Улика с того света

– Ну так не на курорт отправился. Ох, помню, каким он умным был.

– Почему был?

– Потому что не от большого ума занимался всяким. – Генерал покрутил растопыренными пальцами.

– Да ладно тебе, – заявил Гуров. – Он был очень неплох в своем деле. Организацию процесса вспомни. Все тютелька в тютельку. Сплошной материальный ущерб, но ни одного нанесения телесных повреждений.

– Оправдываешь его?

– Восхищаюсь. Вообще-то, у таких персонажей, как этот Байрон, многому можно научиться, а потом взять на вооружение.

– Допустим. Но что ты конкретно хочешь найти?

Полковник забросил ногу на ногу и произнес:

– Кудесник рассказал перед смертью соседке, что планирует встретиться с давней подругой. При этом сильно нервничал. Незванову, позвонившему примерно в то же время, сказал, что не может разговаривать, потому что рядом с ним находится дама. Насколько я помню, десять лет назад среди свидетелей или подозреваемых по данному делу не было женщин. Все, кроме Байрона, были холостыми, и только у него имелись жена и дочь.

– Думаешь, кто-то из них опомнился и решил свести счеты с Кудесником? – спросил Орлов.

– Не исключаю такой вариант. Но, Петр Николаевич, я лучше пробью эту версию. Она подтвердится либо нет.

– А если он всего лишь выпить с ней хотел? Могли поссориться, а потом она его и пристрелила.

– Точно. Пришла она к нему в гости с огнестрельным оружием. Так?

Орлов не успел ответить. В дверь кто-то постучал. Симпатичная светловолосая девушка из архива аккуратно положила на стол толстую папку.

– Благодарю, – прогудел генерал-лейтенант.

– Не за что, – сказала девушка.

Гуров тотчас устроился за столом для совещаний, аккуратно разложил на нем все документы. Фотографии, прикрепленные к делу, он рассматривал очень внимательно, тут же вспомнил все и всех.

Сыщик задержал взгляд на любительском снимке. Андрей Горохов, разумеется, еще живой, Артем Незванов и Немец – широкоплечий бритоголовый парень с бычьей шеей. Они позировали на речном берегу, на фоне мангала с шашлыками. Эти разновозрастные, совершенно не похожие друг на друга люди были не просто бандой. Они дружили.

Главаря на снимке не было. Гуров вспомнил, что на этот счет сказал во время допроса Незванов, в квартире которого было обнаружено это фото.

– Байрон не любил, когда его фотографируют. Он всегда оставался за кадром.

До нужного адреса Льву Ивановичу пришлось добираться на метро. Так вышло, что он давненько не пользовался подземкой. У него не было такой необходимости. То служебный транспорт выручал, то личный. А сейчас, когда никто не контролировал его действия, ноги сами понесли сыщика в сторону станции метро «Цветной бульвар». Но он вышел из вагона раньше, чем следовало, решил часть пути проделать пешком.

Полковник двинулся по Кутузовскому проспекту в сторону центра. Он шел по нечетной стороне улицы, мимо новомодных магазинов, за витринами которых пряталось что-то безумно дорогое и стильное.

Дом, в который ему нужно было попасть, находился на противоположной стороне проспекта и выглядел солидно, даже мощно. В народе его прозвали брежневским. Гуров вспомнил, сколько вопросов возникло у него десять лет назад, при получении известия о том, по какому адресу проживал главарь банды Геннадий Александрович Левинский, который сам себя нарек Байроном.

Левинский всю свою сознательную жизнь увлекался Викторианской эпохой. Еще мальчишкой он перечитал о том времени все, что смог найти в домашней и школьной библиотеках. Постепенно границы его интересов стали конкретными. Это была сфера тогдашнего искусства.

Он выучился на реставратора и честно трудился на этой ниве двадцать лет. Постепенно Геннадий обрастал знакомствами и стал вхож в дома творческих людей, которые не только знали толк в картинах, статуях и иконах, но еще и обменивались ими с другими людьми.

Со временем Геннадий Александрович подустал. Рутинная работа порядком утомляла его, денег вечно не хватало, а зрение давно оставляло желать лучшего. Семья, состоящая из супруги Валентины, учительницы младших классов, и дочки Марины, ощущалась Левинским как груз, но не мучающий, а довольно приятный.

Правда, здесь, как и во многих многолетних союзах, были свои особенности. К примеру, жена его никогда не была страстной женщиной. Геннадий Александрович жаловал разврат в постели, но из жалости к Валентине, вечно страдающей от плохого самочувствия, ни словом не обмолвился о том, чего на самом деле хочет. Он любил ее и на других женщин даже не поглядывал. Такое просто не приходило ему в голову.

Жили они спокойно и скучно, словно следовали какому-то плану, составленному раз и навсегда. Летом супруги обязательно брали совместный отпуск и отвозили дочь на море. Потом Левинский отправлял семью на дачу, доставшуюся ему по наследству. Одноэтажный маленький дом и крохотный огородик занимали все внимание жены, дочь носилась по деревне с детьми других дачников, а муж и отец возвращался к делам.

Со временем он уволился из музея и стал брать работу на дом.

Дочери отец позволял все и с самого детства. Он как-то сразу понял, что больше детей у них с женой не будет, и Марина, появившись на свет, сразу же ступила на трон. Ей разрешалось абсолютно все и в любое время.

Странное дело, но девчонка все равно не избаловалась. В этом была заслуга ее матери. Педагогом Валентина была блестящим, умела вовремя и правильно расставить приоритеты. Поэтому Марина, купаясь в родительской любви и вседозволенности, с возрастом не превратилась в требовательного и равнодушного человека. Напротив, она отличалась душевностью, никогда ни на кого не повышала голос.

За это и за многое другое Левинский благодарил именно жену. Он вообще уважал ее за кроткий нрав и умение разбираться в людях. Именно она, заметив его усталость, предложила ему перебраться из пыльной мастерской в квартиру и заняться частным бизнесом.

Однажды Левинский был по знакомству приглашен на киностудию «Мосфильм» на празднование юбилея знаменитого актера. Исполнялось ему немало, жил он долго, немало повидал, со многими был знаком, в свои почтенные годы выглядел прекрасно. Реставратор наметанным взглядом определил количество килограммов грима, наложенного на его лицо, великолепно скрывавшего поплывшие черты лица и возрастные пятна на коже.

В какой-то момент он очутился один на один с именинником. Тот узнал, что гость оказался на его празднике практически случайно и вдруг очень этому обрадовался.

– Все они веселятся, но многие пришли, чтобы засветиться на фотографиях, которые утром попадут в газеты, – прошептал старик. – Половина из них не знает меня вообще. Я их тоже впервые вижу. Вот вы кто?

– Я такой же посторонний человек, – сказал Левинский. – Но фильмы с вашим участием смотрел. Самые первые были лучше остальных.

Актер восхищенно хлопнул в ладоши.

– Браво! – заявил он. – Благодарю вас за честность. Все именно так и было. Позже я не мог играть так, как мне хотелось бы. Я устал, вымотался, погас. Но меня все равно приглашали на съемки в эпизоды, которые я уже и не помню. Мое звучное имя было особой приметой каждого нового фильма. Чертова жизнь со своей вечной ложью. А вы все-таки кто?

– Реставратор, – ответил Левинский.

– Что же вы реставрируете?

– Начинал с картин, а сейчас расширил поле деятельности. В основном это иконы. Изучаю ювелирное дело. Это мне тоже пригодится.

Актер взял Левинского под локоток и прижался к нему всем телом. Он был небольшого роста и походил на старого ребенка.

– Вас мне бог послал, – сказал юбиляр. – У меня дома есть кое-что ценное. Но время наложило на эту вещь свой отпечаток.

– Вам нужна моя консультация? – осведомился Левинский.

– Или помощь, – многозначительно проговорил актер.

– О чем идет речь?

– Браслет. Я приобрел его в Лондоне. Дело было в шестидесятых годах, и мне повезло. Я купил его в антикварном салоне.

В горле у Левинского пересохло.

– Насколько стар браслет? – спросил он.

– Начало двадцатого века. Но это официальная версия. Один знающий человек, которому я очень доверяю, отнес его к концу девятнадцатого столетия. Викторианская эпоха. Браслет очень красив. Золото с бирюзой.

– Что же с ним не так?

– Он потускнел. Еще мне хотелось бы проверить его на прочность.

Левинский задумался. Актер предлагал ему работу, о которой он даже не мечтал. С ювелирными изделиями мастер до того практически не имел дел, читал о них, изучал особенности реставрации, но, по сути, в этом отношении был самоучкой без практики.

Такой шанс он упустить не мог.

– Я бы посмотрел, – придав голосу небрежность, сказал Левинский.

– Спасибо! Дождемся, пока разойдутся гости, а потом я вас найду. Обсудим детали. Как мне к вам обращаться?

– Зовите меня Байроном.

Почему именно так? Левинский жаловал лишь ту поэзию, которая имела хоть какое-то отношение к Туманному Альбиону. Стихи лорда Байрона тут являлись самым настоящим идеалом. При этом Левинский не считал себя одержимым, прекрасно отдавал отчет всему, что делал и о чем мыслил.

– Прекрасное имя, – заявил актер и сжал его локоть. – Мы увидимся чуть позже. Не исчезайте, пожалуйста. Мне вас сам бог послал.

Он вернулся к гостям, а Левинский остался стоять возле столика с напитками, где и произошла знаменательная встреча. Рядом никого не было, и он спокойно подлил в свой бокал вина. Если уж халява, то почему ее должно быть мало? Что-то здесь не видно было того человека, который контролировал бы этот процесс.

Молодой высокий парень неслышно оказался рядом с ним, протянул руку через стол, ухватился за пивную бутылку. Левинский молча наблюдал за тем, как он скрутил железную крышечку и пил прямо из горлышка. Закончив с этим, молодой человек снова протянул руку, но теперь для того, чтобы познакомиться.

– Андрей, – представился он.

– Байрон, – назвался Левинский и пожал его руку.

– Звучит! – заявил новый знакомый. – Я тебя тут не видел раньше. Ты из массовки или из прессы?

– Я сам по себе.

Андрей холодно улыбнулся.

– Ну и не говори. Мне это не так уж и важно. Про себя скажу, что я имею некоторое отношение к искусству.

– Да ну?

– Превращаю людей в богов.

Левинскому было плевать на нового знакомого. Он его совершенно не заинтересовал. Сейчас мысли реставратора крутились вокруг предложения, которое ему сделал именинник.

Браслет Викторианской эпохи! Кто бы сомневался в том, что такая роскошь никогда не будет принадлежать ему. Но бог с ним. Он просто подержит ее в руках, рассмотрит, если сумеет, то вылечит и на всю жизнь запомнит этот момент.

– Ты хоть фамилию его знаешь? – насмешливо спросил Андрей и указал бутылкой в сторону гостей, многие из которых уже с трудом стояли на ногах.

– Знаю.

Это утверждение было ложью. Левинский не помнил ни имени, ни фамилии. Про ранние фильмы он тоже вспомнил с трудом и, как оказалось, этим и покорил уставшее сердце героя праздника.

– Врешь, – легко угадал Андрей. – А из гостей кого-нибудь узнаешь?

Левинский всмотрелся в толпу. Кого-то он точно раньше видел. Но вот где и в каком качестве?

– Понятно, – заявил Андрей. – Я помогу. Тетка в розовом пиджаке работает ведущей кулинарного шоу. Мужик, который рядом с ней, трудится спортивным комментатором. Из артистической среды здесь присутствует с десяток человек, но их почти никто не помнит, потому что они мало снимались в кино. Возле стены парень с мобильником. Он продюсер. Рядом с ним участница шоу талантов. Сейчас она певица. Кстати, выбыла из конкурса, но сольник потом записала. Остальных тебе знать не обязательно. Здесь уже не юбилей, а обычная пьянка. Актер, который с тобой общался, давно и даром никому не нужен, но руководство киностудии обязано сохранить свой благородный фейс. Завтра они забудут про этого деда.

– А ты кто для него? Самый родной человек? – спросил Левинский.

Андрей не обиделся.

– Не поверишь, но да, так оно и есть. Я один из тех, кто все еще спрашивает у него про боли в боку и про то, как он спал ночью. Его никто не может отсюда пнуть, у него бессрочный пропуск на территорию. Приходит почти каждый день, суется во все павильоны, забредает к начальству. Оно с ним болтает, но недолго: «Дела, вы уж извините. Непременно приходите еще. Мы вас помним, мы вам рады». Тошнит от такого, но старик-то верит или делает соответствующий вид, приходит снова и снова. Никому не нужный, очень несчастный человек.

Левинский старался не вникать в то, что слышал. Все это ему было ни к чему. Главное сейчас – не потерять из вида подвыпившего именинника, а потом отправиться к нему домой.

В голове Левинского оформилась шальная мысль:

«А если я попрошу его продать мне этот браслет? Я нашел бы деньги, конечно, если цена будет не запредельной. Занял бы у бывших коллег, поговорил с женой, взял бы кредит в банке, в конце концов».

Андрея он слушал вполуха, не сводил глаз с гостей, танцующих под «Катюшу», всем своим видом показывал, что не намерен вступать в диалог.

– Я слышал ваш разговор, – негромко сказал новый знакомый.

– Да? – удивился Левинский. – Я тебя не заметил.

– А я взял и пришел, но вы настолько сильно были увлечены друг другом, что не обратили на меня никакого внимания.

– Ну и что? Слышал, ну и ладно, – пробормотал Левинский.

Андрей обошел стол, остановился рядом с ним и проговорил:

– У него дома целый склад. Там есть не только браслеты. Ты разбираешься в таких штуках?

– Что ты имеешь в виду? – Левинский заметно растерялся.

– У деда нет никаких наследников. Это значит, что все его имущество получит государство, которому наплевать на настоящую красоту.

– Ты мне что, убить его предлагаешь? – не поверил своим ушам Левинский.

– Ты совсем дурак? – Андрей отодвинулся от него. – Когда я об этом говорил?

– Да вот только что.

– Не ври, – заявил парень. – Я вообще только что тут оказался. А тебе надо бы поменьше пить.

Он в один глоток добил пиво, всучил пустую бутылку в руку Левинскому и расслабленной походкой пошел к гостям. Они его тут же заметили. Андрей радостно распростер руки, наклонился к пожилой даме, всмотрелся в лицо, после чего осторожно провел пальцем по ее лбу. Потом еще раз и еще. Женщина прикрыла глаза от удовольствия.

Левинский почувствовал прилив тошноты. То, что он увидел и услышал здесь и сейчас, встало у него поперек горла.

Он наплевал на браслет, который минуту назад вожделел, и пошел к выходу. Музыка и радостные вопли остались у него за спиной. Наконец Геннадий оказался на воздухе и с облегчением подумал, что чуть было не согласился сейчас на что-то до жути нехорошее.

Он достал сигареты, закурил и поднял взгляд в ночное летнее небо. Ему хотелось, чтобы с каждой затяжкой кошек, скребущих на душе, становилось меньше, но облегчение не наступало. Он понял, насколько мерзок этот мир и все те люди, которые в нем обитают. Байроном назвался, надо же! Слюни распустил, тварь!

Этот старик с тонной тонального крема на лице, воняющий каким-то сладким воском, был теперь омерзителен ему до глубины души. Мутный хлыщ, почти открыто предложивший Левинскому пойти на преступление – а на что же еще? – попросту испугал его.

Он бросил не затушенную сигарету в урну. В крови у него гулял алкоголь. Геннадий не сразу понял, что может устроить пожар, наклонился над урной и попытался вынуть оттуда окурок, но только обжег пальцы.

Все случилось само собой. Левинского все-таки стошнило. Он некоторое время постоял, согнувшись, и лишь потом побрел прочь.

Андрей догнал его на автобусной остановке. Левинский был не в самом лучшем настроении, увидел гримера, спешащего к нему, и проклял все на свете.

– Пойдем обратно, – задыхаясь после бега, сказал Андрей.

– Какого черта?

– Дед уже с ног сбился. Как только ты свалил, он ринулся на поиски, а тебя уже нет. Чуть не плачет. Слезно попросил вернуться.

– Перебьется, – ответил Левинский и сплюнул себе под ноги.

Андрей посмотрел на асфальт и сказал:

– Слушай, я, может, не то ляпнул, но дед-то тут при чем?

– Ты ляпнул именно то, что было в твоей голове, – произнес Левинский. – Пошел вон!

Парень снова совершенно спокойно отреагировал на его слова.

– На меня можешь обижаться бесконечно, но прошу как человека, – сказал он. – Дед добрый, щедрый и очень одинокий. Помоги ему с этим чертовым браслетом. Он носится с ним как ребенок с игрушкой. Думаешь, ты первый, к кому этот старикашка подошел? Да он у половины киностудии спрашивал про починку. Да только вот нет у нас никого, кто мог бы этим заняться. А тут ты подвернулся.

– Пойду лишь в том случае, если ты объяснишь мне, зачем заговорил о том, что у него дома полно ценных вещей, – заявил Левинский и тяжело посмотрел на Андрея.

– Думай, что хочешь. Но я ведь правду сказал. Дед не вечен. Кому он все это оставит? Не мне же? Вдовец, друзья такие же старые. Разживется государство на несколько лимонов. Положив руку на сердце, признаюсь, что мне такой расклад не особенно нравится. Уж лучше потихонечку забрать себе пару вещиц и продать тем людям, которые знают в этом толк. Дед не заметит, потому что не помнит даже о том, что ему жить осталось совсем чуть-чуть. Это не воровство, а спасение национального достояния.

– От кого?

– От тех персон, которые захотят урвать наследство, но в глаза не видели покойника.

– Нет, не пойду, – сказал Левинский.

– Ну и дурак, – злобно бросил ему Андрей и быстрым шагом пошел обратно.

Тут Левинского словно кто-то мешком по башке жахнул.

«Кому актеры оставляют свое барахло? Много ли я об этом знаю? Не раз слышал в новостях об очередной утрате в мире кинематографа. Зачастую уже после смерти выяснялось, что покойник был одинок как пень, а весь клан его наследников оказывался сборищем негодяев, брызжущих слюной. Они претендовали на квартиры, дачи, машины, на многое другое, но никто их никогда в глаза не видел. – Левинский достал сигарету, закурил и посмотрел вслед удаляющемуся Андрею. – Всегда можно передумать, – решил он. – Да и не случилось пока ничего».

– Стой! – крикнул Геннадий и медленно пошел в сторону киностудии.

Глава 4

– Слушаю вас, – донесся женский голос из динамика домофона.

– Это Лев Гуров, уголовный розыск, – представился сыщик. – Мы с вами созванивались.

Вместо ответа раздался противный писк, указывавший на то, что дверь подъезда открылась.

Марина Левинская жила на седьмом этаже. Гостя, появившегося из лифта, она встретила лично, стояла в дверях квартиры и ждала его.

– Проходите, – сказала хозяйка квартиры, переступая порог.

– Благодарю.

– Не разувайтесь, у нас нет ковров.

Семья Левинских долгое время жила возле станции метро «Водный стадион», но за несколько лет до ареста Геннадия переехала. Гуров, освежая память путем перебирания архивных материалов, вспомнил, что обыск производился не только по новому месту жительства, но и по прежнему адресу. Ту квартиру на «Водном стадионе» отец намеревался оставить дочери, но пока она ей была не нужна. Поэтому жилплощадь сдавалась приличным людям, а Левинские в полном составе выбрали довольно серьезное место для проживания. Это был знаменитый брежневский дом, расположенный на Кутузовском проспекте.

Полковник был уверен в том, что после ареста Байрона его жена приложит все усилия, чтобы продать хотя бы одну квартиру из двух. Ведь ее финансовая ситуация на тот момент была крайне сложной. При обыске из двух домов была конфискована целая тонна ценных вещей, банковские счета оказались арестованы. Матери и дочери нужно было как-то выживать.

Дальнейшую судьбу квартир Гуров уже не отслеживал, но считал, что с молотка уйдет именно жилье, находящееся в брежневском доме. Квартиры в этом здании, известном всем москвичам и гостям столицы, стоили огромных денег.

Поэтому сыщик был очень удивлен, когда узнал, что дочь Байрона Марина Левинская до сих пор проживает именно на Кутузовском проспекте.

Она отступила в прихожую, пропуская его внутрь.

На вид ей было около тридцати лет, и она совсем не походила на отца. Вероятно, в ней было больше от матери, которую Гуров если и видел, то практически не запомнил. При виде этой высокой, статной, кареглазой женщины с выраженной талией, но полными бедрами, Лев Иванович почему-то подумал о черешне, которую очень уважал.

Она проводила его в просторную комнату и жестом пригласила расположиться на черном кожаном диване. Сама же Марина осталась поодаль, присела на подоконник.

– Не пойму, как вам это удалось, – заявил Гуров и разбросал руки в разные стороны. – Скажите, где раздают деньжищи, позволяющие содержать эдакую красоту? Я тоже туда хочу.

Марина и не думала отвечать на шутку.

– Простите. – Сыщик смутился. – Это я от зависти ум потерял.

– Но честь и совесть остались, надеюсь, – холодно произнесла Марина. – Да, квартира обходится недешево. Но мой бывший муж работает в министерстве иностранных дел. Его папа и дедушка трудились там же. Обеспеченная семья, знаете ли. Не побрезговали связаться с дочерью уголовника и вора. Может быть, потому, что сами были в чем-то замешаны. Не могу сказать точно. Эту квартиру папа все равно оставил бы мне, а сам уехал бы вместе с мамой на «Водный стадион». Они всегда отдавали мне то, что лучше, а себе забирали то, что подешевле. Кстати сказать, я эту квартиру недавно отстояла в суде. Бывший муж хотел выселить отсюда свою дочь.

– Свою дочь? – не понял Гуров.

– Нашу общую дочь. Хотел ударить по больному месту, но не на ту напал. Теперь мы с дочкой гордо носим фамилию Левинских. Нас никто отсюда не выгонит.

– Сколько же ей лет?

– Дочери? Карине четыре года. Она сейчас в детском саду.

– А квартиру на «Водном» вы продали, значит, – осведомился Лев Иванович.

– Да, сразу же после того, как все случилось, – ответила Марина. – Были нужны деньги. А почему вы спрашиваете?

– Нет, все в порядке. Это ваше личное дело. Я там бывал. Думал, поеду по старому адресу.

– А я вас запомнила. В той квартире вы тоже делали обыск, только выглядели тогда посвежее.

Гуров всмотрелся в лицо молодой женщины, но вспомнить ее так и не смог. Понятное дело, десять лет назад они оба выглядели совсем по-другому. Ей было тогда что-то в районе двадцати лет. Разумеется, встречу с сыщиком Марина не могла забыть. Такое из памяти не выветривается. А вот для него обыск давным-давно стал самым обычным делом.

– Ну что же, давайте к сути, – сказала Марина. – Теряюсь в догадках. Зачем я вам понадобилась? Папа в тюрьме, мамы нет в живых. Чем я-то могу вам помочь теперь?

– Мамы нет в живых, – эхом повторил полковник. – Мне жаль.

– Не думаю, – заявила женщина. – До нас никому не было дела. Я хоронила ее одна.

– Простите.

– За что? – Марина улыбнулась одними губами. – За то, что вы снова напомнили мне о прошлом? Не надо себя винить, это ваша работа.

– Марина, прошлое само напомнило о себе. – Лев Иванович достал из кармана старую фотографию, прихваченную из закрытого уголовного дела. – Взгляните, пожалуйста.

Марина подошла к дивану, взяла фото и вернулась к окну. По тому, как она щурилась, Гуров понял, что у нее плохое зрение. Но об очках женщина не вспомнила.

– Я уже видела этот снимок, – сказала Марина. – Его показывали мне во время допроса. Я тогда сказала, что не знаю этих людей.

– Вам объяснили, кто они?

– Не помню. Кажется, эти люди имели отношение к тому, чем занимался папа. То ли вместе с ним ходили на дело, то ли еще как-то участвовали. – Она подошла к Гурову и хотела отдать ему снимок, но он покачал головой и сказал:

– Присядьте, пожалуйста.

Марина послушно опустилась на диван.

– Я расскажу вам, – произнес полковник. – Это члены банды, которой руководил ваш отец. Самого его на снимке нет, как видите.

– Да, он очень не любил фотографироваться, – едва слышно проговорила Марина.

– Я в курсе. Теперь о тех людях, которые на фото. Справа Семен Штейнберг по кличке Немец. Он уже вышел из тюрьмы. Слева стоит Артем Незванов, самый молодой член банды. Он теперь тоже на свободе. В центре Андрей Горохов, который называл себя Кудесником. На этом фото он еще жив.

Марина внимательно слушала рассказ Гурова, взгляда не поднимала. Со стороны она была похожа на школьницу, которую отчитывает директор.

– Андрей Горохов был убит выстрелом в голову, – с нажимом произнес Гуров. – Случилось это несколько дней назад. Тело обнаружил я. Навел меня на него именно Незванов. Напомню, на снимке он слева.

Марина настойчиво ткнула фотографией в руку Гурова.

– Возьмите.

– Марина, я не просто так пришел вас навестить.

– Так скажите уже, по какой причине. – Она вскинула на гостя глаза, полные слез. – Зачем вы мучаете меня?

– Я не закончил. Знаете, ведь был шанс, что вы вспомните этих людей. Но такого не случилось. Просто десять лет назад вы были не в себе и могли что-то забыть.