардейцев с белым крестом на шлеме нетерпеливо махнул рукой, и его бойцы начали торопить пленников. Я с радостью встал, потому что моя одежда по-прежнему оставалась сырой, из-за нее намокло все кресло, и сидеть в нем было уже неуютно.
Равенна встала, слегка пошатываясь, и я пошел вслед за ней из рубки, через колодец и вниз по трапу. Внизу стояли трое-четверо офицеров и мичманов, все в черном, а не в ярко-синем флотском, и еще двое разговаривали с Оросием. Капитан и адмирал, судя по звездам на погонах.
– То есть как это – не отвечают? Как это может быть? – спрашивал император, но еще не сердито, нет. Он был скорее озадачен, чем раздосадован. – С той защитой, которую я поместил на корпуса, они вполне имели возможность остаться на месте.
– Существует только очень узкий отрезок безопасной воды, – сказал адмирал. – Если они покинули его по какой-то причине, например, отвечая на сигнал бедствия, на возвращение против течений потребуется время.
– Здесь некому терпеть бедствие. Я иду на мостик. – Оросий направился к двери, потом остановился и обратился к командиру гвардейцев. – Трибун, заприте пленников на гауптвахте. Всех, кроме тех троих. Их оставьте в моей каюте – у меня с ними есть незаконченное дело. Мауриз и Телеста пойдут со мной. – Император нахмурился, указал на меня рукой, и я ощутил покалывание на коже, а от моей одежды повалил пар. Когда он перестал идти, она снова была сухой.
– Есть, ваше величество! – ответил трибун в спину Оросию, выходящему из ангара. – Декарион, возьмите трех человек и сделайте, как приказано. Все остальные возвращаются к своим обязанностям. Вы трое… – он показал на Палатину, Равенну и меня, – …следуйте за мной.
Мне не понравился тон императора, когда он говорил про «незаконченное дело», но поделать я ничего не мог. Вслед за трибуном мы вышли из ангара и зашагали по широкому коридору с высоким потолком. На обычной манте это был бы грузовой трюм. Но здесь он, вероятно, использовался для хранения императорского багажа и дополнительного оружия, так что «Валдур» фактически имел пять палуб, а не четыре. Стены крашеные, на полу такие же циновки, как на всякой другой манте, чтобы ноги не скользили, только здесь они были выкрашены в малиновый цвет. На стенах висели шелковые знамена. Я решил, что это путь, по которому проводят на борт официальных гостей.
В конце коридора нас ждала широкая лестница с перилами. По ней мы поднялись в круглое помещение, странно похожее на зал в замке, хотя оно было украшено в фетийском стиле. Затем по другой лестнице, на сей раз с двух сторон охватывающей этот круг, в поистине огромный колодец. Я изумленно взирал на пышное убранство, позолоту на всех деревянных деталях, даже имитацию мозаичного узора на полу, Быстро глянув на мостик, когда мы проходили мимо, я неожиданно понял, что между нами и мостиком есть еще один колодец поменьше, в который выходят каюты – ближайшие окна, которые я мельком увидел, находились от нас ярдах в двадцати.
– Это имперский флагманский корабль, – объяснил трибун, словно разговаривал с группой туземцев, замирающих в благоговении. – Самая большая манта в мире. А вы чего ожидали?
Ничего-то он не знает: «Эон» был намного крупнее этого корабля. Но это не помешало мне восхищаться интерьерами «Вал-дура», хотя для меня он был тюрьмой. Мы миновали еще несколько великолепных кают на следующем этаже – возможно, в них принимали гостей. Но каюта императора находилась на верхней палубе, где под хрустальным световым люком висела жестко закрепленная люстра, работающая на огненном дереве.
Перед двустворчатой дверью стояли лицом к корме два гвардейца. Увидев на лестнице трибуна, они вытянулись по стойке «смирно», после чего открыли створки.
– А он себя не ущемляет, – заметила Палатина, разглядывая голубой ковер внутри, фетийские фрески и сводчатый потолок коридора.
– Он император, – лаконично ответил трибун.
Невысокий жилистый мужчина в простой черной одежде вышел из двери в конце коридора.
– Слушаю вас, трибун.
– Эти пленники должны ждать в гостиной. И оставьте их одних.
– Хорошо. Но император не обрадуется грязи на своих превосходных коврах.
Дополнительная предосторожность, решил я, когда нас провели босых в огромную каюту с окнами вдоль одной стены и толстыми коврами на полу. Больше похоже на дворец, чем на корабль, подумал я, оглядываясь на кресла и диваны, шкафчики с вином и стол со столешницей из слоновой кости в одном конце.
Заставив нас встать коленями на ковер, трибун направился к выходу.
– Вот так и будете стоять, – велел он, останавливаясь в дверях. – Император скоро с вами разберется.
И он закрыл за собой дверь.
Глава 33
Целую минуту стояла гробовая тишина, как будто мы все затаили дыхание, и в этой тишине были отчетливо слышны удаляющиеся шаги трибуна. Потом слабо щелкнула, закрывшись, наружная дверь, и напряжение отпустило нас.
– Оросий разрушает все, к чему прикасается, – убитым голосом промолвила Палатина. – И он знает, где прикоснуться. Что бы мы ни делали, император на шаг впереди нас. Мы поднесли ему себя на блюдечке: с тем же успехом мы могли просто сдаться.
– И это говорит Палатина? – удивилась Равенна.
– Палатина была другом Мауриза, – ответила моя кузина. – Палатина могла составить план, который не пошел бы насмарку.
– Ты бы выбрала другой путь?
– Отказаться служить тому чудовищу? – В глазах Палатины была покорность. – У меня никогда не было выбора. Потому что они предвидят. все, что мы делаем. Каждый раз, когда мы пытаемся нанести удар, они выходят победителями. После Лепидора мы обещали друг другу, что никогда больше не позволим такому случиться. Но мы опять проиграли, и на этот раз победитель – не какой-то мелкий выскочка-хэйлеттит.
– Нет, это извращенный безумец, кто был бы ничто без своего трона и своей магии. Подожди еще несколько лет, и Оросий сам себя уничтожит.
– У нас нет нескольких лет. Катан знает, что он мне сделал, а ведь в то время Оросий был далеко не такой хитроумный и изобретательный. Я могу назвать вам несколько человек – двое из них были моими друзьями, – которые исчезли, а несколько месяцев спустя вернулись его креатурами. Вот откуда император берет большинство своих агентов. Смертный приговор означает, что нигде на Аквасильве у нас нет защиты.
– Это его собственный смертный приговор, – спокойно сказала Равенна. – Он намеревается сделать с Фетией то, что Сфера сделала с Архипелагом.
– Но кто его убьет? Никого не осталось.
– Кто-нибудь убьет, если Оросий продолжит задуманное. Ты же сказала, у него нет власти.
– Даже в союзе с Сархаддоном?
– Сархаддон такой же, как он. – Равенна вздохнула и слегка согнула руки, морщась от боли.
– Хочешь, я немного ослаблю узлы? – спросил я. Как странно находиться в этой великолепной комнате в качестве пленников, подумал я, глядя на плюшевые кресла, искусно выполнен-ныефрески, ковер у меня под коленями. Действительно покои, достойные императора, но не этого императора.
– Нет. Если ты тронешь веревки, это лишь продлит мои мучения. Оросий не развяжет меня еще несколько часов, но это не важно. Зато я помню, что причинила ему боль. Не такую сильную, как хотелось бы, но причинила.
– Мы движемся, – внезапно заметила Палатина. – Как тебе это удалось?
– Он слишком близко подошел. Оросий наслаждается, причиняя боль, он хуже инквизиторов. Те верят, что они, творя любое зло, вершат волю Рантаса. С Оросием все иначе. Когда я его пнула, он просто взбесился от ярости. И мне стало страшно. Вам когда-нибудь снились кошмары, что за вами гонятся дикие звери, или вас заперли в комнате, полной змей?
– Оросий тебя не только связал?
– Я уже была связана. Он убил Алидризи и его людей, а я даже не слышала. А потом император пришел наверх. Я думала, это ты, Катан, и это дало ему время блокировать мою магию. Ты права, он не довольствовался веревками, но все в конце концов заживет.
Возмущение, тлевшее внутри меня, вспыхнуло с яростной силой, но я ничего не мог сделать, мне не на кого было наброситься, как бы тщетно ни было это нападение. Я заставлю… мы заставим Оросия расплатиться, и счет будет очень длинным. Однако мой сдерживаемый гнев, не имея выхода, остался со мной. Мне было все равно, что Оросий сделает в отместку, но я сделаю ему больно. Не знаю как, но сделаю.
– И спасибо вам обоим за попытку меня спасти, – серьезно добавила Равенна. – Не говори ничего, Катан. Когда-нибудь поговорим, но не сейчас.
Я наклонился к ее уху, не уверенный, что стюард не подслушивает, и тихо спросил:
– Ты сколько-нибудь продвинулась в поисках корабля?
Я не знал, будет ли у нас еще возможность поговорить или это наш последний шанс. Каковы бы ни были планы Оросия, я не мог представить себе, чтобы он оставил нас вместе. Было в десять раз хуже сознавать, что Равенна и Палатина тоже в его власти, что не я один буду жертвой его жестокости.
– Боюсь, совсем немного, – прошептала в ответ Равенна, и я наклонился чуть ближе, чтобы она могла продолжить: – Однажды имперские офицеры захотели найти тело адмирала и поставить ему памятник. Танаис сказал что-то вроде: «У него уже есть свой памятник, и море охраняет его от всех, кто мог бы его осквернить». Это записано в истории Флота. Алидризи принес откуда-то целую кучу книг, чтобы меня занять.
– «Море охраняет его», – задумчиво повторил я. Потом рассказал ей суть своих догадок. Закончив, я откинулся назад, чтобы дать ей возможность переварить мои слова. Равенна прикусила губу – она всегда так делает, когда задумается.
– Там, где только ты можешь до него добраться, – протянула девушка. – В этом есть смысл. Кэросий называл себя «дитя моря», и ты такой же. Ты понимаешь море, как никто другой. Оно само откроет тебе свои секреты там, где другие будут действовать силой и магией. В этом разница между тобой и твоим… между тобой и Оросием: он намного могущественнее тебя, но у него никогда не будет такого родства с морем.
– Оросий вообще не должен был иметь магическую силу.
– Значит, что-то случилось не так, как должно было. Но если мы оба правы, тогда корабль должен находиться там, куда только ты смог бы проникнуть, а попытки всех других кончились бы крахом. Вроде тех пещер в Фетии, о которых ты упоминал. Возможно, глубоко под одним из островов. Помнишь, был бой во время войны? Флот одной стороны спрятался в пещерах и напал на противника из засады.
– Если ты имеешь в виду Битву Иммурона, – тихо вмешалась Палатина, – то нашим флотом командовал адмирал Сиделис. Я помню это из «Истории».
– Место победы великой, но уже забытой. Все логично. Неужели мы так быстро смогли найти «Эон»? Так легко, просто объединив наши мозги?
– Но как в таком случае он охраняется морем? – спросил я, замечая изъян в наших рассуждениях.
– Кэросий был с Сиделисом – так мы узнали об Иммуроне, – ответила Палатина. – Именно Кэросий вел корабли там, в темноте, где не работали обычные средства навигации.
– Значит, даже если кто-то другой разгадает эту загадку…