
Полная версия
Папа с прицепом
Мухамбетов пока держался, но было видно, что дожать его – вопрос нескольких минут. Крячко встал, подошел к Гурову, сделав вид, что хочет что-то обсудить. Мухамбетов напряг слух, и Стас решил ему подыграть. Стараясь говорить не слишком громко, он задал Гурову вопрос:
– Слушай, может, прямо здесь его?
– А девушка? – задал встречный вопрос Лев.
– Да не проблема. Она ведь малолетка, по этой и пойдет. А уж ее мы научим, что нужно на суде говорить.
– Добро, действуй! – кивнул Лев.
Крячко не успел занять место напротив Мухамбетова, как тот полностью изменил тактику поведения. Растеряв весь апломб, просительным взглядом посмотрел на Крячко и кротким, почти вежливым тоном произнес:
– До меня дошло. Снимайте наручники, говорить буду.
– Э, нет, приятель, ты свой шанс упустил. Теперь у нас на тебя совсем другие планы, – заявил Стас. – Твое признание нам сейчас до фонаря. Определим тебя в СИЗО, там ребятки серьезные. Ты им про девочку свою малолетнюю все выложишь, а попутно и на наши вопросы ответишь. Им раскрываемость – нам информация. Как видишь, все в плюсе. Кроме тебя, правда, но тут ты сам виноват.
– Да погодите вы! – Мухамбетов начал нервничать. – Девка эта никакая не малолетка, на ней пробу ставить негде.
– Одно другому не мешает, – наставительно произнес Крячко. – Попробовали многие – отвечать только тебе. Закон подлости, дружок, на то он и закон, чтобы на ком-то срабатывать.
– Волкова я видел, но к смерти его никакого отношения не имею, – выпалил Мухамбетов. – А видел его, потому что он меня сам вызвал. Честное слово!
– Ну надо же! Этот человек имеет слово. Да еще и честное. Ну не смех ли, Лева? – издевался Крячко. – Мало того, что девочку не портил, так еще и конкурента не убивал. А ведь все указывает на то, что в обоих случаях виновен он. Слышал я, что люди бывают невезучими, но чтобы настолько…
– Погоди, Стас, дай ему сказать, – вступил в игру Гуров. – Может, на этот раз что-то стоящее услышим.
– Да туфту в очередной раз прогонит, – заметил Крячко. – Незачем на него время тратить.
– Я буду говорить правду, – пытался заглянуть в глаза Гурову Мухамбетов. – Скажу все, что знаю про смерть Волкова. Вы проверить сможете, зуб даю.
– Раз зуб, можно и поверить, – рассмеялся Стас. – Подползай поближе, приятель, помогу тебе сидячее положение принять. А за наручники – извиняй, пусть пока на тебе побудут.
Гуров в очередной раз придвинул стул ближе к допрашиваемому и приготовился слушать.
Рассказ Мухамбетова не сильно отличался от того, что опера слышали от Семибратова и Шилова. И все же нюансы были. Махинацию с искусственным повышением цены на лом Мухамбетов подтвердил. Только в отличие от Семибратова идею приписал Якимушкину. Мол, он пришел к нему, Мухамбетову, с деловым предложением. Предложение выглядело сырым, недодуманным, но перспективным. И тут уж Мухамбетов развернулся.
Он доработал детали, он же предложил взять в дело всех остальных. Только Волкова порекомендовал сам Якимушкин. Он же с ним и договариваться должен был да провалил миссию на первом заходе. Волков оказался совершенно невосприимчивым к чужим идеям, а Якимушкин – плохим дипломатом. Короче, дело он испортил. Вернее, чуть не испортил. Пришлось Мухамбетову и здесь поработать. Ему показалось, что с задачей он справился. По крайней мере, Волков обещал подумать.
За день до его смерти Мухамбетов снова встречался с ним в кафе. На этот раз по инициативе самого Волкова. Оказалось, встречу тот назначил не только ему, но всем, кому было известно про план Якимушкина. Зачем он их выцеплял по одному? Да отговорить пытался. К совести взывал, к благоразумию. Пугал штрафными санкциями за нечистую игру и прочую лабуду гнал. Мухамбетов послушал-послушал и на хрен его послал. Что сделали остальные? То же самое – отказали все Волкову. Посоветовали не высовываться, раз уж легкие бабки его не интересуют, на том и разошлись.
В тот же день Мухамбетов уехал в Сочи. Надоело «мульку прогонять», надоело этих чистоплюев обрабатывать. Не срослось и не срослось, он не в обиде. Не выгорело здесь, получится в другом месте. Таков мир бизнеса. Гуров усомнился в том, что Мухамбетов так просто отказался от идеи, и тогда тот заявил, что Волков, мол, аргумент привел железный. Какой? Да объявил, что выход на нужного человека нашел. И имя назвал. Сказал, что про махинации группы Якимушкина тому все выложит, а после этого у них так и так ничего не выгорит. Уж он найдет, каким образом вывести из игры всю четверку.
Имя человека Мухамбетов назвал только после того, как Гуров дал ему честное слово, что при этом человеке о его персоне даже упоминания не будет. Им оказался некий Дмитрий Бородин. Мужчина солидный и возрастом, и положением. Именно ему сдавали свой лом Семибратов, Шилов, Паршин и Волков. Он, Мухамбетов, такой привязанности не имел, сдавать мог куда угодно, лишь бы выгода шла максимальная, а остальные только Бородину. Почему после того, как Бородин узнает про комбинацию, придуманную Якимушкиным, он должен помешать воплотить замысел? Да потому, что от этого замысла его, Бородина, бизнес понесет убытки. А так как Бородин мужик тертый, то не в его правилах спускать такой беспредел. Мухамбетов взвесил все «за» и «против» и умыл руки. Укатил в Сочи и забыл про все планы.
Насчет предостережения по поводу алиби отнекиваться не стал, хотя и не сам операм эту информацию выложил, а только после того, как Гуров ему расклад дал. Да, с Шиловым и Семибратовым насчет того, чтобы почаще на людях бывали, говорил. Только не конкретную ночь называл, а предостерегал в целом. На обозримое будущее. И боялся он не за то, как бы их в смерти Волкова не обвинили, а гнева Бородина опасался. Он не предполагал, что Бородин может на жизнь их покуситься. Репутацию подпортить – это запросто, физию начистить – тоже легко, но чтобы жизни лишить? Нет, об этом Мухамбетов не думал.
Зачем алиби? Да не алиби это было, простая предосторожность. Бородин не любит на публику играть. Не тот склад характера. По-тихому разобраться может, конкурентам слить тоже легко, но не на глазах у удивленной публики. Тем более не в кругу семьи, где жены и дети. Уважает он семью, хоть своей не имеет. Покой семьи и друзей семьи для него святое. Вот как-то так.
Рассказ Мухамбетова звучал как-то чересчур приторно, но Гурову он дал новую фамилию, а это было уже кое-что. Чем больше деталей всплывает в ходе расследования, тем легче докопаться до истины, пусть даже без помощи свидетелей или вопреки таковой. Здесь же налицо утечка информации. Сколько фамилий уже всплыло, сколько подробностей по бизнесу вовлеченных в расследование людей. Это должно было облегчить понимание ситуации.
Разумеется, Гуров понимал, что Мухамбетов восемьдесят процентов из рассказа выдумал и подтасовал так, как выгодно ему. Впрочем, так же, как и Семибратов. Но к этому полковник привык. Ни один подозреваемый никогда не говорит всей правды. Даже если на сто процентов невиновен. Такова уж психология человека: попал на крючок правоохранителям – старайся говорить поменьше или то, за что они точно зацепиться не смогут. Так, на всякий случай, для перестраховки. А то ведь как бывает? Ты им всю правду от чистого сердца, а они тебя твоей же правдой и в каталажку. Таково мнение обывателя, и с этим Гуров ничего поделать не мог.
Что подумал Мухамбетов, когда узнал про смерть Волкова? Да что тут думать? Решил, что судьба его наказала. Не рой другому яму, так ведь в народе говорят? А он, Волков, рыл, да еще как рыл. Лишил всех возможности заработать хорошие бабки, за то и поплатился. Видно, не в почете у шутницы-судьбы чистоплюи.
Предположение, что Волкова кто-то из их четверки убрал, в голову не приходило. Зачем? План-то все равно провалился. Месть? Нет, отомстить из этих хлюпиков никто не мог. Даже со злости, в состоянии аффекта, так сказать. А что касается того, что его видели в ночь смерти Волкова в городе, полная брехня. Здесь он был, в Сочи. И свидетель у него есть. Хозяин квартиры, в которой они сейчас сидят. Приехал Мухамбетов в Сочи рано утром, ключи от квартиры на руках, хозяина беспокоить не нужно. Только городок здесь маленький, все друг про друга знают, вот и доложили хозяину. А тот прикатил ближе к вечеру. Вроде как узнать, не нужно ли чего постояльцу. На самом деле аванс хотел получить. Дал ему Мухамбетов аванс, он и отчалил.
С Мухамбетовым хозяин встречался около девяти часов вечера, так что ни на машине, ни на самолете до Череповца он добраться никак не успел бы. Тут и проверять ничего не требуется, километраж сам за себя говорит. Адрес хозяина Мухамбетов предоставил без возражений. Имя-фамилию назвал и номер телефона продиктовал. Все честь по чести. Мне, мол, скрывать нечего.
Когда с алиби на момент смерти Волкова было покончено, Гуров перешел к московскому инциденту. Зашел издалека: где бывал Мухамбетов помимо Сочи и Череповца в последние месяцы? Да нигде не бывал, заявил тот. Кто может это подтвердить? Разве что девицы, если он их всех упомнит. Специально даты, когда один оставался, не записывал.
Дата смерти Паршина, названная в числе прочих дат, никакой реакции у Мухамбетова не вызвала, по крайней мере, визуально не было похоже, что он забеспокоился. А вот сами вопросы не понравились. Чего ради по всему календарю его гоняют? Хотят получить алиби на все висяки, что за Петровкой числятся? Пришлось сообщить о смерти Паршина. И дату назвать. А Мухамбетов им снова алиби, и снова в Сочи, мол, был, здоровье поправлял. И вообще, в Сочи он бывает так же часто, как и в Череповце. Раз в месяц – стабильно. Недельку поживет и обратно возвращается. Зимой от холода отдохнуть, летом от духоты и смога. Чем плоха такая схема? Денег на подобный образ жизни ему хватает, квартира всегда ждет. Дома заскучает, может и дважды за месяц приехать. Курортная зона предполагает легкие связи, а другие Мухамбетова не интересуют. И ничего зазорного он в этом не видит. Он мужчина свободный, молодой и необремененный особыми заботами, так что кататься ему никто не запретит.
Помурыжили его Гуров с Крячко, помурыжили и откланялись. Предъявить Мухамбетову нечего, на сотрудничество он согласился, все, что знал, выложил. Гуров понял, что большего из Мухамбетова не выжать, и решил закругляться. Наручники Крячко с него снял, велел отправить малолетнюю подругу домой. На том и распрощались.
Выйдя от Мухамбетова, постояли возле подъезда и вызвали такси. Куда ехать, в аэропорт или в гостиницу, так и не решили. Таксист приехал, а напарники понятия не имеют, куда их доставить. Покрутил таксист пальцем у виска и стартанул на новый заказ. А Гуров с Крячко так и остались стоять на крыльце.
– Надо было к хозяину квартиры рвануть, – вдруг осенило Крячко. – Получить подтверждение словам Мухамбетова все равно придется, так почему не сейчас?
– Может, по соседям пройдемся? Соседи много чего видят и слышат, – предложил Лев. – Я вот все стою и думаю, почему у меня ощущение, что уезжать рано? Наверное, потому, что не все дела мы здесь закончили.
– Да что тебе соседи скажут? Думаешь, они вспомнят, приезжал Мухамбетов год назад в конкретный день или квартира пустовала? Не смеши меня, Лева, ничегошеньки они не вспомнят.
– Как знать, – не согласился Гуров. – Иной раз такие свидетели попадаются, диву даешься. Записи не хуже, чем в читальном зале, ведут. И даты фиксируют, и время, и прочие детали.
– Ага, а еще есть феи, которым стоит взмахнуть волшебной палочкой, и возле подъезда карета, шестеркой лошадей запряженная, – пошутил Стас.
Только он про карету сказал, как к подъезду такси подъехало. С пассажирского сиденья на пешеходную дорожку выгрузилась дама с пышными формами. Бросила неодобрительный взгляд на незнакомцев, обошла их стороной и скрылась в подъезде. Гуров проводил ее взглядом, размышляя, стоит задать ей вопрос про квартиранта Мухамбетова или нет. Решил, что не стоит. Оглянулся, а Крячко рядом нет.
– Лева, хватит ворон считать, такси ждет! – услышал он голос напарника.
Тот уже сидел в такси и нетерпеливо выстукивал костяшками пальцев по полуоткрытому стеклу. Ну что ж, раз уж пришла машина, значит, нужно этой возможностью воспользоваться. К хозяину так к хозяину. Вернуться в дом Мухамбетова они всегда успеют. Гуров сбежал с крыльца, открыл дверцу и нырнул на заднее сиденье. Крячко назвал адрес, машина резко тронулась с места.
– На Беговую к знакомым или квартиру там снимаете? – спустя пару минут поинтересовался таксист.
– К знакомым, – ответил Стас.
– А по виду не из местных, – мельком взглянув на пассажиров, определил таксист.
– Это потому, что загара нет? Может, мы просто солнечные ванны не любим принимать.
– Ванны тут никакой роли не играют, – хмыкнул таксист. – Кто здесь живет на постоянку или приезжает регулярно, у тех кожа сама загар ловит. Без пляжа и специальных средств.
– А если раз в месяц приезжать? – подбросил вопрос Гуров.
– В этих случаях у кожи особенный оттенок. Ваш до него не дотягивает, – бросил таксист, свернул на перекрестке, и разговор прервался.
– Особенный – это как? – постарался Лев вернуть таксиста к интересующей теме, как только дорога снова пошла ровно.
– На пальцах этого не объяснишь. А вам зачем?
– Скажем, для общего развития, – уклонился от прямого ответа Лев.
– А хотите, эксперимент проведем? Научный, – загорелся таксист. – Определим, кто из пешеходов местный, а кто пришлый.
– Это каким образом?
– Да легко. Сейчас увидите.
Таксист оказался мужиком азартным. Он припарковал машину у обочины, опустил стекла и начал выдавать комментарии по каждому проходящему мимо человеку.
– Вот тот дедуся в солнечных очках приехал дня два назад. Видите, как кожа на носу покраснела? На пляже день полежал, теперь только по городу ходит, – начал таксист. – Видите, походка вразвалочку? Как у моряка. Только к морским профессиям он никакого отношения не имеет. Задница обгорела, теперь трусы к коже прилипают, вот он и старается ноги пошире ставить, чтобы боль облегчить.
– Интересное наблюдение, – улыбнулся Лев. – Жаль, проверить нельзя.
Дед поравнялся с машиной, но мимо не прошел. Заметив рекламную надпись на капоте машины, он склонился к окну, за которым сидел таксист, и вежливо произнес:
– Любезный, не подскажете, как пройти к парку развлечений?
– Не местный, отец? – подмигнув Гурову, спросил таксист.
– Курортник, – ответил дед.
– Пару дней в городе?
– Ровно два дня. Пляжем за день насытился, теперь вот хочу в тенечке отдохнуть.
– К парку два квартала по этой улице, на перекрестке свернете налево, там увидите, – подсказал таксист и, хитро улыбнувшись, добавил: – А кожу лучше детским кремом смазывать, при ходьбе нижнее белье приклеиваться не будет.
– Спасибо, любезный, обязательно воспользуюсь вашим советом, – несколько удивленный странным советом, проговорил дед и поспешно отошел от машины.
– Еще доказательства нужны? – улыбаясь во весь рот, повернулся таксист к Гурову.
– Доказательств не нужно, а эксперимент я бы продолжил, – ответил тот.
На обочине простояли минут двадцать. Таксист выбирал жертву и выкладывал свои соображения. Время от времени он останавливал прохожих, чтобы предоставить Гурову доказательство правоты своих выводов, хотя тот их и не требовал. На горизонте показалась девушка в белом сарафане. Кожа у нее блестела на солнце, а загар выглядел таким ровным и так контрастировал с цветом сарафана, что становилось больно глазам.
– Ну, эта-то точно местная, – уверенно произнес Лев.
– И не угадали, – рассмеялся таксист. – Эта вообще на пляже не бывает. И в город наезжает не чаще одного-двух раз в год.
– С таким-то загаром?
– Загар такой только в солярии получить можно. Хотите, поспорим?
– На что? – подзадорил их Крячко.
– На тройную оплату, – выпалил таксист.
– Не жирно будет?
– В самый раз. На сегодня план сделаю, можно будет пораньше домой закатиться. И жена обрадуется, и сынишку на «таблетке» покатаю. Мы, кто на море живет, самого моря почти не видим. Все работа да работа.
– Договорились, – поспешно согласился Лев, так как девушка с нужным загаром уже приблизилась к машине. – Действуй, дружище!
Пари таксист выиграл вчистую. Девушка оказалась не местной, приехала к брату погостить. Загар получила в Москве в популярном салоне, где солярий входил в годовой абонемент. Гуров сделал вид, что расстроен, а таксист искренне радовался удаче. Получив причитающиеся деньги, он за десять минут домчал пассажиров до нужной улицы, посигналил на прощание и укатил к жене и сынишке.
Напарники легко отыскали дом, указанный Мухамбетовым. Хозяина квартиры, Сазонова Алексея, дома не оказалось. Его мать, сухонькая старушка, сообщила, что тот уехал на рыбалку. Когда вернется, неизвестно, а вот место, где тот рыбачит, указать может. Старушка оказалась на редкость нелюбопытной. Выдала местонахождение сына, даже не поинтересовавшись, кто к ней пожаловал и за какой надобностью ищет ее сына. Назвала место, подсказала, как добраться, после чего стрельнула у Крячко сигаретку и уселась на крыльце наслаждаться никотиновым воздухом.
Гуров пожалел, что так рано отпустил таксиста. Вот когда знающий человек пригодился бы! Пришлось снова вызывать такси. На этот раз приехал молодой парень, едва перешагнувший порог совершеннолетия. Вступать в беседу с пассажирами он желанием не горел, места, где рыбачил Сазонов, не знал, на поиски потратил чуть ли не час, отчего дорога показалась долгой. На самом деле до озерца, где расположился Сазонов, можно было доехать за пятнадцать минут, но Гуров и Крячко узнали об этом гораздо позже.
Расплатившись с таксистом, они двинулись к берегу озера, высматривая в кустах рыбаков. Одному из них Сазонов оказался знаком. Он ткнул пальцем в противоположный берег озерца и заявил, что Сазонова они найдут там. Лодки, на которой можно было бы быстро переправиться на другой берег, у Гурова и Крячко не было, а пешим ходом добраться туда оказалось невозможно. Телефон же не отвечал. Тот же рыбак, который подсказал, где искать Сазонова, помог достать лодку с провожатым, но тащиться до нее пришлось километров пять. Затем уговаривать хозяина лодки сделать доброе дело и переправить их на ту сторону озера. А когда добрались до места, оказалось, что Сазонов с рыбалкой закруглился и вернулся домой.
Тот же лодочник доставил полковников обратно. Но теперь перед ними встала новая задача: где взять машину, чтобы вернуться в город.
Такси заказывали трижды, и каждый раз им приходил ответ, что ожидание потребует от пяти до семи часов. От заказа они отказывались и оформляли новый. До тех пор, пока наконец не поняли: к озеру ни один таксист не поедет. Пришлось тащиться до трассы и ловить попутку. Вот почему с Сазоновым Гурову и Крячко удалось встретиться только к вечеру.
Глава 8
Мать Сазонова встретила Гурова и Крячко уже как давних знакомых. Провела гостей в дом, усадила за стол и принялась готовить чай, объявив, что сын моется в бане. Как ни спешили напарники, а с вопросами в баню идти не решились, да и от чая ни тот, ни другой отказываться не захотел. Свои продовольственные запасы они давно подъели, а запастись новыми времени не хватило. А старушка наставила на стол столько всего, что у полковников желудки от предвкушения заурчали.
Мылся Сазонов достаточно долго, так что старушка успела попотчевать гостей не только чаем с плюшками, но и смешными рассказами из детства своего Алешки. Рос Алешка парнем щуплым, но задиристым. Что ни день, то с разбитым носом, то с разодранной коленкой домой возвращался. Когда школа началась, мать думала, образумится, да не тут-то было. Начали ее к директору раз в неделю вызывать. Стекло в учительской разбили? Сазонов виноват. Жуков в раздевалку к девчатам запустили? Без Сазонова не обошлось. Драку в гардеробе затеяли? Снова Сазонов.
Терпела мать, терпела, да и забрала сына из школы. Как так? Ведь среднее образование в стране обязательное! Да и пусть. Зато жаловаться на парня перестали. Пошел к соседу в ученики. Тот рыбалкой промышлял, отдыхающим рыбу сплавлял. И коптил, и солил, и вялил. Всем этим премудростям и Алешку научил. А тот, как силу почувствовал, так и отделился от соседа. Деньги в дом начал носить, а матери разве плохо? Правда, девки на него жаловаться приноровились, да то девки! Их она быстро от дурной привычки отучила. Пару раз розгами со двора погнала, больше ни одна дальше калитки не захаживала.
Женился сынок поздно, прожил с женой мало. Детей не нажил, вернулся к матери. Вроде как остепенился. На квартиру насобирал, решил съехать. Какое-то время пожил один, вернее подженился, как называли в старину тех, кто без регистрации общее хозяйство ведет, да пожадничал. А может, просто с женщиной характерами не сошлись. Снова вернулся к матери. Квартиранта нашел, теперь с этих денег живет. Хулиганить бросил, а девки нет-нет да приходят. Только в дом он их не тащит, сам уходит. С квартирантом сдружился крепко. Как только тот в город приехать собирается, сразу других квартирантов побоку, будь они трижды выгодными. Мать иной раз сердится, деньги все же теряет, да только Алешка ее и в детстве не шибко слушался, а сейчас и подавно.
Сазонов вошел в дом в самый разгар материного рассказа. Речь шла о том, как он в прошлом году машину городского главы чуть в озере не утопил. Старушка только разошлась, в ролях историю рассказывать начала, а Сазонов вошел, так она язык прикусила.
– Вот, сыночек, друзей твоих потчую, – махнув рукой в сторону Гурова, сообщила она. – Ты-то чайку попьешь или сразу в гараж пойдете дела решать?
– Кто такие? – не особо вежливо поинтересовался Сазонов.
– Мы по поводу вашего квартиранта, – уклончиво ответил Лев. Ему не хотелось представляться при матери. Почему-то ему показалось, что старушку это расстроит. – Может, правда в гараж?
– Пошли, – коротко бросил Сазонов и первым вышел из дома.
Гуров поблагодарил старушку за угощение и за беседу и поспешил догонять хозяина. Когда он вышел во двор, Сазонов внимательно изучал удостоверение Крячко. Лев присоединился к напарнику, вынул удостоверение и добавил его к уже имеющемуся. Сазонов и его так же тщательно рассмотрел, а потом, возвращая им удостоверения, недоуменно пожал плечами:
– Не понимаю, как мои постояльцы связаны с Москвой?
– Как часто квартирант бывает в Сочи? – Гуров оставил этот вопрос без внимания.
– Вообще-то мы зовем их постояльцами. От словосочетания «пустить на постой», – поправил Сазонов. – Так какой именно постоялец вас интересует?
– У вас много постояльцев, которые приезжают не первый год?
– Достаточно. Город ведь курортный, в сезон от постояльцев отбоя нет. Пачками отдыхающие приезжают, и всем жилье с удобствами подавай. Это вам не советские времена, когда по десять семей в одном летнем флигеле, с туалетом на улице и душем в виде алюминиевого ведра. Имя назовете, может, и вспомню, снимал жилье у меня или нет.
– Руслан Мухамбетов, – произнес Гуров.
– Мухамбетов? – По лицу Сазонова прошла рябь, но вскоре лицо снова разгладилось.
– Да, Мухамбетов. Вы ведь с ним дружите? Ваша мать упоминала об этом.
– А что с ним не так?
– Давайте прекратим играть в вопрос-ответ и начнем делиться информацией, – с нажимом проговорил Лев.
– Если собираетесь про него расспрашивать, предупреждаю сразу: за постояльцами не шпионю, никогда не шпионил и не собираюсь. – В глазах Сазонова мелькнул вызов. – Нужны сведения по Мухамбетову? Отправляйтесь к самому Мухамбетову.
– Не очень разумное заявление, если учесть, что от вашей откровенности зависит его алиби.
– Какое еще алиби? – удивился Сазонов. – Учтите, если он что-то натворил, я не в курсе. Отношения у нас приятельские, но и только. Это мамаше кажется, будто мы неразлейвода, на самом деле всего лишь удобство. Ему удобно останавливаться в одном и том же месте, мне удобно, что не нужно лишний раз ехать на квартиру, чтобы показать новым жильцам, что где стоит.
– И снова возвращаемся к первоначальному вопросу: как часто Мухамбетов приезжает в Сочи?
– Как вам сказать… – Сазонов наморщил лоб, изображая активную мыслительную деятельность. – Бывает, что подолгу не заглядывает, а случается, и два раза в месяц квартиру занимает. Сейчас, например, он в городе, но вам, вероятно, об этом известно.
– О приезде оповещает заранее?
– Не всегда. В этот раз заранее не предупреждал. Позвонил утром, по свершившемуся факту, так сказать. Хорошо, что я на постой никого не пустил.
– Квартира пустовала? Почему не сдали, в самый-то сезон? Кто еще из постояльцев может приехать в любое время? На какой срок обычно приезжает Мухамбетов? – Гуров задавал один вопрос за другим, не давая Сазонову времени на раздумья, а тот отвечал с некоторой задержкой, точно взвешивал каждое слово. Крячко в разговор почти не встревал, стоял в стороне и лениво наблюдал за копошащимися во дворе курами. Казалось, ему нет никакого дела до происходящего, но ощущение это было обманчивым. На самом деле Стас видел и слышал все: малейшие изменения выражения лица, смена интонации, подергивание века и другие признаки, позволяющие понять, говорит ли человек правду или пытается эту правду скрыть.












