Инквизиция

– По-твоему, нас действительно подслушивают?

– Понятия не имею. Надеюсь, что нет. У Сэганты есть чувство чести. Возможно, избирательное чувство, но хорошо хоть какое-то есть.

– А люди императора? Чтобы узнать, где я, Оросий должен иметь здесь агента.

– Я не знаю, как он тебя нашел. – Кузина пожала плечами. – Я знаю, что Оросий не может подслушивать разговоры – однажды мы устроили ловушку, чтобы это выяснить, – поэтому все, что он знает о нас, он узнает от своих агентов. Этого достаточно. Сейчас Оросий загнал нас в угол, и он явно что-то планирует. Похоже, он хочет, чтобы мы чувствовали себя в ловушке. И думали, что он может упреждать любые наши шаги.

– Он может. Да и выбор у нас невелик. – Я слегка изменил положение. Тело будто налилось свинцом. Снадобье целителя подействовало, по крайней мере частично, но до сих пор не было такого положения, в котором я чувствовал бы себя удобно. И под простынями в этой закрытой комнате становилось душно и жарко. – Не могли бы мы… давай я тебе на ухо скажу. – Палатина наклонилась, и я прошептал: – Не могли бы мы уговорить Танаиса низложить его?

– Убедить Танаиса будет сложно, – с сомнением прошептала в ответ кузина, оставаясь близко от меня. Возможно, это попахивало мелодрамой, но я не хотел рисковать. – Маршал – прежде всего монархист, и всегда им был. Он бы не принял республику.

– Есть другие кандидаты.

– Не надо, Катан. Валдур уже сделал это однажды. Я содрогаюсь при мысли о том, что сказал бы Танаис.

– Танаис хранит верность Империи. Он сам говорил, что Оросий не делает чести семье. Неужели он останется верен такому человеку?

Палатина снова впилась в меня своими зелеными глазами, но на этот раз я смог встретить ее взгляд.

– Ты знаешь, кем ты предлагаешь его заменить?

– Я знаю, что есть три человека из этой династии. Ты мне скажи.

– Моя мать его не заменит, я в это не верю, а Аркадий слишком далеко. И не женат.

– Палатина, – тихо сказал я, – Оросий – чудовище. То, что он сделал нам, своим ближайшим родственникам, он может сделать любому – и сделает, если ему дадут такую власть.

– Ты убийственно серьезен? Это не просто сумасбродная идея.

– Ты ожидала чего-то другого? Я боюсь Оросия, боюсь того, что он может сделать с тобой, со мной, с кем угодно. До сегодняшнего дня моя война была не с ним, но теперь все должно измениться. Оросий и Сфера – союзники, я знаю, но не это главное. Чего бы мы здесь ни достигли, это будет ненадолго. Придет император и все сокрушит, не важно, от имени Сферы или от своего. Мы – угроза им обоим, и они поняли это раньше нас.

После моих слов Палатина долго сидела неподвижно, затем пододвинула стул вплотную к кровати.

– Скажи мне, что ты предлагаешь.

Я глубоко вдохнул, сознавая, что скоро мне понадобится выпить снотворное, и рассказал ей, к каким выводам я пришел в темноте картографической комнаты после того, как Оросий бросил меня там, будто пойманное в капкан животное. Рассказал, что император не сможет найти «Эон», а у меня такой шанс есть, если на этот раз удача будет с нами.

– «Эон» поможет подорвать власть Сферы на Архипелаге, потому что защита от штормов, которую дают жрецы, – это их главный рычаг воздействия, – сказал я в заключение. – Кроме того, «Эон» может дать нам безопасное убежище, пока Сфера не начнет Священный Поход. Но если мы хотим пережить его, Фетия должна быть на нашей стороне. Я хочу найти Равенну, убедить ее, что она единственная, кто имеет право на Калатар, заручиться ее поддержкой. Быть может, Равенне удастся вставить последние кусочки этой головоломки.

– А я тем временем прошу Танаиса возглавить военный переворот против императора и возвести меня на престол, – закончила Палатина. – Ты действительно считаешь, что это возможно?

– Разве у нас есть выбор? Если мы и дальше не будем принимать во внимание Фетию, то все кончится тем, что мы построим дома на песке, и рано или поздно нахлынет прилив и их уничтожит. Было бы хорошо, если бы мы могли полагаться на нейтралитет Империи, но вряд ли Оросий на это пойдет. Он вмешается, чтобы восстановить свою репутацию и, если получится, захватить нас в плен.

– Я подумаю, – обещала Палатина после еще одной долгой паузы. – пока ты будешь спать. Мы никому не расскажем, что случилось и что мы планируем. И что бы мы ни сделали, вы с Равенной должны увидеться как можно скорее, пока ты не вырыл между вами еще больше ям. Я была так же виновата, как любой из вас, но нам придется доверять друг другу. Прости, это звучит высокопарно, сама знаю.

Она подала мне снотворное, которое на этот раз имело отвратительный вкус, и подождала, когда я его выпью.

– Если от этого будет толк, то ты недооцениваешь свою роль, – добавила кузина, задержавшись у двери. – Я думаю, с «Эоном» ты будешь равным соперником Оросию. И оказаться там, где император встретит кого-то столь же могущественного, как он сам, особенно если это будешь ты, было бы великой привилегией. Спокойной ночи.

Уходя, Палатина выключила свет, и дверь за ней защелкнулась. Второй раз за день меня оставили в темноте, нб не было никакого сравнения с предыдущим разом. И сейчас я уже наполовину спал.

Несмотря на снотворное, я увидел сон, сон об «Эоне», висящем в тенях, черный корпус на фоне более густой черноты океана, всегда скрытый из виду.

Глава 20

– «Во имя Рантаса его светлость приказывает вам отдать этих беглецов и грешников правосудию, дабы они могли искупить свои грехи против Рантаса и против Сферы, Его слуг на Земле… Они виновны в ереси, богохульстве и отказе признать власть Его святейшества Лечеззара, трижды благословенного Рантасом… Властью, данной всем служителям Сферы по Всемирному Эдикту, и по просьбе домина Абисамара, капитан-инквизитора этой провинции и островов Сианор… В третьем часу после заката солнца, в шестьдесят третий день зимы в год Рантаса 2775». Вот что здесь примерно говорится, хотя вам это уже известно. – Лиас свернул письмо и бросил его перед собой на стол. – Поскольку никто не уполномочен действовать в отсутствие вице-короля, я ничем не могу им помочь.

Трибун стражи, стоящий навытяжку у стены напротив больших окон приемного кабинета Сэганты, заметил:

– К сожалению, они не примут отказа.

– Им придется его принять, во имя Рантаса. – Лиас откинулся на спинку большого кресла, многозначительно глядя на Мауриза и Телесту. – Вы втянули нас в эти неприятности. Не хотите поделиться ценными идеями?

Мауриз не привык, чтобы кто-то разговаривал с ним таким тоном. Тем более что этот кто-то – не фетиец и на несколько лет его моложе.

– Ваш долг – заботиться о нашей безопасности, вот и все.

– Очень ценная мысль. – Лиас постучал костяшками по столу. Он выглядел очень авторитетно, но, в отличие от Персеи или секретаря Сэганты, Лиасу с его представительной внешностью это давалось проще. До сегодняшнего утра я не осознавал, насколько малочислен штат вице-короля. Видимо, несколько служащих уехали в горы или вернулись домой, когда прибыли инквизиторы. – Кажется, для вас «дипломатия» – иностранное слово, хоть вы официально и являетесь чьим-то там посланником. Конечно, мы вас защитим, но если сакри начнут штурмовать дворец, я не гарантирую вашу безопасность. Это все, что я могу сейчас сказать.

– Я хочу иметь возможность в любое время дня связаться с консулом Скартарисов.

– Обратитесь к трибуну. Курьерами распоряжается он.

Мауриз и Телеста круто повернулись и вышли, бросив свирепый взгляд на нас с Палатиной. Я очень мало виделся с ними с тех пор, как мы прибыли. Очевидно, фетийцев возмущало, что у нас в Калатаре больше союзников и сочувствующих, чем у них. Должно быть, они думали, что будут защищать нас, а не наоборот.

Быстро переговорив с Лиасом об отпуске стражников, трибун тоже ушел. Лиас со вздохом облегчения выбрался из-за огромного стола.

– Надо же, как мне повезло. В первый раз Сэганта уехал и оставил меня с этой парочкой. Персея, ты была в городе. Как там обстановка?

– Ничего хорошего. – Девушка встала со стула у стены и оказалась рядом с трибуном. – Инквизиторы схватили не так много людей, поэтому они издали еще один указ. Там говорится, что они откажут в благословении рыболовным флотилиям, если не встретят с их стороны полного сотрудничества. Это «сотрудничество» может означать что угодно.

– Суеверие, – пробормотал Лиас. – Рыбаки не выйдут в море без благословения жреца и его заверения, что им не будут грозить шторма. На самом деле важнее всего второе, но рыбаки – суеверный народ.

– Как будто ты не суеверный, – заметила Персея.

– Но не до такой степени, – зло отрезал Лиас. – Я не верю, что тарабарщина жреца, не имеющего никакого отношения к морю, защитит их и даст им хороший улов. Это просто смешно.

– Ты сам сказал, что важно не это. Они должны консультироваться с океанографами, чтобы узнать, как поведет себя море, и со Сферой, чтобы выяснить насчет погоды. И здесь именно Сфера обладает властью. Это традиция, такая же старая, как Сфера, и ничто, кроме чуда, ее не изменит. – Взглянув на меня, Персея добавила: – Возможно, ты и есть наше чудо.

Это было сказано с такой убийственной серьезностью, что я растерялся. Юмор у Персеи достаточно прямолинеен, и всегда понятно, когда она шутит. В этот раз она не шутила.

– Я рассказала им о твоих вчерашних выводах, до изоволны, – извиняющимся тоном призналась Палатина. – Нам нужна помощь.

Интересно, что еще она им рассказала? Неспроста же Персея выступила с подобным замечанием? Но, похоже, остальные не сочли его нелепым.

– На других островах происходит то же самое?

– Ты знаешь столько же, сколько и мы. Но думаю, что да. Весь Архипелаг работает по одним и тем же общим принципам. За исключением Цитаделей и всех, кто там живет и кто по-прежнему витает в облаках.

– Витают только в Цитадели Ветра, – услужливо указал Лиас, и я не мог не улыбнуться. В последнее время было так мало поводов для шутки.

– Что люди думают об инквизиторах? – чуть погодя спросила Палатина, разрушая краткий миг легкомыслия.

– Их не любят, – ответила Персея. – Людей возмущают их действия, но возражать открыто никто не смеет. Город изменился за последние недели – я достаточно хорошо его знаю, чтобы заметить разницу. Да, и еще одно, мне следовало раньше это упомянуть. Ходит масса слухов. Многие из них о Сфере, о том, что – собирается делать Мидий, но есть куча других, и довольно стойких, утверждающих, что принцесса вернулась. Теперь мы знаем, что она вернулась… – я встретился взглядом с Палатиной в минутной вспышке тревоги, рассеянной следующими словами Персеи, – потому что Равенна ушла, чтобы к ней примкнуть.

– Что говорят эти слухи? – поинтересовался Лиас, резко оживляясь. Маска переутомленного помощника с него слетела.

– Что и следовало ожидать. Фараон снова на острове, она где-то прячется, но собирается вернуться и расправиться со Сферой, и даже что она набирает армию. Я и раньше слышала эти слухи, поэтому пока рано говорить, намеренно их распространяют или нет, но люди хотят им верить. Они хотят думать, что эта девушка, которую они ждали двадцать четыре года, наконец-то собирается занять место своего деда и изгнать Сферу.

– И ты тоже хочешь, – заметила Палатина.

– Это совершенно нелогично, зная, как плохи наши дела, но ты права, я тоже хочу, чтобы это было правдой. Мауриз и Телеста этого не понимают.

– Но ты веришь в самого фараона или просто в кого-то, кто избавит вас от Сферы? Ведь именно этого люди хотят больше всего – увидеть, как Сферу раз и навсегда вышвырнут с островов. Я думаю, ради этого они даже примирились бы со штормами. Здесь они не так сильны, как на континентах, мы вполне могли бы справиться.

– Мы – народ Калатара – могли бы сами вышвырнуть Сферу, теоретически. Но мы – просто неорганизованная толпа. Все здесь выросли на рассказах родителей о том, как великолепен был Оритура, как долгое он держал Сферу в узде, как сопротивлялся ей до самого конца. Наши родители пережили Священный Поход, и это они рассказали нам о его внучке.

– Тебе не выиграть этот спор, Палатина, – заметил я из своего угла. Я был весь разбит, как дряхлый старик, все еще не мог передвигаться без посторонней помощи, но этого мало. Магия Оросия оказалась намного пагубнее, чем я думал, и до сих пор сильно на меня давила. У меня все болело, особенно руки и ноги, и я куда лучше стал понимать Кэросия, атакованного тем же способом в последнем сражении Войны. Его так сильно искалечило, что он и не надеялся когда-нибудь вновь творить магию. Но он все же сотворил ее в последний раз, чтобы спрятать Санкцию от Валдура и вычеркнуть себя из истории. Как он при этом выжил – не понимаю. – Оритура – первый за триста лет фараон из апелагов. И его внучка – тоже апелаг.

– Я понимаю, – согласилась Палатина. – Но если принцесса вернулась, что она собирается делать? Об этом вы подумали? Мидий контролирует гавань, почти все войска, городские стены и маленькие города. Не говоря уже о целой куче магов. У фараона нет никакой военной силы, достойной упоминания. А что будет делать Сэганта?

– Если фараон вернется, Сэганте не придется брать на себя ответственность ни за что, – напомнил я. – Он сохранит свое положение, но больше не будет главным козлом отпущения. Зачем, во имя неба, он вообще принял эту должность? Адмирал должен был знать, что она окажется минным полем.

– Сэганта на минных полях как дома, – ответила Персея. – У него врожденный талант к выживанию.

Если верить Равенне, он просто знает, когда надо переметнуться.

Мидий оставил сакри перед воротами, дабы напоминать нам о своем требовании, но они исчезли через два дня, когда страшный шторм обрушился на город. Тучи нависли такие плотные и темные, что ночь фактически наступила на несколько часов раньше. Некоторое время я наблюдал за стихией из окна своей, комнаты, глядя на темно-серое море и лиловые грозовые тучи, затянувшие все небо до самого горизонта. Единственным просветом были молнии и белые буруны, разбивающиеся о волнолом, но даже они исчезли где-то на закате.

Просто быть внутри шторма – этого мало, чтобы что-нибудь в нем понять. Мои возможности были слишком ограничены, к тому же видимость неуклонно уменьшалась и надвигалась ночь. Ясно, что это был циклонический шторм, движущийся вдоль штормовой полосы, как скользящий узел по тросу. Ветер дул с севера, не вдоль восточно-западной оси самой штормовой полосы.

Но хуже всего то, что мне не с кем было это обсудить. Все океанографы слишком боялись Сферы, а единственный человек, целую жизнь изучавший шторма, был мертв уже – сколько лет? Я понятия не имел, когда умерла Салдерис. После ее изгнания сорок лет назад о ней ничего не было слышно. Даже «Призраки Рая» были мне недоступны. Книга принадлежала Телесте, а я не имел никакого желания говорить с ней или Мауризом. В первый раз за многие недели я почувствовал, что у меня снова появилась цель, я снова знал, куда иду. Разговор с фетийцами только разрушил бы это чувство.

Все равно Телеста не океанограф. Возможно, у нее есть интерес к истории океанографии – я не был в этом уверен, – но она не ученый. Тетрик? Действительно жаль, что он не поехал с нами. Он не был связан никакой верностью, которая встала бы поперек дороги. Впрочем, я бы не хотел втягивать его в эти неприятности.

Если бы Сархаддон был океанографом… Меня охватило глубокое сожаление и печаль. Такой интеллект, такое остроумие, и кем он стал в итоге? Фанатиком и инквизитором.

Других океанографов я не знал, и неудивительно: ведь большую часть жизни я провел в Лепидоре. Несколько случайных знакомых из группы, посетившей однажды Лепидор и Кулу… Кажется, они были из Лиона, что в северном Архипелаге, на той же самой системе течений, что и мой дом. Если я когда-нибудь найду «Эон», мне понадобится помощь. Помощь, чтобы им управлять, помощь, чтобы понять, что говорят мне «небесные глаза», помощь даже в том, чтобы снабжать его продовольствием. Об этом я тоже как-то не подумал. Корабль мог сам производить еду, как ни странно это звучит, но после двух столетий все внутри, вероятно, будет мертво.

Равенна… Равенна была магом, не океанографом, хотя по ее просьбе мастер океанографической станции Лепидора дал ей несколько уроков перед нашим отъездом. Я страшно скучал по Равенне, особенно терзаясь тем, что в последнюю нашу встречу она видела во мне соперника, угрозу ее наследию. Персея и Лиас передавали сообщения через своих знакомых, надеясь, что рано или поздно одно из них дойдет до Равенны – они до сих пор считали ее компаньонкой фараона. А я надеялся, что она не ополчится на меня снова, как это случилось в Лепидоре.

Прямо подо мной на фоне огней вырисовывались силуэты пальм, согнутых ветром почти до земли. Время от времени слышался резкий треск отломанной ветки. С дома напротив упала черепица и вдребезги разбилась о мостовую, а еще через минуту мимо с грохотом пролетел оторванный ставень. Если это был большой шторм, он едва-едва начался. Но ведь не может город всякий раз терпеть подобный урон?

– Сегодня хуже, чем обычно, – сказала Персея, когда поздно вечером я нашел ее за рабочим столом в приемной, где мы утром разговаривали с Лиасом. Занавески были отдернуты, чтобы видеть город, и все лампы были полностью зажжены. – Я отовсюду получаю донесения об ущербе, а до глаза урагана еще далеко.

– У вас есть щит? – Я присел на край стола, грея руки под одной из вычурных настольных ламп. Почему-то этим вечером во дворце было очень холодно.

– Есть, но совсем слабый по вашим меркам. Обычно шторма здесь не такие разрушительные. Щит не поможет, если ураган продлится. – Она нацарапала что-то внизу листка бумаги и отложила его в сторону.

– Должна же быть какая-то польза от всех этих магов Сферы.

– Держи карман шире. Да, они могут остановить шторм, но только если захотят. – Персея поежилась, недовольно оглядываясь. – Здесь прямо мороз. Что там с отоплением?

Я слез со стола и приложил ладонь к полу между двумя ферранскими коврами. Там, под полом, имелось пространство, где собиралось тепло от печи. Но камень, который должен быть слегка теплым на ощупь, был холодным.

– Наверное, огонь погас несколько часов назад, а никто не заметил, – сказала Персея, проверив пол тем же способом.

– Уже за полночь – все давно спят.

– А ты почему не спишь?

– Выспался с тем снотворным. Я еще совсем не устал.

– Мне бы тоже хотелось как следует выспаться. Но если мы ничего не сделаем, весь дворец обледенеет. Пойдем посмотрим на генератор.

Я направился к двери, но Персея позвала меня обратно и отдернула занавеску в углу за столом. За занавеской открывался небольшой проем и тесный коридор. Сбоку уходила вниз узкая спираль каменной лестницы, освещенная болезненно ярким изошаром.

– Ты жил во дворце, там должны были быть подобные проходы, – заметила Персея, когда я начал вслед за ней спускаться по лестнице. – Раньше я думала, что потайные ходы – это ужасно экзотично. Сейчас вижу, что они просто полезные. И не очень тайные.

Мы вышли в коридор пошире, из которого вело несколько дверей. Я ожидал увидеть вокруг традиционный грубый камень, но стены оказались крашеными, и в целом проход был удобнее настоящего потайного хода. У нас в Лепидоре тоже имелись два хода, о которых все знали, встречались они и в некоторых более крупных домах. Один из них спас мне жизнь во время оккупации.

– Куда ведет этот главный коридор? – спросил я, следуя за Персеей к одной из дверей. За ней была длинная узкая комната с запертыми шкафами вдоль одной стены.

– Он соединяет все помещения на этом этаже. Это первый этаж, на уровне сада. Генераторы внизу.

– Почему так глубоко?

Мой голос внезапно загремел, когда мы вышли из длинной комнаты и стали спускаться по еще одному пролету лестницы, широкому и прямому, ведущему в генераторную. В ней было еще холоднее, чем наверху.

– Чем глубже под землей, тем безопаснее… Где инженер?

Генератор на огненном дереве, который должен снабжать теплом отопительную систему дворца, высился холодной, темной массой, занимающей большую часть помещения. Хрустальные щели, которые должны светиться голубым от изота, были темными, и вместо гудения реактора стояла полная тишина.

Персея нерешительно протянула руку к внешней обшивке реакторной камеры и, едва прикоснувшись, инстинктивно отдернула ее. Затем она положила ладонь на металл, которому полагалось быть обжигающе горячим, и сообщила:

– Холодный.

Ни инженера, чьей обязанностью было содержать систему в рабочем состоянии, ни его заместителя из ночной смены нигде не было видно. Весь дворец зависел от этого устройства – отопление, горячая вода, печи на кухне, все лампы, в которые не был спущен запасенный изот.

– У нас есть четыре часа резервного освещения, – сообщила Персея, обходя реактор. – Вероятно, оно почти исчерпано. Нам не стоит здесь мешкать. – Она остановилась у противоположной стороны, скрытой от меня. – Гм, Катан, ты не мог бы на это взглянуть?

На задней стороне печи светящимися, нереальными буквами был начертан отрывок из «Книги Рантаса».

Огонь – дар Рантаса. Рантас несет свет и тепло тем, кто боится Его, темноту и смерть тем, кто отворачивается от Него. Когда они останутся совсем одни в ночи, дрожа от холода гор зимой, они узнают истинную власть Его и праведного тепла Его.

– Интердикт, – сказал я, мое сердце сжалось. – Никакие огни не будут зажжены во дворце, пока его не снимут.

Огонь был стихией Сферы, жрецы могли давать его и отбирать по своему желанию. И перед этим мы были беспомощны. Персея обхватила себя руками.

– Как же я забыла, что они могут на это пойти!

– Незачем здесь стоять. Наверху теплее.

– Теперь нигде не будет тепла.

Мы быстро побежали наверх, обратно в кабинет, из которого вышли. Там Персея потушила свет и вызвала ночного управляющего. Его лицо стало пепельным в бледном свечении единственной изолампы, когда мы рассказали ему, что случилось. Дождь стучал по оконным стеклам, как отрезвляющий аккомпанемент.

– Я не могу продолжать управлять домом, мадам, – без обиняков заявил ночной управляющий. – Я уверен, мой начальник согласится, мы не сможем кормить всех в таких условиях. Сегодня ночью станет холоднее, намного холоднее, и завтра не будет ни освещения, ни отопления. Особенно если продлится шторм.

– Нам придется пока как-то продержаться, – распорядилась Персея. – Обойди всех, расскажи своим людям, что случилось, придумайте что-нибудь на сегодняшнюю ночь. Как можно скорее выключите весь свет и найдите все запасные одеяла, что у нас есть. Передай эти же инструкции страже, и пусть завтра все соберутся во дворе или поблизости в обычное время завтрака. – Когда управляющий ушел, Персея повернулась ко мне. – Сейчас пойдем в мою комнату, возьмем побольше одежды, потом сообщим всем. Не беспокойся о Мауризе и Телесте. Это их вина – пусть страдают.

– В таком случае нам понадобится много одежды.

Собрав все, что можно, мы пошли будить остальных. Лиас должен знать, а Палатина не выносит холода. Неудивительно для фетийки.

Мы провели совещание в спальне Палатины, устроившись на кровати, из которой она отказалась вылезать. Я сел с самого краю, привычный к снегу и холодным северным зимам. Но я никогда раньше не спал в нетопленом здании во время шторма, а дворец вице-короля был тропической постройкой, не предназначенной удерживать тепло.

– Мы действительно ничего не можем сделать? – спросила Палатина.

Я покачал головой.

– Мы даже не можем снова зажечь печи, пока они не снимут запрет. Чего не случится, пока нас всех не выдадут.

– Утром я первым делом пошлю за Сэгантой, – сказал Лиас. В его голосе появились басистые нотки, как всегда бывало, когда он сердился. – Пускай разберется с ними. Сволочи, подвергают нас интердикту, потому что мы отказываемся признавать их жалкие сфабрикованные обвинения! Мауриз – противный тип, но, как ни прискорбно это признавать, тут он совершенно прав.

– Но Сэганта не вернется по крайней мере до вечера, а я не уверена, что мы сможем удержать персонал до тех пор.

– Весь персонал ненавидит Сферу также, как мы. Они останутся с нами, сколько смогут.

– То есть примерно до завтрашнего обеда, когда у нас будет пятьдесят человек и никакой возможности ничего приготовить. Никто не захочет целыми неделями есть одни фрукты.

– И без света вся жизнь на закате замрет, – добавила Палатина. – Из-за этого шторма темно даже днем.

– Будем надеяться, что он не затяжной, но я с тобой согласен. Каждую ночь, как только зайдет солнце, будет черным-черно – никакой возможности работать. Ладно бы только главный генератор перестал работать, но и остальные лампы скоро погаснут. Мои отключились перед вашим приходом. Я подумал, в них просто кончился изот. – Лиас уставился в окно. Занавески были отдернуты, чтобы впускать с улицы слабый свет.

– Ты действительно думаешь, что Сэганта сможет заставить Мидия снять интердикт? – с сомнением поинтересовался я. Я не видел выражения его лица, когда Лиас ответил: