
Блистательные дикари
– Его допрашивали констебль Маллой и агент Марш после того, как была убита Рейнолдс, Очевидно, что Сара Рейнолдс являлась в прошлом его близкой подругой. По словам Фаулера, Лэнг и Крис вышли из машины у дома, где проживает Старк.
Водитель выехал на Парк-лейн и увеличил скорость. Одновременно он снова включил сирену. Автомобили жались по сторонам магистрали, образуя тоннель, по которому неслась машина Дейли. Он усмехнулся, потому что неожиданно поймал себя на мысли о Моисее, давшем приказ волнам Красного моря расступиться и пропустить его народ.
– Все это выглядит не очень убедительно, Дейв. Только потому, что парень живет в этом самом доме, нельзя делать вывод…
– Это еще не все. Старк – тот самый молодой человек, которого засняла скрытая камера на станции метро.
– Что?
– Да, да, шеф. Вы не ослышались. Это он вышел на платформе близ Эрлс-Корт-роуд в компании с нашей милашкой Рейчел.
– А кто установил этот факт?
– Марш и Маллой.
– Как именно они это сделали?
– Они ходили по квартирам, допросили десятки свидетелей, которые ни черта не видели, заодно пару минут поболтали и с ним. Но с тех пор много воды утекло.
Дейли провел рукой по редеющим волосам.
– Да уж, что верно, то верно.
– Так вот, когда всем сотрудникам показывали пленку и когда Марш и Маллой ухитрились выкроить время и тоже на нее взглянули, они в один голос заявили, что это Роберт Старк и никто иной.
– Понятно. – Дейли принял к сведению информацию, сообщенную Смитом. – А как обстоят дела с нашей красоткой? Есть что-нибудь на эту самую Рейчел?
– Пока ничего.
– Что ж, тогда давайте раскручивать дело пункт за пунктом. Коль скоро мы вышли на Старка, кто знает, на кого нас выведет он?!
Роберт усадил Лауру в кресло и стал перед ней на колени. Он сжал руки девушки и произнес:
– Прости меня.
– Но почему? С какой это стати ты просишь у меня прощения? В том, что случилось, твоей вины нет. Это я во всем виновата. Как я могла…
– Не будь глупышкой.
– …оказаться такой дурой набитой?
Она отвернулась от него. Тогда он выпустил ее руки и распрямился во весь рост. Ему трудно было поверить, что одним своим видом он может вызывать у людей ужас. Но именно ужас стоял в глазах Вернона Лоренцо, когда тому оставалось жить всего несколько мгновений. И виной тому был он, Роберт Старк. Признаться, он и сам уже стал побаиваться черных грозовых туч, которые временами застилали горизонт его сознания.
– Нет, в самом деле, Роберт – сказала Лаура, – я чувствую себя самой большой дурой на свете. Я хочу сказать, что в былые дни между нами существовала договоренность – никаких особых привязанностей, никаких осложнений, никаких расставаний со скандалами и руганью. Ведь так, кажется, мы условились? По идее, мы должны были всего этого избегать, не так ли?
Она говорила сущую правду, и Роберт с ней согласился, но с оговоркой:
– Даже самые хорошие планы временами…
– Но, как я догадываюсь, мы затеяли очередную игру, потому что, по большому счету, все эти договоры – один сплошной обман. – Лаура опустила глаза и едва слышно добавила: – По крайней мере с моей стороны.
Она подняла на него глаза и стала ждать ответа. Она очень надеялась услышать от Роберта, что и он испытывает аналогичные чувства. Но Роберт уставился пустыми глазами на видневшийся из подвального окошка кусочек улицы и молчал. Лауре даже на мгновение показалось, что он не слышал ни слова из того, что она только что ему говорила.
– Поначалу я не хотела в это верить. Мне нравилось это своеобразное соглашение, и я не хотела ничего в нем менять. Но сердцу не прикажешь, и я подумала: а вдруг ты тоже только делаешь вид, что играешь в эту глупую игру, вдруг тебя тоже обуревают чувства?! Как это было наивно с моей стороны! – произнесла она с горечью. – В самом деле, ведь не обязан же ты меня любить только потому, что я испытываю к тебе это чувство!
– Лаура, я прошу тебя!
– О чем ты меня просишь?!
– Прекрати.
– Ты хочешь сказать, прекрати изображать из себя дуру? Господи Боже мой! Да какая разница? Я уже и так наговорила и совершила столько глупостей. что хуже не будет!
Роберт поцеловал ее. В первую секунду она попыталась уклониться от его поцелуя и попятилась, но он с силой прижался своим ртом к ее губам, и слабое сопротивление было подавлено в зародыше. Лаура положила руки ему на плечи и всем своим существом отдалась поцелую, вкус которого был солоноват из-за струившихся по ее щекам слез. Когда же Роберт оторвался наконец от нее, она в замешательстве провела рукой по лбу, заморгала и прошептала едва слышным голосом:
– Ну вот, сам рассуди – разве я не законченная дура? Как видишь, на меня снова нашло.
– Ты знаешь, – сказал между тем Роберт, – оказывается, можно любить двоих. Но по-разному. В сущности, в моих словах ничего удивительного нет – всякая настоящая любовь столь же индивидуальна. как отпечатки пальцев.
Лаура откашлялась.
– Я знаю, – произнесла она с сомнением. – Но я, увы, ужасно жадная. Я выиграла в лотерею, но сама мысль, что мне предстоит делиться выигрышем, убивает меня. Я желаю получить выигрыш целиком.
– Я тебя понимаю.
Она покачала головой.
– Ни черта ты не понимаешь, Роберт. Что, по-твоему, я стану без тебя делать?
– Tы меня забудешь, – улыбнулся молодой человек.
– Нет, не забуду.
– Сейчас, возможно, тебе это покажется жестокостью с моей стороны, но настанет день, когда ты станешь меня за это благодарить. Когда страсти поутихнут, ты сможешь взглянуть на наши отношения другими глазами…
– Другими глазами? – перебила его девушка. – Когда поутихнут страсти? Но это невозможно. Ведь я люблю тебя, Роберт как ты не понимаешь?!
– Но ты же не будешь всегда меня любить?
Лаура не знала, расплачется ли она сейчас или рассмеется, поэтому она от него отвернулась.
– Это не просто треп о любви с моей стороны, – сказала она. – Не стану отрицать, что я тебя люблю, и утверждать, что не это для меня главное. Но учти: помимо всего прочего, я еще и твой лучший друг, Роберт. И ты, стало быть, считаешь, что и любовь, и дружбу можно вот так просто взять и выкинуть из памяти?
Роберт опустил глаза и принялся разглядывать ковер.
– Твое и мое будущее – вещи несовместимые. Она дала мне вечность!
Лаура решила, что Роберт собирался сказать: «Она ждала меня вечность», но, видимо, оговорился. Она пожала плечами и, не придав его словам значения, воскликнула:
– Но дело ведь не в том, что я хочу тебя и люблю. Ты и все, что с тобой связано, уже сделалось частью меня самой, и без этого мне не обойтись как без воздуха.
Роберт смутился. С каждым новым страстным заявлением Лауры он испытывал все большую и большую неловкость. Но стыд – это не самое страшное наказание. Он глубоко вздохнул и сказал:
– Хорошо, Лаура. Мне необходимо сообщить тебе одну очень важную вещь, и я хочу, чтобы ты меня выслушала. Сможешь ли ты это сделать?
– Конечно, почему же нет?
Роберт оглядел свои более чем скромные апартаменты – жалкую клетушку в подвале, предназначавшуюся для обслуживающего персонала. Через несколько часов он навсегда покинет эту нору.
– Роберт Старк сегодня вечером умер. Он отошел в лучший мир в грязном переулке в момент, когда над городом разразилась гроза. Существо, которое стоит перед тобой, явление совершенно иного порядка. То, что я сохранил привычные тебе имя и внешность, сбивает тебя с толку, но прошу тебя, не верь своим глазам. Человек, которого, как ты утверждаешь, любишь, мертв! Пойми, Лаура, твоего лучшего друга Роберта Старка больше не существует!
Для того чтобы избежать судьбы, уготованной любому смертному, мне пришлось умереть. Мне пришлось избавиться от непрочной и подверженной миллиону разных случайностей человеческой оболочки, чтобы сделаться тем, кем она хотела меня видеть, тем. кем я стал. Суть происходящего заключается в том, что мне пришлось умереть, чтобы обеспечить себе вечное существование.
Говорят, что, когда тело умирает, душа продолжает жить вне своей земной оболочки. Если ты в это веришь, то тебе не составит большого труда принять мои слова: я являюсь физическим воплощением некогда пребывавшего в земной оболочке духа. Я бессмертен!
Роберт сделал выжидательную паузу. Лаура, однако, не засмеялась, не расплакалась, не стала заламывать руки. Она и бровью не повела, лишь повторила его последнее слово:
– Бессмертен?
Роберт кивнул.
– Я буду жить вечно. Рейчел, к примеру, родилась в Лионе 2 января 1789 года. В течение двухсот лет она искала для себя подходящего любовника. И я оказался тем самым человеком, которого она искала. Только не спрашивай, почему ее выбор пал на меня. Я не знаю. Боюсь, что и она сама не имеет об этом представления! Но ведь любовь – явление иррациональное, не так ли? Поначалу все это чрезвычайно меня забавляло, но, как видишь, забавам пришел конец.
Роберта поразило самообладание девушки. Она не подала виду, что ее поразили или хоть немного удивили его слова. Более того, слезы ее высохли, и она смотрела Роберту прямо в глаза.
– Ну, что ты думаешь по этому поводу? – поинтересовался Роберт. – Ты ведь видела, как я гнил заживо, причем это происходило прямо у тебя на глазах совсем недавно. А теперь я выгляжу лучше, чем когда бы то ни было. Ведь ты не знаешь, что и думать, верно? Я, разумеется, не жду, что ты поверишь в то, что я тебе сейчас наговорил, но ведь тебя и в самом деле интересует, как это могло со мной случиться?
– Значит, ты отлично выглядишь только потому, что умер?
Роберт пропустил ее робкий вопрос мимо ушей.
– Я должен поведать тебе еще кое-что важное. Ты ведь читала газеты и знаешь об убийстве Андрэ Перлмана и Дженнифер Колсен? Так вот, расскажу тебе кое-что, о чем ты даже не догадываешься: их убила Рейчел. И Сару, кстати, тоже.
Поскольку Лаура по-прежнему никак не реагировала на сказанное, Роберт задал себе вопрос: о чем все-таки думает в этот момент девушка? Был, разумеется, способ узнать обо всем досконально, но Роберт сразу же отогнал от себя искушение, как только эта мысль пришла ему в голову.
– Теперь я такой же, как она, Лаура, – заявил он как о чем-то само собой разумеющемся. – Я животное, которое живет охотой и убивает, но которое в отличие от других животных усваивает добычу на свой манер – впрочем, столь же основательно, как любой другой хищник усваивает плоть убитого им травоядного. Вот во что я теперь превратился и…
– Роберт? – шепотом обратилась к нему Лаура.
Молодой человек замолчал, не закончив фразы. Судя по всему, его исповедь вовсе не потрясла ее до глубины души.
– Да, – так же тихо отозвался он.
– Прекрати молоть чушь и поцелуй меня.
Рейчел на короткое время оставила гостей в одиночестве. Когда она вновь вернулась в гостиную, то прежде всего осведомилась:
– Скажите, Крис, вы способны оценить прекрасное?
Вопрос Рейчел поставил Криса в тупик. Он взглянул на Кэтрин, пожал плечами и, подумав, ответил:
– Думаю, что смогу.
– В таком случае, что вы думаете об этом? – Рейчел подняла правую руку и продемонстрировала кинжал с клинком, имевшим никак не менее восемнадцати дюймов в длину. Крис и Кэтрин одновременно попятились от нее и оказались рядом с высоким французским окном. Там, на улице, по-прежнему шел дождь, и ветер пригоршнями бросал россыпи водяных брызг в стекло. Рейчел медленно подошла к остолбеневшей парочке.
– Он острый, как скальпель хирурга, – заверила она их и провела указательным пальцем по режущей кромке. – Это подлинное произведение искусства. Кинжал изготовлен в соответствии с предъявлявшимися к нему довольно специфическими требованиями и предназначен для выполнения некоей весьма любопытной миссии. Но мне, насколько я понимаю, нет смысла вам об этом рассказывать, не правда ли?
– По вполне понятным причинам я весьма удивлен, что это оружие хранится именно у вас, – осторожно сказал Крис.
– Я коллекционирую произведения искусства, да и просто красивые вещи, мистер Лэнг. А дополнительный смысл, который был вложен мастером в этот клинок, только увеличивает его цену.
Крис и Кэтрин были загнаны в угол. Рейчел отрезала им путь к отступлению. Она постучала острием кинжала о край мраморной пепельницы, стоявшей на маленьком столике. Кэтрин напряженно следила за тем, как свет играет на полированной поверхности стали.
Рейчел улыбнулась и взглянула на Криса:
– Знаете, кого вы мне напоминаете? Вашего отца. Когда я встретилась с ним в городишке Берроуз в штате Виргиния, у него в глазах было точно такое же выражение, как у вас сейчас. В вашем взгляде читается страх и волнение от того, чему вы стали свидетелем, но эти два чувства неотделимы друг от друга, и неизвестно, чего из них больше.
Крис подошел к Кэтрин и, успокаивая, нежно обнял девушку за плечи. Этот жест позабавил Рейчел.
– Как трогательно, – произнесла она. – Жаль, что вы решили ко мне прийти. Возможно, в будущем вас ожидала бы счастливая совместная жизнь.
– А что нам было делать? Принять все ваши кровавые дела как данность и позволить вам скрыться?
– Если вы полагаете, что так называемые соображения порядочности способны меня растрогать, то ошибаетесь. Мне абсолютно наплевать, что вы думаете или чувствуете. Я просто сказала, что с вашей стороны было глупо сюда приходить. Ваши печали не способны расстроить меня. Чувство вины как таковой у меня отсутствует. Я способна убить вас обоих с той же легкостью, с какой закуриваю или открываю окно.
– Я вам не верю, – запротестовала Кэтрин, на секунду забыв, что необходимо сдерживать свои чувства.
Глаза Рейчел сверкнули.
– Не верите?
Крис молчал. Он знал, что они с Кэтрин находятся во власти этой женщины, а худшего врага трудно было представить. Рейчел подошла к окну.
– Люблю шум дождя, – сказала она Крису и Кэтрин, после чего распахнула створки. Потом она приблизилась к ним. Мужчина и девушка были освещены теплым золотистым светом, лившимся из торшера. Рейчел крутанула лежавший на столике кинжал таким образом, что его рукоятка теперь была повернута к Крису, а лезвие – к ней. Она взяла оружие за клинок и протянула Крису, коснувшись рукояткой его груди.
– Думаю, вы не откажетесь от возможности рассмотреть оружие лично, – прошептала она. – Берите его и помните: если вам вдруг придет в голову мысль воспользоваться этим предметом, действовать вам предстоит очень быстро – быстрее, чем двигаюсь я.
Крис медленно обхватил пальцами рукоять кинжала, и Рейчел улыбнулась. Она отпустила прохладную полированную сталь клинка и шагнула назад. У Криса не было сомнений, что эта женщина способна разить, как молния, – стоило ей только захотеть.
Клинок сверкал, словно зеркало. Мастер старательно отделал и отшлифовал его стороны и украсил лезвие серебром. Крис тихонько коснулся пальцем режущей кромки – она была острой и тонкой, как лазерный луч. По форме кинжал напоминал перевернутое распятие. Рукоять была изготовлена из слоновой кости и покрыта искусной резьбой, изображавшей крохотные человеческие фигурки. Эти маленькие люди из слоновой кости имели искаженные страхом костяные личики, а их одежда напоминала надетые через голову старые мешки и лохмотья. Некоторые человечки напоминали скелеты – так сильно выпирали их обтянутые кожей ребра. Когда он сжал рукоятку, то из-за этого рельефа держать ее было не очень удобно. Крис поднял на Рейчел глаза и понял, что она следит за малейшим его движением.
Охотник на вампиров продолжал держать кинжал таким образом, что острие было направлено в сторону хозяйки дома. Ветер вздувал кремовые шторы и сотрясал стекла. Временами потоки дождя врывались россыпями мелких капель в комнату и оставляли пятна на дорогом иранском ковре.
– Вы – убийца, – сказал Крис, обращаясь к Рейчел, – что бы вы о себе ни говорили.
Такая оценка разозлила Рейчел.
– Это все детали, причем не самые существенные. Но если ваш мозг не в состоянии придумать что-нибудь более оригинальное, может быть, есть смысл забрать его себе? Глядишь, под моим руководством он станет функционировать с большей отдачей? На мой взгляд, вы неправильно используете свои мыслительные способности.
Крис угрожающе пошевелил острием, но они оба слишком хорошо знали, что, если дело дойдет до стычки, мгновенная реакция Рейчел позволит ей одержать верх. Скорее всего Крис увидит ее руки только в тот момент, когда она будет наносить ему разящий удар.
– Вы вобрали в себя так много человеческих жизней. Остается только удивляться, что вы напрочь лишены сочувствия. Или жестокость являлась превалирующим качеством характеров тех людей, которых вы убили и чьи мозги благополучно усвоили?
Рейчел улыбнулась.
– Вам лучше знать. Были ли, к примеру, ваши родители жестоки? Или Дженнифер Колсен – может быть, ее стоит именовать жестокой виолончелисткой? Должна вам сказать, что меня прежде всего интересовали те человеческие качества, которые делали этих людей интересными в моих глазах. Мне приходилось действовать очень осторожно, чтобы ненароком не заполучить наряду с полезными свойствами того или иного индивидуума самые банальные человеческие сантименты.
– Однако ваше отношение к Роберту Старку опровергает эти слова.
– Может быть, отчасти. Хочу вам напомнить, что с любовью справиться трудно. По крайней мере ни один из известных мне смертных не смог этого сделать. Это слишком великая сила, чтобы ею управлял жалкий человеческий мозг. Любовь – это вам не просто пара игроков, выступающих за одну команду. Любовь – это звезда…
Крис не знал, говорит ли Рейчел правду о себе или лукавит. Лично его чувство такой силы не посещало ни разу. Он вгляделся в лицо женщины – за ее спиной ветер вздымал бежевые шторы к самому потолку.
– Моя любовь к Роберту – это нечто такое, что вы в силу ограниченности просто не в состоянии оценить. Вы не представляете, что значит отдать свою любовь другому существу навсегда. Когда я говорю «навсегда» – это означает «навсегда», без преувеличения и аллегорий. Когда люди женятся, брак считается удачным, если им удается прожить пятьдесят наполненных скромными радостями лет. Мы же с Робертом будем делить чувство, которое не потускнеет с годами и не превратится в свою противоположность, как это часто бывает у людей. И всякий, кто попытается этому воспротивиться в той или иной форме, будет считаться преступником. Надеюсь, вы согласитесь, что мешать любви – преступление?
– Да вы не в себе!
– Нет, просто я влюблена.
В комнату с протяжным воем ворвался ветер, и вслед за ним послышался гром. Молния светлой дугой расколола небо.
Крис вовсе не планировал свой выпад. Сработал инстинкт, а также ненависть и ярость, терзавшие его подсознание. Он бросился вперед и нанес женщине страшный удар в грудь, вложив в него всю свою недюжинную силу, помноженную на вес. Рейчел не вздрогнула, не отступила, но продолжала стоять, несокрушимая, словно скала. Вес Криса, сила его удара, а также скорость, с какой он двигался, должны были, вне всякого сомнения, повергнуть Рейчел на пол. Однако этого не случилось. Крис, вогнав кинжал по рукоятку в грудь Рейчел, не знал, что ему делать дальше, он даже убрал левую руку, поскольку наносил удар двумя руками, но в этот момент пальцы его правой руки, сжимавшие рукоять оружия, оказались схвачены другими, куда более сильными, хотя и очень тонкими пальцами.
Кэтрин в абсолютном молчании следила за происходящим – от охватившего ее волнения и неожиданного поступка Криса она лишилась дара речи. Крис, пораженный не менее Кэтрин, видел прямо перед собой торчавший из груди женщины кинжал, кровь, которая хлестала из раны, струилась вниз, окрашивая одежду Рейчел в алое. Он перевел взгляд на лицо женщины, но не обнаружил на нем ни малейшего признака шока или боли.
Очень спокойно, будто ничего не произошло, она сказала:
– Неужели вы действительно думали, что в состоянии меня уничтожить? Разве долгие годы исследовательской работы пропали даром, и вы вдруг уверовали в глупейшую легенду о волшебном клинке? Стыдно, доктор Лэнг!
Разговаривая, она продолжала прижимать все сильнее и сильнее пальцы Криса к резной костяной рукоятке. Крис почувствовал, как неровности и заостренные элементы резьбы стали впиваться в кожу и плоть его правой руки. Крис попытался было разжать ее пальцы своей левой рукой, но у него ничего не вышло. Он поморщился от боли.
– Но если кинжал не способен вас поразить, – заговорил он, стараясь не подавать виду, что ему больно, – что тогда?
Вопрос Криса, по-видимому, доставил Рейчел большое удовольствие. Она улыбнулась и произнесла:
– Для вас «что тогда?» не существует Вы не в состоянии причинить мне вред. Мифы и легенды, которые окружают жизнь мне подобных, ни на йоту не отступают от истины, расписывая ужасы, которые мы способны навлечь на простых смертных. Но когда речь заходит о средствах борьбы с нами, приходится признать, что все россказни далеки от реальности. Это всего лишь вымысел, рожденный отчаянием. Люди выдают желаемое за действительное. Такого рода домыслы не более чем фикция, позволяющая, впрочем, не замечать печальной истины.
Она снова с утроенной силой сдавила прижатые к рукоятке кинжала пальцы Криса и в мгновение ока расплющила и переломала ему кости. Кэтрин едва не задохнулась от ужаса, услышав негромкий, но от этого не менее страшный хруст. Крис почувствовал, что ему не хватает воздуха, чтобы открыть рот и завопить во всю силу легких. Между тем Рейчел стала извлекать засевшее у нее в груди лезвие, одновременно размазывая по рукоятке то, что осталось от пальцев Криса. Она наслаждалась его болью, вбирая ее всем своим существом. Затем она резким движением отшвырнула окровавленный клинок подальше от себя. Одновременно раздался хлопок, который показался Кэтрин громовым раскатом, – это сломалась в запястье рука Криса. Кинжал со звоном упал на паркет, и повисшая окровавленной тряпкой кисть правой руки охотника на вампиров получила свободу. Кровь отхлынула от щек Криса, его ноги подкосились – он сделал пару неверных шагов и с грохотом рухнул на пол. Кэтрин поспешила к нему. Она встала на колени рядом с его распростертым телом, изо всех сил пытаясь скрыть растерянность и страх. Рейчел с интересом разглядывала скорчившуюся на полу парочку и, казалось, не обращала ни малейшего внимания на собственную страшную рану.
– Неужели вы думали, что после того, как встречу своего избранника, я позволю кому бы то ни было встать между нами? Нет; вы не в состоянии понять, что он для меня значит А между тем он единственное мое спасение от вселенского одиночества.
Она начинала свирепеть, глаза ее заблестели, а пальцы стали загибаться к ладони, словно когти хищной птицы. Заметив, что она двинулась к ним с Крисом, Кэтрин еще теснее прижалась к своему поверженному другу.
– Согласитесь, что настоящий, пронизывающий насквозь страх – это тоже в своем роде ценный опыт? – прошептала Рейчел. – Примерно такое же чувство охватывает тебя, когда ты смотришь в глаза вечности и сознаешь, что противостоишь ей одна-одинешенька! Так я и жила на протяжении двух веков и не верила, что найдется существо, способное скрасить мое одиночество и разделить мою судьбу.
Она оглядела холодным взглядом жалкую пару – эти люди, казалось, уже примирились со своей судьбой: об этом можно было судить по их мертвенно-бледным лицам.
– Разумеется, многое из того, что я совершила, покажется вам… хм… сомнительным. Но много было и уникального. Я была знакома с царем Николаем и встречалась с Джоном Кеннеди. Я сконцентрировала в себе знания и умения великого множества одаренных людей – артистов, художников, лингвистов, ученых, преступников, солдат, музыкантов… по большому счету, нет такого дела на свете, к которому я бы не имела отношения…
Когда я завожу с человеком спор, мой противник обречен. Я умею балансировать на тонкой грани правды и вымысла, имею тысячу аргументов «за» и «против» любого доказываемого тезиса, а потом могу с легкостью менять убеждения и поддерживать любую из спорящих сторон, не погрешив при этом ни на йоту против истины, которая, как известно, понятие изменчивое и сложное. В моей голове заключена огромная библиотека из воспоминаний многих людей – выдающихся деятелей разных эпох. Даже ничего больше не прибавляя к этому собранию, я могу бесконечно перебирать мысли и чувства ставших частью моей натуры личностей. Иногда мне приходилось принимать решения, обрекавшие на смерть тысячи людей. Я не раз получала крупнейшие премии в мире по литературе и искусству. Меня неоднократно насиловали, но и я насиловала тоже. Я участвовала во многих войнах, поддерживая одну и другую противоборствующие стороны одновременно. Я была жестока и неразборчива в выборе жертвы, как средневековая чума, но временами я ради разнообразия изображала святую, и тогда я беззаветно отдавала все свое существо и накопленные душевные богатства делу помощи бедным, сирым и убогим. Я одновременно фанатичная мусульманка и сионистка со склонностью к террору. Я проститутка, я отец, я мать, я ученый, сделавший открытия, достойные Нобелевской премии.