Врата Мертвого дома

– Я настаиваю! Между прочим, вы оба в долгу передо мной! Если бы не я, то ты, Геборик, уже давно бы отправился на тот свет. Так что возьмем с собой Бенета. Я его найду, встретимся на берегу озера…

– Нет, – отрезал Бодэн. – Я сам его найду. – И с этими словами он вручил девушке пузырь.

Фелисин увидела, как великан выскользнул наружу через боковую дверцу, о существовании которой она прежде даже не догадывалась. Затем медленно обернулась к Геборику. Историк присел, внимательно рассматривая притороченную к бурдюкам сетку.

– Вообще-то, вы не собирались брать меня с собой, да, Геборик?

Старик поднял глаза и вскинул брови:

– До сегодняшнего дня было похоже на то, будто ты нашла в Черепке свой рай. Я не думал, что ты захочешь бежать.

– Рай? – Это слово почему-то потрясло ее. Фелисин села на койку.

Геборик лишь невозмутимо пожал плечами. И уточнил:

– Ну, при покровительстве Бенета.

Она смотрела ему в глаза, пока жрец в конце концов не отвел взгляд. Он с кряхтением поднялся, взвесил на руках бурдюк и проворчал:

– Пора идти.

– Я теперь немного сто́ю в твоих глазах, верно, Геборик? Да и был ли ты когда-нибудь обо мне высокого мнения?

«Фелисин из дома Паранов, чья родная сестра – адъюнктесса Тавора, а брат служил адъюнктессе Лорн. Избалованная девчонка из знатной семьи. Дешевая шлюха».

Бывший жрец ничего ей не ответил и направился к отверстию в задней стене лачуги.

Всю западную часть Черепка объял огонь, окрасив долину алым заревом, зернистым и дрожащим. Геборик и Фелисин быстро шли по Рабочей дороге и видели по сторонам следы многочисленных стычек: убитых лошадей, мертвых малазанцев и досиев. Таверну Булы, похоже, пытались превратить в крепость, однако наскоро возведенные баррикады снесли. Из темного дверного проема доносились тихие стоны.

Фелисин замешкалась, но Геборик потянул ее за руку.

– Не стоит заходить туда, девочка, – сказал он. – Там побывали люди Ганнипа.

За пределами городка Рабочая дорога тянулась – темная и пустая – до самого перекрестка Трех Судеб. За камышами слева поблескивала ровная поверхность Утопного озера.

Бывший жрец повел Фелисин в заросли и присел, жестом приказав ей последовать его примеру.

– Будем ждать здесь, – сказал он, вытирая пот с широкого, покрытого татуировкой лба.

Ил под коленями был мягким, приятно прохладным.

– Значит, мы поплывем к пещере… а потом что?

– Это старая штольня, она ведет за пределы долины, выходит на поверхность далеко за Жучьей дорогой. На другом конце нас будут ждать припасы. Оттуда пойдем через пустыню.

– В Досин-Пали?

Геборик покачал головой:

– Нет, прямо на запад, к побережью. Доберемся дней за девять или десять. В пустыне есть скрытые родники: Бодэн запомнил их расположение. На берегу нас подберет судно и отвезет на материк.

– И кто же нам помогает?

Бывший жрец поморщился:

– Один мой старый друг проявляет преданность, которая дорого ему может стоить. Но видит Худ, я не жалуюсь.

– А Пелла – его человек?

– Да, иной раз обнаруживаются какие-то дальние связи: вроде друзей отца и дяди, знакомых знакомых, что-то вроде того. Пелла, между прочим, сперва пытался выйти на тебя, но ты не откликнулась. Поэтому он сам меня нашел.

– Ничего такого не помню.

– Ну как же? Он процитировал высказывание Келланведа, записанное тем, кто и организовал наш побег, – Дукером.

– Знакомое имя… Он кто?

– Официальный имперский историк. Дукер, кстати, заступился за меня на суде. А затем устроил так, что его доставили в Хиссар через магический Путь. – Геборик замолчал, медленно покачал головой. – И все ради того, чтобы спасти желчного старика, который неоднократно называл его хроники откровенной ложью. Если доживу до личной встречи с Дукером, непременно извинюсь.

Бешеное жужжание вдруг донеслось до них с затянутого дымом неба над городом. Звук становился все громче. На гладкую поверхность Утопного озера словно бы обрушился плотный град. Фелисин от страха пригнулась еще ниже.

– Что это? Что происходит?

Геборик некоторое время молчал, а затем вдруг прошипел:

– Кровные слепни! Их сперва приманил, а потом напугал огонь. Быстро, девочка, загребай ил и обмазывайся им с ног до головы! И меня потом тоже намажь! Скорей!

Поблескивающий рой насекомых был уже виден, он катился вперед, словно стена тумана.

Фелисин в панике погрузила пальцы в прохладный ил между стеблями камыша и стала пригоршнями бросать его на руки, шею, плечи, лицо. При этом она ползла вперед, пока не оказалась по пояс в воде, затем обернулась к Геборику:

– Иди сюда!

Старик подобрался к Фелисин:

– Они ныряют в воду, девочка! Выбирайся отсюда – укрой ноги илом!

– Как только закончу с тобой, – заявила она.

Но было уже слишком поздно. В следующий миг рой накрыл их так плотно, что стало уже почти невозможно дышать. Кровные слепни вонзились в воду, словно дротики. Бедра девушки захлестнула острая боль.

Старик оттолкнул ее руки, затем пригнулся.

– Занимайся собой, девочка!

Этот приказ был излишним, потому что любые мысли о помощи Геборику испарились после первого же укуса. Фелисин выпрыгнула из воды, зачерпнула две пригоршни ила и шлепнула его на окровавленные бедра. Она быстро добавила еще один слой на икры и ступни. Насекомые ползали по волосам. Всхлипывая, Фелисин ногтями выдрала их, а затем покрыла илом и голову тоже. Во время судорожных вздохов кровные слепни попали ей в рот и теперь отчаянно жалили, пока она хрипела и отплевывалась. Девушка вдруг поняла, что прикусывает их, давит зубами, а горький яд насекомых жжется, как кислота. Эти твари были повсюду, они слепили Фелисин, собираясь комьями у глаз. Бедняжка громко завопила и смахнула их, а затем нагнулась, нащупала ил, набрала еще пригоршню. Фелисин погрузилась в целительную тьму, но не прекращала кричать, просто не могла остановиться. Насекомые пробрались в уши. Она заполнила илом и ушные отверстия. Наступила тишина.

Лишенные кистей руки вдруг обвили ее. Голос Геборика донесся словно издалека:

– Все в порядке, девочка, все хорошо. Успокойся, Фелисин. Не нужно больше кричать.

Она свернулась клубком среди зарослей камыша. Боль от укусов сменялась прохладным мягким онемением – на ногах, вокруг глаз и ушей, во рту. Фелисин притихла, не в силах шевельнуться.

– Рой улетел дальше, – сказал Геборик. – Благословение Фэнера пришлось им не по вкусу. Все нормально, девочка. Протри глаза – и сама удивишь.

Но девушка не двигалась. Ей хотелось просто лежать, чувствуя, как по телу растекается онемение.

– Эй, очнись! – рявкнул Геборик. – При каждом укусе слепни откладывают в рану личинку: она выделяет яд, который размягчает плоть, умертвляет ее. Ты меня слышишь, милая? Мы должны убить эти личинки – у меня в сумке на поясе есть целебная настойка – но наносить ее тебе придется самой, понимаешь? Безрукий старик тут не помощник…

Фелисин застонала.

– Проклятье! Да очнись же!

Он ударил ее, толкнул, а затем пнул ногой. Девушка выругалась и села.

– Хватит! Я очнулась! – Губы онемели, поэтому слова выговаривались невнятно. – Где эта твоя сумка?

– Вот. Глаза открой!

Веки и кожа возле глаз так отекли, что Фелисин почти ничего не видела, но все вокруг освещало странное голубоватое мерцание, лившееся от татуировок Геборика. Его слепни не укусили ни разу.

«Благословение Фэнера пришлось им не по вкусу».

Старик указал на поясную сумку:

– Скорей! Из яиц вот-вот вылупятся личинки и начнут пожирать тебя изнутри. Открой сумку… вон, черная бутылочка, маленькая. Откупоривай!

Фелисин выдернула пробку. И отшатнулась от резкого горьковатого запаха.

– Одну каплю на палец, потом вдавить ее в ранку, глубоко. Затем обработать другую…

– Но… я не чувствую ранок вокруг глаз…

– Я тебе подскажу, девочка. Быстрей!

Кошмару не было конца. Тинктура – зловонная, темно-коричневая жидкость, окрасившая пальцы в желтый цвет, – не убивала новорожденные личинки, но выгоняла их наружу. Геборик направлял ее руки к ранкам вокруг глаз и ушей, и из каждой, извиваясь, медленно выползала вялая от микстуры личинка длиной с обрезок ногтя. По видимым укусам можно было догадаться, что́ происходило в других местах, вокруг глаз и ушей. Во рту горечь снадобья переборола яд слепней, так что у Фелисин закружилась голова, а сердце забилось очень быстро. Личинки посыпались на язык, словно зернышки риса. Она сплюнула.

– Мне очень жаль, Фелисин, – проговорил Геборик. Он с состраданием рассматривал следы укусов у нее на лице.

По телу Фелисин пробежал холодок.

– Что случилось? Я ослепну? Оглохну? Да в чем дело, Геборик? Говори уже!

Он покачал головой и медленно разогнулся:

– Укусы кровных слепней… их яд убивает плоть. Ты исцелишься, но могут остаться оспины. Мне так жаль, девочка. Вокруг глаз все выглядит хуже некуда…

Она чуть не рассмеялась, несмотря на то что голова кружилась все сильнее: «Подумаешь, проблема». По телу снова пробежала дрожь, и Фелисин обхватила себя руками:

– Я видела такие отметины. У местных. Рабов. Не один раз…

– Да. Обычно кровные слепни не собираются в рои. Должно быть, их привлек пожар. Послушай, не расстраивайся: хороший целитель – владеющий Высшим Дэнулом – сможет убрать шрамы. Мы найдем тебе такого целителя, Фелисин. Клянусь клыками Фэнера – непременно найдем!

– Меня тошнит.

– Это из-за тинктуры. Она вызывает учащенное сердцебиение, озноб и тошноту. Это сок одного ядовитого растения из Семиградья. Если бы ты полностью выпила содержимое крошечной бутылочки, то умерла бы через несколько минут.

На этот раз она рассмеялась ломким, дребезжащим смехом:

– Я бы, наверное, даже обрадовалась, узрев врата Худа, Геборик. – Фелисин покосилась на бывшего жреца. Голубоватое сияние начало меркнуть. – Похоже, Фэнер – бог всепрощающий.

Старик нахмурился:

– Честно говоря, я сам пока в этом не разобрался. Однако знаю многих высших жрецов Фэнера, которых хватил бы удар, услышь они, что их бог-вепрь… всепрощающий. – Старик вздохнул. – Но видимо, ты права.

– Тебе, наверное, стоит выказать ему благодарность. Принести жертву.

– Да, наверное, – проворчал бывший жрец и отвел глаза.

– Какое же великое преступление отторгло тебя от твоего бога, Геборик?

Старик не ответил. Через некоторое время он поднялся и взглянул на объятый пламенем город:

– К нам скачут всадники.

Фелисин села ровнее, но голова все еще слишком кружилась, чтобы встать.

– Бенет?

– Нет.

В следующий миг отряд малазанцев уже был рядом, остановился прямо напротив Геборика и Фелисин. Возглавлял всадников капитан Саварк. Досийский клинок рассек ему щеку. Форма капитана была темной и мокрой от крови. Девушка невольно отшатнулась от взгляда его холодных, как у ящерицы, глаз.

Наконец Саварк заговорил:

– Когда окажетесь на гребне… посмотрите на юг.

Геборик тихо выругался от удивления:

– Ты отпускаешь нас? Спасибо, капитан.

Лицо Саварка потемнело.

– Не ради тебя, старик. Именно такие смутьяны, как ты, и устроили все это. Я бы тебя прямо на месте поднял на копье. – Капитан снова перевел взгляд на Фелисин и как будто хотел сказать что-то еще, но затем лишь развернул коня.

Двое беглецов молча наблюдали, как всадники скачут обратно к Черепку. Солдаты ехали на битву. И Фелисин почему-то сразу поняла, что они все погибнут. Капитан Саварк, Пелла. Все малазанцы. Она перевела взгляд на Геборика. Старик задумчиво смотрел, как отряд приблизился к городу и исчез в дыму.

В следующий миг из камышей рядом поднялся Бодэн.

Фелисин встала на ноги и шагнула к нему:

– Где Бенет?

– Он мертв, девочка.

– Ты… ты…

Слова потонули в волне боли, горя, которое потрясло ее больше, чем все пережитое прежде. Фелисин покачнулась и отступила на шаг.

Бодэн не сводил с нее глаз.

Геборик откашлялся:

– Нужно спешить. Скоро рассвет, а я, хоть и сомневаюсь, что на озере нас кто-то заметит, думаю, что лучше все-таки затаиться. В конце концов, мы – малазанцы. – Он подошел к надутым бурдюкам. – Значит, план действий такой. Спрячемся на другом конце старой штольни, дождемся вечера и выйдем в путь после заката. Так меньше шансов попасться на глаза какому-нибудь разъезду досиев.

Фелисин безвольно поплелась за мужчинами к кромке воды. Бодэн привязал один из бурдюков к груди Геборику. Девушка поняла, что второй бурдюк ей придется делить с Бодэном. Она внимательно смотрела на здоровяка, пока тот проверял крепления на кожаном пузыре.

«Бенет мертв. Это Бодэн так говорит. Да он его, наверное, и вовсе не искал. Бенет жив. Наверняка. Нос разбит, только и всего. Бодэн лжет».

Вода Утопного озера смыла с кожи Фелисин остатки ила и тинктуры. Ну, хоть какое-то облегчение.

Тяжелое дыхание эхом отражалось от отвесного утеса. Фелисин продрогла и чувствовала, как вода пытается утащить ее вниз. Она покрепче ухватилась за ремешки на бурдюке.

– Не вижу никакой пещеры, – прохрипела девушка.

– Странно, что ты вообще хоть что-то видишь, – проворчал Бодэн.

Фелисин не ответила. Плоть вокруг глаз так опухла, что остались только узкие щелочки. Уши казались кусками мяса, тяжелыми и огромными, а десны во рту отекли так, что скрыли зубы. Она дышала с трудом, постоянно откашливалась, но это не помогало. Однако нет худа без добра: Фелисин так сосредоточилась на физических страданиях, что на иные переживания сил уже не было. Это принесло ей неожиданное облегчение.

«Выжить – только это сейчас важно. Пусть Тавора увидит все шрамы, которыми я ей обязана, в тот день, когда мы встретимся лицом к лицу. Тогда мне даже ничего не придется говорить, чтобы оправдать свою месть».

– Вход под водой, – сказал Геборик. – Нам придется проткнуть пузыри и нырнуть. Первым поплывет Бодэн с веревкой, привязанной к поясу. Держись за эту веревку, девочка, иначе тебя утянет на дно.

Бодэн дал ей кинжал, затем положил веревку поверх покачивающегося на поверхности озера бурдюка. В следующий миг он оттолкнулся в сторону утеса и скрылся под водой.

Фелисин крепко ухватилась за веревку, глядя, как разматываются кольца.

– А какая там глубина?

– Футов семь или восемь, – ответил Геборик. – Да еще длина пещеры примерно пятнадцать футов. Так что придется надолго задержать дыхание. Справишься, девочка?

«Придется».

Над озером разнеслись далекие крики. Последние жалкие вопли догорающего поселка. Все произошло так быстро: лишь за одну ночь Черепок постиг кровавый конец. Все это казалось… каким-то ненастоящим.

Фелисин почувствовала, что веревка дернулась.

– Твоя очередь, – сказал Геборик. – Проткни бурдюк, потом отпусти – пусть тонет, а сама двигайся по веревке.

Она перехватила кинжал лезвием вниз и вонзила его в кожу. Наружу со свистом вырвался воздух, пузырь начал сдуваться и пошел ко дну. Вода потянула Фелисин вниз, словно чьи-то цепкие руки. Девушка судорожно набрала полную грудь воздуха, прежде чем нырнула. В следующий миг веревка вела уже не вниз, а вверх. Фелисин наткнулась на скользкую поверхность утеса. Кинжал скрылся внизу, когда она ухватилась за веревку обеими руками и начала подтягиваться.

Вход в пещеру в темноте казался только еще более темным пятном, а вода была ледяной. От недостатка воздуха легкие уже горели огнем. Фелисин почувствовала, что вот-вот потеряет сознание, но диким усилием воли отогнала это ощущение. Вдали сверкнул отблеск света. Бешено отталкиваясь ногами, девушка, рот которой уже наполнился водой, рванулась вперед.

Сильные руки ухватили ее за обшитый каймой воротник туники и легко вытащили наверх – к воздуху и свету. Фелисин лежала на жестком холодном камне, содрогаясь от приступов кашля. Рядом с ее головой теплилась масляная лампа. Чуть дальше к стене прислонились два походных мешка, стоявшие на деревянном каркасе, и набухшие от воды бурдюки.

– Проклятье! Ты никак потеряла мой нож?

– Да провались ты к Худу, Бодэн!

Разбойник заворчал – это он так смеялся, – а затем начал быстро выбирать веревку. Вскоре над водой показалась голова Геборика. Бодэн вытащил бывшего жреца на каменный приступок.

– Наверху, похоже, дело плохо, – заметил великан. – Наши припасы принесли сразу сюда.

– Понятно. – Геборик сел, судорожно глотая воздух.

– Вы двое лучше оставайтесь здесь, а я схожу разведаю, что да как, – сказал Бодэн.

– Ага, давай.

Когда Бодэн исчез в глубине штольни, Фелисин села.

– Что там наверху, плохо?

Историк пожал плечами.

– Я должна знать, – не сдавалась Фелисин. – Хватит уже секретов.

Он поморщился:

– Недаром Саварк сказал: «Посмотрите на юг».

– И что?

– А то, девочка. Давай дождемся Бодэна, хорошо?

– Мне холодно.

– Мы решили не брать сменную одежду, места мало. Тут продукты, вода, оружие, кремень и огниво. Есть одеяла, но лучше их не мочить.

– Ничего, скоро высохнут, – отрезала девушка и подобралась к одному из дорожных мешков.

Через несколько минут вернулся Бодэн и присел рядом с Гебориком. Дрожа под одеялом, Фелисин наблюдала за мужчинами.

– Нет, Бодэн, – заявила она, когда тот приготовился что-то прошептать бывшему жрецу, – говори так, чтобы все слышали.

Великан покосился на Геборика, но тот лишь пожал плечами.

– До Досин-Пали отсюда тридцать лиг, – сказал Бодэн. – Но вспышки и зарево видно хорошо.

Историк нахмурился.

– Даже грозу с молниями не было бы видно с такого расстояния, Бодэн.

– Точно, и это не гроза. Самое настоящее колдовство, старик. Битва магов.

– Худов дух! – пробормотал Геборик. – Вот это сражение!

– Стало быть, началось, – буркнул Бодэн.

– Вы про что говорите? – спросила Фелисин.

– Семиградье восстало, девочка. Вихрь Дриджны поднялся.

Плоскодонка оказалась длиной всего в тринадцать футов. Дукер долго колебался, прежде чем забраться в нее. Шесть дюймов воды плескалось под двумя досками, которые выполняли роль палубы. Многочисленные мелкие течи в днище были просто заткнуты тряпками – ну и ну! А уж запах гниющей рыбы просто валил с ног.

Кальп, который стоял на причале, закутавшись в свой армейский дождевик, даже и не сдвинулся с места.

– И сколько же ты, – поинтересовался он ровным тоном, – заплатил за эту… лодку?

Историк вздохнул и поднял на чародея глаза:

– Ты не сможешь ее починить? Какой, ты говоришь, у тебя магический Путь, Кальп?

– К починке лодок, – отрезал тот, – моя магия не имеет никакого отношения.

– Ладно, – вздохнул Дукер, выбираясь обратно на причал. – Ясно одно: на такой посудине пролив нам не пересечь. Человек, который продал мне эту барку, несколько преувеличил ее достоинства.

– Обычное дело. Как говорится: «Не обманешь – не продашь». Лучше бы ты просто нанял судно.

Дукер хмыкнул:

– Разве я мог кому-то довериться?

– Ну и как теперь быть?

Историк пожал плечами:

– Пошли обратно в таверну. Тут нужен новый план.

Они двинулись назад по скрипучему причалу и вскоре выбрались на узкую грунтовую дорогу, которая по совместительству являлась еще и главной улицей деревни. Рыбацкие хибары по обе стороны демонстрировали полное отсутствие гордости, свойственное маленьким поселениям, возникшим в тени большого города. Уже стемнело, и, кроме стаи собак, которые по очереди катали в пыли рыбий скелет, никого поблизости видно не было. Тяжелые занавеси скрывали почти весь свет внутри домов. Воздух был горячим, ветер с материка продолжал теснить морской бриз.

Деревенская таверна стояла на сваях – видавшая виды одноэтажная развалюха под соломенной крышей, где стенами служила джутовая ткань, натянутая на выцветший деревянный каркас. В песке под домом ползали крабы. Напротив таверны расположился каменный блокгауз малазанского отряда береговой охраны, который состоял из шести матросов: четверо явно были уроженцами Кона, а определить происхождение двух других представлялось затруднительным. Да и сейчас прежние национальные различия, пожалуй, уже не имели особого значения.

«Новая имперская порода», – подумал Дукер, когда они с Кальпом вошли в таверну и вернулись к столу, где сидели прежде. Малазанские солдаты сгрудились вокруг другого, который стоял ближе к стене. При этом мешковину отогнули так, чтобы глазам открылся безмятежный пейзаж – жухлая трава, белый песок и поблескивающее вдали море. Дукер позавидовал морякам, потому что ветер наверняка доносил до них свежий воздух.

Солдаты пока еще не подходили к ним, но историк понимал, что это только вопрос времени. В такой деревеньке каждый путник вызывает к себе интерес, а уж люди в плащах военного образца – еще бо́льшая редкость. Наверняка моряки сгорают от любопытства.

Кальп указал хозяину у стойки на кувшин с элем, а затем наклонился поближе к Дукеру:

– Скоро нам наверняка начнут задавать вопросы. Это первая проблема. У нас нет лодки. Это вторая. Лично я в моряки вообще не гожусь, это третья…

– Хорошо, хорошо, – прошипел историк. – Худов дух, выход непременно найдется. Дай мне подумать спокойно!

Кальп с кислым лицом отодвинулся.

Мотыльки неуклюже крутились вокруг мигающих фонарей, которыми освещался зал. Местных жителей тут вообще не наблюдалось, а внимание одинокого человека за барной стойкой было неотрывно приковано к малазанским солдатам. Он не отвел от них взгляда узких темных глаз, даже когда поставил кувшин с элем перед Кальпом.

Глядя ему вслед, маг хмыкнул:

– Странный какой-то вечер выдался, Дукер.

– Да уж. Пусто совсем нынче в заведении.

«Где же все?»

Тут их внимание привлек скрип стула: старший по чину малазанец – капрал, судя по значку на сюрко[4], – поднялся и подошел к чужакам. Под блеклым жестяным значком виднелось пятно побольше – там ткань не выцвела: этот человек когда-то был сержантом.

Капрал был высоким и крепким, лицо – плоское и широкое – выдавало канское происхождение. На лысой голове виднелись порезы от бритвы, некоторые из них до сих пор прикрывала корочка подсохшей крови. Вояка не сводил глаз с Кальпа.

Маг заговорил первым:

– Иди лучше своей дорогой, приятель, если не хочешь и дальше тоже пятиться.

Моряк недоуменно моргнул:

– Куда пятиться?

– Сперва сержант, потом капрал – а теперь ты никак в рядовые нацелился? Предупреждаю тебя по-хорошему: оставь нас в покое.

Угроза не произвела на моряка впечатления.

– А сам-то ты кто? – процедил он. – Не вижу знаков отличия.

– Потому что не знаешь, куда смотреть. Возвращайся за свой стол, капрал, и не суй нос в чужие дела.

– Ты из Седьмой армии. – Его собеседник явно не собирался последовать доброму совету. – Дезертир небось.

Жесткие брови Кальпа приподнялись.

– Капрал, перед тобой последний боевой маг Седьмой армии. А теперь уноси отсюда ноги, пока я их тебе узлом не завязал.

Взгляд капрала метнулся к Дукеру.

– Нет, он не чародей, – вздохнул маг. – Просто мой гость.

– Считаешь, будто я лезу не в свое дело? – Капрал упер широкие ладони в столешницу и наклонился поближе к Кальпу. – Имей в виду: если я учую хоть намек на то, что ты открываешь свой магический Путь, мигом получишь нож в глотку. Мы охраняем побережье, чародей, и все, что тут творится, – мое дело. А теперь давай-ка объясняй, зачем вы сюда приперлись, пока я не отрезал твои большие уши, чтобы повесить их себе на пояс.

Дукер откашлялся:

– Прежде чем все это зайдет слишком далеко…

– А ты заткнись! – рявкнул капрал, продолжая буравить взглядом Кальпа.

Его тираду прервали донесшиеся издалека крики.

– Истин! – взревел капрал. – Иди-ка посмотри, что там снаружи происходит.

Молодой парнишка вскочил на ноги, проверил новенький короткий меч в ножнах на поясе и подошел к двери.

– Мы здесь, – сказал капралу Дукер, – чтобы купить лодку…

Потрясенное проклятие донеслось снаружи, за ним последовал торопливый топот сапог по скрипучей лестнице таверны. Новобранец по имени Истин ввалился внутрь, лицо его побелело. Из уст юноши полился впечатляющий поток портовых ругательств, закончившийся словами:

– …и вооруженная толпа снаружи, капрал! Они там явно не для разговоров собрались. Я видел, как люди разделились: примерно дюжина двинулась к нашей «Рипате».

Остальные моряки были уже на ногах. Один обратился к капралу:

– Они ведь запросто ее сожгут, Геслер, а мы потом застрянем на этом вонючем побережье…

– Оружие к бою и в строй! – прорычал Геслер. Он распрямился и повернулся к другому матросу. – Ступай к передней двери, Ураган. Найди, кто там верховодит этой толпой, и влепи ему стрелу между глаз.

– Мы должны спасти корабль! – снова вмешался первый матрос.

Геслер кивнул:

– И спасем, Веред, можешь не сомневаться.

Моряк по имени Ураган занял место у двери, в руках у него будто бы из ниоткуда появился взведенный арбалет. А крики снаружи уже стали громче и звучали все ближе. Толпа распалялась, чтобы набраться храбрости и ворваться в таверну. Истин, совсем еще мальчишка, стоял в центре зала; короткий меч дрожал у него в руке, а лицо покраснело от гнева.