Миллион для гения

Пошел дальше. На большой площади были видны торговые ряды и много-много летних палаток. А ещё дальше увидел огромное здание, на котором гордо красовалось – «Книжная Ярмарка». Сразу же бросились в глаза пестрые вывески на палатках – «Все по 20 рублей»! Он не поверил и подошел поближе. Подумал, что там мороженое или вода. Нет, мороженое продавалось рядом, но стоило немного дороже. А «все по двадцать рублей» уже манило, притягивало его внимание. Наконец, он добрался до цели. Толстой, Чехов, Достоевский, Тютчев, Пришвин… Он не верил своим глазам. Вся эта старая гвардия распродавалась по… 20 рублей. Они гордо смотрели на него серенькими одноцветными обложками, и только имена, эти великие имена украшали их. Леонидов вытер лоб, было очень жарко, и посмотрел по сторонам. Карусель вертелась, приглашая проветриться и прокатиться… за 500 рублей. Дальше стоял маленький ларек – «Все по 30 рублей»! Интересно! Он подошел: Кортасар, Хемингуэй, Сэлинджер, Р. Бах, Фолкнер. Все по 30! Почему не по двадцать? Потому что иностранцы, – подумал он. – Логично!

Снова ларек с мороженым. Достоевский стоил дешевле, чем эскимо, но Фолкнер все же оказался дороже. На целых 5 рублей! Ему стало жарко! Он захотел выпить чего-нибудь. Бутылка воды – 50 рублей. Чехов и Кортасар вместе «тянули» на одну бутылку сладкой газировки – воды из крана, разбавленной липкой пищевой добавкой. А карусель вращалась…

И все-таки ему захотелось купить несколько книг. Когда-то было мечтой иметь такую библиотеку. Он взял в руки томик, открыл его – «Палата номер 6». Его любимая повесть. Вдруг захотелось спасти все эти книги, купить, вывезти отсюда. Уже полез в карман, но снова посмотрел на ценник – 20 рублей.

– А ничего дороже у вас нет? – спросил он продавщицу.

– Вот же написано – все по 20. Дороже там! – и она махнула в сторону здания ярмарки, – у них аренда дороже и книги тоже, а у нас все по 20.

Она жевала пирожок, перед ней, прямо на книгах, были разложены сальце, огурчики и стаканчик с водой.

– Что же вы, прямо на книгах? – спросил он.

– А чо? – удивилась она, – салфетки дороже стоят. Ну, будете брать? Я вам чистенькие дам, новые!

Он достал деньги и посмотрел на книги. Он смотрел на них, а они на него. Так какое-то время они глядели друг на друга. И тут ему стало перед ними стыдно. Он не мог купить Толстого или Чехова за двадцатку, не мог подать 30 рублей Фолкнеру или Кортасару. Как милостыню. Ему стыдно было перед любимым Хемингуэем. Потом перевел взгляд на свои книги – Леонидов, ну кто ты такой? Кто?

И возникло странное желание в опустошенной душе – взять свои «творения» и выкинуть, положить их в урну, отдать на салфетки вместо тех. А карусель вращалась, маленькие кабинки летели, в них сидели любимые писатели, лежали их великие книги, и голова шла кругом. И тут, словно ударило по голове, сверкнуло, резануло по глазам странными заголовками:

«Как заработать миллион» – 500 р.

«Как заработать миллиард – 1000 р.»

«Бабло» – 1500 р.

Они нагло уставились на него и требовали денег. Его денег! Можно товаром! Давай свои книги! За «Бабло», пятнадцать твоих книжонок! Жалких книжонок! Леонидов, ну, кто ты такой?

– Ну, нет! – подумал он, бережно обхватив свой пакет обеими руками. Потом бросил прощальный взгляд на любимых классиков и пошел восвояси. Он не отправился дальше на ярмарку – там аренда была выше, все было понятно и так…

– Как сходил? – спросила Галя, когда он вернулся ни с чем, – поговорил с людьми?

– Поговорил, – ответил он, – катался на карусели.

Но больше объяснять ничего не стал.

– На карусели? – удивилась она. – Ну, и правильно, – на карусели! Так и надо!

– На карусели… карусели… карусели, – эхом повторяли книги. Но он уже их не слышал. А перед глазами все кружилась карусель, летели в разные стороны лодочки качелей, а посереди этого Парка развлечений гордо стояло чертово колесо. Чертово! Только мир больше не вращался вокруг него – все относительно, как посмотреть. Там сидели Фолкнер и Достоевский, Толстой и Кортасар. Они смотрели вниз и не могли понять – кто теперь такие они? Ну, кто они такие? Пожалуй, никто! И голова продолжала кружиться.

20

– Галя, скажи, что теперь смотрят? – как-то раз спросил он её.

– Что теперь носят, ты хотел спросить? – поправила она.

– Нет, смотрят… по телевизору? – неуверенно повторил он свой вопрос, и она захохотала. – Ты, старый динозавр, решил посмотреть телевизор? Я не верю! Что должно было такое случиться, чтобы ты подошел к этому ящику? – продолжала она, смеясь. А ему действительно необходима была помощь. Он многие годы не включал его. Просто, было не интересно. Было жаль время тратить на это – до позднего вечера сумасшедшая работа, потом масса любимых игрушек – книги, музыка, кино по видео. А телевизор стоял и пылился в его комнате, и он, не глядя и не замечая, проходил мимо. Иногда включал новости и невидящим взглядом и неслышащим ухом уделял им внимание. Потом выключал этот бубнеж, и снова комната превращалась в его мир. Только его, где никто не мог появиться без ведома, отвлекая и отравляя жизнь. Но, теперь! Он хотел знать! Он должен был знать все! Чем живут эти люди? Чего они хотят? Поэтому сейчас начиналась познавательная экскурсия в новый для него мир. Целый мир! А гидом служила Галя! Она была в курсе происходящего, шагая в ногу со временем.

Они сели на диван, включили какой-то канал и погрузились в длительное сосредоточенное созерцание. Все мелькало перед глазами, он не мог сосредоточиться, уловить нить и смысл происходящего.

– Действительно, отстал, – подумал он, продолжая смотреть. Поняв, что это реклама, взял пульт и переключил канал. Там тоже была реклама. Щелкал снова и снова. Везде только реклама. Он недоуменно посмотрел на нее.

– Сейчас закончится, – улыбнулась Галя, – просто нужно подождать.

Он терпеливо стал ждать. Потом появились люди. Они готовили какую-то еду, веселились, болтали всякую ерунду, получая от этого сказочное удовольствие. По-видимому, зрители тоже должны были испытывать подобное. Он снова бросил взгляд на Галю. Она в восторге смотрела передачу, рассказывая об этих людях. Ведущая была дочерью известного актера, а ее гости – тоже чьи-то дети, мужья или жены, не важно, но, обязательно чьи-то. И она знала о них все! Снова реклама ударила по ушам. Звук сам собой становился громче. Несравненно громче. И в его мозги теперь вколачивались стиральный порошок, крем, гигиенические прокладки и средства для похудения. Было очень интересно и он увлекся. Потом снова те же люди готовили еду. Он уже давно позабыл о них, но они продолжили свое занятие, неустанно веселясь. Леонидов попытался сосредоточиться, он хотел знать, что они готовят! Но как молотом по наковальне резкий звук, и снова реклама ворвалась в его жизнь, в комнату, барабаня по ушам. Теперь жевательная резинка и чистящее, моющее средство. И так по кругу.

– Как это смотреть? – не выдержал он, хватаясь за голову, затыкая уши.

– Вот кнопочка, – сказала она, показав на пульт. – Убираешь звук и ждешь. Потом включаешь снова.

– Они специально дают рекламу намного громче, чтобы мы убирали звук? – спросил он.

– Конечно, – спокойно ответила она. – А иначе зачем?

– Тогда зачем, вообще, нужна такая реклама? – спросил он. – Если ее никто не услышит?

– Какой-нибудь идиот обязательно услышит, не станет все время тыкать в пульт, и тогда он попал!

– Понятно, значит эта реклама рассчитана на идиотов.

– Ты быстро схватываешь, – порадовалась она. И все-таки он решил испить эту чашу до дна. Больше не отключая надоевшую рекламу, досмотрел передачу до конца. Еда была приготовлена и съедена. Невинная детская радость потомков знаменитостей, мужей или жен, их именитых гостей исчерпала себя, и снова реклама, только реклама по всем каналам. Он так и не успел понять, что там готовилось, по-видимому, это было не важно, но к этому моменту уже весь был перемазан кремом, рот его был забит восхитительной жвачкой, гигиенические пакеты торчали из карманов, ушей, выпадали из рукавов, как из одеяния фокусника. Вся его одежда была замочена и постирана в стиральном порошке, а лоб и щеки натерты до блеска чистящим средством и сверкали в жизнерадостном отблеске экрана телевизора.

– Можно подумать, что раньше в твои времена динозавра, не было рекламы, – сказала она, посмотрев на него.

– Была! – вспомнил он, – выплевывая жвачку. – Точно помню! Была! Крем «Балет» и еще… «Храните деньги в сберегательной кассе»! – выдал он.

– Вот, – воскликнула она, – значит, не так уж страшно?

– Не страшно, – подумал он, – совсем не страшно!

И почувствовал себя на аттракционе, но не на карусели, а, скорее, на американских горках – теперь русских. А события одно за другим мелькали на экране, словно поднимая вверх ногами, и ты уже летишь в своей кабинке, немного прищурившись, а реклама, пугая, поджидает за каждым поворотом, за каждым витком. Он с удовольствием уселся в кресло глубже, но почему-то захотелось пристегнуться.

Теперь на экране кого-то судили – делали это в прямом эфире, потом зачитали приговор и повели, по-видимому, на расстрел или что там бывает еще. Потом короткий страшненький фильм, где кто-то за кем-то гнался. Уже догонял, готов был вцепиться в глотку, разорвать, но справедливый конец настигал его. А кабинка все летела и летела, и билась о край рельса. Где-то под ней был тот самый рельс, который не давал ему оторваться, не давал соскочить или упасть и уверенно гнал его тело, голову и мозги по накатанной колее. Снова реклама, снова в кого-то стреляли, а справедливый конец сменился на гору трупов. Видимо, справедливость наступит потом, в самом конце. Когда всю эту гору закопают, тогда и наступит момент очищения – катарсиса! – вспомнил он о том, что несет в себе искусство – очищение, обновление души, трепетный финал!

И он, вцепившись в подлокотники дивана, снова ждал. Но его все не было! Не было этого финала и трепетного конца тоже, только гора трупов…

Потом шли криминальные новости. Жвачка снова полезла в рот, а маньяк уже разгуливал по городу, поджидая малолетних жертв. Какая-то женщина в пьяном угаре топором рубила своего сожителя на части, какой-то автомобиль сносил остановку с людьми, чиновника хватали с поличным, а тот запихивал толстые пачки купюр себе в рот. Пачки были большими, но рот был тоже большой. Гигантский рот! Но пачек было много! Очень много! А он все запихивал и глотал! Он уменьшал хорошим аппетитом «срок». Это было захватывающее Шоу! А все следили и даже болели за него. Стоит этому толстяку съесть все деньги – игра продолжится. Он снова будет на свободе. Он победит! И опять станет есть такие же пачки, но уже в другом кабинете или на другой передаче…

Маньяк приближался, он уже достал свою удавку и вот-вот наброситься на свою жертву. Удавка с удовольствием вцепится в горло и будет сдавливать и ломать хрупкие кости. Последние звуки из задушенной гортани вырвутся наружу, а дальше конец! Он уже очень близок! Он уже настигает! Реклама! Где эта чертова реклама? Когда она так нужна – почему ее нет?

Наконец, спасительные памперсы и гигиенические прокладки полезли с экрана, закрывая его целиком. И он, спасенный, счастливый, с памперсом на голове и ртом, забитым жвачкой, мог немного расслабиться и перевести дух. Кабинка остановилась, приглашая сделать еще круг. Кружок. Еще один виток.

Он покосился на Галю. Она с интересом глядела на экран.

– Привыкла, – подумал он, подивившись ее мужеству. – Разве к этому можно привыкнуть? А где-то сейчас сидит ребенок у телевизора. Он вернулся со своего кружка, а родители его на работе! И сейчас он включит этот канал! Или другой! Или третий! Ему станет страшно! Он испортит психику, да просто сойдет с ума! Тоже – привык?

Кабинка американско-русской горки замерла на месте, приглашая сделать еще кружок. Пожалуй, стоит прерваться. Ненадолго. А потом все с начала. Он должен знать все!

Леонидов сделал звук тише, взял программу передач и начал читать. Читать все подряд:

«Передача – Криминальное происшествие».

«Передача – Встать – суд идет».

«Кинофильм – Погоня за монстрами».

«Передача – Преступление без наказания».

«Новости – Криминальная Россия».

«Фильм – Убийство на лестнице».

«Продолжение фильма – Убийство под лестницей».

«Лестница-убийца».

«Убийца».

«Передача – Дело номер 1».

«Дело номер 2».

«Приговор».

«Шоу – Криминальное болото».

«Шоу – Криминальная топь».

«Кинофильм – поцелуй на выстрел».

Ребенку, который был сейчас один дома, стало страшно от этой программки. Он забился глубже в диван, обложился подушками, вжался в спинку. Все время хотелось оглянуться и посмотреть – кто у него за спиной. Там была только стена и ничего больше! Он знал об этом, иначе и быть не могло, но обернуться не смог. И теперь пространство большой комнаты пугало. В каждый миг из любого уголка могло появиться нечто и броситься на него. Он уже не успевал смотреть по сторонам. Нужно найти угол, откуда будет все видно. Нужно забиться, спрятаться, не высовываться! Он пополз под диван, едва протиснувшись. Пахло пылью, было тесно, но стало спокойнее. Понемногу пришел в себя, но телевизор не выключил. Почему не выключил? Почему, не отрываясь, он смотрит на этот экран и не может от него оторваться? Смотрит и смотрит, словно лучик, исходящий оттуда, немыслимым магическим образом приковывает его внимание, мысли, маленькое тело, крошечную жизнь и его судьбу! Теперь он на короткой привязи у магического прибора, который сеет «хорошее, доброе, вечное».

Леонидов оторвался от программки и своих мыслей. Стало не по себе. Он перевел дух, снова посмотрел на экран.

– Слава Богу, – подумал он. Зазвучала с детства знакомая мелодия, и появилась знакомая заставка – «Новости дня». Можно расслабиться и передохнуть, – подумал он. Мелодия закончилась, и тут прорвало.

Захотелось зажмурить глаза. Это не был документальный или художественный фильм, не был экран криминальных сообщений. Шли самые обыкновенные новости. Новости дня:

– В результате беспорядков в Лондоне 8 полицейских получили ранения, один человек погиб.

А толпы людей уже крушили витрины магазинов, поджигали машины, забрасывая полицейских камнями и бутылками с зажигательной смесью и растаскивая награбленное.

– В отношении напавших на АЗС возбудили уголовное дело.

Теперь камера наблюдения показывала пятерых в масках, которые из маленького окошечка вытаскивали за волосы девушку-кассира, потом врывались внутрь заправки и расстреливали сейф. Запихивали деньги за пазуху и убегали, прихватив несчастную с собой.

– На дороге перевернулся грузовик.

Несколько машин, сбившись в стайку на трассе, в темноте, под дождем, образовали светящееся пятно, а в середине его пылал автомобиль, и сквозь прозрачные окна были видны лица не задохнувшихся, еще живых людей. Зрители на дороге достали телефоны, камеры и начали снимать. Почему они не помогут им? Почему не откроют двери, не разобьют окна, ведь в машине люди! Они еще живы! Но толпа зевак все стояла, продолжая снимать эксклюзивное кино.

– В Подмосковье сотни людей тушат торфяной пожар.

Ветки горели, яркие огоньки выстреливали разрядами из высохшей коры, и огонь мчался по верхушкам деревьев, по лужайкам, по крышам домов. А веселый ветерок подхватывал его, не давая затухнуть и прекратить этот праздничный фейерверк.

– Кризис на финансовых рынках.

– Чрезвычайное положение из-за вспышки чумы.

– В Сирии в мятежный город введены танки.

– В Н… области в результате пожара сгорели 3 частных дома. Погибли люди.

– В Пакистане при взрыве уничтожены 16 бензовозов с топливом.

– Погибли люди.

– Погибли люди.

– Погибли люди.

Последний круг на этом веселом аттракционе давался тяжелее всего. Это были самые обыкновенные новости. Но то, что случилось сегодня, напоминало апокалипсис. Галя продолжала спокойно смотреть на экран.

– Привыкла! Давно привыкла!

Тележка остановилась, замерла и он отстегнулся. Потом долго устало смотрел на экран, где шли новости погоды. Уже ничего не могло произойти… только погода. Погода и больше ничего. Как могло случиться, что кроме погоды, сегодня ничего хорошего в мире не произошло? Люди, проснувшись, не посмотрели на небо, на солнце, не улыбнулись друг другу, не подарили кому-то цветы, не сходили на премьеру? Значит, не было сегодня премьеры! Неба и солнца тоже! Цветов не было и людей! Вообще, никого не было! Никого и ничего. Кроме погоды…

– Но, кто-то это делает? Кто-то собирает по всему миру ужасы, превращая день сегодняшний в кошмар. И жизнь нашу тоже…

Последний раз взглянув на экран и получив по лицу и ушам порцией рекламы, Леонидов выключил телевизор.

– Ну, как, мой писатель? – радостно спросила Галя. – Понравилось?

– Очень! – воскликнул он, – особенно про маньяка и про пожирателя денег.

– А я говорила! – воскликнула она. – Ты много теряешь… Ладно, я тебе больше не нужна? Пойду, сейчас начнется мой сериал.

Она даже представить себе не могла, как сейчас была ему нужна. После всего увиденного, услышанного. Ему было тошно, было не по себе. Но она ушла, и только книги, тысячи его книг оставались рядом. И вид этих небоскребов, отражающих вечернее солнце, приводил мысли и чувства в порядок, в уютный привычный покой, который он так долго берег и сохранял для себя. Для себя? А как же они? А ребенок, который один дома?

21

Лето закончилось. Оно растворило жару в холодных осенних лужах. Люди, вернувшись из отпусков, забросили праздные дела и начинали жить по-новому, по-осеннему. Люди начинали свой «сезон». Поэтому Леонидову не было жалко расставаться с этим летом. Летом, которое, отобрав немало времени и сил, подарило небольшой опыт в непростом деле, за которое они с Галей взялись… И с Ангелом тоже. За это лето он почти ничего не написал. Он не мог писать, потому что каждый день, просыпаясь и заходя в кабинет, видел, как на него с укоризной смотрели книги. Горы книг. Небоскребы книг. Он все никак не мог расстаться с ними.

Осень заморозила холодные лужи в первом морозце, снегом запорошила город, улицы, и только его пестрая улица и его небоскребы стояли, подпирая потолок, не тронутые и никому не нужные. Пока не нужные. Ни один магазин не желал брать четыре книжки у автора, у частного лица, у какого-то Леонидова. Ни одна книготорговая компания не хотела работать с неизвестным писателем. Никто не изъявил желания даже прочитать их, поскольку книги теперь читать вовсе не нужно. И только одно брезжило где-то вдалеке, в начале следующего лета, в день, когда состоится премьера фильма. Только тогда, может быть, его книги захотят покупать и читать.

Но, неожиданно произошло событие, которое изменило такую спокойную и размеренную жизнь, и снова огонек затлел в потухшем кострище, из которого так хотелось развести большой веселый костер. И снова появилась надежда.

Как известно, все в этом мире делается только через знакомых. Ты рождаешься, и тебе помогают явиться на этот свет знакомые акушеры. Растешь, еще не научился говорить, а через знакомых тебе уже подыскивают «правильную» школу. Через знакомых ты поступаешь в институт, потом через других знакомых находишь престижную работу. Уже сам обрастаешь знакомыми, и дальше идешь по жизни шаг за шагом, не сам по себе, а только с их помощью. Иногда кажется, если бы не было знакомого акушера, ты бы не родился. А если бы и родился, то без следующего знакомого не вырос и не выучился. Просто, не смог бы выжить! По-видимому, при входе в этот мир следовало бы поставить Ангела или кого-то еще, кто задавал бы один простой вопрос: – У ваших родителей есть знакомства? И если окажется, что нет, то и не стоит такого сюда впускать – все равно скоро ни с чем вернется обратно. Без знакомых на этом свете делать нечего. А если ты явился сюда и имеешь семь пядей во лбу? Если набрался наглости чего-то захотеть, добиться в этой жизни сам по себе? Даже не думай. Все обречено на провал, и никакой Ангел не поможет. Единственное, что будет позволительно без чьей-либо помощи – покинуть этот мир навсегда. Так устроена жизнь.

Галя последнее время, устав предпринимать какие-либо попытки, немного успокоилась. Ангел где-то пропадал по ангельским делам. Видимо, у него были еще подопечные более сговорчивые и послушные. Появлялся он редко. Проверял наличие книг под потолком, что-то ворчал, советовал и удалялся восвояси. Но однажды он принес новость. Вернее не он, но все произошло, несомненно, с его легкой руки. Вернее, крыла. Однажды Гале позвонил один ее старый знакомый. А у него был еще один знакомый. И, наконец, у того тоже был знакомый… писатель. А у писателя был знакомый поэт и издатель. Очень уважаемый человек, которого знали в поэтическом мире. И не только знали, но и печатали. Впрочем, печатал он себя сам. Издавал книги свои, чужие и выпускал собственный Литературный журнал. Словом, появился еще один шанс, который не использовать было нельзя. Галя позвонила ему и договорилась о встрече. Поэт-издатель сказал ей, что сначала должен прочитать книги Леонидова, и только тогда даст ответ, станет ли помогать.

– Чем он сможет помочь? – спросила Галя у писателя – знакомого поэта-издателя, которого нашла через знакомого, одного своего хорошего знакомого, – привезя ему книги Леонидова. Тот ответил просто: – Если Тепанов возьмется – он СДЕЛАЕТ! Обязательно сделает! Его услуги будут стоить,… и озвучил сумму затрат. Как ни странно, это были не миллионы, не миллиарды, а вполне соизмеримая с их возможностями цена, которую они могли заплатить за пиар и продвижение Леонидова на книжный рынок. За пропуск в новый для него мир.

– Это все, что у нас осталось, – возразил Леонидов.

– По странной случайности, это ровно столько, сколько у нас осталось, и мы заплатим эти деньги! – ликовала Галя. – Это же знакомый! Очень близкий знакомый знакомого моего знакомого, его знакомого писателя!

– Сама поняла, что сказала? – спросил ее Леонидов.

– Это наш шанс! – воскликнула она.

– Тепанов? А тебе не кажется, что в его имени чего-то не хватает? – спросил он.

– Да, пожалуй, чего-то не хватает, – задумалась она, но отмахнулась. – Не важно. Главное, чтобы ему понравились твои книги, иначе он не возьмется.

Когда Леонидов услышал эту фразу, понял, что это действительно шанс! За эти два года, за долгие два года ни один издатель не изъявил желания прочитать его книг. Ни один книготорговец не хотел даже взять их в руки, а тут некто собирался их прочитать! И теперь они ждали его ответа. То были мучительные дни. От мнения этого человека зависело все. Ему были важны не фантики и обложки, а книги. Его книги! Его мысли! Это подкупало! Только профессионал мог так отнестись к его работе, и никакие знакомые здесь были не нужны. Известный издатель и поэт, главный редактор Литературного журнала сейчас решал его судьбу – он читал его книги, это было главное! И день этот наступил!

– Леонидов, собирайся, он ждет тебя! Бери деньги и езжай! Доброго Ангела возьми с собой, он теперь снова с нами! И надень костюм…

Они долго шли по улице, находящейся в центре старой Москвы, разыскивая нужный дом. Они, эти двое – он и его Ангел. Галю с собой не взяли. В конце концов, она была здесь не нужна. Теперь это было его делом – познакомиться и подписать договор. Его и Ангела.

Так вдвоем они двигались по замерзшей ледяной Москве, уверенно скользя по улице, вот только нужного дома никак не находили. Дом номер 17-Б таинственно скрывался от них. Это была какая-то игра. 17-А стоял, гордо выпячиваясь номером таблички, в глубине прятался 17-Г, а буква Б в этой нумерации была пропущена. Наконец, Леонидов не выдержал и позвонил поэту-издателю. Тот бодро отозвался:

– Вы видите перед собой Г?

– Да, видим.

– Видите рядом маленький В.

– Нет, не видим.

Улица казалась таинственной, скрывая от них свои дома.

– Посмотрите еще раз, – терпеливо продолжал издатель, – маленький В – он прямо перед вами.

Наконец, Ангел показал ему на крошечную трансформаторную будку. На ней и светилась синим цветом табличка с номером 17-В.

– Нашли! – воскликнул он.

– А напротив расположен мой Б! – произнес издатель. Он повесил трубку, и теперь наши двое огляделись по сторонам. 17-В был маленькой кирпичной будкой, а вывеска с номером занимала большую часть его стены. На этой улице он считался целым домом. Удивительная улица, удивительные дома, но где же Б? Напротив лишь полукруглая стена и больше ничего. Они в последний раз оглянулись на крошечный В-дом, маленький сказочный заснеженный кубик с гордой вывеской 17-В, который мнил себя целым домом, и пошли вдоль округлой стены. Вывески не было. На ней вообще ничего не было – ни дверей, ни окон, ни крыльца. Ничего. Он так хорошо знал Москву, а тут заблудился в трех соснах, в трех домах. Чудо-улица! Чудо-дом 17-Б! Их поистине ожидало чудо, – понял Леонидов, – поэтому и не давалось так просто и легко. Чудо нужно заслужить. И нечто приятным трепетом завибрировало, затрепетало в глубине души. Дом пока скрывался от них, он был где-то рядом, и готовился внезапно появиться в своем таинственном сказочном великолепии, широко распахнуть дверь, подарив новую жизнь и неизведанную сказку. Сердце учащенно забилось.