Волшебство для короля
Но никто не являлся. И лодки тоже. Лайам сидел на скамейке, дрожа от холода и тупо разглядывая тело клинка. Мысли его беспорядочно прыгали. Он то обдумывал гневную отповедь коварному мэтру, то вспоминал хищную физиономию фальшивого Берта, то восхищался проворством и разворотливостью Фануила… Трости, мечи, ужасная рана, сверток в кармане, рекомендательное письмо… Лайам никак не мог сосредоточиться на чем-то отдельном. К тому времени, как на реке наконец-таки замелькал фонарик, болтающийся на высокой корме маленького суденышка, он окончательно приуныл.
– Лодка свободна! – кричал перевозчик сквозь дождь. – Свободная лодка!
Лайам вскочил на ноги, торопливо пряча меч в ножны.
– Сюда! Эй, любезный, сюда! – Лодочник подвел свое суденышко ближе и повернулся, чтобы получше разглядеть возможного пассажира. Увиденное явно не пришлось ему по душе.
– Вам куда?
– К Ремесленному распадку.
Лодочник чуть подтабанил веслами, но к берегу подходить не спешил.
– Не близко. Четыре принца. Деньги-то у вас есть?
Подозрение оскорбляло. Лайам выругался сквозь зубы, потер занемевшие руки и достал из поясного кармашка четыре серебряные монеты. Он показал их перевозчику; тот прищурился, кивнул и пристал к спуску.
Над пассажирским сиденьем, находившимся в корме лодки, имелся полукруглый плетеный навес. Кряхтя и постанывая, Лайам заполз туда. Лодочник мощными гребками вывел свое суденышко на середину реки. На нем был широкий заплатанный плащ с большим капюшоном, однако поверх капюшона перевозчик для верности нахлобучил еще и шляпу – соломенную, с широкими обтрепанными полями. Греб он легко, без особых усилий, несмотря на то что лицо его – морщинистое и беззубое – выдавало в нем старика.
Сидеть нос к носу было не особенно ловко, впрочем, обычно столичные перевозчики тактично делали вид, будто вовсе не замечают своих пассажиров, глядя либо на реку, либо на небо, но этот старинушка никакого, похоже, понятия о тактичности не имел. Он с нескрываемым любопытством глазел на Лайама, время от времени громко причмокивая губами. Это чмоканье раздражало больше, чем неотрывный взгляд. Лайам нахмурился и демонстративно отвернулся от старика. Когда лодку подхватило течением, тот заметил:
– Я погляжу, сударь, вы без плаща!
Эта невинная фраза пробудила в Лайаме ярость.
– Какая вам разница! – огрызнулся он. – Я при деньгах, и вы в том убедились!
Лодочник миролюбиво пожал плечами.
– Ну, плащ в такую погоду тоже бы не помешал.
Сочувствие, прозвучавшее в голосе старика, разозлило Лайама еще больше.
– Если хотите знать, плащ у меня был, только я проиграл его в фанты. Во дворце! И не сумел отыграться!
Дурацкая шуточка! Лодочник посмотрел исподлобья и, продолжая грести, бросил вскользь:
– Нынче во дворце в фанты-то не играют.
Лайам побагровел. «И правда, какие там фанты! Король при смерти, идиот!» Он смущенно потупился и вздохнул.
– Да, вы правы. Я сболтнул глупость. Просто меня ограбили и я страшно зол.
Лодочник ничего не сказал, однако же перестал пялиться на пассажира, а за мостом Полукрон пробурчал:
– Пошарьте-ка под собой. Там должна быть бутылка. Хлебните разок-другой.
В бутылке оказалось нечто вроде ликера. Лайам закашлялся, обжегши гортань. Однако дело того стоило: желудку стало тепло. Он благодарно кивнул перевозчику, тот лишь пожал плечами. Сделав еще глоток, Лайам вернул бутылку на место и впервые за много часов почувствовал себя сносно. Нет, холод никуда не девался, и все тело по-прежнему ныло, однако в голове прояснилось, что наконец давало ему возможность не торопясь обдумать свое положение и прикинуть, что предпринять. Перво-наперво он… забежит в кабачок! Лайам зажмурился и сердито потряс головой. Мысль, вскочившая в голову, не уходила. Если вдуматься, она не так уж глупа. На пути к дому мэтра имеется неплохая винная лавка. Воображение его тут же нарисовало кружку глинтвейна с клубами ароматного пара над ней.
Незачем вваливаться к профессору в раздерганном состоянии! Можно наговорить дерзостей, а что это даст? Согревшись и успокоившись, Лайам несомненно сумеет из него вытянуть много больше проясняющих дело вещей.
«Я выпью всего кружечку и… чего-нибудь съем».
Он попытался вспомнить, когда ел в последний раз, и понял, что это было еще на борту «Солнца коммерции». Перекусить по-человечески стоило, да и глоток горячительного безусловно не повредит. Ну, а потом надо же наконец заглянуть в этот пакетик. Кстати, где он? Лайам сунул руку в карман. Цилиндрик оказался на месте. «Определенно надо его изучить».
К тому времени, как лодка причалила к спуску Ремесленного распадка, решение было принято и обжалованию не подлежало. Лайам спрыгнул на пристань, бросив старику пять монет.
– Эй, сударь! – сказал ошарашенно тот. – Мы уговаривались на четыре.
– Пятая – за любезность! – весело крикнул Лайам через плечо.
Дождь поливал по-прежнему, ноги от долгой недвижности онемели, однако шагал он довольно резво, подгоняемый восхитительным предвкушением. «Одну кружечку, всего лишь одну!» Червячок сомнения в благоразумности принятого решения продолжал-таки в нем шевелиться, и Лайаму пришлось обратиться за помощью к тому, кто мог взять на себя роль беспристрастного судии.
Фануил, незримо паривший где-то вверху, не усмотрел в намерении хозяина ничего предосудительного и выразил готовность следить за улицей, пока нужда в том не отпадет.
«Ах, Фануил, ты – лучший фамильяр из всех, что у меня когда-либо были!»
«Благодарю, мастер».
Нет, юмора этот уродец определенно не понимал.
Впереди засияла вывеска винной лавки, и Лайам, подрагивая от нетерпения, перешел на рысцу.
Его ожидания оправдались. Внутри кабачка было сухо и жарко. Там ярко пылали два огромных камина, в воздухе витали ароматы пряностей и вина. Лайам постоял у дверей, ожидая, когда с его мокрой одежды стекут излишки воды, потом принялся пробираться к стойке.
Завсегдатаи заведения примолкли, разглядывая нового посетителя. «Что они так глазеют? Небо, я же в крови!» Но тревога оказалась напрасной, дождь основательно сполоснул руки Лайама, а камзол его был слишком темным, чтобы на нем могли выделяться предательские следы. «Тут ведь одни ремесленники, мастеровые! Спокойный, серьезный народ. Еще бы им не пялиться на чужака. Мокрого, без плаща, да еще с тросточкой идиотского вида!»
Осмелев, Лайам подошел к стойке и бросил на нее пару монет.
– Я бы выпил глинтвейна!
Трактирщик, в степенности не уступавший своей клиентуре, достал деревянную кружку.
– Котел у камина, сударь. Наливайте себе сами.
Рабочие, потеряв интерес к пришельцу, уткнулись в свои кружки. Вокруг зажужжали негромкие голоса.
Лайам пробрался к камину и погрузил свою посудину в закопченный котел. Та моментально окуталась паром. С большим наслаждением вдыхая головокружительный аромат, он сел поближе к огню на скамью, другой конец которой был занят двумя дюжими молодцами. Жилистые могучие руки и широкие плечи выдавали в них кузнецов.
Лайам отхлебнул пару глотков – холод стал отпускать. Дрожь унялась, тело охватила истома. Сделав еще глоток, Лайам расплылся в блаженной улыбке и осторожно поставил посудину на пол. Он достал из кармана сверток. Бумага изрядно промокла, однако осталась цела. Зажав цилиндрик между колен, Лайам распутал узел завязки, развернул бумагу и озадаченно сдвинул брови.
Посылка, из-за которой разгорелся сыр-бор, представляла собой крохотный флакончик рубинового стекла, охваченный металлической черной оплеткой. Внизу оправа была глухой, но ближе к горлышку склянки в ней имелись четыре ромбовидных окошечка. Увенчивала флакончик металлическая же круглая пробочка с шестью заостренными выступами, напоминавшая по форме корону. Внутри пузырька находилась какая-то жидкость.
Все еще хмурясь, Лайам вытащил пробку и поднес склянку к носу, но никакого запаха не ощутил. Он вернул хорошо притертую пробку на место и закатал флакончик в бумагу. «Это, конечно же, не духи. Там, скорее всего, какое-то снадобье или… яд?» Нет, решил Лайам через секунду. Яды – не редкость. Из-за них незачем убивать.
Озадаченный и разочарованный, он сунул сверток в карман и ухватился за кружку. Как раз вовремя, ибо стоящий у стойки детина, облаченный в заляпанную краской рубаху, провозгласил:
– Здравие короля!
Все присутствующие разом подняли кружки.
– Здравие короля! – нестройно откликнулись грубые голоса. Лайам присоединился к общему тосту и склонил голову, подражая соседям.
Маляр допил вино и вышел, накинув старенький плащ, полы которого тоже были забрызганы краской. Хорошее настроение Лайама улетучилось, он встряхнулся и двинулся к стойке. «Все, хватит! Пора уходить».
Возле стойки он поднял кружку.
– Здравие короля!
– Здравие короля! – отозвался хор голосов. Это был давний обычай, распространенный во множестве кабачков. Посетитель питейного заведения, вознамерившийся покинуть его, механически провозглашал здравицу правящему монарху, и ему столь же механически откликались. Однако сейчас болезнь Никанора наполнила изначальным значением заезженные слова.
«Король при смерти, а наследников у него нет, думал Лайам, допивая остатки вина и вручая кружку трактирщику. – Неудивительно, что все так серьезны!»
За дверью его встретила все та же жуткая холодина. Обхватив себя руками за плечи, чтобы удержать остатки тепла, Лайам потрусил через дождь по улице Мастеровых к знакомому переулку. Фануил парил где-то поблизости. Лайам мысленно передал ему изображение странной склянки. Дракончик таких пузырьков никогда не видал.
«Магии тут вроде бы нет, но это не означает, что его содержимое к ней не относится, – рассуждал фамильяр. – Мне известны далеко не все волшебные зелья, да и форма у флакончика странная. Я бы даже сказал, рассчитанная на внешний эффект…»
Суть его рассуждений сводилась к тому, что посылочка может оказаться всем, чем угодно.
В конце концов Лайаму надоело вникать в этот бред.
«Ладно, умолкни. Мэтр сам все расскажет. Дом его, к счастью, уже в двух шагах».
Дом ученого и впрямь был уже рядом. Окна его лучились приветливым светом, но Лайам вдруг резко остановился. Он заметил человека, застывшего возле крыльца. Свободная поза, плащ в крупную черно-белую клетку, короткая, заткнутая за пояс дубинка.
«Миротворец? Зачем он здесь?»
3
Миротворец почувствовал чье-то присутствие и рявкнул во тьму:
– Кто здесь?
Он был молод, однако держался властно. Лайам вступил в круг света, отбрасываемый его фонарем.
– Я друг мэтра Кейда, – сказал он, внезапно встревожась. – Что-то случилось?
Миротворец смерил его взглядом.
– Ваше имя?
– Лайам Ренфорд. С ним все в порядке? Могу я его повидать?
Миротворец, не обращая внимания на вопрос, жестом велел ему оставаться на месте.
– Я позову пацифика.
Лайам уронил челюсть. «Здесь сам пацифик?» Страж порядка ушел в дом. О боги, что же случилось? Он уже знал – что. «Это произошло, когда ты ждал лодку… Или когда хлебал проклятый глинтвейн!..» Лайам выругался, надеясь, что все обстоит не так, как он себе представляет. «Но… в таком случае, при чем тут пацифик?»
Уверенность в том, что произошло худшее, крепла. «Кто в Торквее пацифик? Все тот же Уорден? Интересно, сколько ему теперь лет?» Наконец дверь особнячка приоткрылась, на пороге возникла женщина в синем бумазейном плаще.
– Заходите, – сказала она. – Незачем мокнуть.
Лайам взбежал по ступеням.
– Мне бы повидать мэтра Кейда! – заявил он с места в карьер и прищурился. Дверь кабинета была закрыта. – С ним все в порядке?
Наверное, раз эта женщина так спокойна. Правильное лицо, бледная кожа, огромные светло-голубые глаза. Она походила на призрак.
– Вопросы здесь задаю я.
– Что с ним? – нахмурился Лайам. Она задает вопросы! Надо же! Он покрутил головой.
– Кто вы, сударь?
– Я его друг, – буркнул Лайам, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. – Ответьте же, наконец, что тут стряслось?
– Кто вы, сударь? – Его нетерпение не произвело на нее ни малейшего впечатления.
Лайам досадливо крякнул и стиснул трость.
– Не глупите, сударыня! Миротворец должен позвать пацифика. Я буду говорить только с ним!
Искорки озадаченности мелькнули в светлых глазах.
– С кем – с ним? – Лайам дернул бровями.
– С пацификом, милая леди! Будьте добры, прекратите меня донимать. Я жду пацифика.
– Он перед вами.
Женщина ленивым движением раздвинула полы плаща. Под ними обнаружились клетчатая туника и расчерченный на квадраты золотой медальон.
Лайам вытаращил глаза. Медальон действительно походил на тот, что когда-то свисал с шеи Уордена. Он застыл в нерешительности, не зная, что предпринять.
Наверху послышались чьи-то шаги, и по лестнице сбежал уже знакомый Лайаму миротворец. Женщина, не оборачиваясь, спросила:
– Ты нашел лейтенанта? – Миротворец кивнул.
– Он сейчас спустится.
– Вот и прекрасно. Ступай за стражей, Рейкер. Человек десять будет достаточно, а там поглядим.
Страж порядка почтительно поклонился и вышел. Хлопнула дверь. Лайам, вздрогнув, обрел дар речи.
– Но… я думал… я полагал, что ко мне выйдет пацифик Уорден.
Женщина сухо кивнула.
– Я и есть пацифик Уорден.
– Уорден – мужчина. Не пытайтесь запутать меня.
– Тот Уорден, – пояснила женщина, поджав губы, – был мой отец. Я унаследовала его должность. – Глаза ее сузились. – Теперь, я думаю, пришло время представиться вам. Итак, сударь, кто вы?
Лайам потер лоб. Его начинало познабливать.
– Я – Лайам Ренфорд. Квестор герцога Веспасиана.
Квесторами в Южном Тире именовались личные офицеры герцога, выполнявшие особые поручения. В Торквее же, как, впрочем, и во всем остальном Таралоне, этот титул не был в ходу, но леди-пацифик, похоже, его знала.
Она недоверчиво вскинула бровь.
– Квестор?
– Я знаю, что в настоящее время не очень-то похожу на должностное лицо, – отрезал Лайам, – однако и вы не слишком походите на пацифика. Я верю вам на слово! Почему бы и вам не поверить мне?
Женщина недвусмысленно покосилась на свой медальон.
– Я в форме, и при мне – знак отличия. «А я теряю с ней время!»
– В кабинете мэтра лежит рекомендательное письмо. От герцога. Оно вам докажет, что я – это я. Теперь ответьте, что с Кейдом?
– Вы хорошо с ним знакомы?
О, женщины! Лайам испустил мучительный вздох.
– Я познакомился с ним только сегодня.
– Вы не встречались с ним раньше?
– Вы что, плохо слышите? – взорвался Лайам. – Я живу в Южном Тире. Откуда мне его знать? Я нанес ему визит только сегодня. Мы поговорили с ним и расстались. Это было часа четыре назад.
У него вдруг перехватило горло. От усталости, от треволнений, от чувства вины.
– Он убит, да? – шепот его был хриплым. – Если так, я знаю, кто в том виноват.
Ему следовало со всех ног мчаться сюда, а он мешкал. Ждал лодку, посиживал в кабаке у камина… Негодяи пришли сюда раньше, они не считали ворон…
Леди-пацифик молчала. Кожа ее была девически гладкой, хотя возле глаз, выдавая возраст, теснились морщинки. Медальон, свисавший с худенькой шеи, казался непомерно большим. Лайам заметил, что правая рука женщины, скрытая под плащом, неестественно вывернута и неподвижна. Заговорила она только тогда, когда лестница заскрипела под тяжестью спускавшегося по ней человека.
– Мэтр Кейд убит. И убили его недавно. Лейтенант обнаружил тело. А теперь, квестор Ренфорд, скажите, где ваш кинжал?
Шаги смолкли.
Лайам приподнял брови.
– Кинжал?
Ступени вновь заскрипели.
Женщина выразительно посмотрела на Лайама, потом опустила взгляд к его поясу. Там болтались пустые ножны, а сам нож… Лайам похолодел. Нож он отдал негодяю Варрону и, естественно, требовать его обратно не стал. У него не было на то ни времени, ни возможностей. А теперь…
Лайам вскинул голову.
– Вы думаете, что его убил я?!
Она невозмутимо сморгнула, затем за спиной ее вырос спустившийся по лестнице человек. В сырой серой тунике и кожаных, заляпанных грязью штанах, с наглым взглядом и белокурыми короткими волосами. О небо, это… Эльдайн!
– Лейтенант, – произнесла женщина, по-прежнему не сводя с Лайама глаз, – этот господин утверждает…
Дальнейшие действия Лайама были почти инстинктивными. Он выхватил из трости клинок и приставил его острие к женскому горлу. Леди-пацифик тихо ахнула, но осталась стоять, как стояла. Эльдайн тоже замер на месте, настороженно поглядывая на врага. И женщина, и мужчина держались на редкость спокойно, куда спокойней мокрого взъерошенного безумца, готового пустить в ход стилет.
– Значит ты – ее лейтенант? – прохрипел Лайам, обращаясь к Эльдайну, и шевельнул клинком. – Следовательно, она… она с тобой связана. А это означает, что…
Он не решился высказать вслух эту мысль. Пацифик Торквея – убийца? Это было нелепо, невероятно, чудовищно, невозможно!
– Вы поступаете неразумно, – пробормотала Уорден, едва шевеля губами.
– Заткнитесь!
«Во что же я влип? – Лайам сжал зубы. – Во что же я влип?» Он вспомнил о миротворце, побежавшем за подкреплением.
– Вам это с рук не сойдет.
– Да заткнитесь же вы!
Ему нужно было собраться с мыслями, но они скакали, как в лихорадке. Рукоять стилета повлажнела от пота, клинок задрожал.
«Фануил!»
«Да, мастер?»
– Учтите, я вас все равно разыщу.
– Пацифик! – предостерегающе воскликнул Эльдайн.
– Тихо, вы оба!
«Есть там еще кто-то?»
«Похоже, нет».
– Положите меч и сдавайтесь. – невозмутимо сказала Уорден.
Лайам хрипло расхохотался.
– Чтобы вы убили меня? Нет уж, увольте! – Он покрепче стиснул скользкую рукоять, не отводя лезвия от женского горла, и свободной рукой стал нашаривать дверную задвижку.
«Я сейчас отворю дверь. Я хочу, чтобы ты усыпил тех, что со мной».
Он нащупал замок и распахнул дверь настежь.
Подпертый клинком вздернутый подбородок Уорден придавал ей надменный вид.
– Не дурите! – пробормотала она. Фануил, внесенный в дом порывом влажного ветра, с интересом взглянул на людей. Глаза Уорден расширились, Эльдайн шепотом выругался: до него внезапно дошло, как беглецу удалось уйти. Мгновением позже леди-пацифик с подручным опустились на пол и замерли, погруженные в сон.
Лайам позволил себе расслабиться – но только на миг. Потом он встряхнулся и выглянул на улицу. Вдали мелькали огни фонарей. По проулку шли. «О черт!» Лайам оглянулся на спящих. «Ну, его я прикончу, – подумал он с отвращением. – А что делать с ней?»
Я вас все равно разыщу! Он поднял стилет, но заколебался. «Это ведь женщина! О боги!» Топот подкованных башмаков приближался.
«Надо решаться!» Он поднес лезвие к шее лежащей. Во сне странная леди походила на девочку, она выглядела удивительно беззащитной. Лайам вздохнул, опустил клинок и снова выглянул в дверь.
Миротворцы были совсем рядом.
«Поздно, – подумал он с облегчением и кивнул Фануилу. – Уходим!»
«Да, мастер».
Лайам выскочил на крыльцо. Кто-то окликнул его. Не обратив на оклик внимания, он побежал по проулку и успел свернуть за угол прежде, чем за спиной послышались резкие, пронзительные свистки.
Миротворцы носили жестяные свистульки. Говорили, что свист их, передаваясь от стража к стражу, мог поднять всю городскую полицию на ноги в течение получаса. «Всю тысячу человек, – думал Лайам, труся под горку к выходу из Ремесленного распадка, – и они, не мешкая, кинутся по моему следу!»
Однако пока что никто за ним не спешил. Леди-пацифик с сообщником сначала очнутся, потом прояснят ситуацию подчиненным, потом отдадут соответственные приказы… Однако рано или поздно охота начнется. Я вас все равно разыщу, сказала она. Очень уверенным тоном и глядя смерти в глаза. Это не шутки.
«Мастер, что ты собираешься делать?»
Выбежавший на набережную Лайам остановился и, тяжело дыша, уперся руками в колени. Дождь хлестал по ушам, по щекам, с длинного носа беглеца падали капли.
«Не знаю. Она натравит на нас всю стражу. Не знаю. – Он выпрямился и, все еще задыхаясь, побрел вдоль реки. – Я не понимаю, что происходит!»
И впрямь, случившееся просто не лезло ни в какие ворота. Он приехал в Торквей с довольно-таки рядовым поручением, рассчитывая после нескольких недель изысканий отправиться восвояси, и вдруг – буквально в мгновение ока – превратился в изгоя, на плечах у которого висят кровожадные миротворцы… «Кровожадные миротворцы?» Ну надо же! Как ему в голову мог вскочить такой оборот? Миротворцы не могут быть кровожадными. Они всегда славились своей честностью, справедливостью, неподкупностью… Неужели теперь все не так?
«Выходит, не так». Эта мысль была слишком страшна, чтобы отнестись к ней с иронией. Надо как можно скорей кому-нибудь обо всем рассказать. Но кому? Пацифику? Ха! Именно леди-пацифик и возглавляет отряд негодяев!
Отвратительнее всего было то, что Лайам понятия не имел, отчего разгорелся сыр-бор. Он сжал в кулаке миниатюрный флакончик. Почему из-за этакой малости льется кровь? Что там? Яд? Кто станет убивать из-за яда? Заинтересованные лица примерно известны. Герцог Веспасиан, мэтр Кейд, мэтр Берт – с одной стороны (правда двое из этой тройки уже мертвы!); человек в желтом, Эльдайн и леди-пацифик – с другой. Однако что породило их распрю, Лайам не знал. Он вообще ничего не знал, но почему-то вдруг оказался между молотом и наковальней!
«Мастер, куда ты идешь?»
«В гостиницу, – угрюмо откликнулся Лайам. – В „Трезвомыслие“». Сейчас ему было ясно только одно: даваться в руки преследователям нельзя. «Эльдайн тут же перережет мне глотку. Им куда как удобно списать смерть Кейда на мертвеца». Это соображение так потрясло Лайама, что выжало из глаз его слезы. Чтобы они не хлынули градом, он запрокинул голову и сбавил шаг.
«Я думаю, стражники первым делом перероют гостиницы».
Мысль дракончика была дельной. Первый приступ паники отступил. «Да, – стал прикидывать Лайам. – Перероют. Она перероет». Он и сам на ее месте начал бы поиск с того же. И первым делом обследовал бы ночлежки, соседствующие с домом Кейда. «Значит, какое-то время у меня еще есть».
«Трезвомыслие» – гостиница небольшая, таких в городе тьма. И ютится она вдалеке от Ремесленного распадка – в кварталах, обступавших Парящую Лестницу. Стража до них доберется не сразу, можно вполне успеть забежать в свой номер, чтобы переодеться в сухое и кое-что с собой прихватить. Что? Разумеется, самое необходимое. Меч, деньги, бритву…
«Мастер, – повторил Фануил, так и не получивший ответа, – я думаю, они первым делом пойдут по гостиницам».
«Мы там не задержимся».
Где-то вдали вновь зазвучали свистки миротворцев.
«Я только переоденусь и возьму кое-что. Может, по-быстрому перекушу. – Он вспомнил, что Фануил тоже голоден. – И покормлю тебя».
«А после, хозяин?»
«Там будет видно».
«Тебе надо где-нибудь спрятаться».
«Сам знаю». Лайам вздохнул. В сущности, условия задачи просты: его преследуют, ему нужно укрыться. Почему и от кого – это второй вопрос. Укрыться можно: а) в трактире, б) в любом заброшенном здании, в) у кого-нибудь на дому… Ночлежки, гостиницы и постоялые дворы отпадают. Заброшенных строений в городе, наверное, много, но надо знать, где они расположены. Самое лучшее – переждать беду у какого-нибудь знакомца…
«У тебя нет знакомых в Торквее, болван! – Услышав дальнюю трель свистка и внутренне покривившись, Лайам махнул рукой и мысленно повторил: – Итак, бритва, оружие, сухая одежда и плащ!»
На гостиничной вывеске был изображен благообразный молодой человек в студенческой мантии, корпящий над книгой и не обращающий внимания на развеселую компанию за окном. Лайам остановился и пригляделся к двери. Миротворцев вроде бы не видать. Однако для верности он велел Фануилу облететь соседние улицы.
«Ничего подозрительного», – сообщил, вернувшись, дракончик, и Лайам вышел из переулка.
Общий зал заведения был практически пуст. Владелица его, почтенная пожилая вдова в старомодном поношенном платье подливала вино одиноко сидящему за столом постояльцу – тощему хмурому торговцу из Кэрнавона.
– Эй, сударь! – взглянув на вошедшего, возмущенно заверещала она. – Здесь вам не пивная! Мы обслуживаем только своих!
Лайам прикрыл глаза, наслаждаясь теплом, и ответил не сразу.
– Я утром снял у вас комнату, госпожа Толл! – Глаза хозяйки полезли на лоб.
– Ох, господин Ренфорд, вас не узнать? Что это с вами?
Торговец, хмыкнув, изрек:
– Он просто пьян, вот и весь разговор!
Вынеся приговор, кэрнавонец потерял к вошедшему интерес и вновь занялся своим супом. Учуяв исходящий от миски соблазнительный аромат, Лайам невольно сглотнул слюну.
– Я не пьян, – поспешно сказал он. – Меня… хм… ограбили.
– Ограбили! – Госпожа Толл схватилась за голову. – Ах, господин Ренфорд! Какая беда!