Падение

– В этом месте властвуют гномы, – продолжала Рикали, совсем понизив голос. – А нам, по-моему, по горло хватило встреч с ними в Железном Шипе.

«Джаспер Огненный Горн… – подумал Дамон, отвечая рассеянным взглядом на пристальный взгляд девушки. – Он тоже был гномом. И, тем не менее, я считал его своим другом…»

– Свиньи… Здесь наверняка целая армия патрулей этих низкорослых грубых свиней.

– Патрули тут, конечно, есть. Куда ж без них… – наконец негромко сказал Мэлдред. – Но это не армия, и они не могут быть повсюду – долина слишком велика. Кроме того, гномы не владеют этой землей, а лишь претендуют на нее.

Грозный Волк бросил на Мэла красноречивый взгляд, в котором ясно читалось: «А какая разница?».

Силач вздохнул, огляделся и, запустив пятерню в густые волосы, посмотрел на того, как на несмышленого младенца:

– Дамон, Торадин постоянно воюет с Блотеном…

– С людоедами, – вставила Рикали.

– …за право владеть этой долиной. Борьба длится с незапамятных времен, но в последние десятилетия стала более жестокой и кровавой.

– Все из-за Войны Хаоса, – добавила полуэльфийка.

– Людоедам кажется, что их притязания законны, поскольку им принадлежит остальная часть этих гор. И они по-своему правы.

– Мэл, гномы то же самое полагают на свой счет.

– Впрочем, сейчас людоедам не до гномов. У них просто нет времени. Все их силы брошены на борьбу с потомками, драконидами и другими приспешниками черной драконицы, которые постоянно вторгаются на их исконные территории.

– А что в этой проклятой долине такого ценного? – спросил Дамон.

– Милый, подожди, пока взойдет солнце, – сказала Рикали. – И ты увидишь то, о чем другие всю жизнь смогут только слышать. Все мы увидим… А потом умрем.

Возле большого валуна они решили дожидаться утра. Рикали устроилась рядом с Дамоном и, положив голову на его плечо, велела:

– Разбуди меня на рассвете. Конечно, если раньше на нас не наткнутся гномы.

Глаза Мэлдреда тоже были закрыты, но Дамон был уверен, что силач не спит – его кадык дергался вверх-вниз, зубы время от времени мягко прищелкивали, пальцы опущенных рук бездумно перебирали мелкие камешки щебня. Несун, очевидно, задремывал, но тут же просыпался, отрывая голову от теплого бока валуна, и обводил троих спутников настороженным взглядом. Дамон дремал урывками, не погружаясь в глубокий сон, и в минуты бодрствования не забывал следить за силачом и кобольдом. Но когда несколько часов спустя солнце жаркими утренними лучами осветило долину, Несун оказался первым, кто увидел ее, и задохнулся от изумления. Вторым был Дамон. Обычная равнодушная маска спала с его лица, в глазах вспыхнуло искренне изумление. Потеряв дар речи, он растолкал полуэльфийку.

– Забудь, что я говорила до этого, Мэл, – умиротворенным голосом произнесла Рикали и приложила ладонь козырьком ко лбу. – Идея была просто великолепной, и я счастлива, что ты привел нас сюда.

Крутые стены каньона были покрыты кристаллами всевозможных цветов, на которых буйствовали солнечные лучи, осыпая окрестности разноцветными бликами, так что становилось больно глазам. Долина напоминала огромный сверкающий калейдоскоп: аметистовые друзы переливались, меняя оттенки от нежно-розового до пурпурного и от лавандово-синего до глубокого фиолетового; блистали золотом хризолиты, мягкими желто-зелеными тонами светились оливины; устремлялись к солнцу пики горного хрусталя, льдисто мерцали алмазы и другие драгоценные камни, названия которым еще не успели придумать. Скалы, по которым путники спускались ночью, оказались усыпанными рубинами, опалами, турмалинами, топазами и гранатами. Здесь, в Долине Хаоса, собрались все драгоценные камни, которые только рождали земли Кринна, собрались вместе, хотя этого быть не могло.

Солнце пригревало все сильнее, и от земли, от сверкающих камней начал подниматься вверх теплый воздух, обещая, что скоро будет так же жарко, как и во все предыдущие дни.

Дамона поразила чистая, незамутненная красота этого места. Он зажмурился, а потом осторожно открыл глаза и, смаргивая слезы, долго смотрел на буйство красок – невероятно ярких, переливающихся тысячами оттенков, завораживающих.

– Просто дух захватывает… – восхищенно прошептала Рикали. Она потянулась к большому зеленому кристаллу, но, едва ее пальцы сомкнулись на сверкающих гранях, начала соскальзывать вниз. К счастью, Мэлдред, успех схватить ее за лодыжку и удержать. – Какой огромный изумруд… – Глаза девушки восхищенно расширились, и ей не было дела до того, что ее колени ободраны и кровоточат. Камень был лишь чуть темнее, чем тени, которыми вчера были накрашены ее веки. – Дух захватывает, – повторила она. – Как только выберемся отсюда, пойду к ювелиру. – Рикали сунула камень в карман и закружилась перед Мэлдредом, но силач остановил ее, прижав палец к губам.

– Я был здесь прежде, Рики, – начал он. – Несколько раз. Но тогда я рисковал только своей собственной шеей. Здесь действительно есть патрули. Я видел их. Но они сторожат вход в долину, задерживая тех, кто спускается по тропе и не заботится о том, что виден как на ладони. Поэтому мы спрятали фургон и лошадей…

– И шли ночью, – задумчиво сказал Несун. Его крошечные глазки вспыхивали, перебегая от одной друзы к другой, от одного кристалла к другому. Кобольд нигде не мог задержаться взглядом надолго – вокруг было слишком много прекрасных драгоценных камней – и от волнения задыхался.

– Мы можем избежать патрулей, – продолжал Мэлдред, – и рудокопов. Но придется быть осторожными, очень осторожными, чтобы не поднять тревогу. Рики права в одном – тех, кто охотится за сокровищами, гномы убивают.

Рикали, сунув руку в карман, пощелкала ногтями по граням изумруда и прошептала:

– Я буду очень-очень осторожной. И стану очень-очень богатой.

Мэлдред кивнул:

– Ничего страшного, если некоторые из этих камешков окажутся в твоих карманах. Можешь взять столько, сколько сможешь унести. Но не забывай, что мы проделали такой долгий путь и добрались сюда в первую очередь ради Дамона.

Девушка бросила на Грозного Волка любопытный взгляд и вопросительно подняла брови.

– Мы потом все объясним, – сказал Мэлдред.

– Нет, сейчас! – Голос полуэльфийки прозвучал громче, чем ей самой того бы хотелось.

– Мы должны собрать как можно больше – для него, – продолжал силач.

– А я продам эти сокровища, чтобы на вырученные деньги купить кое-что очень древнее и куда более ценное. Кое-что, что принесет нам немыслимую прибыль, – добавил Дамоном.

– Не могу себе представить, что может принести большую прибыль, чем это, – Рикали обвела рукой долину.

Мэлдред мягко усмехнулся:

– Значит, Рики, у тебя слишком слабое воображение.

Девушка нахмурилась и снова посмотрела на Дамона, но он был всецело поглощен созерцанием мерцающей красоты долины. Выражение лица полуэльфийки смягчилось, и она, задумчиво улыбаясь, произнесла:

– Ну, если только для Дамона. Для него – все что угодно.

– В конечном счете и для нас тоже, – добавил Мэлдред. – Мы набьем мешки самыми прекрасными драгоценными камнями, спрячем их за валунами, а когда стемнеет, перенесем в фургон. На это нам понадобится два дня. Во-первых, нельзя дольше искушать удачу, а во-вторых, фургон к этому времени будет забит мешками до верху, и мы сможем отправиться в Блотен.

– Просто прекрасно! Блотен – сердце людоедских владений! – зашипела Рикали, но в ее голосе слышалось меньше сарказма, чем обычно. – Дорогой, ты хочешь, чтобы все сокровища достались людоедам? А почему же ты сразу не сказал об этом, милый?

– Потому что ты не умеешь хранить секреты, дорогая.

– Пора приниматься за работу, – остановил их перепалку Мэлдред. – И помните, что надо быть предельно осторожными.

Силач по-пластунски выполз из-за валуна и начал спуск в долину, стараясь затеряться в тени других валунов и слиться с крупными кристаллами. Только добравшись до двух гранитных колонн, созданных самой природой и усыпанных вкраплениями аквамарина, Мэлдред позволил себе приподняться и сесть на корточки, устроившись между ними. Руки силач до запястий погрузил в почву, и вдруг в его горле опять зародился странный низкий звук, эхом заметавшись от колонны к колонне. Мэлдред сделал несколько круговых движений руками, перемешивая почву, и вдруг выдернул правую руку на поверхность, сжимая редкий розовый топаз величиной с его собственный кулак. Отложив камень в сторону, он продолжал свою магическую горловую песню и принялся извлекать из земли один драгоценный кристалл за другим, пока не устал. Прислонившись к колонне, чтобы восстановить силы, Мэлдред сорвал с пояса бурдюк и осушил его, после чего извлек холщовый мешок и тщательно сложил в него все топазы, которые добыл таким странным способом.

Несун прополз в другом направлении, но при этом не выпускал силача из виду – так ему казалось безопаснее. Кобольд был достаточно маленьким и, легко укрывшись среди невысоких камней, начал собирать кристаллы, внимательно осматривая каждый на предмет каких-либо недостатков. Те камни, которые не отвечали его высоким требованиям, Несун попросту отбрасывал в сторону. Вскоре карманы его голубенького детского костюмчика оказались набитыми до отказа – острые кристаллы выпирали, грозя в любой момент прорвать ткань. Только убедившись, что в карманы больше не удастся запихнуть ни единого камешка, кобольд со вздохом принялся наполнять мешки.

Рикали жестом пригласила Дамона следовать за нею. – Я знаю, что из этого действительно стоит дорого. Мэл и Несун просто ищут не там. Конечно, все эти камешки такие замечательные, что дух захватывает. – Девушка взяла Грозного Волка за руку, слегка царапнув острыми коготками его ладонь, и потянула южнее от того места, где собирали кристаллы силач и кобольд. – И все они имеют цену. Но кое-что цены не имеет, – Рикали и Дамон подобрались к узкой расселине и скользнули туда. Внутри было тенисто. Полуэльфийка глубоко вдохнула сладкий воздух и прижалась к груди Дамона, не отрывая глаз от танца цветов и оттенков. – Хорошо, что Мэл не сказал мне, куда направляется. Я ни за что не согласилась бы идти с ним. Это правда. Сюда я не пошла бы даже за тобой, Дамон Грозный Волк. – Она усмехнулась. – Но я счастлива, что мы здесь. Это удивительное место. Не думаю, что гномы должны пользоваться им единолично. А ты не думай, что людоедам нужно что-нибудь из этого великолепия. Никто из этих уродов не сможет оценить такую красоту. Эта воинственная, грубая раса не заслуживает ничего изящного.

С тех пор как взошло солнце, Дамона не особо тянуло на разговоры – Грозный Волк был слишком потрясен открывшимся ему зрелищем.

Рикали толкнула его твердым локотком, пытаясь развеять очарование долины:

– А как ты собираешься использовать все это богатство? Я так поняла, что ты хочешь продать большую часть этого и купить что-то особенное, специально для себя? Разве может быть что-то лучше и дороже драгоценных камней? – Девушка взмахнула рукой в неопределенном жесте. – Ну, скажи, милый! У тебя не должно быть секретов от меня.

– Меч.

Рикали замолкла на мгновение, удивленная ответом Дамона, потом заговорила снова:

– Меч, который сделает всех нас богатыми? – Она сплюнула и покачала головой, – У тебя уже есть меч, который ты украл в госпитале. Вполне симпатичный. Как и украшения, которые ты тоже прихватил.

– Другой меч. Лучше.

– Никакой меч не стоит того, чтобы расплачиваться за него таким количеством драгоценных камней. – (Дамон окинул ее снисходительным взглядом.) – Хорошо. Где этот меч? Я помогу тебе украсть его. Мы с тобой легко сможем проникнуть в лагерь людоедов и так же незаметно ускользнуть. К тому же у тебя останется старый меч, а все эти прекрасные камни достанутся только нам.

– Кража – это слишком опасно.

– Более опасна, чем что? – Девушка вопросительно заглянула в лицо Дамону, по-детски выпятив нижнюю губу. – Должно быть, людоедский лагерь слишком велик. И ты не хочешь рассказать мне обо всем?… Нет, мне совершенно не нравится, что у тебя есть от меня секреты. Вот я ничего от тебя не скрываю, Дамон Грозный Волк. И никогда не скрывала. – Рикали развернулась, приблизив лицо вплотную к лицу Дамона. – Какие-то тайны тебе дороже меня, да, милый?

Грозный Волк не мигая смотрел вперед, его зрачки так сильно расширились, что заняли всю радужку, поэтому и без того темные глаза Дамона показались полуэльфийке необыкновенно глубокими, непостижимыми, полными тайн, завораживающими. Эти глаза притягивали ее и могли бы удерживать столько, сколько пожелает их хозяин. Рикали вдруг очень захотелось, чтобы Дамон немедленно посмотрел на нее.

Девушке было очень обидно, что внимание Грозного Волка привлекают кристаллы, а не она сама. Наконец он перевел взгляд на полуэльфийку и, словно избавившись от наваждения, начал задавать вопросы. Но и они касались не девушки, а долины. «Пробует отвлечься от мыслей о своей ноге», – со вздохом подумала Рикали.

– Эта долина возникла во время Войны Хаоса, – принялась рассказывать она. – По крайней мере, так болтают в тавернах. – Полуэльфийка кивнула на друзы, которыми поросло дно расселины, потом присела и принялась отламывать кристаллы. Каждый был осмотрен и спрятан в карман, выкинула она только несколько штук. – Тогда на этом месте были шахты. Не знаю почему, но они взорвались, и образовался каньон с бесценными кристаллами. Одни шахты принадлежали гномам, другие – людоедам. Они добывали немного опалов и время от времени серебро, но обе расы хотели расширять свои территории, а для этого добычу надо было увеличивать. Никто не знает, почему все эти драгоценные камни поднялись к поверхности и имеют ли к этому отношение гномы или людоеды. Но мне кажется, что Боги, прежде чем уйти, решили дать им что-то такое, за что можно воевать. – Рикали махнула рукой и вздохнула: – Что-нибудь вот такое красивое.

– И? – В горле у Дамона пересохло, голос был хриплый. Рикали догадалась правильно – чешуйка на его бедре вновь начала теплеть, кожу вокруг нее покалывало, и Грозный Волк боролся с этими ощущениями, сконцентрировавшись взглядом на мерцающих кристаллах и впуская в свое сознание только голос полуэльфийки.

– Гномы тут же заявили, что долина полностью принадлежит им, людоеды утверждали то же самое – в общем, все как рассказывал Мэлдред. Каньон находится в Торадине, владениях гномов, но Торадин-то со всех сторон окружен владениями людоедов. Так что, кому должна достаться долина – непонятно. – Девушка положила ладонь, выгнутую чашечкой, на верхушку огромного топаза, словно подтверждая свои слова. – Но я согласна с Мэлом – гномов больше, чем людоедов, а людоеды слишком заняты черной драконицей и ее быстро распространяющимся болотом, чтобы сейчас заниматься долиной. Думаю, что победа останется за гномами – они шустрее. И каждый, от кого я слышала о Долине Хаоса, упоминал, что гномы это место охраняют. Жадные низкорослые бородатые твари! – Полуэльфийка снова сплюнула. – Сыта ими по горло!

– А что они делают со всеми этими драгоценными камнями? – Дамон выдавливал слова сквозь стиснутые зубы, непроизвольно сжимая кулаки.

– Гномы отправляют камни и минералы в Оплот и Нераку – туда идет самая богатая часть добычи. Гномы очень скупы, но и осторожны, они никогда не добывают слишком много за один раз, поэтому-то цены на драгоценные камни так высоки. Еще гномы выбрасывают на рынок уйму ничего не стоящих камешков, на которые богатые покупатели и смотреть не захотят. И сам понимаешь, как только повышается спрос – появляется предложение… По очень высокой цене…

Дамон кивнул. Его искренне интересовало все, о чем говорила Рикали, но слышать девушку становилось все труднее. Правая нога пылала, словно обложенная раскаленными углями, кровь молотами стучала в ушах, заглушая голос Рикали.

– Умные люди держатся подальше отсюда, и у них есть на то серьезные основания. Мне рассказывали, что в окрестных горах часто находят трупы тех, кто пытался пробраться в долину, изуродованные и искалеченные так, что даже родные не всегда могут узнать. Потому что головы торчат отдельно – на шестах. – Лицо девушки исказилось, – Я не хочу умирать, дорогой, но если бы я знала раньше, что рассказы не передавали и десятой доли здешней красоты, то уже давно рискнула бы жизнью, и не раз, а всю дюжину. Долина Хаоса стоит любого риска.

Рикали снова нагнулась и принялась когтистыми пальчиками перебирать камни под ногами и наконец, хихикнув, извлекла кристалл розового кварца размером с абрикос. Посмотрев кристалл на свет, чтобы солнце заиграло в гранях, девушка тихонько присвистнула и быстро сунула находку в карман.

– Конечно, он слишком мутный, – пояснила Рикали, – но зато имеет очень симпатичный оттенок. Думаю, если его хорошенько огранить, отполировать и подобрать красивую оправу, то на моей шее, особенно на золотой цепочке, этот камешек будет смотреться очень даже мило. Пойдем, дорогой, я покажу тебе, как определить, какие камни хорошие, а какие не очень, научу распознавать, какими они будут после огранки и полировки – красивее, чем теперь, или нет, расскажу, как находить недостатки…

Дамон не двигался. Он вжался в стену расселины и прикрыл глаза.

– Иди, Рики. Я догоню, – с трудом выдохнул он. – Иди дальше и набери самых лучших драгоценных камней, какие только здесь есть.

Полуэльфийка замолкла, ее плечи опустились, девушка даже немного сгорбилась. Она подошла вплотную к Дамону, обняла его и, глядя снизу вверх в лицо Грозного Волка, сказала:

– С последнего раза ты продержался без приступов пять дней. Ты справлялся с ними раньше, справишься и сейчас. И однажды ты избавишься от этого насовсем, – Девушка чувствовала, как напряжено тело Дамона, как дрожат его руки и ноги. Ей стало так жаль его, что слезы покатились из глаз. – Ты обязательно избавишься от этого, – сказала она. – Я это знаю точно. И тогда все будет хорошо. Главное, не думай об этом.

Рикали вытащила из кармана розовый кристалл и начала водить им перед лицом Грозного Волка, поворачивая то так, то эдак, стараясь, чтобы грани особенно эффектно сверкали в солнечных лучах, словно пытаясь загипнотизировать страдальца и уменьшить его боль. Дамон и сам хотел сосредоточиться на этом розовом сверкании, уговаривая себя думать только о красоте этого камня, о красоте Рикали, о красоте долины, но ногу жгло все сильнее, жар распространялся по телу испепеляющими волнами, и Грозный Волк с ужасом понял, что надвигающийся приступ обещает быть куда сильнее всех предыдущих.

Он попробовал сглотнуть, но в горле пересохло, попробовал переступить, но оказалось, что не в силах даже приподнять ногу, словно ее парализовало.

– Милый? – окликнула Рикали.

Дамон прижал ладонь к бедру, где под тканью дорогих черных брюк, найденных в торговом фургоне, пылала драконья чешуйка, и хрипло вскрикнул, отдернув обожженную руку: пластина драконьей брони была раскалена. Грозный Волк согнулся пополам от боли, и его иссохшее от боли и жара горло сумело выдавить только одно слово:

– Рики…

– Я здесь! – Девушка отбросила кристалл, мгновенно забыв о нем, и вцепилась в плечи Дамона, покрывая поцелуями его лицо. – Не сдавайся! – шептала она в самое ухо Грозного Волка. – Борись!

Дамон впился зубами в нижнюю губу, проклиная свою беспомощность – сейчас он был не сильнее больного ребенка. Рот его наполнился горечью, от которой никак не получалось избавиться, сожженные легкие отказывались втягивать воздух. Он смотрел мимо Рикали, пытаясь найти что-нибудь, на чем можно сосредоточиться, что-нибудь, что бы заняло его мысли и уменьшило боль.

Внезапно измученный разум Дамона прояснился, и он осознал, что видит странную картину: словно во сне, перед ним возникла стена мерцающих медных пластин, каждая из которых отражала его искаженное болью лицо – сотни и сотни его собственных лиц.

– Рики… – снова позвал он, с трудом поднял руку и заставил девушку обернуться. – Ты… видишь?

– Что?

– Чешуя… Дракон?

Полуэльфийка с дрожью огляделась, и вдруг ее взгляд остановился, а глаза изумленно расширились. Но смотрела она не туда, куда пытался указать Дамон, не в пространство расселины за своей спиной, а в бесконечную синеву летнего неба.

– Будь я проклята, милый! Дракон! Так высоко, что трудно разглядеть! Я бы никогда не заметила, если бы ты не сказал!

Девушка указала наверх, и видение перед глазами Дамона, заколебавшись, растаяло. Грозный Волк искоса взглянул туда, куда был направлен пальчик Рикали, и увидел сверкающее гибкое тело, которое снизилось, описав над долиной дугу, и снова взмыло вверх, поднимаясь все выше и выше, пока не исчезло из виду.

Мгновением позже чудовищная боль в его ноге исчезла.

– Это был медный дракон, Рики.

Девушка запрокинула голову, снова поглядев в небо, и возразила:

– Дракон летел слишком высоко и против солнца, поэтому невозможно было разглядеть, какой он.

– Это был медный дракон, – повторил Грозный Волк.

– Почему ты так решил?

– Я просто знаю это, вот и все.

Через несколько минут они покинули расселину. Дамона немного пошатывало после приступа, но он решил не обращать на это внимание и полностью переключился на сбор своей доли урожая кристаллов – они и так потеряли много времени.

Рикали, выбросив из головы их приключение в расселине, вытащила из-за пояса волнистый кинжал, позаимствованный у убитого эрготианца, и принялась орудовать им, сбивая кристаллы оливкового перидота. Затем она выбрала один из драгоценных камней и, поворачивая его грани к свету, начала объяснять Дамону, как определить особенности драгоценных камней, их достоинства, недостатки и цвет, пока кристаллы не обработаны.

Второе утро Несун встретил сидя перед плитой бледно-желтого кварца, по форме напоминающей надгробие с округлым верхом. Отшлифованная временем передняя поверхность плиты, словно зеркало из цветного стекла, отражала его вытянутое лицо, похожее на собачью морду.

Кобольд то вытягивал шею, восхищенно рассматривая отражающийся в зеркале сверкающий пейзаж, то хмуро оглядывал голубенький костюмчик с вышитыми птичками и грибочками, в который было облачено его отражение.

– Детская одежда, – прошипел он, оскорблено взирая на это безобразие. – Я ношу одежду человеческого ребенка. – Но через мгновение угрюмая гримаса сменилась широкой улыбкой, обнажившей все его мелкие острые желтоватые зубки. – Ребенок… Агу-агу.

Несун начал выпевать горловую мелодию так, как это делал Мэлдред, правда его пение было неуклюжим, фальшивым и больше походило на смесь жужжания с бульканьем. Чешуйчатые пальцы кобольда затанцевали в воздухе, как будто он дирижировал невидимым оркестром. Воздух вокруг задрожал, словно земля резко нагрелась, и вверх устремились потоки теплого воздуха, вокруг Несуна сгустилось мерцание, окутав его подобно кокону, искорки побежали по щекам кобольда, играя в пятнашки, то вспыхивая, то угасая. Он проглотил рвущийся наружу смех – ощущение магии щекотало его – и увеличил темп странной мелодии. Наконец Несун остановился, песня смолкла, яркие блики исчезли. Остался только ветер, играющий на кристаллах, словно на ксилофоне, отчего вокруг то и дело раздавался тихий перезвон. Кобольд снова обернулся к кварцевому зеркалу, и из его глубины на Несуна посмотрела не привычная собачья мордочка, а хорошенькое личико человеческого ребенка с белокурыми волосами и румяными щечками. Несун улыбнулся, и отражение показало ему голые розовые десны и два верхних зубика.

– Агу-агу, – сказал кобольд, сунул в рот большой палец, подмигнул отражению и счастливо засмеялся. – А что? У меня уже довольно хорошо получается, – похвалил он себя. – Жаль, Мэлдред этого не видел. – Несун оглянулся, дабы убедиться, что силач все еще находится в поле его зрения. – Нет, действительно хорошо получилось. – И он снова завел горловую песню, совершенно забыв о том, что должен собирать кристаллы, и полностью отдавшись магии.

Несколько минут спустя в зеркале отразился растерянный овражный гном.

– У дебя хорошо получается, и ды эдо здаешь, – гундосо сказал кобольд, подражая манере овражных гномов.

Следующим зеркало показало дряхлого кендера, седые волосы которого были собраны на макушке в толстый хвост.

– Ах, как неудачно, что я оставил свой хупак в фургоне, – посетовал Несун. – Это бы сделало образ законченным.

Но как кобольд ни старался, одежда на его «отражениях» оставалось той же.

Несун поэкспериментировал еще немного, проверяя, как долго у него получается удерживать маску, и решил, что между тем моментом, когда метаморфоза полностью завершена, и тем, когда появляется его настоящее лицо, проходит не менее десяти минут.

– Нет, у меня в самом деле получается великолепно, – довольно заявил он отражению, – В кого бы еще превратиться? Хм… О! Знаю!

Он опять сосредоточился и запел. Теперь мотив напоминал погребальную песнь, а пальцы кобольда трепетали прямо возле приоткрытого рта. Искорки на этот раз были темнее, светили глуше и собирались возле челюсти кобольда, которая, казалось, то раздувается, то опадает, из подбородка полезли пучки рыжих волос, которые становились все толще и длиннее, пока не превратились в густую темно-рыжую бороду. Брови Несуна тоже стали рыжими и разрослись на увеличившихся надбровьях над глазами, которые постепенно становились такими же большими и синими, как те сапфиры, которые лежали у него в мешке, собранные час назад. Нос кобольда раздулся, приобретя форму крупной луковицы, а чешуйчатая кожа стала менять оттенок на румяно-розовый, который только подчеркнули жемчужно-белые крупные зубы. Когда метаморфоза была полностью завершена, в кристалле отразился коренастый гном.