bannerbanner
Проклятие одиночества и тьмы
Проклятие одиночества и тьмы

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
7 из 8

Я едва поспал. Хотелось бы винить во всем неровности матраса или колкость шерстяного одеяла, но, по правде говоря, всему виной были последние слова Коула, которые продолжали звучать у меня в голове: «В течение пяти лет мы просили помощи, но наши просьбы остались без ответа. Народ голодает, наши родные умирают».

Мне бы хотелось винить незнание, но я не могу. Невзирая на то что я заточил себя в замке, я все равно знал, что происходило за его пределами.

Все это моя вина.

Я продолжаю думать о тех людях, которые сожгли дом Фреи.

«На одежде этого человека есть герб, – сказал Грей, – но я его не узнаю. Неплохое оружие. Лучше, чем у простых воров».

Их было пятеро. Они работали слаженно. Сожгли дом. Я не могу понять их мотивов. Если Фрея не врет, то…

Я заглушаю такие мысли. Думать в подобном ключе бесполезно. Все солдаты под моим командованием отправились за границу много лет назад, и у меня нет никого, кто мог бы обеспечивать контроль за соблюдением законов, которые давно забыты или игнорируются.

Трактирщик сказал, что прошло пять лет. Это чудо, что мои подданные падают передо мной на колени, особенно если учесть, что я вообще ничего не могу им предложить.

От ветра ставни бьются об окно, и я вздрагиваю от резкого звука.

Я так ни за что не усну. Мне нужно отвлечься. Надеваю ботинки, застегиваю камзол, меч и ремень оставляю на кресле. Не хочу будить жильцов и рисковать тем, что мои разговоры будут подслушаны, поэтому я тихо прокрадываюсь к открытой двери, чтобы позвать Грея.

Но Грея не видно.

Удивленный, я полностью распахиваю дверь. Мой начальник стражи сидит возле очага и играет в карты с Харпер.

Грей тут же меня замечает и встает. Его лицо не искажается от вины или досады, но, с другой стороны, и не должно.

Я не могу определить горячее и внезапное чувство, возникшее у меня в груди. Не злость и не горечь – их бы я узнал. Это что-то другое.

– Что вы делаете? – спрашиваю я.

– Играем в карты, – отвечает Харпер. – Говори тише.

– Я не с вами разговариваю.

– Мне все равно. Люди спят.

Грей отступает от камина и идет мне навстречу.

– Прошу прощения, милорд. Чем могу быть полезен?

Голос командора спокоен, формален и хорошо отрепетирован. Обычно он так разговаривает, когда не уверен, что я могу держать себя в руках.

– Трактир в безопасности? – спрашиваю я у него. – Или ты был занят, чтобы это проверить?

Лицо Грея не меняется.

– Трактир в безопасности.

– А лошади?

– Я не хотел уходить, пока вы спали.

– Я не сплю. Иди. Проверяй.

Грей кивает, разворачивается на пятках и направляется к двери без лишних вопросов. Он едва останавливается, чтобы снять свой плащ с крючка возле двери, и исчезает во тьме и кружащемся снегу. Колючий ветер врывается в дом через дверной проем, заставляя пламя в камине трепетать. Холод достигает меня через всю комнату.

Я дохожу до нижних ступеней лестницы и занимаю место Грея возле очага. Его шесть карт остались брошенными маленькой кучкой на столе.

– Мы были как раз посередине партии, – говорит Харпер.

– Я вижу. – Я рассматриваю положение карт и поднимаю раздачу Грея. – Королевский выкуп?

– Грей научил меня. – Девушка складывает свои карты вместе, бросает их на отыгранную стопку, а затем откидывается назад, чтобы набросить плед на себя.

Я собираю карты и начинаю их тасовать. Мне хочется что-то доказать, но я не понимаю почему.

– Вы больше не хотите играть?

– Ты только что отправил моего оппонента на улицу в метель.

– У Грея есть обязанности, которые ему необходимо выполнять.

– Конечно, они у него есть.

Мои руки замирают на картах. Комната пропитана теплом от очага. Свет от пламени пляшет на лице Харпер, и ее глаза блестят, когда она смотрит на меня. У нее поразительный талант к игре на моих нервах.

Я выдерживаю ее взгляд.

– Если вы хотите мне что-то сказать, я настаиваю, чтобы вы говорили.

– Не думаю, что в этом есть необходимость.

Мы сидим в тишине, сверля друг друга глазами, пока Грей не возвращается. Он стряхивает снег с плаща и с волос. Если командор и чувствует напряжение, то он решает не обращать на него внимания.

– Лошади в порядке. Я не заметил никаких следов.

– Хорошо.

Я не оборачиваюсь на Грея, потому что не хочу быть первым, закончившим противостояние. Как только я об этом думаю, понимаю, что веду себя как мальчишка. Я чувствовал себя таким ничтожным, когда приказал Грею выйти в пургу.

Харпер отводит взгляд первой, но не похоже, что она признает поражение. Скорее всего, ей безразлично.

– Вам больше не нужна спальня, принц Рэн?

Как и раньше, она произносит мое имя и титул, как оскорбление. Меня это злит.

– А что?

– Мне бы хотелось поспать пару часов не в кресле. – Харпер перекидывает плед через руку и хромает к лестнице.

Походка девушка удивляет меня каждый раз. Харпер обладает твердой волей и уверенностью в себе, поэтому я ожидаю, что она будет двигаться с грацией и четкостью, которые так подходят ее характеру. Я понимаю, почему Эвелин сразу подумала о помолвке, призванной объединить две далекие нации. Харпер говорит в такой манере, которая не терпит неуважения. Она говорит как правительница, а не как подданная.

Определенно, у нее все болит от усталости и переохлаждения, потому что ее хромота стала еще более заметной, чем раньше. Девушка передвигается медленно, цепляясь за перила, чтобы подняться по лестнице. Как только она закрывается в комнате, я тут же остро чувствую присутствие Грея слева от меня.

Я смотрю на карты и тасую их.

– Садись, командор. Сыграем.

Грей садится. Я раздаю карты. Мы молча играем.

Я люблю карты. Мне нравятся игры в общем, особенно те, которые просты на первый взгляд, но вся их суть заключается в том, чтобы прочитать соигрока. Я очень любил играть с отцом. Когда был маленьким, он говорил мне, что в играх важны вовсе не карты в руках и не кубик на доске, а возможность понять то, как думает твой соперник.

Грей всегда играет так же, как и сражается: прямо, без сомнений. Он человек, которого тренировали быстро оценивать ситуацию и тут же действовать. Командор играет хорошо, но его ходы никогда не просчитаны заранее, а всегда являются ответом на мои действия.

Мне интересно, как же играет Харпер.

Часть меня ненавидит то, что Грей уже знает как.

– Как ты умудрился заставить ее играть с тобой? – спрашиваю я.

– Я ничего не делал. – Он кладет карту в стопку.

Я хмурюсь, вспоминая тщательно подобранные слова, которые привели к тому, что Харпер прижалась ко мне, когда мы ехали верхом.

– Ничего не получится. Она мне не доверяет. Хуже того, она меня презирает.

Грей набирает в грудь воздуха, будто хочет сказать что-то, но решает не говорить ничего, а просто подкидывает очередную карту в кучу.

– Говори, – прошу я его. – Что бы то ни было, Грей, говори.

– Со всем уважением, милорд, мне кажется, вы сами себя презираете.

Я фыркаю с отвращением.

– Мы с девчонкой практически воюем. Она озадачивает ежеминутно. Ты разве не видишь? Если мы сейчас не сделаем шаг вперед, то в будущем можно даже не надеяться на прогресс.

Грей ничего не отвечает, просто ждет, пока я сделаю ход.

Я вздыхаю и кладу карту в стопку.

– Я знаю, у тебя есть какие-то соображения, командор.

– Есть. И их предостаточно.

– Выкладывай.

Грей смотрит на меня.

– Вы прекрасно умеете предвидеть мои ходы. Мне иногда кажется, что вы уже знаете, какие карты я вытащу, еще до того, как я сам это решу. Даже тогда, когда вы не знаете, что у меня в раздаче.

Черт возьми.

– Я не про карты. – Я отбрасываю их, покончив с игрой. – Я хочу слышать, что ты думаешь по поводу девушки.

– Я это и делаю, – отвечает Грей. – Вы говорите о прогрессе, о трудностях в будущем. Ваши мысли, как всегда, простираются на двадцать шагов вперед.

Я просто смотрю на командора.

Грей вздыхает и собирает карты.

– Вы спрашивали, как я умудрился заставить ее сыграть со мной. Как будто в этом был какой-то трюк. – Грей заворачивает колоду в ткань. – Милорд, я ничего не делал. Я просто сел и предложил.

Глава 13

Харпер


Мы возвращаемся в Замок Железной розы к утру. Часть меня хочет противиться этому, но я не могу оставаться в трактире, где все думают, что мы на стадии королевских переговоров. К тому же события последних двадцати четырех часов убедили меня в том, что до телефона мне придется добираться долго.

Как только мы возвращаемся в замок, Рэн ведет меня в ту же самую спальню через главный зал, мимо еды на столах и музыки, которая сегодня звучит медленно и уныло.

Я отказываюсь заходить внутрь.

– Если думаешь, что я позволю тебе снова запереть меня здесь, то тебе лучше подумать еще раз!

Глаза Рэна выглядят усталыми. Он вытаскивает ключ из замка и протягивает мне.

– Обед будет подан через несколько часов. Могу ли я рассчитывать на то, что вы не полезете вниз по шпалере в этот раз?

Мои суставы уже настолько окостенели, что даже ходить больно. Я вряд ли в скором времени захочу заниматься лазанием по стенам.

Я забираю ключ у Рэна.

– В этом не будет необходимости.

Рэну совсем не весело.

– Я скажу Грею, чтобы охранял у этой двери.

– Мне кажется, Грею нужно дать поспать.

– Это верно. Тогда, может, мне лично постоять на страже?

Взгляд потемневших глаз слишком тяжелый и придает вес его словам. Я вспоминаю о том моменте, когда Рэн шептал предупреждение мне в шею и его дыхание касалось моей кожи. Он обладает невероятным талантом складывать слова одновременно в скрытые угрозы и туманные обещания.

Я заправляю выбившуюся прядь волос за ухо и смотрю в сторону.

– Тебе не нужно стоять на страже. – Я поворачиваюсь, чтобы перешагнуть порог, и резко замираю на месте.

Кровать заново заправлена, подушки взбиты. В камине потрескивает огонь. Пятна от пыли и грязи, которые я оставила на покрывале вчера, бесследно исчезли. На прикроватном столике стоит новая ваза с белыми цветами. В воздухе терпкий запах жасмина и жимолости.

– Замок следует предопределенному порядку вещей, что вы уже наблюдали на примере музыки и еды. Точно так же и с вашей комнатой. Она будет ежедневно обновляться, – говорит Рэн за моей спиной.

Я поворачиваюсь к нему лицом.

– А если я все тут поломаю? – спрашиваю я с очевидным сарказмом в голосе, но еще и с неподдельным интересом.

Рэн не ведется на провокацию.

– Попробуйте и посмотрите сами.

Я приближаюсь к вазе с цветами и наклоняюсь, чтобы их понюхать. Каждый лепесток идеален. В букете даже нет ни одного засохшего листочка.

– Они прекрасны.

Он кивает:

– Арабелла любила цветы. Вы часто будете видеть новые цветочные композиции, – спокойно говорит Рэн без каких-либо эмоций в голосе.

– Арабелла?

– Моя старшая сестра.

Я замираю. Мне не хочется его жалеть, но, стоя в этой комнате среди вещей его мертвой сестры, я не могу просто все это проигнорировать. Впервые я задумываюсь о том, каково это – жить в таком месте, где все постоянно ходит по кругу и начинается заново, за исключением семьи Рэна.

Он не двигается, и я не знаю, что сказать. Одно дело ему посочувствовать, а вот выразить сочувствие – это уже совсем другое.

Рэн спасает меня от неловкого молчания:

– Я вас оставлю, чтобы вы смогли передохнуть.

– Спасибо.

Он мешкает, пока закрывается дверь, и на мгновение мне кажется, что он меня все-таки обманет: запрет как-нибудь дверь или отберет обратно ключ. Однако с его стороны все-таки произошли изменения в отношении доверия, поэтому дверь просто закрывается, а Рэн уходит.

Я чувствую облегчение. Мне нужен перерыв. Пленница я или нет, но я не хочу быть грязной, поэтому забираюсь в ванну.

Вода идеальной температуры тут же вытягивает боль из мышц и смывает кровь и грязь с рук. Разнообразные баночки и бутылочки стоят на зеркальном подносе возле окна. Я понятия не имею, что есть что, но все средства пахнут чудесно, поэтому я выбираю флакончик и выливаю его содержимое в воду. Как только появляется пена, я тут же погружаюсь в нее, чтобы намылить волосы. Это приходится делать дважды – настолько они грязные. Затем я просто лежу в теплой воде и смотрю в потолок.

Когда я была маленькой и просыпалась от кошмаров, мама обычно говорила: «Тебе всего лишь нужно подумать обо мне, и я появлюсь в твоих снах. Я помогу тебе справиться со всеми ужасами». И это всегда очень хорошо работало. Я верила, что могу призвать маму мысленно, до тех пор, пока не стала слишком взрослой, чтобы верить в такие вещи. Сейчас я бы отдала все что угодно, лишь бы заставить маму прийти ко мне.

Я выбираюсь из ванны до того, как эмоции смогут взять верх.

Мне не хочется снова брать вещи у мертвой девушки, особенно у сестры Рэна, но практичность побеждает. Я же не могу ходить голышом.

Сегодня я выбираю черные бриджи из оленьей кожи, которые хорошо сочетаются со свободным красным топом с кожаными завязками по бокам. Без средств для укладки мои волосы выглядят как воронье гнездо, поэтому я даю им высохнуть и заплетаю в толстую свободную косу.

Дюжины разнообразных пар ботинок выстроены в ряд на полу под чередой платьев, и эта обувь сидит намного лучше, чем те ботинки, которые я нашла в конюшне. Я останавливаю свой выбор на черных сапогах до колен. Когда я мельком ловлю свое отражение в зеркале, на меня смотрит бывалая принцесса-воительница, и особый колорит придают неяркие сине-желтые пятна на левой стороне моего лица. Хорошо, что нет ни боли, ни отека. Этим я обязана Эвелин.

Я плюхаюсь на кровать и смотрю в потолок. Мысли о Джейке и маме мелькают у меня в голове, смешиваясь с беспокойством до тех пор, пока мне не становится тошно.

Мне нужно чем-то заняться. Не могу сидеть на месте.

Рэн не сказал, что мне нужно все время быть в комнате. Я открываю дверь, уверенная в том, что за ней на посту стоит Грей. Меня приятно удивляет пустой коридор. Скрипичная мелодия, раздающаяся снизу, заглушает все звуки. Я выскальзываю туда.

Заглядываю по пути в открытые комнаты. Каждая последующая убрана шикарнее предыдущей. Бархатные гобелены, меховые ковры, серебряные подносы с хрустальными бокалами. В некоторых комнатах стоят вино и небольшие подносы с едой.

В конце коридора обнаруживается широкая лестница. Я могу выбрать, куда пойти: вниз в темноту или вверх к свету. Я иду наверх.

Комнаты на третьем этаже больше тех, в которых я была до этого. Они больше похожи на апартаменты, чем на комнаты. Все двери распахнуты, приглашают сначала пройти в гостиную, а затем через двойные двери к пышно убранным кроватям и невероятным гобеленам на стенах.

Вдоль коридора напротив каждой двери располагаются широкие ниши, в которых нет мебели. Странно. Затем до меня доходит, что это пространство для стражников. Как будто тут были стражники, которые могли бы стоять на посту. Как будто тут были люди, которым необходима была охрана.

На четвертой комнате я начинаю уставать от изящной роскоши. Словно я изучаю музей без всяких поясняющих табличек.

Я заглядываю в пятую. Все, что я вижу, – это кровь.

Моему мозгу требуется секунда, чтобы все понять, и еще секунда, чтобы нос почуял запах меди. Стены пестрят кровью, всюду разные оттенки красного: темные кляксы на белых стенах, ржавые подтеки на постельном белье, огромные вязкие багряные лужи на мраморном полу.

Кровь – не самое ужасное, что есть в этой комнате. В лужах крови еще лежит что-то плотное и темное. Что-то подозрительно похожее на внутренние органы.

Пошатываясь, я хватаюсь за дверной косяк. Я не могу дышать, а перед глазами все плывет.

Никто не смог бы потерять столько крови и выжить. Никто не смог бы потерять столько… плоти.

Я кричу. Я не знаю, как долго я это делаю, но мое горло уже болит.

Влажный запах меди с чем-то более резким продолжает бить мне в нос. Мне кажется, у меня на языке лежит старая монета. Я затыкаю нос и рот. Перед глазами снова все расплывается. Я вот-вот упаду вперед и потеряю сознание в кровавой луже.

Сзади меня хватают руки и тащат назад.

– Харпер.

Голос Рэна. Его руки крепко сомкнуты вокруг меня. Твердая грудь прижата к моей спине.

Перед глазами у меня все еще стоит кровь. Крики переходят в тихие всхлипы.

– Харпер, посмотри на меня. – Рэн резко переворачивает меня к себе лицом и встряхивает. – Посмотри на меня.

Я смотрю на него.

Только Рэн. Один.

У меня в груди все обрывается. Если бы Рэн не держал меня, я бы вряд ли устояла на ногах.

– Грей? – спрашиваю я, срывающимся голосом. – Это Грей?

– Нет. Командор Грей в порядке, – поспешно заверяет меня Рэн, но при этом его голос не лишен мягкости. – Успокойтесь.

Я вдыхаю и снова чувствую запах крови, пропитавший воздух. У меня сжимается горло, и я практически складываюсь пополам. Мир вращается перед глазами, верх и низ меняются местами. Я отключаюсь.

Нет, не отключаюсь. Я двигаюсь по коридору, окутанная теплом. Комната ужаса удаляется, постепенно превращаясь в обычный дверной проем.

Усилием воли я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на Рэна. Мое лицо оказывается прижато к его обнаженному плечу, что меня удивляет. Куртки и рубашки на Рэне нет, лишь какая-то свободная белая безрукавка, похожая на нательную майку. Воротник безрукавки мокрый, как и подбородок. Рэн теплый и пахнет мятой. Я замечаю белую полоску крема для бритья.

Так он брился.

Это так нормально, что обескураживает. Я могу закрыть глаза и притвориться маленькой девочкой, у которой жизнь еще не пошла под откос. Отец подхватил меня на руки, и я вдыхаю его запах, похожий на этот, но я не маленькая девочка, и меня несет не отец, а Рэн.

Я провожу рукой по лицу. Приятное воспоминание об отце доставляет мне не больше радости, чем увиденное кровавое месиво в той комнате.

– Поставь меня.

Я готова к тому, что Рэн откажется, но он останавливается и опускает мои ноги на землю. Мы на самом верху лестницы, и Рэн не отходит далеко. Его спокойствие одновременно обнадеживает и ужасает.

– Лучше? – тихо интересуется он.

Я не знаю.

– Та кровь настоящая?

– Вполне, – отвечает Рэн, и его лицо темнеет. – Вы отказались от охраны, помните?

– Поверь, я уже жалею об этом. – Я все еще переживаю, что меня стошнит на бархатный ковер. – Ты знал, что она там была?

– Конечно. – Рэн делает паузу. – Я обычно отправляю Грея, чтобы он запер двери, но с тех пор, как вы прибыли, мы были несколько заняты.

Это был довольно язвительный комментарий, но мои мысли смешиваются, пока я пытаюсь найти всему этому объяснение. Кровь была яркой, свежей и настоящей.

– Кто-то ранен?

– Нет, миледи. По крайней мере, не так, как вы думаете.

Я смотрю на Рэна:

– А как же тогда?

Выражение его лица трудно описать.

– Этот этаж – не место для слабого желудка. Можете идти?

– Могу. – Я хватаюсь за перила и делаю шаг вниз.

Мои пальцы дрожат из-за остатков адреналина. Я чувствую себя дерганой и неуравновешенной.

Рэн шагает рядом со мной в абсолютно беззаботной манере. Он настолько расслаблен, что я начинаю сомневаться в себе и думать, не показалось ли мне все это.

Мы доходим до лестничной площадки, и я поворачиваю, готовая направиться к себе в комнату, но Рэн идет дальше вниз.

– Пойдемте, – говорит он, указывая рукой направление. – В кухнях ничего пугающего нет.

У меня нет абсолютно никакого аппетита после увиденного в той комнате, но я все равно следую за ним. Он может поесть. Мне же нужна информация.

– Так это сотворило чудовище? – шепотом спрашиваю я. – Оно здесь?

– Нет. Кровь в той комнате – то еще зрелище, но в конечном счете по ее поводу не стоит беспокоиться. – Рэн погружается во мрак, не оставляя мне ничего другого, как следовать за ним.

Я стараюсь поспевать. После лестницы начинается сумрачный коридор, освещенный дрожащими огнями. Я чувствую теплый запах муки и дрожжей. Мне следовало изначально выбрать этот путь.

– Так кровь – это часть проклятия? – шепчу я.

Рэн поворачивается и разводит руками. Выражение его лица скептическое.

– Все, что вы видите, – часть проклятия.

Я не решаюсь спросить про его погибшую семью. У меня никак не получается сопоставить свежую кровь и людей, умерших много сезонов назад.

Мне не следует переживать, потому что голос Рэна остается обычным и бесстрастным.

– Не желаете ли немного вина? Я могу принести бутылку из погреба.

– Нет. Рэн…

Я сглатываю. Мой голос охрип.

Грей рассказал мне про сотни девушек. Кто-то из них выжил, но кто-то нет.

– Кто умер в той комнате?

– Никто.

– Это невозможно. – Я запинаюсь, задумываясь об очередном побеге отсюда, и отступаю поближе к выходу. – Эта кровь… Кровь последней девушки? Она умерла здесь?

– Нет. Она вернулась домой, когда сезон начался заново. Если не хотите вина, то, может быть, вам медовуха больше по нраву или…

– Да мне плевать, что мы будем пить!

Я становлюсь перед Рэном. Пульс стучит у меня в ушах, и я уверена, что мое лицо искажает ярость.

– Как ты можешь обсуждать обед, когда у тебя есть комната наверху, полная кровищи? – Я впечатываю ладонь в каменную стену. – Хватит увиливать от моих вопросов!

Рэн смотрит на меня спокойно. Свет от масляных ламп мерцает в его глазах.

– Я ответил на ваши вопросы достаточно прямо. Если вам так не кажется, то вы просто задаете неправильные вопросы. Что вы хотите знать?

– Чья это кровь?

Когда Рэн отвечает, в его голосе слышна нотка злости, которую заглушает смирение с обстоятельствами.

– Кровь, которую вы видели, – моя.

Глава 14

Рэн


Я пересматриваю свое решение дать Харпер свободу. Она сочла мои бывшие покои ужасающими, и это не предвещает ничего хорошего. Если честно, то я должен, наверное, стоять перед ней на коленях и благодарить ее за то, что она снова не сбежала из замка, а добровольно последовала за мной в теплые недра королевских кухонь.

С этой частью замка у меня связаны приятные воспоминания. Я часто приходил сюда, когда был ребенком, и девушки-кондитеры угощали меня обрезками теста и чашками сладких сливок. Моя нянька дружила с поварихой, поэтому они обычно смеялись и сплетничали, пока я рисовал картины на муке, которая, кажется, покрывала на кухне все.

Визиты на кухню прекратились, и моя нянька исчезла, когда я спросил отца, почему ни одна девушка не может удержать его больше двух недель и почему моя мама – бедное создание.

Воспоминания же остались нетронутыми. После того как Лилит меня прокляла, после того как эхо пустующего замка начало преследовать меня, я начал искать убежища именно здесь. Тепло и сильный запах сахара и дрожжей напоминают мне о детстве, о времени, когда я был невинен.

Без прислуги кухня кажется огромной. Еда расставлена везде, выступает из теней. Дюжины буханок хлеба ждут своей очереди на полках возле печи, в которой ревет жаркое пламя. В огромном котле булькает суп с жареной кукурузой – его бы подали на ужин. Шесть фазанов томятся на медленном огне, поворачиваясь на вертеле над углями в другом конце комнаты. Овощи, нарезанные ломтиками, уже поджарены и выложены на тарелки. Повсюду сыр, орехи, выпечка.

Единственное свободное рабочее пространство – это огромный стол в центре кухни, усыпанный сахаром, корицей и заполненный кусками теста.

Харпер замирает на пороге и осматривается.

– Боже… Вот это да.

Я подхожу к столу, откладываю в сторону полоски теста и выдвигаю стул.

– Садитесь, миледи. Вина?

– Я почти уверена, что вино не помешает.

Я достаю бутылку из кладовой, расположенной в углу кухни. Харпер наблюдает за мной, пока я разливаю напиток.

Ее взгляд заставляет меня чувствовать себя неловко. Я лишился застенчивости много лет назад… По крайней мере, я так думал. Привык к пытливым и осуждающим взглядам. С Харпер все по-другому. Она мой последний шанс. Ставки невероятно высоки.

Как только бокалы наполнены, я протягиваю один Харпер, а сам осушаю свой одним глотком. Наливаю себе еще.

Девушка делает маленький глоток, наблюдая за мной.

– Так ты все-таки расстроен.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

На страницу:
7 из 8