Охота на мамонта

– Снова карты, снова игра, – подумала она.

– Что за принцесса? – наконец воскликнула женщина, глядя на нее. – Ты только посмотри! А наш-то, каков! Разоделся, как барон… рубашечка, галстук… Запонки! Фимка, а где ботинки, которые я тебе подарила? Может, ты еще и носки надел?

– А-то! – гордо ответил Фимка.

– Ограбил биржевого маклера? А девушка. Не слишком ли молода для тебя, старый пьянчуга? Денег у тебя на такую красотку хватит?

– Денег, – пробормотал человек рядом с ней. – Ты еще задай милой девице циничный вопрос, сколько она стоит.

– Спокойно, – перебил его Фимка. – Нисколько она не стоит. Это моя… племянница.

И от его реплики эти двое громко захохотали. Лее стало жутко. Даже там, на кладбище ей не было так страшно, как здесь. Нависавший над головой тяжелый потолок придавливал ее к бетонному полу, окон не было совсем, только жалкий свет лампочки освещал этот склеп и людей, которые черными тенями раскачивались из стороны в сторону, громко смеясь. Их искаженные жуткими гримасами лица корчились, и она чувствовала на себе их взгляды. Сейчас они напоминали ей обитателей потустороннего, загробного мира.

– Снова мертвецы, – в ужасе подумала она. Но Фимка, услышав ее мысли, произнес:

– Дорогая, познакомься с моими приятелями. Это не то, что ты подумала. Мои близкие друзья, так сказать, боевые товарищи, сколько вместе по помойкам пройдено – Гера и Афонька, а там в некотором забытьи и прострации, по причине небольшого подпития и головной боли, пребывает Пашка.

– Очень приятно, – выдавила она из себя.

– Афанасий Петрович, – вдруг галантно представился мужчина за столом.

– Петрович! – с сарказмом повторила Гера. – Вспомнил, как батюшку звали? Раскатал губища, старый козел.

– Не козел, а Петрович, и ничего я не раскатывал, – спокойно возразил тот, – между прочим, кандидат наук.

– В прошлом, – съязвила женщина.

– Кандидатов наук в прошлом не бывает! – гордо заявил он.

– Кандидат несуществующих наук, – поправил ее Фимка. – В прошлом философ, доцент. Так его теперь и называем.

– Гера Васильевна, – с достоинством произнесла женщина и посмотрела на козла – доцента. – Тоже, между прочим, не пальцем деланная. Поварихой в пельменной сорок лет отпахала. Таких вот как ты полвека и кормила.

– А, – отмахнулся Петрович, – все это лишь еда!

– Ну, начал, – возмутилась женщина. Потом засуетилась. – Чего, стоите? Присаживайтесь. Мы только закончим! Ща, я его сделаю! – азартно добавила она.

– Это кто кого сделает? – возмутился доцент.

– Кто? Я и сделаю, – засмеялась она, сдавая карты. Играли они в очко. Перед ними на столике была разложена мелочь, и они делали ставки. Спустя какое-то время доцент постучал ладонью по карманам и грустно замер.

– Ну! Что я говорила! Давай сюда! – и сгребла все его копейки со стола. – Все что ли?

Тот на всякий случай порылся в карманах, но, не найдя ничего, спокойно уставился на нее.

– Подумаешь! Всего лишь деньги.

А Фимка и Гера с улыбкой переглянулись.

– Опять продулся, Афонька! – засмеялся Фима.

– Ну и что? – спокойно возразил тот, скрывая плохое настроение, – деньги и все. Фикция, воздух!

– Ну, конечно, это мы такие меркантильные, а ты у нас святой.

– Не святой. Просто человек. Человек с мировоззрениями, а не с понятиями.

– Что же ты так расстроился? – поддела его Гера.

– Деньги ничто, пыль, грязь – их так же легко достать, как и потерять. Сдал три десятка бутылок и все.

– Их еще найти нужно, эти бутылки. А кто сегодня на лавочке в парке сидел и сачковал, пока я по урнам шарила? Доцент сидел. Кому же еще. А мамочка пахала.

Тот с достоинством возразил:

– Я не сачковал, а думал! Думал, женщина! Это ты понимаешь? Да и зачем они нужны вообще, – кивнул он на горсть монет в ее руке. – «Все, что человеку нужно – стоит немного. Или не стоит ничего». Сенека, между прочим, сказал.

– Вот ты и жрать сегодня будешь «между прочим»! – воскликнула она, – и громко засмеялась.

– Ну, совесть имейте, господа! – очнулся Пашка. – Поспать дайте!

– Так, женщина! Хватит! Давай, доставай, хлеб насущный! – зло воскликнул доцент, и его невозмутимый тон куда-то исчез. А Гера больше не подтрунивала. Она отошла и вернулась с какими то пакетами. Потом развернула газетку и начала раскладывать нехитрую трапезу. Досталось и Лее. Та с ужасом посмотрела на все это, но Гера, перехватив ее взгляд, произнесла:

– Ты не стесняйся, дочка. Все здесь не с помойки. Все куплено, все нормально.

– Стерильно! – потер руки доцент и набросился на еду.

– По маленькой? – спросила Гера. Тут же за столом возник Пашка, который только что спал, но теперь бодро сидел рядом, а в руке его был зажат стакан. Скорее всего, с ним он и отдыхал. Гера разлила водку, посмотрела на Фимку и спросила:

– Тебе, дорогой, как всегда?

– Конечно! – уверенно ответил тот и прикрыл пустой стакан ладонью. Все выпили, а Фимку, глядя на них, передернуло. Судорога пробежала по его лицу, он схватил со стола картошку, затряс головой и запихнул ее в рот. Все начали смеяться, а Фимка, бравируя и ерничая, закричал:

– Ну, ты мать, даешь! Где такую… купила. На углу?

А та уже хохотала, и слезы текли по ее щекам.

– Клоун! Ну, клоун! Еще по маленькой! – воскликнула она. Снова выпили. Фимка выдохнул, точно хотел задуть пылающий костер. Глаза его покраснели. Он поднял кулак и саданул им по столу, крякнул, замер и выпучил глаза. Теперь уже хохотали все, даже Лея!

– Еще по одной! – не унимался доцент. Быстро налил и опрокинул стакан. Все снова уставились на Фимку. Тот вскочил и затрясся, схватившись за голову. Потом ударил кулаком в грудь, взвыл и задыхающимся голосом прошипел:

– Вот пошла, так пошла! Ну, родимая!

Остальные снова зашлись дружным хохотом.

– Еще! – смеялся доцент. Он выпил и снова уставился на Фимку. А того уже выворачивало наизнанку. Остальные непрерывно хохотали. Смеялась и Лея, хотя знала, чего ему это стоило. Но Фимка делал все с таким удовольствием и бравадой (по-видимому, это был его коронный номер), что удержаться не было сил. Наконец он пришел в себя. Крикнул:

– Ну, чего зачастили! А перекурить, а закусить? Давайте, налегайте. Схватил соленый огурец и впился в него зубами. Остальные последовали его примеру, продолжая всхлипывать от недавнего приступа смеха.

– Ну, клоун! Ну, насмешил! – икала Гера, давясь едой.

Спустя какое-то время Пашка с завистью взглянул на Фимку и спросил:

– Вот я не понимаю. Я в толк не возьму, как ты не выпивая ни грамма, можешь получать такой кайф? Научи! Ведь, нахаляву же! Ни копейки не истратив! Ну, Фимка, давай! В чем твой секрет?

Он все жевал и восхищенно смотрел на Фимку. А тот, снисходительно улыбаясь, молчал, качая головой. Наконец, рассудительно произнес:

– Выпьешь с мое, узнаешь!

– Вот ведь, какой. Не говорит, молчит, собака, и все.

Потом Фимка поднял руку, и все замерли. Он сам разлил по стаканам зловонный напиток, внимательно посмотрел на Лею, которая не отпила ни грамма, довольный кивнул и встал! Фимка хотел что-то сказать.

– За нее! – шепотом произнес он, кивнув в сторону Леи. Потом уставился на свой стакан, долго смотрел на него. Тот внезапно сдвинулся с места, подъехал к краю стола и свалился на бетонный пол. Раздался звук битого стекла, Фимка в последний раз громко крякнул, вытер мокрый лоб рукавом и понюхал горбушку хлеба.

– Все! – закричал он.

– Ну, фокусник! Как же я его люблю! – проворчала Гера, утирая слезы. Посмотрела на Лею. – Он мне одного старого приятеля напоминает. Тоже Фимой звали. Ефимом Григорьевичем! – с уважением и грустью произнесла она. – Помер два года назад. Вот на этой раскладушке и помер.

Лея посмотрела на раскладушку, потом перевела взгляд на Пашку, который только что на ней спал. Тот чуть не подавился.

– Чего? – нетрезво уставился он на нее.

– А ничаго! – перехватил Фимка. – Будешь пить, тоже скоро помрешь. Сроку тебе отмерено всего 2 года. Еще не поздно остановиться.

– Да хватит каркать, годы мои считать. Сколько тебя знаю, столько бормочешь всякую ерунду.

– Не каркать, а говорить, – серьезно возразил Фимка. – И не шучу я. Два года! Всего два! Вот на этой раскладушке. А мог бы еще лет десять-пятнадцать протянуть…

– Зачем? – невозмутимо пробормотал доцент. Пашка отошел от стола и молча улегся на какой-то топчан. На эту тему ему говорить не хотелось, а водка закончилась.

– Закончилась, – грустно пробормотала Гера.

– Это всего лишь водка, – крякнул Афонька, посмотрев на Лею, и произнес:

– Что смотрите так, милое создание? Не нравится вам наша пещера?

– Пещера? – переспросила она и вдруг уверенно произнесла:

– Это не пещера.

– Да? – удивился доцент, – Почему? Мы это место давно так называем.

– Нет, – горячо возразила она, – пещера должна быть другой. Совсем не такой.

– А какой? – прищурился доцент, с интересом на нее посмотрев.

– В пещере должны жить пещерные люди, – серьезно ответила она.

– А мы кто, по-твоему, дочка? – засмеялась Гера.

– Вы?… – и замолчала, – люди. Просто люди этого города.

– Да уж, – пробормотал издалека Пашка. – Это точно, мы люди. Человеки!

– Конечно, люди! – перехватил ее доцент. – Во всяком случае, себя к таким и причисляю, а остальные, там, наверху, – просто тупое алчное стадо. Бойся мещан! – громогласно провозгласил он. – Они думают, что у них есть все, а у них нет ничего, все здесь, у нас, в этой пещере! – гордо заявил он.

– Чего у тебя есть? – толкнула его Гера.

– Все! Все что нужно человеку. Остальное ерунда. Прочее – дьявольская игра, бессмыслица жалкая и пустая. А у меня есть все! – гордо повторил он.

– У тебя даже водки не осталось, – сказала Гера, убирая пустую бутылку со стола.

– Ерунда, – махнул он рукой, – всего лишь водка!

– Вот подхватишь какую-нибудь заразу, и нечем будет заплатить врачу – тогда я на тебя посмотрю.

– Ну и что?

– Так помрешь же!

– Значит, так тому и быть. В конце-концов, это всего лишь жизнь. Игра!

– Придурок! – добродушно проворчала Гера.

– Я слышал, у тебя проблемы? – спросил Фимка Геру.

– Ты про дочь? – удивилась она. – Кто тебе сказал? Хотя, ты всегда знаешь про наши беды.

– Вот, я не понимаю! – завелся Пашка. – На кой черт она тебе нужна? Тебя поперли из квартиры, на порог не пускают, внуков видеть не дают. А ты говоришь – дочь! Какая она тебе дочь?

– Во-первых, из квартиры меня попросила не она, а ее муж-алкаш. А дочь сейчас слепнет. И если не найти эти 3 тыщщи баксов, лишится зрения совсем! – в сердцах воскликнула Гера. – Да! Мне нужны эти чертовы деньги! Срочно, сегодня, сейчас, – в отчаянии добавила она.

– Нет, ну как это называется? – не унимался Пашка. – Дочь пустила ее по миру, видеть не хочет, а эта мыкается по углам и ищет, где найти такие деньжищи. Ты в своем уме? Это нормально? Как это называть?

– Я, что, должна бросить родную дочь в такую минуту? Чтобы она ослепла? Кому она такая будет нужна? Своему алкашу? Да и негде мне жить там. Четыре человека в однокомнатной квартире! Нормально?

– Этому поступку, Пашка, определения нет, – мудро заявил доцент, – идиотизм, да и только.

– Это называется материнская любовь, – грустно возразил Фимка.

– Чего? – завелся Пашка, – какая любовь? – ее дочь предала, посадила в пещеру, а мать должна сбиться с ног и искать деньги? Бред! Ну, полный бред! Фимка, ты что? – негодовал Пашка.

– Просто, любовь к родному человеку, – тихо повторил он.

– Ты мыслишь абстрактными понятиями, дружище, – трезво изрек Афонька. – Любовь, это лишь химические процессы в наших головах… Хотя, в твоих словах есть доля истины. Любовь, необъяснимое явление. Наверное, люди не могут сегодня понять, что это такое, а наука не готова объяснить, поэтому вся твоя любовь – иллюзия, мираж. Хотя в этом что-то есть. Несомненно, есть!.. Любовь!.. А ну, пошла отсюда! – вдруг крикнул он, сняв ботинок и кинув его в угол. Лея замерла, увидев крысу, которая прошмыгнула мимо и скрылась в дыре стены. Доцент спокойным тоном продолжил: – А знаешь, Гера. Будь у меня такие деньги, отдал бы тебе, не задумываясь. Хочешь, завтра же пойду в город и пока не найду нужные тысячи пустых бутылок – не вернусь. Миллионы бутылок! Клянусь. Для тебя сделаю все!

– Да, ладно, – засмеялся Фимка. – Ты и десятка найти не сможешь с твоим зрением и ленью.

Лея смотрела на этих людей, бросая взгляды по сторонам, где никому не нужные предметы отбрасывали нелепые тени от тусклой лампочки. Страшно в этом низком темном подвале ей больше не было. Сидела и думала, что эти, никому не нужные люди, в таком жутком месте почему-то говорят о любви. Вспомнила дом Артурчика. Там тоже были люди, они тоже смотрели фильм о любви, только была она какой-то странной, жуткой, а здесь… Просто любовь. Любовь и все. Странно! А может остаться в этой пещере? Стать такой же, как они? – и снова оглянулась.

– Найду! Спорим? Для Геры разобьюсь, но сделаю все! – серьезно убеждал доцент. А Гера пронзительно смотрела куда-то вдаль, не слушая его, наконец, пробормотала:

– Я сама их достану. Знаю, что нужно делать. Завтра в парке и раздобуду. Выхода другого нет, – и в ее глазах мелькнул злой огонек. Вдруг Пашка слез с топчана и начал надевать старую, дырявую телогрейку.

– Ты куда? – спросил Фимка. Тот, помолчав, произнес:

– Хватит молоть всякую чушь. Если делать дело, значит делать. Пойду, угоню недорогую «копейку». Отдам ее приятелям – старые связи еще остались. Сделаем, Гера, все сделаем, не бабское это дело. Если тебе нужно, значит, все будет! Не вопрос…

Все уставились на него, ничего не говоря, понимая, что из этой прогулки он может и не вернуться. Потом Гера произнесла:

– Пашенька, ты уверен? Может, не стоит? Я бабка старая, мне терять нечего…

Но Пашка уже решительно направился к выходу, задел головой лампочку, и темный склеп начал раскачиваться, мелькая причудливыми тенями.

– Постойте! – неожиданно воскликнула Лея. Потом потянулась к сумке, и Фимка едва успел схватить ее за руку.

– Спокойно! – произнес он. – Думай, что делаешь! – и, заметив в ее глазах решимость, произнес:

– Я сам!

Нахально вынув из ее рук сумку, забрался в отделение, где находились деньги, и начал отсчитывать необходимую сумму.

– Держи, дорогая! Это тебе! От меня! – и бросил пачку купюр на стол. Лея оторопело на него смотрела. Она только что едва не нарушила то странное условие. Все остолбенели. Первым очнулась Гера. Она схватила деньги и уставилась на Фимку, потом перевела взгляд на Лею.

– Не бери в голову, деньги мои. И не благодари, – строго перебил ее Фимка. Пашка тем временем вернулся к своему топчану, сбросив с себя телогрейку, лег и проворчал:

– Сколько же водки можно было купить! Мама дорогая!

Сказал это тоном человека, который всего мгновение назад вовсе не собирался рисковать собой ради Геры, идя на преступление. Все с облегчением засмеялись.

– Дурак, ты Пашка, – проворчал Фимка. – А пить бросай! Два года осталось! Ты меня понял? Всего два!

– Да иди ты!

Гера тем временем, придя в себя, засуетилась.

– Сейчас же пойду, отнесу ей. Сейчас и побегу.

– Сейчас ее алкаш не пустит тебя на порог. А если деньги увидит, отберет и за пару недель пропьет. Завтра, дорогая, все завтра, – остановил ее Фимка. А Лея все смотрела на этих людей. Пашка, отвалившись на своем топчане, косо посматривал на Геру. Он был доволен, хотя виду не подавал. Он радовался за свою подругу по несчастью. Доцент тоже сидел и улыбался. То ли от того, что не придется ему собирать миллионы бутылок по всему городу, то ли от чего-то еще.

– Твоя правда, Фимка! – воскликнула Гера, кладя деньги под газетку на стол. (В этом подвале их прятать было не нужно – не от кого.)

– Такое нужно отметить! – воскликнула Гера. – Кто сбегает за бутылкой? – и достала из своей сумки двести рублей. Доцент тут же потупил глаза, Пашка притворился спящим. И только рука, сжимавшая стакан, торчала наготове из-под грязненького, ватного одеяла.

– Тогда играем, кто проиграет – тому бежать…

Вдруг дверь скрипнула, и из темного угла комнаты появилась незнакомая девушка. Одета она была по такой погоде странно, легкий плащик прикрывал ее от холодной весны, под которым видна была лишь летняя блузка, обтягивающая стройную фигуру, и короткая юбочка. На ногах были надеты длинные сапоги. Казалось, она случайно сюда попала, сейчас вспорхнет, как ночная бабочка, по ошибке залетевшая не в то окно, и исчезнет, растворится в холодной ночи. Но девушка неожиданно низким голосом произнесла:

– Выпить не осталось? Замерзла до ужаса!

– А вот и Машка. Тебе и бежать! На деньги.

– Нет, одна не пойду. Лениво. И почему сразу – Машка?

– Тогда пересидим до завтра. Поздно уже, – хитро сказал доцент. Машка разочарованно на них посмотрела. Тут Лея почему-то встала и произнесла:

– Пойдемте, я с вами схожу.

– Вот это дело, вот это ты молодец, – проснулся Павел. А девушки уже открыли скрипучую дверь, скрываясь в темном лабиринте подвала.

– Я ничего не вижу, – произнесла Лея. Девушка взяла ее за руку и повела за собой.

– Новенькая что-ли? – после небольшой паузы спросила она.

– Нет, не новенькая, – весело отозвалась Лея.

– С кем работаешь?

– В каком смысле? – не поняла она. – Ни с кем. Сама по себе.

– Как сама? – удивилась Машка. – Разве можно одной?… И, почем?

– Что почем?

– Час у тебя сколько стоит?

– Нет, вы меня неправильно поняли, – засмеялась Лея. – Я этим не занимаюсь. Я с Фимкой пришла.

– А-а-а, Фимка! – воскликнула Машка, – хороший мужик. А зачем он тебе?

– Так, приятель, – ответила Лея.

– Чем промышляешь, если не секрет?

– Не знаю, пока не решила.

– Не знаешь? Хочешь, устрою к нам. Если без экзотики, две тысячи в час или восемь за ночь. Половину отдаем парням, половину себе. Транспорт их. Если что – всегда прикроют.

– Нет, спасибо, – ответила Лея и с искренним интересом спросила:

– Зачем вы этим занимаетесь?

Машка удивленно произнесла:

– Ну, жить как-то нужно, ребенка кормить. Я в свой Северодранск не вернусь. Сына туда матери забросила, а теперь деньги посылаю – там делать нечего – дыра. Сама что ли не знаешь?

– Можно устроиться на фирму, можно придумать что-нибудь еще – вы симпатичная девушка.

– Симпатичная. Я у шефа секретаршей работала за зарплату. Когда после работы ко мне являлся, копейки отстегивал по настроению, а приходил – когда ему было удобно, как от жены мог сбежать. А работа все та же. Только там сиди и жди милости. Симпатичная. Одна моя подруга, тоже симпатичная, попала в ансамбль. Голос у нее от Бога! Сначала была счастлива! Гастроли, поездки, концерты. Потом начались корпоративы для крутых клиентов. Вечером поют, ночью этих же зрителей и обслуживают, а деньги продюсеру. Везде одно и то же. Только здесь я знаю точно, что получу свою тысячу в час, а там ненормированный рабочий день, надейся на шефа, на продюсера, на дядю, на кого-то еще. Нет, это не по мне. А работа одна и та же. Кому мы еще нужны. Пока молодые – будем крутиться. Ты-то чем занимаешься?

– Пока не знаю.

– Ну, надумаешь, познакомлю со своим парнем, он прикроет и место даст на точке. Решай, дорогая. А ты ничего – у тебя получится.

– Спасибо, – поблагодарила Лея за комплимент.

Наконец, они выбрались наверх, где яркие веселые фонарики освещали улицу. Стало легче, и она вдохнула полной грудью.

– Нет! Пожалуй, в той пещере она не останется. Там нет окон, и не один луч солнца никогда не проникнет в темное место, в крошечный закоулок, где люди по воле случая или по прихоти судьбы доживают свои жизни. Словно, у них тоже испытательный срок, и они за что-то расплачиваются. Доживают испытательный срок… Доживают или живут?…

Неподалеку появился освещенный ларек.

– Куда же мы? – вдруг спросила Лея, посмотрев на часы. – Уже ночь, нам никто водку не продаст. Ведь запрещено.

Машка засмеялась:

– Ты откуда такая свалилась? Вон ларек. Там и отоваримся. Пошли.

Из темноты появились две машины – одна полицейская, другая черная иномарка. Из первой вышли два человека в форме и подошли к девушкам:

– А Машка, привет! – воскликнул один из них. – Работаешь?

– Нет, мальчики, закончила. Вон бутылку купим и на покой.

– Ладно, иди. А ты стой, – обратился он к Лее.

– Она со мной! – заступилась Машка.

– Сказали тебе, иди! Значит, иди, – ответил второй.

– Ну, и кто твой папочка? – спросил первый, подождав, пока Машка отойдет, с интересом уставившись на Лею.

– Нет у меня никакого папочки, – вежливо ответила она.

– Сама пришла на точку? – удивился тот.

– Сама, – не поняв, о чем идет разговор.

– Сама и плати, – проворчал первый.

– За точку нужно платить, малышка, – добавил второй.

– Мне нечем платить, – воскликнула она, вспомнив, что ее сумка осталась у Фимки. Вдруг опомнилась: – А за что платить?

– Не понимает! – возмутился первый.

– А девочка – ничего! – воскликнул второй, приглядевшись внимательнее. – Еще не заработала? Ну, пойдем в машинку – можно и натурой… А ты хорошенькая… Новенькая?

Тут Лея все поняла. Она растерянно огляделась по сторонам, но помощи ждать было не от кого. Машка стояла поодаль у киоска и глядела на нее растерянно. Фимка находился глубоко под землей, замурованный в темную пещеру. Даже Ильюшеньки не было рядом, даже дикаря с копьем. С надеждой подняла глаза к небу, но только Луна освещала ее хрупкую фигурку рядом с этими крупными мужчинами, которые чего-то от нее хотели. Чего, было понятно по их улыбкам и взглядам, которыми они скользили по ней, уже мысленно снимая с нее одежду. А в машине виднелся еще один человек в форме. Значит, всего их будет трое. Трое, а она одна! И даже спасительного солнца не было над головой. А пока дождешься рассвета…

Вдруг произошла странная вещь. Эти двое, выпучив глаза, замерли на месте. Потом начали отходить спинами к машине, а из их искривленных ртов послышались проклятия:

– Э! Ты чего так смотришь! Ненормальная! С ума сошла! Ты кто такая? Ты что делаешь, безумная? Чего уставилась! Ведьма! А, ну ее!!! – сначала они медленно отступали, не в силах отвести глаз, потом, как по команде, развернулись и стремительно помчались прочь. Добрались до машины, быстро запрыгнули в нее и сорвались с места. А неподалеку в другой машине медленно опустилось окно, откуда показалось лицо Казановы. Тот проводил взглядом машину полиции, сплюнул от досады, обернулся на эту странную девушку, завел мотор и тоже умчался. Но Лея этого не заметила. В этот момент она стояла посреди улицы и дико смеялась. Это была истерика. Она безумно хохотала, и на нее страшно было смотреть. Сейчас в ней открылось второе дыхание, и она была способна на все. А еще ей было невероятно весело от вида этих двух сильных, вооруженных мужчин, которые только что от нее сбежали в ужасе и недоумении. Машка неожиданно появилась рядом, держа в руках бутылку. Она все видела, ничего не понимала и с восторгом смотрела на Лею, затем пробормотала:

– Это чего было? Это ты как? Это что?

Рядом, с ее сумочкой в руках, возник Фимка. Он не мог ее бросить в трудную минуту и, почуяв неладное, явился на помощь. Но в помощи его подопечная, по-видимому, не нуждалась.

– Черт! Вот черт! Получилось! – ликовала она, снова почувствовав невероятную силу. – Нет, ну ты видел? Фимка? Ты видел, как я их? – и снова залилась громким хохотом. Фимка с восторгом смотрел на нее, а Машка с неподдельным ужасом. Тогда Фимка тихо произнес:

– Маш, знаешь, ты иди одна, мы пойдем погуляем, неси им свою бутылку, а то они уже заждались.

И Машка растворилась в сумерках ночи.

– Да, ты настоящая ведьма! – воскликнул Фимка, любуясь ею. А Лея, постепенно приходя в себя, перестала смеяться, став серьезной и с детским любопытством спросила:

– А кто такие ведьмы?

Фимка задумался, с интересом наблюдая за ней, прищурился и ответил:

– Всего рассказывать не буду, скажу лишь одно – это девушки…, хотя девушкам может быть и не одна сотня лет…, эти девушки с удовольствием используют свои способности и силы. Ведьмы – и все тут.

– Стать ведьмой? – задумалась она, и глаза загорелись, а Фимка без труда прочитал ее мысли.

– Только добавлю – за все, дорогая, нужно платить. Свести тебя с одним человеком? Человечком! – и хитро улыбнулся, – или не человеком вовсе.

– С Ним? – робко произнесла она.

– Нет, не с Ним, с Другим. Будешь иногда выполнять некоторые его поручения. За точку нужно платить – тебе ведь только что сказали. А правила везде одни. Дальше ты обретешь бессмертие и гуляй-не-хочу, отрывайся по полной программе, никаких тебе испытательных сроков, никаких условий. Только частица твоей души всегда будет храниться в маленьком сейфе и останется там навсегда, а так… Полная свобода действий!