Камень звезд

– Ерунда. Все иноземцы на одно лицо. – Каитан осушил кубок. – Давай лучше об этой твоей девушке, святой в процессе становления. Вот она меня действительно интересует.

Он ухмыльнулся. Дамион досадливо застонал.

– Она не святая, и не моя девушка. Как мне надоело, что ее так называют! «Отец Дамион, ваша девушка снова опоздала на занятия. Отец Дамион, ваша девушка стукнула по дароносице и разбила ее». Лорелин ничего такого со зла не делает, но она здоровенная девка и неповоротлива, как бык в посудной лавке, бедняжка.

– Она все еще слышит «голоса»?

– Время от времени, но ей было сказано ни с кем об этом не говорить. Странно другое: если не считать этих голосов, она вполне в своем уме.

– А сумасшествие здесь может быть вообще ни при чем. Врачу ее показывали? Может, у нее со слухом что-то.

– Знаешь, я об этом не подумал, – признался Дамион. – Спасибо, Каит. Попрошу сестер, чтобы они это организовали.

– А насчет царя Халазара – так пусть себе получит этот свиток! Если хочет плыть к северному полюсу за Камнем, которого никогда не было, так флаг ему в руки. Может, он сделает нам любезность и погибнет в кораблекрушении. Из арктических экспедиций возвращается далеко не каждая. Но если тебя действительно так тревожит этот потрепанный кусок пергамента, так возьми его и сожги, и делу конец. Я лично не вижу, чего тут стоит бояться. Нет ни одной реальной причины думать, что Камень – не миф, вроде всех прочих мифов, которые элей скармливали нашим темным предкам. Дело все в том, дружище, что ты хочешь, чтобы в этих рассказах была доля правды, и ты теперь запугиваешь сам себя.

Наступило молчание – Дамион обдумывал, что на это сказать.

– Мы уже не мальчишки, Дамион, – добавил Каитан. – Нас учили читать любой текст – и даже Святую Книгу – глазами разума. А разум скажет тебе, что я прав.

– Но мы священники, Каит, и наш долг – некоторые вещи принимать на веру, – возразил Дамион. У него закрадывалось подозрение, что друг вполне прав, но так легко сдаться в споре он не мог.

Каитан снова покачал головой.

– Век Веры миновал, Дамион. И если мы, клирики, этого не поймем, то останемся позади. Посмотри на нас – ходим в этих архаичных рясах, произносим обрядовые слова на мертвом языке. Мы – реликты ушедшей эпохи, вот кто мы. И наши верования – тоже. Например, Бог и Небо – ты действительно веришь в пожилого бородатого господина, сидящего на облаке?

Дамион вытаращил глаза:

– Нет, но…

– Вот именно. Божество – это, скажем так, абстрактная идея. Эта идея блестяще служила нам несколько тысяч лет, но мир изменился со дней Орендила.

– Каитан! – воскликнул Дамион. – Не хочешь ли ты сказать, что ты утратил веру?

– Нет, этого я не говорю. – Он улыбнулся, но глаза его избегали взгляда Дамиона. Глядел он в свой пустой кубок. – Никоим образом. Но надо идти в ногу со временем. Нельзя все понимать так буквально. Ты же сам только что говорил, дружище: если не научимся пускать в ход мозги, то так и будем всегда бояться затмений, или затевать войну из-за священных булыжников, или верить, что девушка, у которой в ушах шумит, – святая. Кто только что насмехался над молнией Орендила?

– Но я же не имел в виду… то есть… ну… – залепетал Дамион.

– Теперь понимаешь? – развел пухлыми ладошками Каитан.

Дамион смотрел в пол.

– Думаю, ты прав, – сказал он наконец.

– Ладно, ты не обиделся?

– Да нет. Ты ничего такого не сказал, чего я сам себе не говорил бы.

Но вышел Дамион со свинцовой тяжестью на сердце.

Стояла лучшая пора осени. Примерно с месяц погода на восточном побережье Маурайнии держалась по-летнему мягкая, деревья и луга еще не тронуло заморозками, густой воздух был почти неподвижен. Большие задумчивые кучевые облака плыли по небу, как корабли с провисшими парусами во время штиля, далекие холмы и горы затянуло синеватой дымкой Потом задул северный ветер от Риалайн. Он схватил медленные облака и погнал по небу, а под их бегущими тенями сухие сжатые поля будто пытались подняться с места, подхваченные тем же приливом. Солнце побледнело, тени стали резче деревья меняли зелень на алое и золотое, сверкая в лучах солнца неограненными драгоценностями. Лето покинуло страну.

С его уходом завяли последние цветы, ветер зашелестел в окостеневшей стерне на полях. Перелетные гуси оглашали ночь высоким тоскливым криком, медведи и мелкие землеройки искали себе расщелины для зимовки. В деревнях, где жители еще придерживались старых обычаев, зажигали огромные костры, чтобы осветить ночь, били в горшки и кастрюли и подвешивали на окнах фонари с мордами гоблинов, чтобы отпугнуть блуждающие тени. Это время года, когда жизнь земли уходит и засыпает, называется еще временем мертвых. Даже Королевская Академия, бастион здравого рассудка, не устояла перед переменами. Беспокойный ветер бродил по каменным зданием стаей не знающих покоя призраков, отдергивая шторы с окон, хлопая дверьми, листая открытые книги, оставленные на столах. И пробуждая суеверия.

– Снова принц ходит, – объявила одна студентка, когда группа шла через главный двор Академии стайкой диких голубей. Короткие пелеринки развевал ветер.

– Принц? – переспросила Арианлин, глядя на нее. – Что еще за принц, Венда?

– Призрак Морлина – сына короля Андариона, – ответила девушка. Какие-то пугливые нотки слышались в ее голосе. – Помните, тот, который погряз в черной магии, когда был жив.

– Черная магия! Чушь собачья! – воскликнула Дженет Луговина. Она была одной из самых разумных и рассудительных студенток – дочь магистра.

– Это правда, – вмешалась Белина Белая. Глаза ее, зеленые, как крыжовник, и чуть навыкате, были наполнены страхом. – То есть насчет призрака. Мне тоже рассказывали. В развалинах замка он всегда одет в доспехи паладина. А в часовне он в рясе монаха с надвинутым клобуком, а под клобуком – только темнота и два глаза, как горящие угли…

Венда Лощина тихо пискнула, и Арианлин, вспомнив о своих обязанностях старосты, посмотрела сурово – насколько умела.

– Белина, не говори глупостей. Ты знаешь, что призраков не бывает. Это просто языческие суеверия. Духи мертвых не болтаются на Земле, а уходят на Небеса.

– Это хорошие. А плохие? – не уступала Белина. – Его ребята из Академии видели. Феррел Лес и Берк Сильный его оба видели, как он скакал из развалин на призрачной вороной лошади. И Дэйл Перелесок его тоже один раз видел. Дэйл спускался вниз, чтобы ночью пробраться в кладовую, и в главном коридоре увидел в темноте два глаза – просто два глаза, – и они горели, как свечи. Он как припустил обратно наверх!

– Наверное, это была кошка кого-нибудь из магистров, – сказала Дженет.

– Кошка ростом с человека? – возразила Белина. – Я вам точно говорю, все так и есть. Принц ходит по древним частям замка – развалины и часовня, и еще библиотека – там был у монахов скрипториум. Библиотекари, приходя утром, находят на столах книги и рукописи, даже если с вечера расставили их по местам и заперли дверь!

– И деревенские его тоже видели, – добавила Венда. – По дороге на Каирнес живет пастух, который однажды видел его на тропе к замку, а за ним шла старая Ана.

– Что за чушь вы несете! – врезалась в разговор Люсина

Поле.

– Действительно, полная чепуха, – согласилась Жанет. – Чего это Ане ходить за призраком?

– А говорят, что она ведьма, – пояснила Венда. – Она живет сама по себе на Туманной Горе, в Пещере Фей, так говорят деревенские. И еще она умеет…

– Девушки! – упрекнула всех Арианлин. – Как вы можете слушать такие глупости?

– Ага. Только дураки слушают сказки. И только дураки их сказывают, – заметила Люсина, кинув косой взгляд на Эйлию Корабельщик.

Островитянка вспыхнула, услышав презрение в голосе Люсины. Ее репутация рассказчицы была теперь известна всей обители – к большому ее огорчению. С первого несчастливого дня ей никогда не было легко с одноклассницами, и она сошлась с малышками из сиротского приюта, стала помогать монахиням за ними ухаживать, рассказывала им сказки, которые завораживали детей на Большом острове. Она пересказала им историю Неизвестного Рыцаря, который был так скромен, что никогда не поднимал забрала, чтобы никто не приписал ему его же доблестные деяния. Рассказала о дворянской дочери Лирии, которая переоделась пажом, чтобы пойти на войну со своим любимым паладином, про Ингарда Дикаря, которого воспитали волки в Темном Лесу, и он жил в пещерах, пока король Андарион не победил его в единоборстве и не стал его другом. Сиротам страшно нравились ее рассказы, и дети ходили за ней хвостом, упрашивая: «Эйлия, расскажи еще раз про Лирию! И про Медного Коня, и про волшебный летучий корабль…» Одноклассницы дразнили ее за это безжалостно.

– Как поживает твой кузен Джеймон, Эйлия? – спросила Арианлин, стараясь тактично сменить тему.

– Спасибо, хорошо, – ответила Эйлия, бросив на нее благодарный взгляд. – Он нашел работу в доках и обеспечивает и свою, и мою семьи.

Джеймон был у нее пару раз и рассказал, что мать ее и тетка тоскуют по дому и хотят вернуться на Большой остров.

– Я им сказал, что еще рано, – пояснил Джеймон. – Пока еще не ясно, что царь Халазар не нападет. Скорее, даже похоже, что нападет, раз король Стефон отозвал от острова свой флот. Самый лучший момент для внезапного нападения. Не могу понять, чего он ждет – его Армада достаточно сильна.

– Но ведь зимбурийцы очень суеверны? – спросила Эйлия. – Может быть, он ждет какого-то знамения.

– Вполне возможно. Хотя, наверное, его авгуры не замедлили бы ему таковое представить. Есть во всем этом что-то очень странное.

Эйлия, вспоминая этот разговор, заново ощутила, как совесть рвет ее на части. Конечно, она должна надеяться, что зимбурийский царь не начнет войну. Но тогда мать заставит ее вернуться домой, бросив Академию, ежедневные лекции, чудеса библиотеки…

– Что ж, передай ему мои наилучшие пожелания, – сказала Арианлин.

– Бедняжка Ари! Забыла бы ты лучше про красавца Джеймона, – насмешливо обратилась к ней Люсина, когда группа входила в библиотеку. – Он ведь уже дал обещание своей кузине – правда, Червячок? – Она обернулась к Эйлии. – На Большом острове заключают ведь браки между двоюродными?

– О Небо! Неужто правда? – воскликнула Белина, еще шире открывая крыжовниковые глаза.

– Не часто, – ответила Эйлия. Воздух в зале был прохладен, но ей почему-то вдруг показалось, что он знойный.

– Но это вполне разумный обычай, – продолжала Люсина, глядя на Эйлию поверх аристократического носа. – Жить на этой скале посреди моря – тут уж никуда не денешься от близкородственных браков. Слушай, а ты могла бы рассказать об этом хорошую сказку, Червячок! Сказка о светловолосой деве острова и ее бессмертной любви к двоюродному брату…

Девушки прыснули, и Арианлин досадливо поморщилась. Эйлия бросилась к учебному столу; щеки у нее горели. За столом никого не было, кроме одной девушки: Лорелин, сироты с архипелага. Она читала книгу, держась за обложку своими довольно крупными руками с сильными пальцами, будто боролась с ней. Эйлия ощутила теплое сочувствие. Лорелин тоже была здесь не в своей тарелке: высокая и неуклюжая, довольно обыкновенная, если не считать великолепных волос, которые спадали до колен и вызывали у островитянки жгучую зависть. Все знали, что Лорелин здесь из благотворительности, и за это ей досталась своя доза колкостей и дразнилок (похоже, что принятые из благотворительности ученики считались низшей формой жизни даже по сравнению с теми, кто выиграл право обучения). Говорили, что ее вырастили в каанском монастыре, и она понятия не имеет, как должна вести себя юная леди. Она не опускала застенчиво ресницы, когда к ней обращались, как учили маурийских девушек, а смотрела человеку прямо в глаза своими приводящими в замешательство светло-голубыми глазами. Ей не хватало достоинства ходить семенящим шагом, как положено девушке, а вместо того она вышагивала широко, по-мужски. Однажды даже видели, как она бежала, опаздывая на урок, подобрав рукой юбки так, что коленки видны были. Монахини только головой качали над ней в скорбном отчаянии.

«Бедняжка Лорелин! – подумала Эйлия. – В сказке бы выяснилось, что совсем она не сирота, а дочь какого-нибудь князя. И другие девушки, узнав, что так обошлись с богатой наследницей, очень бы устыдились».

– Тебе трудно учиться? – спросила Эйлия. Лорелин кивнула с мрачным видом.

– Ох уж эти книги! – простонала она. – Ненавижу эту мерзость!

Эйлия не могла себе представить большего кощунства.

– Как можно не любить книги? – воскликнула она, не веря своим ушам. – Они же чудо! Из них столько узнать можно!

– Вот и Дамион то же говорит. Он всегда дарит мне книги. Эйлия разинула рот.

– Дамион! Отец Дамион, капеллан? Ты с ним знакома?

– И очень даже хорошо.

Эйлия так и смотрела, не закрывая рта. Ее до сих пор наполняло теплой благодарностью, когда она вспоминала первую – и единственную – встречу со священником. Для нее это было как рассказы о божественных существах, принимавших людское обличье и живущих среди простых смертных, благословляя и исцеляя мир своим прикосновением. Имя архангела Атариэля давалось вместо фамилии каждому мальчику, выросшему в приюте монастыря, но Дамиону оно шло идеально. Она глазела на него в капелле Академии и в часовне у монахинь, во время его службы, и так ее захватывало восхищение, что иногда она забывала подпевать гимну. Но знать его, и знать очень даже хорошо – о таком она и мечтать не смела.

– И как же ты с ним подружилась, Лорелин?

– А тебе не рассказывали? Он мне помог сбежать с архипелага. До того как стать здесь капелланом, он был на Яне миссионером.

– Сбежать? – едва выдохнула завороженная сразу Эйлия. – То есть ты была в опасности?.

– Что да, то да, – ответила девушка тем же спокойным обыденным тоном. – Мы с Дамионом уплыли из ярдъянского порта на последнем корабле. И зимбурийцы гнались за нами по следу. – Она ткнула пальцем в книгу. – Что это за слово? Меня один монах учил еще в монастыре читать по-маурийски, но вряд ли сам умел как следует. Чертова уйма есть слов, которых я не понимаю.

Эйлия подвинулась к ней ближе, не сводя зачарованных глаз. Что за жизнь была у этой девушки – как из книги сказок! И знать Дамиона Атариэля – хорошо знать! Ее подмывало расспросить Лорелин о нем подробнее, но какая-то странная стеснительность мешала это сделать.

– Я всегда ошибаюсь, – продолжала светловолосая. – Вчера я девчонкам говорю, что нашла в развалинах кошку с котятами. А они ржать. Слушай, а как правильно?

– С котятами, – подсказала Эйлия, с трудом сохранив спокойное лицо. – Не обращай на них внимания. Ты умеешь говорить на двух языках, а этого никто из них не может. Ты учись спокойно, а я тебе помогу, если хочешь.

Лорелин вздохнула:

– Как мне все это надоело – сидеть взаперти! Я в монастыре иногда залезала на внешнюю стену и смотрела вниз на улицы, на людей, видела корабли в гавани. Монахи меня одну не выпускали, а сами никогда не выходили. Тогда я стала убегать украдкой по ночам, когда они все спали, – и в город. Я понимаю, это было нехорошо, но так несправедливо было торчать взаперти и никак не участвовать в жизни снаружи. И надо было, чтобы зимбурийцы приплыли, тогда только мне удалось

По морю на корабле, но тут отец Дамион привез меня сюда и я опять в стенах. За ними целый мир, и я хочу его видеть, а не только читать про него!

Эйлия душой понимала ее. Ей помнилось, как она сама рвалась с Большого острова, но она заставила себя произнести правильные слова:

– Отец Дамион хочет тебе добра, Лорелин. Мир – не слишком безопасное место, особенно для женщин. Нам нельзя путешествовать одним. И еще для этого деньги нужны.

Они заговорились и забыли понижать голос. К ним семенящим шагом, как положено воспитанной девице, подошла Люсина Поле и пригрозила:

– Если вы двое не прекратите разговоры, я пожалуюсь библиотекарю. Вы мне мешаете заниматься.

Лорелин совершенно невоспитанным образом фыркнула:

– Чем заниматься? Вот этими? – Она ткнула пальцем в сторону стола, где группа студентов, пересмеиваясь, глядели на девушек.

Люсина побагровела и обратилась к Эйлии:

– Даже от тебя я не ожидала, Червячок, что ты будешь водиться с подобной особой. Одно лишь Небо знает, кто ее родители, но вряд ли это приличные люди.

Лорелин вскинулась, но не из-за оскорбления в свой адрес:

– Ты почему ее «червячком» называешь? – спросила она с угрозой.

– Ласкательное сокращение от «книжный червь». Она вечно что-нибудь читает, – с невинным видом пояснила Люсина.

Лорелин вскочила на ноги.

– Врешь. Ты просто над ней издеваешься! Так вот, оставь ее в покое!

Эйлия глядела с восторгом и ужасом. Монахини часто говорили, что Лорелин воображает, будто она послана в мир исправить все его несправедливости. Однажды она навлекла на себя немилость, подравшись с шайкой деревенских мальчишек, которые мучили собаку. Она вернулась в грязном и рваном платье, но явно выдала не меньше, чем получила. Сейчас она возвышалась над столом, как риаланская дева-воительница. Только доспехов и копья в руке не хватало. Люсина даже попятилась.

– Это же только шутка, – промямлила она.

– Не смешная.

В этот момент на них обрушился старший библиотекарь, который если и считал церковь святее своего читального зала, то не намного, и требовал такого же почтительного поведения. Ему вообще было обидно, что женщинам разрешили сюда вход.

– Если вы пришли сюда болтать, можете идти на все четыре стороны! – громыхал он, сдвинув кустистые брови. – Не мешайте мужчинам работать.

Люсина сжалась и вернулась за свой стол. Эйлия съежилась, стараясь уйти поглубже в кресло. Но Лорелин встретила взор библиотекаря обычным прямым взглядом своих спокойных глаз.

– Если так, то я, пожалуй, пойду, – сказала она и широким шагом пошла к двери, вызывающе болтая косами.

Библиотекарь проводил ее гневным взглядом, еще раз посмотрел так же неодобрительно на Эйлию и вернулся за свой стол. Островитянка быстренько ухватила первую книжку из своей стопки – с драконом на обложке, та, которая попалась ей в первый день в библиотеке. Ее уже давно тянуло прочитать этот том: на титульном листе вязью читалось заглавие «Странствия Велессана: Описание удивительных и чудесных путешествий Велессана Даурца из Маурайнии по миру Божию и за пределы его, составленное им самим». Чуть ли не на всю страницу заглавие.

Эйлия застыла в нерешительности, держа в руках книгу. На самом деле ей надо было заняться эленсийскими переводами, для чего она и принесла с собой свою «Грамматику Эленсиа». Но почему-то невозможно было устоять перед книжкой о путешествиях. Что имел в виду автор, говоря «и за пределы его»? Эйлия перелистнула страницы. Оказалось, что Велессан Даурец жил в Раймаре за полсотни лет до Темных Веков, и он утверждал, что объездил весь мир по суше и по морю, побывав не только у антиподов и на архипелагах, но и в легендарной стране Тринисии. Его описание сей последней, хотя явно сказочное, было столь живописным, что вскоре Эйлия ушла в него полностью. Автор рассказывал о чудесах родины народа фей, о блеске двора королевы фей и о своем паломничестве в Храм Небес:

И ежели паломник зело добр и достоин есть, то дозволено будет ему пройти меж Херувимов Святых, что Врата Храма стерегут грозно и предстать имеет пред Богинею Элариайною. Ибо Она есть Путь и Она же есть Дверь для всякого кто Звездного Камня взыскует. Правдиво говорю вам сие, ибо я, Велессан Даурец, лицезрел его.

Эйлия читала эти слова с таким чувством, будто домой вернулась. Как часто в детстве мечтала она об этой далекой и волшебной земле – как часто глядела на древние карты, где на севере мира изображена была Тринисия, но в границах ее – белое пятно и, быть может, легенда: «Место, где обитают драконы». Она стала читать дальше:

И вот, ведомый Священною Сивиллою, вошел я в Благодать, и Дух мой изошел из тела моего и покинул сию юдоль смертную, воспарив в Сферу Луны на Небе Первом, и поднялся затем к Небу Второму, где Сфера Утренней Звезды обретается. Звезду же ту народ Фей кличет Арайния: в сфере ея лежит Парадиз Небесный, чудеса же его неисчислимы. Источник Вечной Юности есть в нем, и драгоценные Камни и Цветы красоты удивительной…

Эйлия не могла оторваться. Обрывки речей и перешептываний от стола Люсины не доходили до нее: она, как Велессан, покинула тело свое и странствовала среди сфер.

Дамион отдался своим мыслям, поднимаясь по извилистой дороге к вершине утеса. Совет Каитана насчет свитка казался надежным, но встреча со старым другом вызвала и другие мысли, не слишком радостные. Дамион понял, что с каждой встречей ему все меньше и меньше есть о чем говорить с Каитаном. Дружба, столь крепкая и драгоценная для него в отрочестве, постепенно таяла по мере того, как все сильнее разнились их личности и интересы. Сегодня он резче обычного осознавал неизбежность ее потери. Когда-то ему нравились эти словесные поединки, но после сегодняшнего осталось лишь ощущение пустоты и подавленности.

«Мы уже не мальчики…»

Он оглянулся и увидел раскинувшуюся панораму стен и старого города, купол Высокого Храма, точно в его центре, как круглый выступ на рыцарском щите. Он вспомнил день приема в орден, когда в процессе посвящения ему было позволено войти сквозь врата в святая святых и увидеть, наконец, что там лежит: ветхие реликвии в пыльной и темной комнате. Не открылся ему там мир чудес, и он теперь знал, что в каждом храме Веры – то же самое: пыль, пустота и старые сломанные вещи. Сначала он сказал себе, что, конечно же, всякий юный член ордена проходит через эту стадию разочарования. Но все остальные вроде бы довольны были своим призванием, а неудовлетворенность Дамиона со временем только росла.

И вот прошлой ночью ему привиделся сон – такой живой, такой тревожащий, что Дамион счел нужным рассказать его на ежедневной исповеди приору Долу. Сейчас этот сон повторялся перед ним наяву, закрывая вид на город.

Во сне он стоял на каком-то холме под ночным небом. Звезды затянуло облаками, но туманная луна светила сквозь тучи, озаряя их голубым серебром и им же заливая все вокруг. Местность была Дамиону не знакома. Внизу светились огни большого города, а вокруг него складками ткани вставали холмы, гладкие и пологие, а еще дальше – горы. Но какие горы! Ничего подобного Дамион в жизни не видел. Совсем не похожие на горы Прибрежного хребта Маурайнии – низкие и вытянутые, выветренные и сглаженные временем, – эти горы во сне взлетали и повисали в воздухе – огромные каменные волны с нависшими гребнями. Что-то было в них необычное, но он сперва не понял, что именно, и лишь потом заметил, что, хотя они сравнимо выше гор Прибрежного хребта, ни одной снежинки нет на острых вершинах.

Во сне он медленно повернулся, оглядывая местность. Завершив полный круг, он вдруг увидел нечто еще более чудесное. На холме, где он стоял, возвышался, венчая вершину подобно короне, дворец, рядом с которым царственная резиденция короля Стефона показалась бы лачугой. Построенные из белого камня, сверкающего в серебряной голубизне облаков, вздымались стены, увенчанные поразительным рядом башен и куполов. Круглые башенки с крышами бледного блестящего золота, огромные полусферы стекла, испускающие свет изнутри подобно фонарям, и высокие шпили, кончающиеся изящными конусами, изображающими устремленные к небу вершины гор. Пока он смотрел, завороженный, мощные двери, не защищенные ни рвом, ни подъемным мостом, распахнулись, и вышли оттуда две высокие фигуры.

И сразу же, хоть он не сдвинулся с места, он увидел их так ясно, будто они были рядом. Первой была женщина, высокая и стройная, укрытая синим плащом. В хлынувшем из дверей свете она сверкала невиданной красотой. Глаза того же цвета, что и плащ, и золотые волосы, обрамляющие плавные черты лица. На руках она держала младенца-девочку, едва ли не грудную. Ребенок крепко спал, и ее вьющиеся белокурые волосы – лежали на плече матери. Рядом с женщиной шел мужчина, высокий и царственный, с темными волосами и глубоко посаженными глазами.

Эти двое переглянулись, и видно было, что они оба заворожены одним и тем же глубоким чувством. Вдруг мужчина обнял женщину, они так постояли немного, держа ребенка между собой, будто защищая своими телами. Потом внезапно взметнулся вихрем плащ женщины – она помчалась вниз по склону, а мужчина остался смотреть ей вслед глазами, полными скорби, но не сдвинулся с места.

Когда Дамион изложил этот сон приору, последний ответил торжественным тоном:

– Но смысл этого видения прост, брат Дамион. Замок без укреплений – это твоя душа, уязвимая козням Темного, ибо нет у нее защиты. Владелец замка – это ты сам…

– Но он же не был на меня похож…

– Не перебивай! Женщина и ее дочь – это жена и ребенок, которых у тебя никогда не будет, ибо ты дал обет целомудрия: ты видел, как они символически уходят из твоей жизни. Чисто человеческое сожаление ощутил ты – вот откуда скорбь в глазах владельца замка. Силы Небесные желают тебе напомнить, что ты дал священный обет, он же да не будет нарушен. – Приор поднял указующий перст: – Дамион, первые годы призвания священнослужителя – самые трудные, ибо он все сильнее осознает, что никогда не будет жить подобно прочим мужам. Лично ты одарен благословением – или лучше сказать проклятием? – красоты, которая делает тебя желанным в глазах женщин. И тебе дан пытливый и беспокойный ум, который может быть опасен для тебя, если не укротить его. Все мы подвержены соблазну, Дамион, но у тебя более прочих есть причины его опасаться, и ты должен укрепить сердце свое против него.