Блистательные дикари

Ночь любви между Робертом Старком и Лаурой Кейлор оказалась поразительным откровением для обоих. Он проводил пальцем по ее коже, прокладывая дорожку среди крохотных капелек пота. Другие, более крупные капли причудливым узором покрывали их обнаженные тела, скапливаясь малюсенькими лужицами в малейших углублениях их тел. В комнату Роберта, расположенную в подвальном помещении, постепенно проникал дымный свет утра. Роберт лежал на спине и смотрел вверх на Лауру. Она вздохнула. Ее знаменитые волосы цвета меди были отброшены за спину и в странном полусвете утра имели скорее кровавый, нежели медный оттенок. Их тела были влажны и горели.

Они только что оторвались друг от друга и упали во влажные простыни со слабой надеждой, что появится хотя бы легкий ветерок, который охладит их разгоряченную плоть. Но их пальцы все еще продолжали действовать – они соприкасались и переплетались, словно приветствуя друг друга.

– Терпеть не могу жару, – сказала она и, вздохнув, прикурила сигарету. Затем встала и подошла к окну, из которого струился слабый предутренний свет. – Вот и говори после этого, что Лондон – холодный, мрачный и сырой город. Сейчас он больше напоминает Флориду.

– За исключением того, что во Флориде свежий воздух.

Мимо чуть слышно прошуршала машина.

– У меня все тело щиплет, – сказала Лаура.

– Что ж, я старался.

Она щелчком сбросила пепел за окно и повернулась к нему, ухмыляясь во весь рот:

– Что верно, то верно, Роберт.

Затем она прошла к магнитофону, порылась в кассетах и поставила «Нью-Йорк» Лу Рида.

– Как ты думаешь, что произойдет, если кто-нибудь из нас влюбится? – поинтересовалась она.

– Друг в друга?

– Возможно. Или в кого-нибудь другого.

Роберт покачал головой и вопросительно на нее посмотрел:

– Я не слишком хорошо понимаю твой вопрос.

– Я хочу сказать, будем ли мы тогда жалеть о том, что делали сейчас?

– Про себя могу сказать, что я ни о чем жалеть не стану.

Она ткнула в его сторону пальцем.

– Ты не можешь об этом знать. Это тебе сейчас так кажется.

Роберт взглянул на их одежду, разбросанную в беспорядке на полу. Интересное дело, их вещи переплелись между собой, как недавно переплетались их тела, когда Роберт и Лаура разделись и легли в постель.

Лаура докурила и вернулась к кровати, после чего расположилась рядом с Робертом. Сначала она поцеловала его в плечо, затем – в шею и лишь потом – в губы.

– Итак, – промурлыкала она, хитро улыбаясь, – готов ли ты к тому, что я задумала?

– Это зависит от того, что именно ты задумала! Впрочем, если со мной хорошо обращаться, я думаю, у меня получится.

– Я буду очень хорошо с тобой обращаться. Обещаю, – заверила его девушка. – Только хочу тебе напомнить старую истину: если орган не болит, значит, он не действует:

– Никогда не разделял мнение о том, что «без труда не вынешь и рыбку из пруда».

– А теперь придется.

Потом она задремала. Он прикрыл ее нагое тело тонкой простыней и принялся поглаживать его. Иногда, когда они с Лаурой шли по улице, Роберту нравилось наблюдать, как мужчины реагируют на его возлюбленную. Некоторые из них прямо-таки прилипали глазами к ее фигуре, а некоторые просто застывали на месте, открыв рот. Женщины в ее присутствии наливались ревностью и злобой, но Лауру, казалось, именно это забавляло более всего. Она ничуть не походила на милых жеманниц, заботившихся о своих диетах и поломанных ноготках, а скорее напоминала роскошную шлюху, особенно если хотела подчеркнуть свою привлекательность.

Когда Роберт проснулся, было начало седьмого. Жара в комнате стала еще сильнее, и было понятно, что термометр в это утро показывает гораздо более высокую температуру, чем обычно. Он отправился на кухню, приготовил себе чашку кофе и вернулся в спальню в тот самый момент, когда зазвонил будильник.

– О Боже, Роберт, выключи его! Поскорее!

Он потянулся к часам, но так неудачно, что задел их рукой и сбил с прикроватного столика на пол. Звон будильника дребезжащим эхом разнесся по комнате.

– Прошу тебя, Роберт, выключи его, выключи! – закричала девушка и спрятала голову под подушку.

Роберту наконец удалось нажать на кнопку. Девушка высунула голову из-под подушки и отчаянно замигала, встретившись с утренним светом, уже вовсю заливавшим спальню.

– Я ужасно себя чувствую, – сказала она со стоном и зевнула. – Сегодня я буду выглядеть, как самая настоящая потаскуха!

– Так и будет, принимая во внимание, что всю ночь ты вела себя самым развратным образом.

– Роберт Старк! – возмущенно закричала она и запустила в молодого человека подушкой. – Как ты смеешь! В следующий раз, если ты меня выведешь из себя, я тебе кое-что отрежу!

– У меня такое ощущение, что ты уже сделала это.

– Я хочу кофе.

– Сейчас принесу тебе чашечку.

Роберт хозяйничал на кухне, когда там появилась Лаура в одной из его рубашек, надетой прямо на голое тело. Девушка потягивалась и пыталась привести в порядок свои пышные волосы. Она уселась за стол, придвинула к себе чашечку с ароматным кофе, который уже приготовил для нее Роберт, и спросила:

– Слушай, мы и в самом деле вели себя ночью аморально?

– И это ты меня спрашиваешь? И в такое время? Откуда, скажи на милость, мне знать? Да и почему я, черт возьми, должен об этом думать?

Лауре нравилась игра, в которую они играли с Робертом. Джек Кларк как-то заметил, что по отношению к Роберту она ведет себя скорее как мужчина нежели женщина, но что с того? Джек настолько уверовал в свою теорию, что разубеждать его было бы просто неразумно. Что же касается ее якобы мужеподобного поведения, то если бы Джек сказал, что она ведет себя, как робот, – ей и на это было бы наплевать. Главное, чтобы ей было приятно. А если она ведет себя не совсем как то подобает женщине, – что ж, значит, так тому и быть.

Роберт жил в многоквартирном доме, находившемся в северной части квартала Леннокс-гарденс у церкви святого Колумба. Поскольку в доме имелись всего четыре приличные квартиры, швейцар в галунах при входе, естественно, не стоял, зато роль консьержа вполне сносно выполнял Роберт. За это он получал небольшую зарплату, а также бесплатное жилье в подвале здания. Все свободное время, которого у него было в избытке, он посвящал написанию бесконечного романа. Рукопись эта напоминала линию горизонта: независимо от того, какими темпами он продвигался к концу произведения, финал по-прежнему оставался недосягаемым.

Квартиру над Робертом – на первом этаже, самую маленькую в доме, но довольно просторную по лондонским стандартам – занимали Годфри и Мэри Пик. Глава семьи, мистер Годфри Пик, в свое время – когда банковским делом еще заведовали джентльмены, – служил в коммерческом банке. Квартира на втором этаже – самая лучшая и просторная в доме – принадлежала Рейчел Кейтс. В качестве консьержа Роберт, разумеется, поднимался к ней, но никогда не проникал в ее апартаменты дальше прихожей. Уединенная и, пожалуй, скрытная жизнь мисс Кейтс возбуждала многочисленные сплетни и слухи.

Над мисс Кейтс проживал Лоренцо. Вернон Лоренцо был урожденным ньюйоркцем, который работал в лондонском филиале своего банка. Роберт знал, что ему тридцать девять лет; поскольку Кэсси, жена Вернона, на удивление хорошо выглядящая, постоянно твердила о том, что ее муж озабочен предстоящим юбилеем, посвященным круглой дате.

– Вернон прямо-таки лишился сна, не говоря уже о том, что у него начали выпадать волосы, – и все по причине этого юбилея, – имела обыкновение говорить она.

У Вернона и Кэсси Лоренцо имелись двое детей и собака. Кевину было десять, а Мелиссе – восемь. Мопс звался Никсоном.

На самом верху жили Чарльз и Агата Сэндберг. Они любили сидеть в своей обширной гостиной и глазеть вниз, на район частных садов, из которых состоял центр квартала Леннокс-гарденс. Для того чтобы выяснить, кто именно сидит на скамейках или прогуливается по дорожкам парка, Агата Сэндберг частенько брала бинокль. Если бы сторонний наблюдатель глянул вниз из квартиры Сэндбергов, он бы наверняка отметил, что многочисленные автомобили, поставленные радиаторами к ограждению парка, напоминают яркие металлические лепестки, расходящиеся веером от ярко-зеленой сердцевины.

Вернон Лоренцо вышел из дому и сразу погрузился во влажную атмосферу жаркого утра. Он с удовольствием глубоко вдохнул – можно было подумать, что находишься в самом центре какого-нибудь альпийского лужка. На нем был идеально сидевший новенький костюм. Судя по всему, своему портному хлопот он почти не доставлял, поскольку всегда находился в отличной форме благодаря бегу и теннису, не говоря уже об игре в футбол и плавании. Кэсси кормила его почти исключительно зеленой фасолью и йогуртами, которые он запивал свежими фруктовыми соками.

Волосы мистера Лоренцо отливали иссиня-черным цветом, и, по мнению Роберта, с ними у американца было все в порядке, что бы там ни говорила Кэсси. По поводу предстоящего сорокалетия тоже волноваться не приходилось, потому что по виду Лоренцо можно было дать не более тридцати. Рубашка его обладала стойким иммунитетом ко всякого рода складкам и морщинкам, а ворот ее украшал синий галстук в мелкий белый горошек. Галстук был прикреплен к сорочке золотой булавкой. Он повернулся к Роберту, который усердно драил латунную панель переговорного устройства, и лаконично спросил:

– Доволен?

– Что вы сказали?

Лоренцо подмигнул ему.

– Какого черта вы здесь делаете, Старк? Почему не найдете себе более приличной работы? Разве вы не знаете, что люди больше не читают книг? Они смотрят кино и принимают наркотики. Так-то.

С этими словами он прошел мимо. Роберт заслонил глаза от солнца ладонью и проследил, как тот усаживался в автомобиль, принадлежавший его учреждению. Лоренцо никогда не упускал возможности указать Роберту на его место, и тот никак не мог понять, зачем он это делает.

Дурной сон все еще преследовал Рейчел, оставив после себя неприятный осадок, подобный тому, как остается запах после подгоревшего тоста. Привидевшееся по-прежнему волновало ее и наполняло душу печалью, хотя она изо всех сил пыталась отделаться от этого ощущения и сосредоточиться на чем-нибудь другом.

Она приняла ванну и, не вытираясь, проследовала на кухню. Здесь было удивительно чисто и просторно. Она включила телевизор и сразу же наткнулась на прогноз погоды. Комментатор с торжественным видом пророчил засуху. С минуту послушав, она прошла в гостиную и остановилась у открытого окна. Уже сейчас Лондон умирал от духоты и жары: отовсюду доносился запах гнили. Под низким, внушающим страх слоем грязно-желтого тумана едва передвигались измученные непривычно долгой жарой, задыхающиеся и обливающиеся потом люди. Небо во всем его величии и чистоте все еще существовало, но только не для несчастных лондонцев. Что же касалось дождя…

Рейчел позволила себе улыбнуться по поводу болтовни комментатора о засухе. Для нее это слово прежде всего ассоциировалось с бедствиями библейского масштаба, происходившими обыкновенно в обнищавших африканских странах, пораженных эпидемиями. Оно не имело ничего общего с ограничениями, налагавшимися властями Кента на полив лужаек.

Когда Рейчел наконец обсохла, она натянула на себя зеленое обтягивающее платье и вышла на улицу. Ее плеч тут же коснулись обжигающие лучи: солнце изо всех сил пыталось пробиться сквозь слой грязного смога, висевшего в воздухе.

В этот момент из дома вышел Роберт с множеством черных пластиковых пакетов для мусора, набитых доверху. Рейчел проследила за тем, как он бросил свою ношу на тротуар рядом с другими мешками, подготовленными для мусорной машины.

– Мерзкая работка, – неожиданно произнесла она, чем несказанно удивила юношу.

Он резко повернулся и увидел Рейчел, стоявшую неподалеку. Роберт выжидательно промолчал и непроизвольно смахнул пот со лба тыльной стороной ладони.

Потом, чтобы сказать хоть что-нибудь, а не стоять истуканом, он заговорил об уборке мусора:

– Мерзко будет потом, когда эти мешки перестанут вывозить. Дело в том, что мусорщики грозят забастовкой. Может быть, мусоровоз подъедет сегодня в последний раз, а затем – перерыв на неопределенное время.

– Черт бы побрал этот город! – воскликнула Рейчел.

Вой сирен не смолкал ни на минуту. Это сигналили автомобили, имевшие право на внеочередной проезд по запруженным улицам. Роберт изнемогал от жары и духоты и с завистью взирал на жиличку со второго этажа, которая, судя по всему, в этом пекле чувствовала себя вполне комфортно. Заодно он обратил внимание, насколько рельефно выделялись ее формы под обтягивающим платьем, и из скромности отвел взгляд.

– У вас все нормально, мисс Кейтс?

– Что вы имеете в виду?

Роберт кашлянул.

– Вы хорошо устроились в нашем доме?

– Да, спасибо, отлично. А вы?

Роберт нахмурился и переспросил:

– Извините?

– А как вы устроены? Как живете?

Роберт застенчиво улыбнулся и на всякий случай неопределенно кивнул.

– Я имела в виду вашу писанину, – объяснила свой вопрос Рейчел.

– А откуда вы узнали, что я что-то пишу?

– Слухами земля полнится.

Подобный обмен любезностями выходил за рамки обычных отношений между жильцами. Рейчел считалась холодной и необщительной эгоисткой. Никому из жильцов до сих пор не удалось вовлечь ее в беседу. Многие расценили бы как большое достижение, если бы им удалось добиться от нее обыкновенного «здравствуйте».

– Ну так как продвигается ваша работа?

– Хорошо.

– В самом деле?

Роберт снова улыбнулся и затряс головой.

– Признаться, ничего у меня не выходит. Я хочу сказать, что до завершения еще далеко. Но так, знаете ли, часто бывает у писателей.

– Представления не имею, как это бывает, – призналась она. – Ну и зачем вам все это?

Роберт не понимал, к чему она клонит.

– Так чего вы хотите – славы или денег? – спросила она.

– И слава, и деньги устроили бы меня как нельзя лучше, хотя, боюсь, ни то, ни другое мне не светит. Но я, честно говоря, всегда стремился к…

Тут он смутился и замолчал.

– Стремился к чему? – потребовала она ответа.

– Трудно сказать. Ну, к примеру, хотел сделать себе имя, заработать определенную репутацию, если хотите.

– Понятно. Иначе говоря, хотите урвать небольшой кусочек бессмертия?

– Точно.

Пока они беседовали, Роберт пытался представить себе, как Рейчел заполняет свое существование, устраивая благотворительные балы и лотереи ради каких-нибудь несчастненьких, но у него ничего не вышло – облик жилички не соответствовал всему этому. В таком случае, как проводит свой бесконечный досуг эта богачка? Развлекается с целой армией любовников? А может, просто-напросто день и ночь шляется по магазинам? Неужели ее религия – модные тряпки? Роберт, надо сказать, очень в этом сомневался.

– А что вы поделываете? – неожиданно спросил он, втайне надеясь, что его вопрос не обидит собеседницу.

Она позволила себе улыбнуться наивности молодого человека, и ее улыбка заставила его покраснеть. Тем не менее он продолжал смотреть на нее в упор, пытаясь определить ее возраст. В самом деле, сколько ей? Двадцать пять? Тридцать? Странно, но ее лицо, казалось, будет вечно юным. Можно было с легкостью представить, что, когда Рейчел станет пятьдесят, ей вряд ли будут давать больше сорока.

– Зачем вам это знать, Роберт? Вы ведь не станете возражать, если я буду называть вас Робертом?

– Нет, конечно. А что касается моего вопроса, то мне просто любопытно.

– Не думаю, что все так просто, – сказала она.

– Не понял? – в недоумении замигал он.

– Только не изображайте из себя простачка. Вы думаете, я не знаю, что болтают за моей спиной? Не понимаю, что все вы играете в угадайку?

Роберт пожал плечами.

– Как я уже сказал, мне было просто любопытно.

– Еще бы! – воскликнула она с хитрой улыбкой. – Но только я вам ничего не скажу. Попробуйте догадаться сами!

Глава 3

Стюардесса осторожно шла по салону самолета. «Боинг-747» болтало, как корабль на высокой волне, поэтому девушке, чтобы не упасть, приходилось держаться за подголовники сидений. Некоторые пассажиры так и не смогли уснуть и сидели теперь в полумраке, испуганно вцепившись пальцами в подлокотники. Она смотрела на утомленные взволнованные лица этих людей, которые ждали от нее поддержки и надеялись, что она успокоит их. Поэтому девушка изобразила на лице самую обворожительную улыбку, на какую только была способна, искренне надеясь, что это хоть немного поможет. Там, где пассажиры пытались читать или писать, мерцал слабый свет. Внимание стюардессы привлек человек, сидевший на боковом кресле в третьем ряду от конца салона.

Его глаза были закрыты, и он мелко-мелко вздрагивал. Девушка дотронулась до его плеча. Прежде чем она успела убрать ладонь, мужчина схватил ее за запястье и легонько сжал. Пассажир казался испуганным не на шутку. Секунду они смотрели друг на друга, затем он отпустил ее руку.

– Извините…

Мужчина завозился в кресле, изо всех сил стараясь скрыть нервозность, но у него не вполне это получалось.

– У вас все в порядке? – осведомилась стюардесса.

– Да… конечно. Просто мне привиделся дурной сон. Кошмар, знаете ли, – пробормотал он, старательно избегая смотреть ей в глаза и шаря по карманам в поисках сигарет, которые, как ей удалось заметить, находились в нагрудном карманчике его рубашки.

– Вам что-нибудь нужно?

Он поднял на нее глаза – казалось, он уже начал успокаиваться, – и отрицательно помотал головой.

– Нет, спасибо. Это всего-навсего кошмарный сон. Впрочем, благодарю за заботу.

Стюардесса снова нацепила на лицо профессиональную улыбку, чтобы успокоить разволновавшихся пассажиров. Она двинулась вдоль салона, а мужчина встал и отправился в хвост самолета, где располагались крошечные туалетные кабинки. Запершись в одной из них, он сполоснул лицо холодной водой, после чего придирчиво оглядел себя в зеркале. Лампы дневного света, освещавшие кабинку, придавали коже голубоватый, нездоровый оттенок.

Дурной сон по-прежнему стоял перед его мысленным взором, мешая сосредоточиться и как следует подумать. Он попытался отогнать преследовавшие его видения, но безуспешно. Они то исчезали, то возвращались. Крис Лэнг выпрямился и тщательно вытер лицо бумажным полотенцем. Что и говорить, он устал. Сначала его мучил вопрос – дадут ли ему возможность уехать. Ему даже пришлось совершить утомительное путешествие из Сиэтла в Лос-Анджелес, чтобы лично переговорить с Джозефом Коптетом. Как только он получил благословение старика, то со всех ног кинулся в аэропорт покупать билеты до Лондона – пока никто не передумал.

Он вышел из туалета и оказался в тесном коридорчике в хвостовой части «Боинга-747», где его увидела стюардесса. Она поднялась со своего откидного креслица и озабоченно спросила:

– Ну что? Как вы сейчас? Вам полегчало?

– Да, благодарю вас. Решил вот немного привести себя в порядок. У вас найдется что-нибудь выпить?

– Разумеется. Чего бы вам хотелось?

– Самой обыкновенной воды. Или чего-нибудь в этом роде.

Девушка кивнула. Мужчина, стоявший перед ней, был высок и широк в плечах. Ничего удивительного, что ему было неуютно в тесном кресле экономического класса. Дизайнеры концерна «Боинг» почему-то решили, что все люди, путешествующие экономическим классом, более всего напоминают карликов. У него были темные, немного вьющиеся волосы, а на висках проглядывала седина. Стюардесса затруднилась бы определить его возраст. Он или относился к группе тщательно следящих за собой людей, которым за сорок, или принадлежал к поколению тридцатилетних, изо всех сил прожигающих жизнь. На нем была зеленая рубашка из выцветшей хлопчатобумажной ткани с карманами на груди, один из которых топорщился от пачки сигарет. Черты его лица отличались некоторой грубостью: широкий рот, прямой толстый нос, массивный подбородок с вертикальным шрамом длиной примерно в дюйм. Карие глаза смотрели на мир довольно-таки тусклым утомленным взором. Стюардесса, обладавшая немалым опытом общения с людьми, видела такого рода утомленный и тусклый взгляд тысячу раз.

Она налила ему стаканчик перье. Он взял стакан и благодарно улыбнулся.

– Еще раз спасибо. Долго нам еще?

Девушка взглянула на часы:

– Минут через двадцать будем кормить пассажиров обедом. Когда все поедят, до приземления останется какой-нибудь час.

– Отлично. Боюсь, моим ногам не слишком просторно. Администрация компании была просто обязана предусмотреть места для таких здоровяков, как я.

– Администрация все предусмотрела. В первом классе гораздо просторнее.

Девушка улыбалась. Крис кивнул ей и улыбнулся в ответ:

– Судя по всему, они действуют по принципу – чем ты больше, тем больше должен платить. Я правильно говорю?

– Очень может быть. Обещаю переадресовать ваше недоумение представителям администрации. Если я сообщу о вашем замечании представителям администрации, мне, возможно, выдадут премию.

Крис вернулся на свое место в экономическом классе и закурил. Честно говоря, институт с большим скрежетом раскошелился на его поездку в Лондон. И дело было не только в деньгах. Главное – это вопрос доверия – доверия лично к нему, Крису Лэнгу. Парни из института вовсе не хотели подвергать хотя бы малейшему риску репутацию их заведения. Крис отлично это понимал, но нерешительность администрации попортила ему немало нервов. Вот почему ему пришлось лететь через всю страну в Лос-Анджелес, чтобы побеседовать с Джозефом Коптетом. Надо сказать, однако, что убедить старика в своей правоте не составило большого труда.

Крис снова прочитал газетные вырезки, в которых говорилось об убийстве всемирно известного скрипача Андрэ Перлмана и не менее знаменитой виолончелистки Дженнифер Колсен. В некоторых заметках – по-видимому, из скромности – не упоминалось, что делали эти двое в гостиничном номере, другие газеты, напротив, свободно высказывались на этот счет Что же касалось собственно двойного убийства, то Криса более всего озадачивало полное отсутствие информации о некоторых деталях. Было похоже, что власти намеренно пытались кое-что скрыть. На пресс-конференциях журналисты почти не получали конкретной информации от следственных органов. Газетные материалы не отвечали на вопрос: зачем, собственно, полиции понадобилось скрывать ход следствия и имевшуюся в ее распоряжении информацию? Беспомощность журналистов проглядывала буквально в каждой строчке многочисленных газетных откликов на происшествие. Во всяком случае, ему показалось, что дело обстоит именно так, хотя он и не был в этом уверен. Ведь это было всего лишь предположение. Но если он все-таки прав…

«Боинг-747» приземлился в аэропорту Хитроу с опозданием на пятнадцать минут. Взлетные полосы были забиты постоянно приземлявшимися и взлетавшими самолетами. Чтобы пройти таможенный контроль и уладить все формальности, ему понадобилось около часа, после чего он спустился в метро и направился в центр. Когда поезд был уже недалеко от центра города, вагон начал раскачиваться и слегка подпрыгивать на рельсах. Поездка Криса совпала по времени с утренним часом пик, вагон мгновенно заполнили люди с похоронными лицами, и поэтому вагон стал отчасти напоминать стальной, вытянутый в длину гроб. Когда настало время пересаживаться, ему с большим трудом удалось протащить по вагону свой чемодан, постоянно цеплявшийся за дешевые сумочки, тощие портфели и чудовищных размеров рюкзаки юных и не слишком юных туристов, каждое лето наводнявших Лондон. Крис с отвращением втягивал в себя запахи, среди которых доминировали аромат дешевых духов и кислая вонь вспотевших тел. Он выбрался наружу на станции «Виктория», где, по свидетельству путеводителей и знакомых, побывавших в столице Англии, можно было обнаружить множество отелей и гостиниц, которые привлекали не столько своими удобствами, сколько дешевизной. Отель «Монарх» на Белгрейв-роуд оказался дешевым в полном смысле этого слова.

Крис с облегчением швырнул свой чемодан на кровать и направился к грязному окну. Люди, которых он увидел из окна, в это утро занимались самыми обыкновенными для всех людей в мире вещами: слонялись без дела в лучах утреннего, но уже жаркого солнца, сидели в тени на ступеньках общественных зданий, перебрасывались мало что значащими для непосвященного фразами, покуривали и просматривали последние страницы дешевых бульварных газетенок.

Кровать в номере Криса никуда не годилась. Пружины совершенно продавлены, а матрас слишком короток и узок. Стены в номере были окрашены из рук вон плохо, а видавший виды умывальник весьма подозрительно кренился набок. Над умывальником висело приколоченное к стене довольно мутное овальное зеркало, а пол украшал вытертый донельзя ковер, прибитый прямо к полу чтобы скрыть от взглядов обитателей вспучившийся паркет.

В комнате было душно и жарко. Крис принялся медленно распаковывать вещи, раскладывая белье и всякую мелочь по ящикам стоявшего у стены гардероба. Потом он закурил сигарету и извлек из папки материалы по интересовавшему его делу. Разложив их на кровати, он принялся просматривать листы один за другим. Материалы включали в себя отчеты по двойному убийству Колсен – Перлман, а также по аналогичным, на его взгляд, происшествиям, имевшим место в Мюнхене, Чикаго, Токио, Буэнос-Айресе и Нью-Йорке. Помимо означенных дел, в его папке хранилось еще множество, других материалов, собранных за долгие годы и объединенных по единственному признаку – методу совершения преступлений.