Превышение полномочий

Катерина рассмеялась:

– Ну уж раз начальство вам приказало, то так и быть – провожайте.

Неожиданно для Мечислава Николаевича Катерина Степановна пригласила его к себе, на чай. Жила продавщица шляп в меблированных комнатах на углу Николаевской и Свечного переулка. Жилище барышни было маленьким, но чистеньким и опрятным. Коридорный принес самовар, хозяйка разлила чай по чашкам, Кунцевич выложил на стол купленные по дороге баранки и пастилу.

Сидели и болтали о пустяках.

Вдруг Катя спросила:

– Мечислав Николаевич, а злодея, который мадам Штрундман убил, нашли?

– Нашли-с. И арестовали. Я, некоторым образом, принимал в этом участие, но многого сказать не могу. Тайна следствия-с.

– Ой! Вы знаете, как мне стало страшно после того, как Изабелла Людвиговна мне про убийство рассказала. Задержись я чуть подольше, он бы мог и меня… Я как об этом подумаю, так спать не могу. Кто же убийца?

– Нам говорить не положено, но вам, так и быть, скажу. Бывший лакей. Убил и ограбил.

– А много ли ограблено?

– Много-с. Десять тысяч. Хозяин накануне вынул деньги из банка, собирался прикупить имение в Новгородской губернии.

– Скажите, пожалуйста! А как же вам удалось найти злодея?

– Все дело в опыте. Как говорил поэт – опыт, сын ошибок трудных. Видите ли, милостивая государыня, по статистике…

Время приближалось к полуночи. После того, как Катя несколько раз выразительно посмотрела на настенные часы, сыщик стал собираться.

– Пойду-с.

– Ступайте, приятно было познакомиться.

– Мне тоже.

Пока он надевал пальто, Катя держала в руках его котелок.

– Могу ли я рассчитывать на продолжение знакомства? – спросил Кунцевич.

– Почему нет. Заходите.

– Скажите, а вы театр любите?

– Люблю-с.

– Тогда, может быть, в следующее воскресенье сходим?

– С удовольствием.

Отношения у них развивались ни шатко ни валко. Катя сходила с ним в театр, позволяла иногда вечерами провожать ее до дома, с удовольствием принимала подарки, но в гости больше не приглашала. Кунцевич страдал.

Впрочем, часто встречаться с зазнобой у сыскного надзирателя не получалось – сильно мешала служба. Вот и сегодня он вместо того, чтобы спать дома после суточного дежурства, трясся в вагоне конки, направляясь на Литейный в Окружной суд к судебному следователю на допрос по делу Штрандман.

И вдруг у подъезда суда он встретил Катерину Степановну.

Увидев сыщика, Катя аж вздрогнула от испуга, но тут же пришла в себя и протянула для поцелуя руку.

– Здравствуйте, Катенька. – Кунцевич приложился к холодным пальчикам. – Вы как здесь?

– Вызывали.

– К Веберу, по убийству?

– Да.

– Долго он вас пытал?

– Да почитай час. Пойду я, Мечислав Николаевич, а то хозяйка и так ругается. Вы вечерком сегодня не заглянете?

– С удовольствием.

– Буду ждать.

Счастливый сыскной надзиратель взлетел на второй этаж и, рисуя в голове приятные картины предстоящего свидания, направился к камере следователя десятого участка статского советника Николая Конрадовича Вебера.

Дверь оказалась запертой. Кунцевич несколько раз дернул ручку, а потом обратился к проходившему мимо сторожу:

– Эй, любезный, а где их высокородие, не знаешь?

– На происшествие изволили убыть. Если вас вызвали, то вы обождите.

– Да, долго же мне ждать придется, он ведь только уехал.

– Почему только уехал? Их с самого утра не было.

– Как не было? А барышню кто же сейчас допрашивал?

– Какую барышню? Вы чего-то путаете, милостивый государь. Николая Конрадовича с утра нет, и стало быть, никаких барышень он сегодня допрашивать не мог.

Кунцевич стал растерянно озираться по сторонам.

Потом подошел к окну и прислонился головой к холодному стеклу. В это время к кабинету, тяжело дыша и отдуваясь, подошел Вебер. Его письмоводитель плелся сзади, таща огромный портфель.

– Вы ко мне?

– Да-с, Ваше высокородие. Надзиратель сыскной полиции Кунцевич. Прибыл по повестке.

– Как же, помню, помню. Сейчас, только отдышусь и чайку выпью – и вас приму. Фаддей! – крикнул Вебер уже бежавшему к нему сторожу. – Сооруди чайку. Не изволите со мной? – спросил следователь Кунцевича.

– Благодарю, только пил. Я подожду.

Внимательно прочитав протокол допроса, сыскной надзиратель старательно расписался на каждом листе и передал документ следователю.

– Благодарю вас, – сказал тот, принимая бумаги.

– Разрешите вопрос, ваше высокородие?

– Спрашивайте.

– А вы не допрашивали по этому делу некую Мельникову?

– Мельникову? Не припомню такой. Она кто?

– Она служит в шляпном магазине. Помните, мы счет нашли?

– Счет? А! Ну как же, как же, вспомнил. Я еще вам поручал разыскать курьера, доставившего шляпку. Стало быть, нашли. Как вы сказали, Мельникова? Но позвольте, милостивый государь, как же я мог ее допрашивать, если только что узнал о ее существовании!

Кунцевич смутился.

– Впрочем, надобность в ее допросе отпала. Убийца установлен и задержан, часть похищенного у него изъята, я скоро передам дело прокурору для направления в суд.

– Скажите, ваше высокородие, а что, сознался лакей?

– Нет. Твердит, что не убивал. В краже признался, а в убийстве сознаваться не хочет. Дурак! С таким количеством улик да без чистосердечного признания ему на полную катушку влепят. Дурак.

– А в какой краже он признался, позвольте спросить?

– В краже серебра. Говорит, что воровал по одной-две ложки в месяц, думал, что такие богачи, как Штрундманы, подобные пропажи не заметят. И они действительно долго не замечали. Но когда заметили, Екатерина Львовна его сразу рассчитала, потому что красть кроме него было некому. Он обиделся ну и… История обычная.

– А похищенные десять тысяч нашли?

– Нет, не говорит, гад, куда спрятал.

– А как он объясняет кровь на носке?

– Говорит, что накануне дрался в кабаке и вымазался. Послушайте! Кто из нас кого допрашивает? Вам это все к чему? Хотите поболе узнать, приходите на суд, там все и послушаете.

Кунцевич поспешил откланяться.

Внизу он поманил вертевшегося около шинельной сторожа.

– Послушайте, не могли бы вы оказать мне небольшую услугу? – Кунцевич покрутил между пальцами двугривенный.

– Чего изволите? – спросил сторож, внимательно следя взглядом за монетой.

– Нельзя ли узнать, к кому сегодня вызывали на допрос девицу Мельникову Катерину Степановну?

– Обождите чуток, все будет исполнено, – сказал сторож и вприпрыжку бросился вверх по лестнице.

Вернулся он минут через двадцать.

– Их благородие господин Кобыльский их вызвали, Василий Николаевич. По делу об убийстве мещанки Лебедевой на Петербургской стороне.

Глава 9

С Литейного Кунцевич пошел на Фурштадтскую, а оттуда поспешил в магазин мадам Паперне. Катерины Степановны на службе не оказалась.

– Ее к следователю вызвали, – доложила одна из продавщиц. – Еще не возвращалась.

Кунцевич поспешил на Николаевскую. Хозяин меблированных комнат его огорошил:

– Уехали-с. Только что, и часу не прошло. Выписались и уехали.

– А куда выписалась?

Хозяин открыл домовую книгу:

– По месту приписки – в Калугу.

Конец дня Мечислав Николаевич провел в Коломенской части, а сразу после начала вечерних занятий пошел в канцелярию.

Журналист Серенко сидел за своим столом и что-то быстро-быстро писал.

– Извините, ваше благородие, нельзя ль узнать?

– А? – Серенко оторвал от бумаги глаза и подслеповато уставился на Кунцевича – Чего вам?

– Нельзя ли узнать, кто у нас розыском по убийству госпожи Лебедевой занимается?

Серенко посмотрел на надзирателя с интересом.

– А вам это, простите, зачем?

– Кой-какие справочки нужно навести, с другим делом связанные.

– Вообще-то у Алексеева дознание, только… нет его на службе. В запое-с.

Кунцевич вытаращил на журналиста глаза.

– Да-с, пьет. Уже неделя прошла, три дня осталось. Он регулярно, раз в полгода, в десятидневный запой уходит. Но поскольку других нареканий по службе не имеет, начальство его не увольняет. А запои оформляют отпуском. Вы три дня подождать сможете, не горит? А то скажите Аполлону Александровичу…

– Нет, нет, я подожду.

Всю следующую ночь Кунцевич не спал. После утреннего совещания к нему подошел Быков:

– Мечислав, а ты какого черта убийством Марсельской интересуешься? Нарыл чего?

Кунцевич недоуменно посмотрел на Митю:

– Какой Марсельской?

– Ну не Марсельской, Лебедевой. Марсельская – это ее актерская фамилия.

Кунцевич опустил голову, а потом решительно поднял глаза на Быкова:

– Тебе зачем это?

– Ну, во‐первых, пока Алексеев борется с зеленым змием, я этим делом занимаюсь. А во‐вторых, – Быков понизил голос, – кое-кто из ее поклонников за открытие убийцы награду обещал. И немаленькую! Так что, если нарыл, рассказывай, а я тебя не обижу, ты меня знаешь.

– Ничего я не нарыл.

Митя внимательно поглядел на товарища.

– Ну нет, так нет. Только зря ты, Мечислав, зря ты от моей помощи отказываешься. Сыскать злодея одному тебе будет ох как тяжело, ну а коли и сыщешь, награда-то мимо тебя пройдет! Ты же не знаешь, как такие вопросы улаживать. А там деньги серьезные, очень серьезные!

Кунцевич решительно мотнул головой:

– Нет, не могу я тебе ничего сказать. Тут дело чести.

– Опа! – Митя смотрел прямо в глаза младшему коллеге – Я понял! Тут дама! Дама замешана! Ну коли так, то прости за беспокойство. Честь женщины – для меня так же свята, как для тебя, хоть я и не дворянин.

Быков круто развернулся и пошел прочь.

– Митя! Постой. – Он догнал товарища. – А дознание по этому делу у тебя?

– У меня.

– Вот гад Серенко, не сказал мне.

– А у нас, милостивый государь, не принято про чужие розыски кому попало докладывать. Тебе про дознание не сказал, а мне про твой интерес сообщил тут же. Так, может, расскажешь, в чем дело-то, а?

– Не могу, Дмитрий, видит Бог, не могу! Дай дознание почитать, а? Клянусь, если убийцу открою – всю награду тебе отдам!

– Ну пошли.

«Его высокоблагородию, господину надворному советнику Вощинину, полицейского надзирателя третьего разряда не имеющего чина Алексеева, рапорт.

В связи с порученным мне розыском по факту убийства мещанки Т. А. Лебедевой, докладываю Вам следующее:

13-го сего августа, около 7 часов вечера титулярный советник Владимир Васильев Семенов приехал на квартиру своей знакомой – шансонетной певицы Татьяны Алексеевны Лебедевой, по сцене Марсельской, снимавшей первый этаж дома № 23 по Большой Дворянской. Несмотря на поданные звонки, входной двери никто не отпирал. Это обстоятельство показалось Семенову подозрительным, так как, заходя к Лебедевой в этот же день двумя часами раньше, он также не мог дозвониться. Ввиду этого, по настоянию Семенова, входная дверь была открыта при помощи слесаря, причем, войдя в квартиру, Семенов обнаружил в первой комнате, направо от передней, на полу уже похолодевший труп Лебедевой с лицом, залитым кровью, и с явными признаками насильственной смерти.

В квартире царил полный беспорядок: все вещи покойной были перерыты и разбросаны.

В передней, около той двери, которая ведет в комнату, на столе, в числе других вещей, лежала шляпка Лебедевой – видимо, сорванная у последней с головы, так как между булавок, прикреплявших шляпу к прическе, был замечен клок волос. Шляпка была мокрой и покрытой грязью.

Окно в эту комнату оказалось открытым, причем на подоконнике мною был обнаружен грязевой след, оставленный, по-видимому, мужским ботинком среднего размера. Судя по верхней одежде и даже калошам, одетым на покойной Лебедевой, она была убита в момент возвращения домой с улицы. Вблизи трупа было найдено и орудие преступления – утюг со сгустками запекшейся на нем крови и прилипшими к нему длинными женскими волосами.

При осмотре и проверке всего имущества покойной удалось установить, при содействии ее сожителя Семенова, что в вещах Лебедевой недостает бриллиантовой брошки в виде бабочки, стоившей свыше 300 рублей, и золотых часов, которые были подарены Лебедевой Семеновым незадолго до происшествия. Также были похищены наличные деньги в сумме 5000 рублей, которые были оставлены на хранение Лебедевой все тем же Семеновым.

Кроме того, в прикроватной тумбе в спальне была найдена квитанция магазина Л. Брюно (М. Посадская, д. 20) на проданную в это же день дамскую шляпку, Семенов же представил квитанцию магазина Я. Абовича на проданные 11 августа 1889 года дамские золотые часы за № 43112.

Лебедева проживала одна, так как буквально за два дня до произошедшего отпустила ранее служившую у нее прислугу, а новую нанять не успела.

При опросе свидетелей (дворника соседнего дома Баженова и его подручного Чиликина), было установлено, что в тот же день около двух часов дня к Лебедевой приходила барышня – по виду продавщица, так как при ней было несколько шляпных коробок. Пробыв у Лебедевой свыше получаса, барышня вышла на улицу, приветливо попрощалась с дворниками и ушла.

Ввиду этих данных и того обстоятельства, что приехавший менее чем через два часа после визита неизвестной барышни Семенов не смог достучаться до Лебедевой, подозрение в совершении убийства сразу же пало на упомянутую барышню, скрывшуюся неизвестно куда, причем первоначально не было известно ни ее имени, ни фамилии.

Однако подозрения эти вскоре рассеялись. Благодаря квитанции, найденной в квартире убитой, мною был установлен шляпный магазин, в котором, как я выяснил, служит продавщицей означенная барышня. Она оказалась девицей из калужских мещан Мельниковой Катериной Степановной. В тот день она по приказу хозяйки действительно носила Лебедевой несколько шляпок, и одну из них та купила, но убить Мельникова никак не могла, так как около трех часов дня, то есть через час после ухода продавщицы от артистки, последнюю видела в Александровском парке крестьянка Зеличенко, ранее служившая в одном с Лебедевой кафешантане.

На причастность к этому преступлению проверялась бывшая прислуга Лебедевой – крестьянка…»

Далее на восьми листах убористым почерком рассказывалось о проделанной сыскным надзирателем работе. Рапорт был составлен так ловко, что у читавшего его человека не могло возникнуть ни толики сомнений в компетентности и трудолюбии сыщика, а также в его огромном желании раскрыть убийство. Отсутствие же результата представлялось каким-то малозначительным, досадным недоразумением.

Глава 10

Два следующих дня Кунцевич ходил как мешком по голове ударенный. У него все валилось из рук, он практические ничего не ел. На третий день утром Быков подошел к уставившемуся в потолок товарищу и потормошил его за плечо:

– Мечислав! Мечислав!

– А? – Кунцевич очнулся.

– Спишь, что ли? Мечислав, я смотрю, тебе делать нечего, а у меня наоборот, дел по горло. Не поможешь?

– С удовольствием. А что делать-то надо?

– Будь другом, слетай на Надеждинскую угол Бассейной в трактир Владыкина, передай от меня буфетчику вот эту записку. Мне с ним срочно нужно повидаться, но ко мне, как назло, по одному важному делу люди пришли. Съездишь? Вот тебе три двугривенных на извозчиков.

Когда сыскной надзиратель, выполнив поручение, вышел из трактира, на него буквально налетела какая-то барышня. Налетела, ударилась и упала.

– Мама! Мамочка! – закричала барышня, схватившись за ногу.

– Что с вами, сударыня? – взволнованно спросил Кунцевич, склонившись над ней.

– Нога! Болит ужасно! Ай!

– Господи! Сейчас! – Мечислав Николаевич стал вертеть головой в поисках извозчика. Увидев невдалеке санки, он сунул в рот два пальца и свистнул.

«Вейка» подлетел мигом.

– Вы как, встать сможете? – обратился надзиратель к барышне, протягивая руку.

Та оперлась об его руку, попыталась подняться, но лишь застонала.

– Нет, не могу!

Кунцевичу ничего не осталось делать, как взять даму на руки и нежно опустить в сани. Только теперь он разглядел ее внимательно. «Какая хорошенькая!» – восхитился сыщик.

– Гони в больницу! – приказал Мечислав Николаевич чухонцу-извозчику.

– Нет, – подала голос барышня – Никаких больниц. Терпеть их не могу. Везите меня домой. Я здесь неподалеку проживаю, на Кирочной.

Доехали быстро – за каких-то десять минут. Барышня идти не могла по-прежнему. Сыщик мужественно донес ее до квартиры в четвертом этаже. Мадемуазель, представившаяся Надеждой Григорьевной, приказала поставить самовар – сама она ходить не могла, а прислугу не держала. Сначала пили чай, потом Мечислав Николаевич сбегал за мадерой. Когда он вернулся, нога у Наденьки уже совершенно не болела. А потом! Потом…

Быков хоть и ругался, но сердитым не выглядел:

– Ты что, решил на извозчике сэкономить, пешком ходил? Так все равно уже давно должен был обернуться.

Кунцевич сконфуженно молчал.

– Вот что, брат, пойдем-ка в трактир, пообедаем.

В трактире Митя приказал хозяину выделить им отдельный кабинет и спиртного к обеду нынче не подавать.

Дождавшись, когда половой плотно прикрыл за собой дверь, старший товарищ обратился к младшему:

– Послушайте меня, пожалуйста, внимательно, коллега, послушайте, и прошу, не перебивайте, пока я не кончу. Договорились?

Кунцевич кивнул.

– Значит так. После того, как ты мне о своих изысканиях рассказывать отказался, я решил самостоятельно о них узнать. Поинтересовался у дежурного, чем ты перед тем, как к Серенко пойти, занимался. Среди прочего он мне о вызове тебя к следователю сообщил. От Вебера я узнал про Мельникову, а от Беллочки – о твоем интересе к ее служащей.

– От какой Беллочки? Постой, ты мадам Паперне, что ли, имеешь в виду?

– Что, удивлен, что я Изабеллу Людвиговну Беллочкой зову? А почему, скажи на милость, я ее так звать не могу, коли я ее тыщу лет знаю? Я с ней, брат, познакомился еще тогда, когда она совсем другим способом на хлеб насущный зарабатывала. Обязана она мне кое-чем, потому и была со мной откровенна. Все, что мне было интересно, рассказала. Потом я съездил в меблирашки, где твоя ненаглядная продавщица жила, поговорил с хозяином и прислугой, узнал про твои визиты, и все мне стало ясно. Понял я, чем ты заболел и как тебя от этой болезни избавить. Да, тяжело, наверное, голубую кровь иметь? Нам, людям от сохи, намного проще живется! А ты, небось, весь истерзался: «Как же так! Я ее люблю, и пусть она трижды убийца, но говорить о ней не буду!» Угадал?

Кунцевич сжал кулаки.

– Погоди, погоди. Не спеши со мной драться, а лучше ответь, понравилась тебе Наденька?

– Что?

– То! У тебя, прости за нескромный вопрос, до сего дня когда последний раз женщина была? Впрочем, можешь не говорить, и так все ясно. Так вот, брат, не любовь у тебя к этой Кате была, это тебе семя в голову ударило. Увидел бабенку смазливую и голову потерял из-за похоти. А сегодня увидел другую и опять влюблен. А завтра – в третью влюбишься. Ну, а теперь скажи, стоит такая любовь карьеры? Да Бог с ней, с карьерой, стоит ли эта Катька того, чтобы невиновный в каторгу пошел? Подумай! А чтобы тебе легче думалось, я тебе еще кое-что скажу: не ты у Катерины Степановны герой романа, есть у нее настоящий предмет, и я думаю, что он-то нам и нужен. Половой! – неожиданно крикнул Митя. – Человек!

Через несколько секунд дверь в кабинет открылась, и на пороге появился услужающий.

– Вот что, братец, отдумал я всухую обедать. Неси-ка нам водочки!

Кунцевич опрокинул рюмку, закусил соленым огурчиком и продолжил рассказ:

– После того, как я увидел Мельникову в здании судебных установлений и узнал, что она меня обманывает, у меня как будто пелена с глаз спала. И чем больше я над этим делом думал, тем больше убеждался в том, что лакей не виноват. Во-первых, с места происшествия изъято два орудия преступления – топор и молоток. Выходит, и злодеев было два? Тогда кто второй, спрашивается? Ну ладно, можно предположить, что Чистов привлек к нападению неизвестного нам соучастника. Но ведь дворник в тот день видел во дворе его одного! Это я совершенно точно выяснил. Далее. Со слов дворника, Чистов приходил в дом к генеральше поутру, около восьми. Дворник ему еще в укор это поставил: где это видано, чтобы генеральские жены в такую пору с постели вставали. Чистов же ответил, что на сей раз пришел не к генеральше, а к самому его превосходительству и хотел застать его перед уходом на службу. Дескать, одна надежда на генерала осталась, коль жена его расчет отдать не желает. Но дворник им с генералом встретиться не дал – взашей вытолкал и наказал подручным более его в ворота не пускать. После того, как Вебер мне сообщил, что Чистов кровь на носке дракой объясняет, я решил это проверить. Съездил в участок по его месту жительства, поговорил с приставом и выяснил, что действительно была драка! Подрались пьяные мещане в трактире на Витебской да так друг друга отделали, что до полиции дошло. Околоточный протокол составлял. И из этого протокола следует, что Чистов в драке принимал активное участие, за что вместе с другими буянами и был доставлен в участок. Делу хода давать не стали – ни от кого из пострадавших жалоб не последовало. Стало быть, мог Чистов в крови вымазаться! Квартирохозяйка бывшего лакея утверждает, что в день убийства он ушел из дому в семь утра, а вернулся около четырех, сильно пьяный. Я пошел в тот трактир, откуда Чистова накануне в полицию забирали, и выяснил, что он там пьянствовал часов с десяти до часу. Генерал обнаружил трупы жены и горничной в три часа дня. Мельникова мне сказала, что приходила к Штрундманам в половине одиннадцатого. Ее словам, конечно, веры нет, но мадам Паперне мне подтвердила, что отправила Катю к генеральше в десять часов. Врач сказал, что смерть потерпевших наступила не ранее, чем за три часа до осмотра трупов. Осматривал он их в половине пятого, стало быть, убить их могли не позже часу-двух дня. Получается, что убийство произошло в промежуток между половиной одиннадцатого и часом-двумя после полудня. Подручный дворника мне сообщил, что ежедневно в одиннадцать часов забирает в кухне генеральши ведро с помоями и приносит дрова. В этот день он приходил к квартире в обычное время, долго стучал, но ему так никто и не открыл, чему подручный был сильно удивлен. Потом вспомнил, что кухарка генерала хвасталась, что ее отпустили со двора, и решил, что барыня с горничной тоже незаметно для него из квартиры отлучились. А раз они никуда не отлучались и дворнику не открыли, значит, к тому времени их уже убили! Понимаешь? В момент убийства лакей в трактире водку пил! Алиби у него, инобытие! Потом я узнал, что Катя и у Марсельской-Лебедевой в день убийства была, и понял, что она и есть подводчица! Ну не бывает таких совпадений! Да и от меня она этот факт скрыла. Стала бы она это делать, будь у нее совесть чиста? Получается, что она ходила по клиентам, все вынюхивала, все узнавала, а потом сообщала своим дружкам-налетчикам. А может, даже и двери им открывала!

Быков одобрительно кивал:

– А ты хотел все это скрыть, хотел, чтобы невиновный всю оставшуюся жизнь соболей ловил. Ладно, кто старое помянет… Кстати, свезло тебе, что ты Катю в Окружном суде встретил – Кобыльский дело то об убийстве давно прекратил, в связи с нерозыском преступников. Но недавно прокурор его решение отменил и вернул дело на дополнительное следствие, дав указание передопросить некоторых свидетелей, в том числе и твою ненаглядную. И надо же было такому случиться, что Кобыльский ее вызвал практически в то же время, что Вебер тебя! Счастливая случайность! Ну, а теперь слушай, что я узнал. После того, как Катеринин квартирохозяин сообщил мне, что не ты один к ней захаживал, я стал устанавливать личность ее милого дружка. Мне описали его молодым человеком, лет двадцати трех – двадцати пяти, прекрасно, дорого и со вкусом одетым. Он носит длинное, по последней моде английское пальто, бархатный новенький цилиндр, белые перчатки, трость. В общем, его описание подходит под половину «веселящегося Петербурга». И пришлось бы нам его искать очень долго, если бы не моя опытность и знание дела. А точнее – если бы не мое прежнее знакомство с Изабеллой Людвиговной, из-за которого она не может мне ни в чем отказать. Собрала она всех своих барышень, а служит у нее их без малого десяток, и все как на подбор хороши, чертовки. Знаешь, мне только сейчас в голову мысль пришла – а уж не прежним ли своим ремеслом Беллочка занимается вместе с торговлей? Уж не содержит ли тайный притон разврата? Надобно проверить. Ну так вот, закрыла она магазин, собрала продавщиц и велела им быть со мной предельно откровенными. Барышни все что бутоны, у всех, без исключения, есть поклонники, а мест у нас в столице, куда господину определенного положения даму отвести не зазорно, не так много. И волей-неволей в таких местах постоянно встречаешься со знакомыми. Вот я и спросил у шляпниц, не приходилось ли им встречать Катерину Степановну с описанным мной человеком в увеселительных местах. И половина из них ответила, что, дескать, да, приходилось, и неоднократно. А на мой вопрос, нет ли у кого-нибудь общих знакомых с этим молодым человеком, одна из барышень, некто Дусенька Сомова, вспомнила, что летом она видела, как Катенькин воздыхатель раскланялся в «Ливадии» с неким месье Диксоном Вильгельмом Морисовичем. Дусенька раньше состояла с этим Диксоном в связи и поэтому знает и где он живет, и чем он занимается. Оказывается, он содержит тайный игорный дом.