Ярость Сокола

Видимо, преследователи не ожидали от солидного полковника такой юношеской прыти и потому позорно отстали. А ведь должны были ожидать, хотя бы исходя из того, что он ездит на нестандартной машине. Психологический портрет рисовать не надо – все ясно и так. Да, владельцы «дельт» не летают, как «птицы высокого реактивного полета» на «Феррари» или «Мазерати», и не носятся, как на «Поршах», пытаясь оторваться от комплексов «среднего класса». Но все равно «дельта» не семейный минивэн, не обывательский кроссовер и не деловой седан. Это почти спортивная машина для ценителей-одиночек: серьезных, чуть замкнутых людей, которые точно знают, что следует ценить в этой жизни кроме нее самой. Для тех, кто ничего никому не доказывает, но когда потребуется, может притопить так, что… догоняй, если интересно. Вот Евстратов – серьезный, внешне неторопливый и угрюмый – и притопил. Да не просто так, а поймав опытных агентов на детской уловке.

– «Дельта», обгони стереотипы! – Евстратов хмыкнул: – Надо будет отправить в компанию слоган, вдруг пригодится?

Маневренность и нестандартность машины позволили выиграть не больше минуты, но этого вполне хватило, чтобы оторваться. Вскоре Евстратов все-таки оказался на Звездном бульваре, но на ходу поменял первоначальный план и в «Столицу» заезжать не стал. Что толку? Выследят, хоть ты десять раз смени машину. Действовать на опережение – вот единственный рецепт от головной боли, возникшей по милости «Невода» и его хозяев.

На секретную квартирку Геннадий еще вполне успевал, значит, надо ехать туда как можно скорее. Забрать оборудование, капсулу с «подарком» от Добрецова и смыться, пока до явки не добрались преследователи. Где и как потом собирать команду «отпускников» – вопрос десятый. До утра что-нибудь придумается. Все равно раньше операцию не начать.

Глава 3

Вашингтон, 14–15 сентября

Никто не заставлял Дану Гершвин ехать в Вашингтон, даже не намекал на это. Повинуясь какому-то мистическому позыву, она вдруг сорвалась с места и, никого не предупредив, на ночь глядя, отправилась в столицу. Зачем, почему – она толком не понимала, просто чувствовала, что так надо. Кому надо? Наверное, ей самой и Питу. Игра гормонов накануне климакса? Жестоко, но следует признать, что возможно и это объяснение. Сорок пять – не возраст, но учитывая наследственность… Мама вошла в этот сложный для любой женщины период в сорок семь. Тетушка Сара чуть позже, в пятьдесят, но это с ее слов, вероятно, она чуть приукрасила. И все же обоснованность утверждения, что к Питу тянут гормоны, не была очевидна.

Во-первых, никакого безумного сексуального желания Дана не испытывала. Да, влечение было, симпатия, возможно даже любовь, как ни банально это звучит, тоже, но возраст и опыт накладывают свои отпечатки на все стороны жизни человека. Мисс Гершвин давно научилась контролировать эмоции и отделять работу от личной жизни. Она не имела жестких внутренних табу на служебные романы, но! Одно дело зарождение связи, другое – ее развитие. Раз уж отношения с Питом перешли из служебной плоскости в личную, там им и оставаться. Во время работы, как и прежде, Дана была намерена думать только о деле и ни о чем другом. И вдруг такой поворот! Сбежать, никого не оставив в качестве подмены и даже не позвонив Герберту, начальнику отдела, было необъяснимым легкомыслием.

Во-вторых, почему бы просто не позвонить? Пит, правда, не отвечал вот уже четвертые сутки, но ведь, если постараться, можно найти его и через другие сетевые каналы. Через базу «ай-ди» или спутниковую сеть, в конце концов. Почему странное тревожное чувство не только подталкивало сесть за руль и отправиться в округ Колумбия, а еще и строго запрещало наводить справки традиционными способами? Может быть, в душе Дана опасалась, что их роман с Питом Фоули закончился банальным бегством кавалера? Боялась выглядеть глупо в глазах незнакомых людей? Вот как раз этого бояться было глупо! Нет и еще раз нет! Мисс Гершвин никогда не стеснялась таких вещей. Это ведь жизнь, в ней много чего случается, и необязательно по нашей вине или потому, что мы глупы, наивны и доверчивы. Хотя чаще всего причина именно в этом.

И все же внутренний стопор не имел отношения к психологии взаимоотношений полов. Что-то в нем было от профессиональной деятельности Пита и отчасти Даны. Фоули работал в АНБ, и его внезапное исчезновение могло быть связано как раз с работой. Но тогда вообще нет причин для беспокойства! И все же Дану это объяснение не устраивало. Она хорошо знала специфику службы, ведь работала в экспертном отделе той же конторы и отлично понимала, что агентов вроде Фоули не забрасывают в стан врага под прикрытием и уж тем более не заставляют их давать обет молчания. Пит давно перешел на относительно спокойную легальную работу, которая всегда оставляла хотя бы пять минут на кофе-брейк или телефонный звонок семье. В данном случае – мисс Гершвин.

Финалом всех этих размышлений, как Дана ни крутила, стала неприятная мысль о каком-то инциденте, возможно, аварии, бытовой травме или случайном ранении. Вот почему она отправилась в Вашингтон лично, а по пути запросила у навигатора список больниц, в которые могли увезти Пита. Благо, что людей с правительственной страховкой обычно доставляли в строго определенные клиники и объехать их несложно за полдня. Дана в очередной раз удивленно взглянула на запястье. Было непривычно видеть бездействующим тоненький браслетик проекционного смартфона (смарт-серьги она не любила), так привычно служивший незаменимым помощником в любых делах. Сейчас он служил только украшением, не более.

Дана понимала, что «объехать» – на три порядка дольше, чем «обзвонить», даже в Вашингтоне, компактном и тихом после Нью-Йорка, но побороть свою странную настороженность не могла.

«Но ведь ничто не мешает компьютерам клиники передать в Сеть информацию, что кто-то лично интересовался Питом, – подумала Дана, въезжая на стоянку перед главным корпусом «Джексон Мемориал Хоспитал», – а значит, довести информацию до тех, кого я опасаюсь. Да и почему «кто-то»? Любой сканер мгновенно определит, кто я такая, стоит мне войти в холл клиники. Не биометрический FIF-сканер, так генный».

Машина самостоятельно нашла свободное место и припарковалась почти у входа. До пандуса, по которому к приемному отделению подъезжали кареты «неотложки», оставалось не больше пяти метров, только-только чтобы втиснуть сюда еще одну машину и оставить проезд. Дана почему-то отметила про себя этот момент и выбралась из авто. Надеяться на удачу она не привыкла, но сейчас надеялась именно на нее. «Джексон» был первым госпиталем, попавшимся на пути. Никакой гарантии, что Пита, если с ним не дай бог что-то случилось, привезли именно сюда.

Мисс Гершвин нервно поправила деловой жакет и решительно двинулась к стеклянным дверям клиники. Маячивший за тонированным стеклом охранник – при современном развитии автоматических систем безопасности скорее живая дань традиции, чем действительно необходимый сотрудник, – тут же вышел навстречу и вежливо улыбнулся. Справа от входа на стене коротко мигнул миниатюрный красный огонек FIF-сканера, и лицо охранника на секунду сделалось сосредоточенным. Все ясно – получал информацию о гостье. Дана притормозила и, удовлетворенно отметив изменения в гримасе охранника, проследовала к стойке регистратора. Страж вернулся в свой угол, явно недовольный. Что и говорить, когда рушатся даже минимальные надежды, это неприятно. Охранник определенно надеялся развеять скуку, перебросившись парой фраз с эффектной дамочкой из Нью-Йорка, а она оказалась экспертом АНБ. Ни тебе «Чем могу помочь?», ни «Позвольте ваш «ай-ди», а в ответ на удивленное «Разве FIF-сканера недостаточно?» многозначительно выгнуть бровь и загадочно сослаться на инструкцию о двойном контроле: «Столица, знаете ли, особый режим безопасности». Ну и, возможно, еще что-нибудь в этом ключе. Развлечение так себе, но все равно причастность к жизни по ту сторону стекла.

Дана всегда жалела охранников и сборщиков на конвейере. Работа не должна быть настолько скучной, лучше уж вовсе не работать. Впрочем, как ни отстаивали их права профсоюзы, и тех и других (и соответствующих профсоюзов тоже) с каждым годом становилось все меньше. Львиная доля заводов уже давно работала в автоматическом режиме – из персонала два-три контролера-наладчика и дежурный инженер, а охранники выполняли большей частью представительские функции. Вот как этот. Но и тут не все хорошо. Даже эти функции у них постепенно отнимают роботы-швейцары и портальные системы безопасности. Биометрический FIF-сканер, как можно понять из аббревиатуры, изучает отпечатки пальцев, рисунок сетчатки и «рельеф» лица, а заодно дистанционно считывает информацию с чипа социального страхования, вживляемого каждому гражданину сразу после рождения. Информация мгновенно передается в центральный банк данных, и часть ее с той же скоростью возвращается в «точку запроса». Не вся, а та, что подлежит разглашению. Так что фактически говорить охране с гостями не о чем. Полная деградация благородной профессии, а с ней и измельчание контингента. Как их не жалеть?

– Да, мисс Гершвин. – Едва Дана приблизилась к стойке, дежурный регистратор – брюнетка примерно одних с гостьей лет, но классических телесных пропорций – подняла заинтересованный взгляд.

Вряд ли ее в действительности интересовала цель визита этой вызывающе стройной для своего возраста дамочки из Нью-Йорка, но так уж полагалось по инструкции. Попробуй не улыбнись – все тут же будет зафиксировано в досье; компьютеры ревностно следят за поведением работников. Любое отклонение от программы – штраф, а слишком крупная сумма штрафных баллов – увольнение. Меры жесткие, но действенные. Все это Дана знала не понаслышке. Сама когда-то работала на таких условиях. С тех пор мало что изменилось, хотя программы явно улучшились и стали учитывать гораздо больше нюансов человеческого поведения.

– Привет, Лора. – Дана скользнула взглядом по бейджу регистраторши и дежурно улыбнулась. – Меня интересуют ваши новые пациенты. Не совсем новые, но… За последние четверо суток.

– Мужчины, женщины?

– Мужчины.

– Секундочку, мисс Гершвин. Вы не запрашивали через Сеть, это личное дело?

– Просто я была поблизости… – Дана замялась. – Впрочем, вы правы, Лора, это личное. Если человек, которого я разыскиваю, у вас, я хотела бы увидеть его как можно скорее. Вот почему я приехала лично… неофициально.

– Я понимаю, понимаю. – Лора кивнула. – Не волнуйтесь, мэм, если он здесь, я оформлю вам пропуск. У нас ведь не закрытая клиника, специального разрешения не требуется, только чистый «братский файл». А у вас он чище слезы.

Она спрятала улыбку, но так, чтобы Дана это заметила. Видимо, причина такого поведения крылась в словосочетании «братский файл». Шутка была довольно популярной, но считалась не совсем корректной, даже с криминальным душком. На самом деле так считали только обыватели. В АНБ, например, этот термин был вполне официальным выражением. Происходил он от сращения понятий «Большой Брат» и «файл Учета Правонарушений» с последующей «художественной ампутацией» лишнего. Знаменитое оруэлловское «Большой Брат следит за тобой» использовалось обычно критиками следящей спутниковой сети, а также правозащитниками, бессмысленно муссирующими тему вживленных чипов и повсеместного FIF-сканирования. С файлами тоже все было просто: их заводили в центральной федеральной базе на каждого гражданина и заносили в них все его прегрешения. Затем, в случае необходимости, эти сведения использовались в суде или, по согласию гражданина, при его приеме на работу – нечто вроде рекомендательного письма. Бывало, по совокупности накопленных проступков граждан привлекали к судебной ответственности. Споры по этой теме даже вышли на уровень Конгресса: правомерно ли такое «сложение нарушений» и есть ли у них срок давности?

Тема была, конечно, скользкая, но ничего особенного. Ничего такого, чтобы делать заговорщицкое лицо и понижать голос. Впрочем, все это было смешно с точки зрения штатного эксперта АНБ, а не обывателя. Скучающим налогоплательщикам хотелось «жареного», «соленого», «клубнички», «чернухи»… да чего угодно, лишь бы не скучать.

Дана в мыслях пожалела и обывателей. Им не легче, чем охранникам. Ведь, если вдуматься, из чего состоит их жизнь? Из вялотекущей работы, искусственных гамбургеров, сериалов с шутками ниже пояса, надуманных сенсаций в Сети, обсуждения идеологических штампов вроде «политкорректности» или «американского пути» и бесконечных судебных тяжб по любому поводу. Обыватели варятся на очень медленном огне, правда, с хорошими специями и в золотом котелке. Варятся и перевариваются. Мало о ком из них останется хоть какое-то воспоминание в памяти потомков. Они – единая стандартизованная масса. Образцовая нация усредненного счастья.

«Скучная сытость», так сказал о жизни девяти десятых населения Штатов один журналист. Дана про себя называла это иначе: «ожиревшее благополучие». По сути, то же самое, но чуточку точнее.

– Я думаю, могла случиться авария, – подсказала Дана.

– В Вашингтоне? – Регистраторша покачала головой. – У нас отличные системы дорожной безопасности. Аварии с человеческими жертвами случаются крайне редко. Возраст вашего… друга… соответствует?

– Чему? – не сразу поняла Дана. – Ах, вы об этом! Да. Ему пятьдесят, он белый, высокий, с небогатой шевелюрой.

– И его зовут… – Лора подняла выжидательный взгляд.

– Питер Фоули.

– За последние семь суток к нам поступили двенадцать пациентов интересующих вас… хм… кондиций. Из них четверо с бытовыми травмами, один с отравлением, а остальные с сердечными приступами. К сожалению… – Толстушка-регистратор колыхнула третьим подбородком. – Только один вариант.

– Я не понимаю, что значит «вариант»? – удивилась Дана.

– Возможно, случай по вашей линии. – Лора подалась вперед и почти перешла на шепот. – Белый мужчина с травмой головы поступил десятого, без документов, смарта и, обратите внимание, с чистым «ай-ди» чипом!

– Это нереально, – фыркнула мисс Гершвин.

– Можете не верить. – Лора не обиделась. Видимо, то, что ей удалось удивить эксперта АНБ, компенсировало все обиды. – Мы отправили информацию в ФБР, они пообещали прислать агентов, но так никого и не прислали. Уж не знаю, откуда у них столько дел, что им даже приехать некогда, но прошло трое суток, а их все нет! На что, спрашивается, идут налоги? На содержание этих ленивцев?

– Интересно. – Дана задумалась. – Возраст пациента… как вы говорите, соответствует?

– Да, хотя я могу судить только по записям врачей «неотложки». Его голова и половина лица сейчас под повязкой.

– И никаких «ай-ди».

– Абсолютно! Я никогда не слышала, чтобы у людей выходили из строя чипы соцстрахования. Может быть, у него вовсе нет чипа? Может, это шпион?!

– Лора, я уверена, что этот человек просто попал в беду. Чипы легко выходят из строя после сильного удара током.

– Да? В истории болезни не сказано, что его било током. Черепно-мозговая травма, осколки стекла, резаные раны на лице… насчет тока ничего.

– Где я могу его найти?

– Палата семнадцать-тридцать, четвертый этаж, правое крыло. – Лора раскраснелась от волнения. – Его уже перевели из реанимации, но состояние пока тяжелое. И все-таки я думаю, это шпион! Наверняка русский. Если, конечно, это не ваш знакомый.

– Я обязательно вам сообщу, – со сладкой улыбкой пообещала Дана.

– Буду признательна. – Лора улыбнулась еще слаще. – Удачного дня, мисс Гершвин.

Найти палату интенсивной терапии на четвертом этаже правого крыла оказалось несложно. Путь Дане исправно указывали адресные метки, вспыхивающие прямо в воздухе по мере ее продвижения к цели. Последняя нарисованная лазером стрелка воткнулась в стеклянную дверь палаты. Дана почувствовала, как забилось сердце и взмокли ладони. Шансы, что там, за дверью, именно Пит, были невелики, но мисс Гершвин разволновалась, как первокурсница перед экзаменом. Все-таки это была не просто симпатия. Мистер Фоули неожиданно оказался дорог Дане настолько, что она не задумываясь последовала за ним… в Вашингтон. Не край света, конечно, но в ее возрасте леди редко ведут себя так.

«Счастье, – подумалось Дане. – Вот и все объяснения. Это погоня за обычным человеческим счастьем. Тоже обывательским, но другим. Мы с Питом ясно поняли, что у нас оно может быть только одно на двоих. И что следующего шанса у нас, возможно, не будет. Вот почему я сделала это. И сделаю еще что угодно, лишь бы не упустить свою синюю птицу».

Дана шагнула к двери. Она отъехала в сторону, и у мисс Гершвин вырвался невольный вздох. Прямо напротив двери стояла кровать, на которой с замотанной головой, увешанный датчиками и опутанный щупальцами капельниц лежал Питер.

Без сомнений, это был он! Лба и бровей Дана не видела, но его ресницы, нос, губы, подбородок… она отлично помнила каждую деталь его внешности. Эти крупные, сильные руки. В мужчинах нет ничего более красивого, чем большие, крепкие руки. Дана всегда обращала внимание на такие детали. Почти все подруги смотрели на задницы, а Дана на руки. Парни со спортивными попами и подтянутыми животами ей тоже нравились, но руки для нее были важнее. А еще глаза, вернее – взгляд. Он должен пронизывать: умный, твердый взгляд хорошо образованного и уверенного в себе человека.

Полный комплект этих достоинств в одном человеке встречался редко. Да, пожалуй, до Пита она никого настолько близкого к идеалу и не встречала. И вот ее идеальный мужчина лежит на больничной койке с проломленным черепом и посеченным осколками лицом. Он жив, но беспомощен, как младенец. И что будет дальше, есть ли шанс, что он вернется к нормальной, полноценной жизни, абсолютно неясно. Разве это справедливо?!

Дана неслышно приблизилась к койке и взяла Пита за свободную от капельниц руку. Рука была теплая, сухая и вовсе не вялая: будто Питер недавно крепко поработал на тренажерах и его мышцы до сих пор сохраняли спортивный тонус. Мисс Гершвин подняла взгляд на медицинский монитор и наугад просмотрела непонятные пиктограммы. Кое-что она нашла довольно быстро. В графе «Причина травмы» значилось «Дорожный инцидент». Малоинформативно, но все же лучше, чем ничего.

«Трепанация, гематома, инфузионная терапия, разгрузка, стабилизация состояния…» Дана очень смутно, но все же понимала смысл всех этих слов, хотя подробности были ей, конечно, неведомы. Обобщив ассоциации и вспомнив кое-что из разговоров с медиками в Конторе, она сделала вывод, что жизнь Пита уже вне опасности. Теперь его лечат, и это нормально. А вот что НЕ нормально, так это тот факт, что в АНБ никто до сих пор не спохватился, где же пропадает мистер Фоули, и вызванные агенты ФБР никак не могут выкроить свободную минутку, чтобы навестить подозрительного во всех отношениях «Джона Доу». Что же все это означает? Питера списали на берег? Но почему так странно? И что это за фокус с чипом? «Автодорожная» травма не могла повредить имплант, значит, он вышел из строя по иной причине. Уж не потому ли, что его намеренно «прошили»? Кто? Тот, кто доставил Пита в «Джексон Мемориал»? Пусть так. Но зачем? Чтобы спрятать? В таком случае – от кого?

Вопросов было море, ответов – ноль. Но ясно было одно – Пит попал не просто в аварию, он попал в беду. Понятно, что дыра в черепе сама по себе беда, но тут это слово следовало понимать шире. Фоули попал в большую беду. И, значит, его надо срочно вытаскивать. Пока неясно откуда в переносном смысле, но в прямом – его следовало перевезти в другую клинику. Почему? Да хотя бы потому, что прятать агента АНБ могли только плохие парни. Свои, хорошие ребята давно бы выставили у палаты караул и вообще начали разбирательство.

Дана вдруг оборвала мысленные рассуждения. А так ли это? Хотелось бы верить, что так. Но почему тогда нет никакого желания звонить мистеру Доэрти, начальнику Пита, и сообщать о проблемах агента? Снова предупреждение от интуиции?

«Надо все хорошенько обдумать! – решила Дана, присаживаясь на стул рядом с кроватью. – Не торопясь, тщательно и серьезно. Для звонка времени предостаточно. В ближайшие две недели Фоули все равно нетранспортабелен, так что спешить некуда. Даже если Пита сюда упрятали враги, время все равно есть».

– Дана, это… ты?

Вопрос был задан шепотом, едва слышно, но мисс Гершвин вздрогнула, словно от удара грома. Она обернулась к Питу и сильно сжала его руку.

– Я, милый. Как ты?

– Бывало и лучше. – Губы Фоули чуть обозначили улыбку. – Джексон?

– Что? – не поняла Дана. – Ты о ком?

– Мы… в «JMH»?

– А-а, да, мы здесь. А что?

– Мои вещи… мне нужен смарт.

– Тебе сейчас нужен покой и крепкий сон, – строго возразила Дана. – Все самое страшное позади, но это не значит…

– Ты говорила с врачом?

– Нет, я… – Мисс Гершвин растерянно похлопала длинными черными ресницами. – Я не встретила по дороге ни врачей, ни сестер. На этаже никого нет… так мне показалось.

– Тебе не показалось. – Питер закрыл глаза и на пару минут будто бы уснул. – Если им станет известно, что я пришел в себя, он вернется, чтобы добить.

– Кому «им» и кто «он»? – Дана наклонилась к самому уху Фоули. – Пит, что происходит?

– Мои вещи… где они?

– При тебе не было ничего, кроме одежды. Даже твой чип выведен из строя. Ты значишься как «неизвестный белый мужчина с черепно-мозговой травмой».

– Все верно. – Фоули снова попытался усмехнуться. – Мой смарт у них. Наверняка его память… уже выпотрошили до последнего байта. Но они не учли…

Он снова забылся, теперь на долгих четверть часа. Все это время Дана провела как на иголках. Подтверждались худшие опасения. Кто бы ни были эти «они», ничего хорошего от них ждать не приходилось. И все-таки Дана не расклеилась. Даже наоборот, она мобилизовалась, как никогда. Едва у Пита снова дрогнули веки, она склонилась к нему и спросила:

– Пит, ты здесь? Не говори, моргни.

– Я отдохнул. – Фоули открыл глаза. – На чем я остановился?

– Они чего-то не учли. Кто «они» и чего?

– Точно не знаю, но эти люди как-то связаны с «Networld» и с… Лэнгли.

– ЦРУ?! Зачем ты им понадобился?

– Это долгая история, Дана… Сейчас важно другое: они знают, что я в курсе их дел. Но они не знают, что у меня есть… вот это.

Он с трудом поднял руку кверху ладонью. Дана смущенно взглянула на его ладонь. Чтобы рассмотреть что-то мелкое на таком расстоянии, она уже пользовалась старомодными «плюсовыми» очками. Контактные линзы с изменяемой кривизной она не признавала, а уж операции и подавно. Хотя и стеснялась очков. А Питер между тем демонстрировал нечто крошечное, поблескивающее, как рыбья чешуйка. Немного поколебавшись, Дана все-таки вынула из поясного футлярчика очки. Фоули протягивал ей инфокристалл, вроде тех, что используют в качестве ячеек памяти в смартфонах. Разница заключалась в том, что этот кристалл имел нестандартную форму и был приклеен к кусочку липкой ленты.

– Что это? В смысле… что на нем записано?

– Оригинал очень важного репортажа. Если он попадет к нужным людям, все сразу встанет на свои места. Но пока… его копия в моем смарте попала к… ним, понимаешь?

– Начинаю. – Дана сняла очки. – Именно поэтому тебя поместили в эту клинику без документов. Чтобы подлечить, вытянуть из тебя все, что ты знаешь, а после устранить. Так?

– Скорее всего. Так что теперь я очень опасный кавалер, мисс Гершвин. Вам будет лучше вернуться в Нью-Йорк и заняться своими делами.

– Хотела бы я влепить вам пощечину, мистер Фоули, но вы и так наказаны. – Дана аккуратно взяла кристалл, вытянула из-за пазухи цепочку с бабушкиным золотым медальоном, открыла его и приклеила липучку с обратной стороны крышки. – Как эксперт, не могу не заметить, что кристалл нестандартный. От какой модели?

– От нестандартной. Я скажу тебе, где найти такой смарт и какой набрать номер, чтобы передать хорошим людям записанную на этой крупинке силикона информационную бомбу. Обязательно скажу, Дана… но не здесь. Кроме того, что эти стены имеют уши, они еще и заражены… отсюда надо убираться… поскорее… иначе…

Пит снова впал в забытье. Дана с опаской оглянулась. Заражены? Что за бред? Как могут быть заражены стены? Радиоактивность? В Вашингтоне? Исключено! Что же имел в виду Фоули? Он, конечно, не в лучшем состоянии, но вплоть до последней мысли изъяснялся связно и толково.

«Надо убираться! Вот что самое толковое. А остальное он доскажет, когда отдохнет. Но как, черт возьми, отсюда улизнуть?! Был бы подходящий транспорт и помощники – нет проблем, но как вытащить Пита без помощи со стороны и куда девать все эти мониторы-капельницы? С собой не увезешь, но вдруг они ему понадобятся? Да наверняка понадобятся! Как же быть?»

– Мисс Гершвин, – вдруг ожил смарт.

Дана включила связь жестом, который когда-то был свойственен людям, носившим наручные часы. Перед Даной возникла полупрозрачная голограмма с изображением абонента. Звонила регистратор Лора.

– Привет, Лора.