Родная кровь

И Настя с Кириллом остались совсем одни…

За спиной послышались шаги, и девушка, стыдясь своего страха, но не в силах ему противиться, прибавила так, что почти побежала вдоль дома. Нырнула в подворотню, знакомой короткой дорогой пересекла двор и протиснулась в щель между гаражами.

Выйдя на параллельную улицу, перевела дух, достала телефон и набрала почти забытый номер.

– Игнат? Это Настя. Нужно поговорить… Кириллу становится хуже… Ему нужны лекарства и… Что? Как ты можешь так говорить?! – Девушка знала, что бывший будет равнодушен, но не ожидала откровенной грубости. – Кириллу срочно требуется лечение, и мне нужны деньги… Что? – Настя закусила губу, но нашла силы продолжить: – Он же твой сын! Игнат!

Но «абонент» уже отключился.

– Мерзавец! – Настя в раздражении взмахнула рукой с зажатым в ней телефоном. – Гад!

В одном Велена была права: нужно что-то придумывать. Зря она понадеялась, что Игнат поможет сыну, зря. Он ведь бросил Настю, зная о беременности, не хотел Кирилла и даже говорил, что ребёнок не от него… Как Настя могла поверить, что в Климове вдруг проснутся чувства? Как могла поверить, что для неё есть чудо? Где было это чудо, когда умирала мама? Когда убили бабушку? Когда заболел Кирилл?

Настя всхлипнула, впервые за долгое время позволив слезам выкатиться из глаз.

Она совсем одна! И она НЕ справится!

Велене хорошо говорить: «Не живи в прошлом. Смотри в будущее». А что в этом будущем? Если она не найдёт деньги, Кирилл… Врачи обещают ему полгода, максимум год. Если сделать операцию – можно выиграть пару лет. Пару лет больниц, изматывающих процедур, химиотерапии… Годы долгов. Жизнь в кредит, смерть в кредит…

– Анастасия Николаевна Энгель? – Молодой мужчина появился из темноты так внезапно, что Настя резко остановилась и попятилась, выставив перед собой сумку.

– Владислав Лисин. Капитан Лисин. – Настя кивнула, показывая, что услышала. – Вы – внучка Софии Энгель?

Ещё один кивок.

– А я…

– Вы… – девушка перебила его, но фразу закончить не смогла. Откашлялась и продолжила: – Вы от капитана Котова? То есть Карпова… Есть что-то новое по делу бабушки?

Теперь Лисин показался удивлённым.

– По какому делу?

– Бабушки…

– Да, у меня есть несколько вопросов о вашей бабушке, – кивнул Лисин. – Скажите, вы не замечали…

– Бабушка умерла, – буркнула Настя, отступая.

Она уже поняла, что если перед ней и полицейский – а манера держаться у Владислава была весьма характерной, – то не от Карпова. Или Котова. А по другому делу.

– Может, вы согласитесь проехать с нами?

Из-за угла показалась синяя «Мазда». Девушка не запомнила номер, но была уверена, что не ошиблась и перед ней та же самая машина. Назвавшийся Лисиным мужчина махнул водителю, отвернулся всего на секунду, но этого хватило, чтобы Настя метнулась в сторону и бросилась бежать, спасаясь через закоулки и тьму соседних дворов. Лисин эту часть города явно не знал, и девушке удалось выиграть несколько минут, которых едва хватило, чтобы незаметно протиснуться между стеной кирпичного дома и покосившимся забором и там замереть, закусив губу и чувствуя, как сильно колотится сердце.

– Анастасия Николаевна! – негромко позвал мужчина. То ли капитан, то ли не пойми кто. – Ну что за прятки? Обещаю: мы не сделаем вам ничего плохого.

Настя затаила дыхание. Туфли-лодочки скользили по прелым листья, голова у девушки кружилась от страха: её едва не похитили.

Лисин позвал ещё раз или два, а потом развернулся и пошёл к машине. «Мазда» просигналила кому-то, вывернув из арки, и выехала на улицу. Должно быть, неудачливые похитители надеялись перехватить её по дороге… Настя всегда ходила домой одной и той же дорогой, и теперь горько пожалела об этом.

«Скорее всего меня будут ждать у дома…»

Не у старого, конечно, сгоревшего, а нынешнего, в котором она арендовала комнату в «малосемейке»… Ещё радовалась, что сумела снять недорогое жилье рядом с салоном…

Но следующая мысль резанула острым клинком:

«Кирилл!»

Вдруг Лисин знает, где он, и едет в больницу? Вдруг он будет ждать у палаты? Или возьмёт мальчика в заложники?

Насмерть перепугав себя жуткими предположениями, Настя рванула к ближайшей остановке, едва не впала в истерику, трясясь в автобусе, а потом обошла больницу по периметру, но синей «Мазды» не обнаружила. Равно как высокой фигуры Лисина. Из предосторожности Настя прошмыгнула в корпус с чёрного хода – медсёстры, курившие на крылечке, её знали, поэтому впустили без вопросов, – и поднялась на нужный этаж пешком.

На лестнице привычно пахло щами, табаком и хлоркой. На тёмно-зелёной стене кто-то вывел испачканным в извёстке пальцем бодрое пожелание: «Держись!», и три последние буквы споткнувшаяся Настя смазала плечом ветровки.

Но не заметила, что испачкалась, не остановилась, чтобы привести себя в порядок, продолжила бег наверх.

К счастью, у палаты оказалось пусто.

«Слава богу!»

От сердца отлегло. Девушка зашла в уборную, умылась, успокоилась, затем взяла у дежурной сестры – тоже знакомой – белый халат и с улыбкой вошла в палату. Улыбающийся Кирилл протянул навстречу облепленные пластырем руки – тот предохранял катетер. Настя присела на край кровати и прижала сына к себе.

Ради этого стоило жить.

А значит, нужно что-то придумывать. Что угодно!

Побыв в палате минут двадцать – Кирилл сказал, что хочет подремать, – молодая женщина вышла в коридор и набрала номер следователя. Гудки сверлили тяжёлую от слёз и нервов голову. Наконец, в трубке раздался отголосок далёкой матерной тирады, потом замученный голос капитана: «Карпов. Да. Узнал. Да, помню. Слушаю вас, Анастасия Николаевна».

И его глухой голос напрочь отбил желание рассказывать о попытке похищения. Да и что сможет сделать капитан? Приставит к ней участкового?

Настя невесело усмехнулась, представив себе эту картину.

– Иван Сергеевич…

– Семёнович, – машинально поправил Карпов.

– Извините.

– Я привык.

– Понятно… – Видимо, люди частенько путались при общении с полицейскими. – Не могу ли я забрать вещи, оставшиеся от бабушки? Ведь вы закрываете дело и…

– Извините, пока нет, Анастасия, никаких вещей… – Его речь оборвала долетевшая издалека брань, проклятия. Хлопок. – Извините, не время, – буркнул капитан и нажал «отбой».

Настя вернулась в палату, опустилась на клеёнчатую кушетку у кровати и почти уже прилегла, машинально собравшись отключиться до утра, как телефон ожил снова.

Бодрая мелодия заметалась в полутёмных углах палаты, Кирилл заворочался, и Настя вновь выскочила в коридор и там нажала кнопку:

– Алло, я не могу говорить, перезвоните…

– Настенька, – оглушительно скрипучим шёпотом проревел ей в ухо телефон, – да я на минуточку только. Это соседка ваша, бывшая соседка, горе-то какое, Настя. Тётя Лида это. Из третьего дома. Что ж ты не сказала нам, что с Кирюшей такое приключилось? Что в больнице он? Не чужие ведь… И София, упокой Господи её душу… Ты не заскочишь ко мне завтра?

– Завтра? Не знаю… – протянула девушка, судорожно пытаясь придумать, как вежливо отвязаться от назойливой заботы пожилой соседки.

Тётя Лида была из тех, кто считает, что любая беда – не беда, «ежели хорошо кушать». Даже раньше, когда бабушка ещё была жива, соседка частенько зазывала Настю к себе, выносила на крыльцо полотняную сумку с картошкой, свёклой, морковью – «у вас ведь огорода-то и нет, что такое две грядки, да и те с травой», – или с пирожками, у неё получались великолепные пирожки… Настя принимала подарки безропотно – на улице Дедушкиной, почитай, как в деревне, все друг друга знали и обид не прощали, а отказаться от еды или овощей, предложенных от чистого сердца, означало нанести страшную обиду.

Видимо, и теперь тёте Лиде некуда девать излишки урожая.

– Тётя Лида, я… – пробормотала Настя, прикрывая телефон ладонью, – мне сейчас нужно много работать. Кирилл в больнице и…

– Так вот я и звоню, Настенька, – затараторила соседка. – Мы тут на улице собрали тебе немного денег. На ноги хоть чуток встать, дорогая. Ведь не чужие. Я ведь совсем малышкой тебя помню. И тётя Катя…

– Хорошо, я заеду. Утром около восьми не рано будет?

– Старики рано встают, – завела тётя Лида. – Бабушка твоя, Софья Васильевна, всегда раненько вставала…

– Значит, завтра к восьми я подъеду, – не очень вежливо перебила старушку девушка, у которой появилась новая проблема.

Полненькая медсестра, грозная, как предводительница викингов, вышла с поста и грозно посмотрела на нарушительницу больничных порядков.

– По телефону трепаться на улицу идите. А ещё лучше – домой. Раз своему ребёнку не хотите дать поспать, то другим не мешайте.

– Извините.

– Что?

Настя показала отключённый телефон:

– Больше не повторится.

И вздрогнула, увидев, как в стеклянной двери ближайшей палаты отразились двое мужчин: Лисин и здоровяк средних лет, видимо, водитель «Мазды».

К счастью, сейчас они стояли довольно далеко от собеседниц и спиной к ним, поэтому у Насти нашлось время пискнуть:

– Я не хочу их видеть!

И нырнуть в палату.

А через несколько секунд она услышала мягкие шаги, и знакомый мужской голос произнёс:

– Добрый вечер, мы…

Однако договорить Лисин не успел.

– Кто пустил? – грозно поинтересовалась медсестра, оказавшаяся не только понятливой, но и просто хорошей женщиной. – Часы посещения с четырёх до шести. А сейчас уже одиннадцатый! Дети спят! По какому праву входите в отделение?

Медсестра сделала шаг вперёд.

– Спокойно, девушка, полиция. – Лисин продемонстрировал жетон, однако особого эффекта не добился. – Нас интересует…

– Собираетесь перебудить больных детей?

– Чёрт…

– Вы понимаете, что я сейчас же позвоню в вашу службу собственной безопасности…

– Да не надо никуда звонить! – Судя по всему, Лисин сдался, поскольку эту фразу он произнёс не в голос, а громким шёпотом: – И не собираюсь я никого будить.

– Тогда утром приходите.

– Дело важное.

– Какое? Вы понимаете, что у меня тут больные дети?

– Чёрт…

– Да всё я понимаю.

«Ага, чертыхается не Лисин, а его напарник».

– Ответьте на вопрос, и мы уйдём.

– На какой вопрос?

– У вас есть ребёнок по фамилии Энгель?

– Энгельс? А Маркса вам не поискать?

– Не надо острить, – буркнул Лисин. Но шёпотом, шёпотом. – Я ведь не просто так заявился среди ночи. Мне нужно знать, есть ли в отделении ребёнок по фамилии Энгель?

– Я Энгельсов не помню, – помолчав, ответила медсестра. – Но вон температурные листы на стене, ищите сами. Там указаны фамилии всех детей.

– Спасибо.

– Обращайтесь.

И Настя мысленно похвалила себя за предусмотрительность: в своё время она настояла, чтобы Игнат дал ребёнку свою фамилию – Климов. Уверяла, что делает это, чтобы Кирилл не чувствовал себя брошенным, но лукавила: причиной настойчивости стали жуткие воспоминания о школе, где она одиннадцать лет проучилась с кличкой Фридрих, каждое утро входя в класс под окрики: «Энгельс, ты зачем бороду сбрил, дурик?», «Где Карла потеряла?», «Дай «Капитал» почитать» и прочие образчики детского «юмора».

У неё не было отца, который пришёл бы в школу, чтобы серьёзно поговорить с хулиганами, вот и приходилось терпеть. И у Кирилла отца нет, так пусть хоть фамилия будет обычная.

В общем, она настаивала, а Игнат так хотел отделаться от беременной подружки, что пошёл на это требование. Но только на это: денег он ни Насте, ни Кириллу давать не собирался.

– Здесь перечислены все дети? – уточнил Лисин, закончив изучение температурных листов.

– Абсолютно, – подтвердила медсестра.

Настя припала к замочной скважине и сразу увидела высокую фигуру фальшивого опера.

«Почему красивые мужики обязательно мерзавцы?» – всплыл в памяти печальный голос полной клиентки, жаловавшейся на молодого любовника.

Днём эта фраза вызвала у Насти улыбку, но теперь она была готова согласиться с золотозубой толстушкой: Лисин оказался самым симпатичным из всех, кого девушка встречала до сих пор. Ей даже не верилось, что такой представительный мужчина выбрал скромную профессию полицейского.

Или бандита.

В любом случае встречаться с Лисиным Насте совершенно не хотелось.

– Спасибо тебе, Климов, – прошептала девушка, глядя, как опер, или не-опер, уныло перечитывает температурные листы.

И едва не хихикнула, услышав печальное:

– Вы точно уверены, что в отделении нет ребёнка по фамилии Энгель?

Ответ прозвучал невнятно и, судя по всему, Лисина не удовлетворил.

– С кем из детей лежат матери?

Настя затаила дыхание.

– В палатах номер шесть, десять и одиннадцать. Ещё в две палаты приходят и иногда на ночь остаются.

– Васильев, посмотри.

Кирилл заворочался во сне, и одеяло почти сползло на пол. Поправлять его времени не было: Настя нырнула под кровать и сжалась в комок, стараясь не дышать.

Дверь приоткрылась.

– Здесь только ребёнок, – послышался голос медсестры. – Я ведь назвала номера палат.

– Чёрт…

– Закройте дверь немедленно!

– Чёрт, – повторил Васильев, но дверь закрыл.

Настя уронила голову на руки, не в силах заставить себя выбраться из-под кровати.

Где-то вдалеке скрипнула дверь, кажется, входная в отделение. Затем в палату заглянула медсестра, прошептала: «Ушли», потом она окончательно погасила свет в коридоре, оставив только настольную лампу на посту… А Настя всё не двигалась.

На смену страху, что гнал её во дворы, давал силы и время спрятаться, пришёл другой, парализующий: прятаться бессмысленно, скрыться некуда. Дом сгорел. В больнице её отыскали. Завтра они выяснят, что Кирилл – её сын, и встреча с Лисиным станет неминуемой.

«Стоп, – попыталась уговорить себя Настя. – Без паники! Почему я решила, что Лисина надо бояться? Я запаниковала, но ведь это не значит, что Лисин – преступник. Может, он действительно полицейский… Но почему расследовать убийство бабушки отправили ещё одну группу?»

При мысли о бабушке на глаза навернулись слёзы. Уроды, вломившиеся в дом, лишили Настю всего – даже возможности попрощаться с единственным человеком, которому было дело до «этой девчонки Энгель». В морге ей показали обугленный череп и оплавленный кулон, спросили, не узнаёт ли внучка в куске чёрной от копоти кости женщину, которая её воспитала. Настя узнала – по сколовшейся коронке на одном из зубов. Бабушка жаловалась, что скол царапает губу, и Настя надеялась накопить к Новому году на хорошего стоматолога.

«Мне бабушка была дорога, но кто ещё может ею интересоваться?»

Вопрос пугающий, особенно если уточнить, что баба Соня считалась колдуньей. Не Владимирской Малефисентой, конечно, но «ведьмой с репутацией». Сама Настя относилась к этой «славе» с юмором, в магию не верила, но вот Игнат, например, слегка «двинутый» на эзотерике и тайнах мира, долго пытался выведать у «ведьмы Энгель» «секреты мастерства» и бросил Настю, не получив то, на что крепко рассчитывал.

«А вдруг Лисин такой же? Верит, что баба Соня была ведьмой, и пытается отыскать колдовское наследство? Не понимая, что, будь бабушка колдуньей, предвидела бы и нападение, и пожар и наверняка сумела бы защитить себя какими-нибудь чарами. Но бабушка погибла, тем самым доказав самым твердолобым любителям шоу экстрасенсов, что никакой ведьмой не была…»

Магия – ложь.

Колдовство – вымысел.

А вот диагноз Кирилла – это страшная правда, с которой надо что-то делать.

«Чувствуешь, что вот-вот упадёшь, – спланируй!» – говорила бабушка.

И Настя с малых лет научилась делать это лучше всего. Планировать. Как планируют белки-летяги, птицы, летучие мыши: проанализировать ветер, расправить крылья или перепонки – и полететь. В её случае – использовать негативные стороны ситуации для того, чтобы выбраться из неё, не затратив лишних сил.

Девушка присела на край кровати, достала телефон, открыла раздел заметок и начала набрасывать «дано».

* * *

Недалеко от дома – от стильно обставленной квартиры, которую они сняли в самом центре Владимира, неподалёку от Золотых ворот, – Святик отыскал вполне приличный ресторанчик, в который они и отправились ужинать. Креветки и белое вино для неё, мясо для спутника, тихий разговор, спокойная атмосфера… И жизнь снова стала налаживаться.

На небольшой сцене, наполовину скрытой тяжёлой портьерой, на высоком табурете сидел сухопарый гитарист, длинными пальцами перебиравший блестящие серебром струны. Задумчивая мелодия мягко вилась между столиками, а приглушённый свет раскрашивал вино золотыми искрами.

Ужин получился отличным.

– Рад, что у тебя снова всё хорошо, – усмехнулся Святомир, после чего сделал большой глоток красного вина. – Я уж думал, придётся дарить то кольцо с изумрудом.

– То есть я поторопилась? – улыбнулась ведьма.

– Я думал, но не решил.

– Если долго думать, всё может измениться.

– Всё – это что?

– Всё – это то, что тебя окружает, – объяснила Велена. – Или часть этого. Какая-то часть…

– И эта часть захочет от меня уйти?

– Или измениться…

Люд сделал ещё глоток и усмехнулся.

Он искренне считал, что полностью всё контролирует.

На самом деле Святомир был не таким уж мужланом, какими обычно описывают и считают белобрысых выходцев из Зелёного Дома. Хорошее образование, цепкая память и аналитический склад ума делали его интересным собеседником, при этом он был достаточно воспитан и хорош физически. Девяносто – для люда не возраст, а самый расцвет зрелости, так что Велена не жаловалась… И не стеснялась выходить в свет, потому что с виду Святомиру можно было дать не больше пятидесяти, а то и сорока пяти. Две едва заметные морщины пересекали высокий лоб, залегла складка между бровей, но внешности люда это не портило. Скорее, добавляло благородства. Он носил длинные волосы, в которых уже начала появляться серебристая седина, и обычно перехватывал их вычурной заколкой с тонкой острой шпилькой…

Велена хорошо помнила, как на их втором свидании Свят вонзил эту шпильку в глаз официанту, принёсшему отравленные напитки. А потом стоял над трупом, стирая салфеткой кровь с тыльной стороны ладони, а ко́нец, владелец заведения, суетился, заверяя, что такое больше не повторится, охрана, пропустившая «фальшивого» официанта, уже наказана, и тот, кто позволил себе такую «глупость», тоже вскоре будет наказан. Хозяин так сверкал глазками, делая особенный акцент на этом «наказан», что Велена не усомнилась – процесс исполнения наказания будет долгим и поучительным. Сами ко́нцы – существа мирные, но за репутацией своих заведений следят строго и знают, к кому обратиться в случае необходимости.

Святомир небрежно ответил, что сам заплатит за ужин – во всех смыслах, – ко́нец предложил бесплатный «царский стол» в качестве компенсации, и на этом недоразумение было улажено. А через пару дней один из недругов Свята разбился за рулём своей дорогой спортивной машины, но об этом Велена узнала лишь спустя месяц…

А в тот момент она просто смотрела на стоявшего над мертвецом люда – спокойного, невозмутимого, уверенного в себе, – смотрела с восхищением. Именно тогда Велена поняла, что рядом с таким мужчиной она сама станет львицей. И почти не просчиталась… Почти, потому что всего через три года их знакомства люду пришлось уехать из Тайного Города.

А здесь, вдали от столичных интриг, оставалось лишь умирать от скуки и тосковать… Или позволить себе наслаждаться салонами, магазинами и вниманием своего мужчины, который стал находить всё больше приятного в её обществе.

Велена позволила туфельке соскользнуть на пол и легко, дразня, погладила кавалера пальцами ноги. Люд улыбнулся, опустил правую руку под стол и мягко, с очевидным обещанием, прикоснулся к Велене в ответ. Ведьма чуть раздула ноздри.

– Уезжаем?

– Скоро…

Оба понимали, что ужин окончен. От него осталась лишь томительная пауза, делающая десерт слаще.

Сейчас люд попросит счёт, и…

– Что он здесь делает? – едва слышно прорычал Свят.

Едва слышно, но именно прорычал: ему не понравилось то, что он увидел.

Ведьма открыла глаза:

– Кто?

– Ты его не знаешь.

Велена обернулась и быстро оглядела зал. Пожилая пара за столиком у окна, едят молча, видимо, наговорились за долгую жизнь. Компания в углу: три девушки с тремя кавалерами, смеются громко, но не настолько, чтобы привлекать внимание или вызывать раздражение. Высокий мужчина – ведьма отметила, что довольно симпатичный, – остановился в проходе. Справа от него метрдотель с меню в руках. Видимо, мужчина зашёл поужинать, собрался выбрать столик, но что-то его остановило. Точнее – кто-то: присутствие Святомира.

– Чтоб тебя! – выругался люд.

– Ты его знаешь?

Вместо ответа антиквар вытащил из-под стола руку, и Велена принялась нащупывать сброшенную туфельку.

– Ты его знаешь?

– Помолчи пока.

– Свят!

– Это старая история, – сквозь зубы ответил люд, – потом.

Ему был неприятен чел, но именно неприятен – люд его не боялся.

– Он выглядит слишком молодым для старых историй, – заметила ведьма, наконец-то нащупавшая туфлю.

– Из ранних.

– А-а…

Опасности не чувствовалось, только неприязнь, поэтому Велена вилкой подцепила с тарелки последнюю креветку, съела её и запила вином.

А челу надоело играть в «гляделки». Он что-то сказал метрдотелю, судя по всему – отказался от ужина, и медленно подошёл к столику парочки.

– Вот уж не думал, не гадал.

– Не ври, Лисин, ты знал, что я в городе, – резковато отозвался люд.

– В городе, но не в этом ресторане.

– Здесь хорошая кухня.

– Мне рекомендовали.

– Завтра оценишь.

– Почему вы решили, что я ухожу?

– У тебя от меня делается изжога.

– Похоже, это взаимно.

Велена едва сдержала улыбку. Знала, что Свят озвереет, и приложила все силы, чтобы сдержать её.

– Что ты забыл во Владимире?

– Прибыл по долгу службы.

Ответ вызвал у Святомира понимание.

– Здесь вроде бы тихо? – прищурился люд.

– Поэтому вы сюда переехали?

– Переехал, чтобы изменить легенду. Рассказать тебе, сколько я живу?

– Баобабы, говорят, до тысячи лет дотягивают. Но не хвастают этим.

Велена отвернулась и закусила губу. Люд тяжело засопел.

– Когда уезжаешь?

– Не раньше, чем соберусь.

– Не попадайся больше на глаза.

– Если увидите меня, зажмурьтесь.

– Не хами.

– Всего доброго.

Чел улыбнулся, отвесил полушутливый поклон и вышел из зала. Велена же повернулась к спутнику и чуть приподняла брови, показывая, что не прочь услышать подробности. Почему странный чел так себя вёл, а главное – почему Свят позволил ему хамить.

И первая же фраза дала ответ на оба вопроса.

– Служба утилизации, – неохотно пробормотал люд, сделав большой глоток вина.

Дальше мог не продолжать.

Эта организация отвечала за соблюдение жителями Тайного Города режима секретности и занималась сокрытием от человских глаз магических проявлений, как случайных, так и преступных. Служили в ней представители всех рас, и в том числе челы, подчиняться которым людам было особенно неприятно: ведь официально представители ныне господствующей на Земле расы считались их вассалами…

В общем, всё было запутано.

Однако через секунду выяснилось, что Свят недолюбливал Лисина по другой причине.

– Несколько лет назад он вскрыл одну неприятную для нас историю… Лютополк тогда переборщил, повёл себя необдуманно, и Лисин нас крепко прижал. Но всё в прошлом…

– То есть ты не думаешь, что он приехал сюда за тобой?

– Нет, конечно, я чист. – Люд допил вино. – Но мне действительно интересно, что он тут забыл?

– Кто-то из магов наследил?

– Кто-то из магов очень сильно наследил, – уточнил Святомир, сделав акцент на слове «очень». – Служба утилизации не часто посылает агентов за пределы Тайного Города.

* * *

Из открытого окна доносились голоса, точнее, один голос, зычный и глубокий, перекрывающий даже вой радиоприёмника: тётя Лида отчитывала похмельного внучатого племянника, за полночь явившегося ночевать к бабке, чтоб не прибили родители. Тётя Лида возмущалась, племянник невнятно отругивался, и спокойствие сохранял лишь полуперс Сёма, лениво развалившийся на подоконнике. Но в конце концов и он не выдержал воплей, спрыгнул в цветник и, безжалостно раздвигая астры, полез на соседский участок, посреди которого виднелись чёрные руины. Настя слышала, как он фыркает, пролезая между обгорелыми балками.

– Вот рожа обормотская! – объявила высунувшаяся в окно тётя Лида.

– Кто? – улыбнулась Настя, которая как раз прошла через калитку и была в трёх шагах от крыльца.

– Да Сёма, будь он неладен! Что ни день, лазит к вам, а потом все половики в саже.

– Извините.

– Да уж…

Соседка осеклась, а потом захлопотала и потащила Настю в дом – пить чай. Однако из окон гостиной открылась ещё более безрадостная картина: заросший золотыми шарами и мальвами забор, за которым чернел обвалившийся остов родного дома Насти. На самой вершине которого восседал Сёма. Заметив Настю, он тоскливо мяукнул и принялся топтаться, точа когти. Видно было, как сыплются вниз крошки угля.