Праймашина

– Это верно.

И мужчины, не сговариваясь, посмотрели на стены и высокие башни замка, хорошо видные из-за приземистых гридвальдских крыш.

– И сын лорда, Карлос, тоже хороший, – подумав, продолжил Ганс. – Пока, во всяком случае, хороший. Гуляет, конечно, но в вопросы вникает. Академию Лордов окончил в самой столице. И смелый тоже. Ко мне утром стражник знакомый приходил, рассказал, что господин Карлос этой ночью опаснейшего преступника самолично истребил.

– Самолично? – недоверчиво прищурился Акакий. – Ужель стражников у лорда Датоса мало?

– Злодей в городе объявился страшный, – важно ответил кузнец, явно копируя интонации болтливого приятеля. – Людей бил, подлец, стражника одного аж до смерти, а еще двоих поранил. И даже Героиню убил, которая с господином Карлосом на поиски отправилась. Шахману Егозу, ее тут все знают.

– Да ты что?!

– Как есть говорю. А господин Карлос злодея этого в честном бою одолел. Одним кинжалом взял.

– Хороший парень растет, – задумчиво произнес Бенефит. – Герой не справился, а он смог.

– Вот и я говорю: старому лорду опора и поддержка. Ну и нам, простым людям, надеюсь, не в тягость будет.

Подкова выбил трубку и собрался было предложить гостю вернуться к работе, как услышал:

– Я утром Героя видел, только доспех его не понял, – размеренно произнес Акакий, вновь переведя взгляд на замок. – Черный с фиолетовым у него доспех, а у гридийцев, вроде…

– Синий с желтым наш цвет, – гордо ответил кузнец. – А черные эти, с фиолетом которые, они вчерась понаехали. Чуть ли не от моря самого. Кобринцы…

– Кобрийцы.

– Во-во. Слыхал?

– Бывал.

– Там правда море есть?

– Еще какое! – Бенефит догадался, что Подкова не очень хорошо понимает размеры моря, и уточнил: – Оно огромное, будто озеро, только в тысячу раз больше.

– Ого. – Кузнец покачал головой, тщательно переваривая грандиозную информацию, после чего продолжил: – Но мне эти кобринцы не понравились вовсе. Заносчивые они какие-то и злые тоже. Едут по улице, а сами зыркают, словно Чудь какая.

– На то они и Герои.

– Не скажи, – не согласился Подкова. – Герои должны быть с пониманием. Вот наши, к примеру, очень даже нормальные ребята. Ставят из себя, конечно, но злобы в них нет, да. А эти…

– Тут от лорда много зависит. Если лорд человек мудрый, то и Герои его спокойные, без злобы, как ты сказал. А если лорд – зверь какой, то и Герои…

– А что, в Кобрии зверь сидит?

– Люди говорят, – уклончиво ответил Бенефит.

– А ты что скажешь?

– А я с леди Кобрин не общался, рылом не вышел. Но кобрийцев, как и ты, не люблю. Давно они приехали?

– Я ведь говорю: вчера еще. За преступником этим самым гнались.

– Ах, вот в чем дело…

– Ага. Так что ты не беспокойся, Акакий, раз они преступника поймали, то и сами уберутся. И сможешь ты спокойно подождать караван. А пожить и у меня можно, если тебе постоялый двор не по карману.

Кузнецу очень хотелось, чтобы толковый бродяга пробыл у него как можно дольше. Глядишь, еще чего расскажет, или на большую скидку в конце концов согласится, деньги ведь на дороге не валяются.

– Можно подумать, – улыбнулся Бенефит. Выбил трубку и предложил: – Пойдем, братец, закончим твой дыркователь.

* * *

«Я что, забыл выключить свет? – Датос, лорд Грид, остановился в дверях, озадаченно осмотрел ярко освещенную комнату и погладил короткую седую бородку. – А когда я здесь был в последний раз? Пять дней назад? Нет, неделю».

Точно – неделю. Ровно семь дней назад воевода Генрих настолько неудачно повстречал в Дохлом овраге трехглавого змея, что его пришлось воскрешать. Воеводу, разумеется, не трехглавого. За подлой Чудью потом еще охотились, пока не убили, а тогда, семь дней назад…

«Спасибо, старый друг».

«О чем ты, Генрих? Я рад тебя видеть».

Потом они обнялись, как это всегда бывало после воскрешения, и отправились в каминный зал, осушить по кубку терпкого вина.

«И я забыл выключить свет. Старею, Чудь меня разбери, старею…»

Лорд Грид грустно улыбнулся. Подозрения, охватившие его при виде освещенной комнаты, рассеялись. Да и с чего они взялись, эти самые подозрения? Прайм-индуктор находится в самом глубоком подвале замка, в который ведет одна-единственная лестница. Два стражника у верхней двери, два стражника у средней, нижняя, ведущая непосредственно в комнату, не охраняется, но сделана из прочнейшего сплава, а замок на нее ставил наилучший столичный мастер – Изотерм Любой-Ключ. Два замка, если быть точным, да еще с тремя секретами: захочешь – не откроешь. Кто в такую нору проберется? Сюда даже крысам вход заказан, потому как не абы что хранится глубоко под землей, а наиценнейшая для любого лорда вещь – прайм-индуктор. Так что бессмысленны подозрения, бессмысленны по определению. Другое дело – старость… Старость, собака, подкралась.

Датос понимал, что осталось ему немного. Лет пять, может, семь, а потом он превратится в развалину, если чем и крепким, то умом. Если повезет, конечно, сохранить разум в ясности. Но дряхлый лорд не может править, и во главе Гридии встанет Карлос, единственный сын и единственная надежда.

«Пора за парня всерьез браться. А то мало ли что…»

Пора-то пора, да где время взять? Гридия, даром что маленькая, проблем ежедневных столько, что еле успеваешь управиться. Опять же – для себя пожить охота, пока силы есть, вот и получается, что сын до сих пор «на подхвате». Там поможет, тут подсобит, а системы никакой нет. Образование Карлос получил, но вот реального опыта маловато, а без опыта будет сложно.

«Пора, – пообещал себе Датос. – Сегодня же начну».

Он тщательно закрыл за собой дверь, поставил на небольшой столик принесенную с собой металлическую шкатулку, раскрыл ее, надавив на секретную кнопку, выдуманную тем же мастером, что замки делал, и внимательно оглядел лежащие на черном бархате каталисты.

Золотой нагрудный знак в виде двух мечей, скрещенных на фоне солнца, принадлежал Генриху Урагану, воеводе и старому другу. Знак этот император Ферраут вручил всем выжившим в страшной сече у Квадратной горы, не поскупился на золото, потому что выживших осталось всего три десятка, среди которых были и Датос, и еще не ставший Героем Генрих.

«Я все помню, – улыбнулся лорд, прикасаясь пальцами к знаку. – Я стар, но все помню».

Как зашли в тыл адорнийцы, как свистели стрелы, били наотмашь мечи и как лилась на камни кровь, предвосхищавшая их гибель. И как с Генрихом, который не был тогда ни воеводой, ни Ураганом, они повели остатки рыцарей в последнюю атаку. В пешую, потому что лошадей не осталось. С мечами, потому что копья давно поломались. В безнадежную…

«Мы тогда победили, Генрих, мы с тобой всегда побеждаем».

Следующий каталист принадлежал Арчибальду Ржавому Усу, молчаливому по жизни и страшному в сече. Как ни странно, это была детская свистулька, коряво слепленная из рыжей глины. Датос вспомнил, как тогда удивился, увидев ее в руках бессмертного, и как порозовел Арчибальд, видя изумление лорда.

«Надеюсь, вы никому не расскажете?»

«Это наша тайна, Ржавый Ус, так что будь спокоен».

Детская свистулька… Датос покачал головой и перевел взгляд на игральную карту, пикового туза, что был каталистом Джейкоба Самострела. Не очень оригинально, зато полностью отражает удалой характер дуэлянта. Держать Самострела в узде было особенно трудно, но дело того стоило – этот Герой заводил команду не хуже воеводы.

– Балабол ты, – пробормотал Датос, обращаясь к Джейкобу, и вытащил из шкатулки четвертый, последний каталист – простенькую заколку для волос, украшенную ненастоящим бриллиантом.

– Ну что же, девочка, давай тебя разбудим.

И повернулся к стоящему в центре комнаты прайм-индуктору.

И вздохнул, как это всегда бывало перед запуском странного и удивительного механизма.

Самое значимое для лордов устройство, машина, позволяющая воскрешать павших в бою Героев, напоминала верхнюю часть огромного круглого шлема, растущего из могучего каменного основания. Датос прекрасно знал, что прямо под «шлемом» прячутся сложные механизмы, обеспечивающие выполнение необычайно сложной и тонкой работы, но все равно не мог отделаться от мысли, что прайм-индуктор – пустая оболочка, предназначенная лишь для сокрытия чудодейственного акта воскрешения. Сходство со шлемом еще больше усиливалось, когда медленно откидывалось назад «забрало» – в эти мгновения лорду казалось, что он вот-вот увидит огромные глаза и верхнюю часть лица Героя-гиганта, и Датос вздрагивал. Всегда вздрагивал, несмотря на то что работал с прайм-индуктором уже много лет.

Вздрогнул и сейчас, после чего принялся за дело.

Первый шаг Оживления Героя – работа с каталистом. Датос поместил заколку в Расчетный Ящик и принялся медленно подкручивать верньеры, поочередно подавая в плотно закрытый металлический куб разные смеси прайма. Через пятнадцать секунд внутреннее пространство, видимое через стеклянную крышку, окрасилось красным, восемь секунд понадобилось зеленому, чтобы его сменить, двадцать три секунды боролся за право стать главным насыщенный синий, и, наконец – черный, через одиннадцать секунд. Датос тщательно записал цифры, выключил Ящик и перешел к кафедре, на которой лежала раскрытая книга «Наиполнейшие подробности обращения с прайм-индуктором». Объемистый и совершенно секретный труд Ученого Совета, предназначенный исключительно для лордов, содержал детальные правила работы с прайм-индуктором, но прежде, чем вплотную заняться машиной, предстояло сделать много тонкой работы.

Обращаться с прайм-индуктором мог один человек, на первый взгляд все операции казались необычайно простыми, однако учиться этой «простоте» Датосу пришлось несколько долгих лет.

Снятые с Ящика показания легли в основу расчетов по сложным формулам, результаты которых позволяли оптимальным образом настроить машину. Датосу предстояло вычислить интенсивность и длительность подачи разных смесей прайма и ни в коем случае не ошибиться – в противном случае из сложного устройства, в десятки раз ускоряющего естественный процесс воскрешения, могла явиться не красавица Героиня, а горбатый уродец с тремя руками и лишним носом – только Индуктор гарантировал, что процесс воскрешения пройдет так, как надо. Дважды лорд путался, шептал: «Проклятая старость…», комкал листы, начинал заново, и лишь на третий раз все прошло как по маслу.

Покончив с расчетами, Датос переложил каталист Егозы в центр машины и подошел к панели управления.

– Начнем.

Первый рычаг, за который потянул Датос, запустил саму машину – активизировал скрытый в ее чреве кристалл концентрированного прайма. Послышалось басовитое гудение, воздух в комнате задрожал, закрепленные на стенах фонари панически заморгали, а сквозь щели стал пробиваться яркий свет. Процесс начался.

Несколько лет назад, впервые возвращая к жизни Героя, Датос испытывал благоговейный страх. Ему казалось, что он управляет актом создания, что он достиг величия древних богов и стал равен им. Ведь он не излечивал Героя, а воссоздавал его! Из праха и тлена с помощью всемогущего прайма. Мысль о собственном величии приятно грела душу, пока не притупилась. А потом лорд понял, что собственных его заслуг в воскрешении Героев нет. Все делал прайм, Индуктор лишь помогал ему, а он, Датос, был жалким придатком. Вычеркни из уравнения Индуктор и самого лорда, прайм все равно вернет Героя. Пусть много медленнее, но вернет. Вот и получалось, что прайм, эта странная, появившаяся после Катаклизма субстанция, был во главе всего, а не он, не лорд.

– Но ты все равно воскрешаешь только Героев, – пробормотал Датос, продолжая свой старый, бессмысленный, но важный для него спор с могущественным источником необыкновенного. – Вернуть простого человека ты не в силах.

И вновь – в который уже раз – поймал себя на мысли, что это единственное, чего прайм не может.

Шаг следующий – подача смеси. Позади Индуктора были установлены четыре бака, наполненные различными составами прайма. Особо точные краны с тремя рукоятями каждый – основная, для «широкой» и «тонкой» подачи – позволяли лорду запускать внутрь «цветка» ровно столько прайма, сколько показали расчеты с точностью до грана. Именно в этот момент начинался собственно процесс оживления, строительство нового человека по старым чертежам, воскрешение убитого Героя.

– Ты меня еще не слышишь, Егоза, но все равно: добро пожаловать, – негромко произнес лорд и повернул главный вентиль красного бака.

Гудение усилилось, а вырывающееся из щелей сияние быстро приобрело алый цвет. Согласно расчетам первая фаза – красная – должна продлиться пять с половиной минут…

Марево. Или туман? Или разноцветные облака мелькают перед глазами с калейдоскопической скоростью?

Что я вижу?

Облака?

Почему облака? Разве я умею летать?

Нет, я не умею летать. Не научилась. И потому мне недоступно небо, недоступна высота птичьего полета, а облака не спускаются к земле и не могут мелькать передо мной с калейдоскопической скоростью.

Облака – дети неба, а значит, я вижу марево. Или туман, в невесомых капельках которого прячется невиданная сила.

Что есть сила?

Сила – это я? Или туман дает мне силу? Что за туман? Он чужой или он – это я? Я – туман? Зачем я вообще об этом думаю? Что заставляет меня думать о том, откуда взялся туман? Или марево? Ведь их не было. Они появились только что, когда я открыла глаза, которых у меня еще нет.

Я – есть туман, а туман есть прайм.

Прайм.

Слово пришло ниоткуда. Оно просто возникло, во всей своей полноте и объяснило все на свете. Туман есть прайм, марево есть прайм, разноцветные облака есть прайм, и я есть прайм. А что есть сила?

Прайм есть сила?

В чем она?

В том, что прайм – есть прайм?

Я не знаю, в чем заключается правда: сила в тумане или в прайме? Или во мне? Или сила и есть я? И прайм.

Что есть я?

А следующая мысль обожгла: я умерла!

Это случилось совсем недавно. Или сто лет назад. Я не знаю, когда умерла и сколько времени прошло до возвращения. Даже здесь, в тумане, который есть марево и разноцветные облака, нет времени, а уж там, откуда я сюда попала, и подавно. Я была мертва, а потом пришел прайм и сделал так, что я возвращаюсь. Потому что так хочет мой лорд. И я.

Да!

Я хочу жить, я слишком мало пожила. Я хочу вернуться. Но… кто хочет больше? Я или лорд? Или прайм, который дает мне силу вернуться? Почему он дает мне силу? Он подчиняется лорду? Может ли прайм подчиняться лорду? Кто именно хочет, чтобы я вернулась? Прайм или лорд?

Хочу ли я вернуться?

Через туман, марево и разноцветные облака. Постепенно ощущая, как тяжелеют появляющиеся руки, как наливаются силой появляющиеся мышцы, как тело делает первый вздох, а мысли становятся все более и более четкими.

Я просыпаюсь.

Я воскресаю.

Я возвращаюсь в мир, потому что так хочет мой лорд, потому что так хочу я, и прайм поднимает меня. Прайм в основе всего.

Хочет ли прайм моего возвращения?

Когда Индуктор открылся, Датос остался у панели управления, лишь бросил через плечо: «С возвращением!», но не повернулся. Герои возвращались в мир обнаженными, и Егоза специально просила лорда не наблюдать за ее приходом. Не потому, что стеснялась, нет… Огненные лисы не появлялись на людях без костюмов с рыжими ушками и роскошными хвостами, никто не знал, камуфляж ли это, появляющийся вскоре после воскрешения, или тела Героинь действительно изменились под воздействием прайма, и тайна сия должна была оставаться тайной. Возможно, некоторые лорды пренебрегали просьбами огненных лис, но Датос данное слово держал, терпеливо дождался, когда Егоза оденется, и лишь после этого вышел из-за машины.

– Доброе утро, Шахмана.

– Служу и повинуюсь, лорд Грид.

– Не надо так официально, Шахмана, мы одни.

«Я есть туман. Я есть прайм… Я никогда не бываю одна – прайм всегда со мной».

– Как прикажете. – Егоза склонила голову. – Что с молодым господином?

– Все в порядке.

– Я не углядела за ним.

– Карлос молод и горяч, он ищет приключений даже там, где их искать не следует.

– Молодой господин жаждет славы.

– Или ему скучно.

– Он будет великим воином.

– Если не погибнет в темном переулке.

«Это намек? Или просто сорвалось с языка? Он злится?»

Героиня склонила голову.

– Лорд Грид, я прошу меня простить.

– Тебе не за что извиняться, Шахмана. Ты приняла на себя выстрел из остробоя, закрыла Карлоса, а потом он сделал все остальное. Он достал преступника.

«Один выстрел из остробоя?!»

Героиня почувствовала себя уязвленной:

– Одним зарядом меня не свалить. Даже из остробоя.

– Очень мощный заряд, – уточнил Датос. – Преступник хорошо подготовился.

– Преступник был Героем? – подняла брови Егоза.

– Нет, обычным человеком.

– В таком случае откуда у него остробой? И столько прайма?

– Мы разбираемся.

– Понимаю… – Егоза хотела продолжить, спросить насчет кобрийцев, но не успела. Пошатнулась и ухватилась за Индуктор. И зашипела: – Проклятье!

Накатила «слабость второго шага»: сначала вернувшийся Герой чувствует себя превосходно, и даже чуть лучше, чем превосходно. Сила бурлит в нем, как в вулкане, каждая клеточка переполнена ею, и хочется немедленного действа. Хоть какого-то действа: секса, боя, бега – лишь бы до изнеможения. Но через несколько минут сила неожиданно пропадает, и подступившая слабость обухом бьет Героя по голове: ты можешь далеко не все!

– Ты как? – участливо поинтересовался Датос.

Егоза тряхнула головой:

– В порядке.

«Я есть прайм…»

– Нужно отдохнуть?

– Я… я готова служить молодому господину.

Слабость не позволила Шахмане скрыть чувства, и лорд уловил в ее голосе нотки обиды. И понял, чем она вызвана.

– Надеялась увидеть здесь моего сына?

Огненная лиса замялась, но уже через мгновение гордо вскинула голову:

– Да, лорд Грид, надеялась.

Карлос должен был прийти хотя бы из чувства благодарности. Или должен был извиниться, ведь, в конце концов, это он приказал осветить переулок. Она превратилась в мишень, и боль… Смерть – всегда боль, даже мгновенная смерть. Шахмана помнила все свои смерти, не обстоятельства, а боль, что приходила вместе с небытием. Без страха помнила, но и без восторга. Молодой господин стал причиной очередного испытания и должен был хотя бы извиниться.

– Я сказал Карлосу, что займусь твоим воскрешением ближе к вечеру, – спокойно ответил Датос. – Я его обманул.

– Почему?

Лорд задумчиво улыбнулся:

– Карлос прекрасно управляется с прайм-индуктором, но он еще не понял суть церемонии, не осознал, насколько важна она для Героев и… для лордов. Карлос видит только то, что вы бессмертны, что вы воскресаете после того, как пали в бою, а потому воспринимает происходящее без должного уважения. Прежде чем встречать возвращающихся, он должен уразуметь, через что вы проходите.

– Каким образом? – не поняла ошарашенная Егоза.

«Карлос должен умереть?»

– Он должен чуточку повзрослеть. – Датос вновь улыбнулся и погладил девушку по щеке. – Он мог тебя обидеть, Шахмана. Не нарочно, разумеется, а потому что еще не готов заниматься столь сложным делом, как встреча воскресших Героев.

«Да, наверное, так оно и есть».

Настоящие лорды чувствуют своих Героев как чувствуют отцы – детей. И детей своих чувствуют, потому что отцы. И следят за тем, чтобы в семье царил мир.

– Вы хороший человек, лорд Грид, – прошептала Егоза.

– Карлос тоже хороший, но он еще молод. И когда я уйду…

– Лорд, прошу вас…

– Не перебивай! – жестко приказал Датос. Помолчал и продолжил: – Так вот, когда я уйду, у Карлоса останетесь только вы.

– И еще ментор.

– Нет, – качнул головой лорд. – Тебе, Самострелу, Ржавому Усу и Урагану я доверяю гораздо больше.

– Потому что у вас наши каталисты?

– Потому что мы накрепко связаны, Шахмана. Потому что мы вместе.

* * *

– Тихо!

– Что-то услышал? – тут же осведомился Безухий.

– Не знаю, – шепотом отозвался Одноглазый.

– Тогда почему тихо?

– Потому что я, возможно, что-то слышал.

– Слышал или нет?

– Не знаю.

Безухий покачал головой:

– Мама не зря говорила, что ты идиот.

– А о тебе ей и сказать-то было нечего.

– Меня она любила, одноглазая ты скотина.

– Меня больше.

– Меня.

– Меня!

– Меня!!

Ругаться братья могли долго – сорок лет жили они бок о бок и надоели друг другу до смерти, – а потому Безухий подавил гордость и перевел разговор в деловое русло:

– Может, все-таки скажешь, что слышал?

– В том-то и дело, что не знаю, – поморщился Одноглазый. – Шорох – не шорох… Сразу не поймешь.

– Где слышал? Справа или слева?

– Сразу не скажешь.

А вопрос, меж тем, стоял серьезный.

Караван братьев Черепвата – четыре большие кибитки и два десятка всадников, остановился у Бесшабашной Развилки, на знаменитом среди всех контрабандистов перекрестке. Тропа, уходящая налево, вилась через печально известный лес Девяти Дятлов, в который, как шутили бесшабашные остряки, даже Герои заглядывали только в сопровождении телохранителей. А гать, что вела направо, была проложена через болото Мертвых Опарышей, в котором во время Войны за Туманную Рощу сгинул без следа лейб-гвардии полк наилегчайших рыцарей под командованием лорда Вернера. А поскольку и до, и после этого печального события Мертвые Опарыши всосали в себя не одну тысячу несчастных душ, репутация у болота была аховой.

Начинающиеся у Бесшабашной Развилки дороги вели к одному месту – переправе у Камышового Острова, оставалось выбрать, по какой ехать.

– Ты шорох какой слышал: низкий или высокий?

– Не понял, – растерялся Одноглазый.

– Ну-у… басовитый, словно у трехглавой, или высокий, типа, трехглавая на жабу наступила? – как мог, объяснил Безухий.

Одноглазый несколько секунд таращился на брата, после чего сплюнул и еще раз уточнил:

– Я шорох слышал.

– И что?

– А то, чтоб тебя докты усыновили, шорох не может быть басовитым!

– Почему?

Одноглазый наконец-то понял, что над ним потешаются, и угрюмо попросил:

– Кончай придуриваться!

В ответ услышал довольный смешок.

Братья Черепвата – Безухий и Одноглазый, заслуженно считались самыми ловкими по эту сторону Ильвы контрабандистами. Торговать с доктами они начали еще до Войны за Туманную Рощу, и тогда же в первый и последний раз попались адорнийским патрулям, потеряв соответственно ухо и глаз. Но дело прибыльное не бросили, лишь осторожнее стали. И даже после войны, когда большие шишки, скрипя зубами, дозволили купцам наладить официальную торговлю через Фихтер, от криминального бизнеса Черепваты не отказались, продолжили возить через Ильву товар запрещенный, а стало быть – неимоверно выгодный. Торговали артефактами, что производили адорнийцы, взамен брали механическое оружие, сделанное талантливыми северными кузнецами, – его охотно изучали военные южан. Прайм возили, и такое случалось, а в последнее время переключились на «скот» – так на своем сленге братья называли невольников. Распутные северные лорды, познавшие во время войны сладость пылких южанок, охотно скупали молоденьких девушек, обученных музыке, танцам, пению и любовным хитростям. На юг же отправлялись ремесленники, умеющие быстро и ловко изготавливать простые, не требующие особой красоты, но незаменимые в хозяйстве вещи: топоры, пилы, кастрюли, сбрую, бочки и прочий хлам. Нынешний бизнес оказался выгодным до неприличия, но и неимоверно опасным. Правильные адорнийцы и докты за своих горой стояли, продавать соплеменников в рабство почитали за самое страшное преступление из всех возможных, и попадись братья военным вторым ухом да вторым глазом, не отделались бы – за работорговлю полагалась петля. А уж за тот груз, что трясся сейчас в четырех кибитках, – и подавно. Тут не только петлей пахнет, но еще и пытками…

Впрочем, забивать неприятными мыслями головы Черепваты не любили: к чему размышлять о грустном? В настоящий момент их гораздо больше волновал прикладной вопрос: по какой дороге ехать?

– На этой неделе патрулями Ахдарчамнава Щуп командует, а он ужас как любит на уток охотиться, – припомнил Одноглазый.

– А в лес заходить боится, – кивнул Безухий. – Что-то у него с Девятью Дятлами не то вышло.

– Не у него, а у евойного папаши.

– Точно тебе говорю – у него. По молодости он в этом лесу половину свиты угробил, на трехглавую наткнувшись.

– Это когда за нами погнался?

– Если бы он знал, за кем гнался, мы бы с тобой сейчас не бизнес обсуждали, а на деревьях покачивались, как маятники какие-нить.

– Не сейчас, а десять лет назад.

– Все равно как маятники.

– Это точно.

Безухий почесал в затылке.

– Ладно, патрули, стало быть, по болоту шастают, а с Чудью что делать будем? Где ее больше?