Десять поворотов дороги

Хвет, начавший с пирога, неохотно посмотрел в направлении ее пальца.

– Кир?

– Угу. И он направляется сюда. Педант, ты помнишь старину Кира? – поглощавший репку макак не отреагировал на вопрос. – Волосатый раб желудка…

– Не такой уж и волосатый, – Бандон приподнял кепи.

– А если это судьба?.. – возник из облака философских переживаний Гумбольдт, шлепая ладошками по своей лысине, выглядевшей на фоне просторных лугов Бандона скучным заиндевелым газоном. – Кир, старик, иди к нам!.. – закричал он молодому человеку, который никак не мог его слышать, привязывая во дворе лошадь. – Ав, дай мне обезьяну, я в него брошу!.. Ха-хм!

– Вишь, лошадью обзавелся, – промычал Бандон. – Видать, не все у него хреново.

– Пусть бросает эту краденую лошадь и идет к нам!.. Или мы сами пойдем к нему!.. – не унимался Гумбольдт, создавая известное напряжение вокруг.

– Бан, пожалуйста… – попросил Хвет, давя косяка на друга.

Огромная коричневая ладонь опустилась Гумбольдту на плечо, подобно типографскому прессу. Печальный клоун вновь опустился на скамью и зашептал что-то вареному яйцу в воротничке из луковых колец. Судя по всему, то ему отвечало и вообще было недурным собеседником – хотя на стене, определенно, не сиживало и королевской рати не досаждало.

Через плечо Кира была переброшена кожаная плоская сумка, в каких курьеры разносят почту. Сапоги и куртка заляпаны грязью. На голове дурацкого вида шапочка оладьей в манер матросской, что недавно вошли в моду у молодежи. Сам же он выглядел понуро, в цвет набрякших дождем тучек, толпящихся за холмами, и двигался, как марионетка в руках невротика. Лошадь проводила владельца сокрушенным вздохом и принялась за пучок сена с твердым намерением внести свой вклад в ароматический ландшафт местности.

Отправленный подальше от старшей дочери Встрясса Громма, молодой человек его попечением был переведен к Лысому-Ежу-Вогану, чем и объяснялось его появление в закусочной. За добрую службу парень был награжден рябой, как цветочная поляна, кобылой и напутствием не подходить ближе пяти миль к дому кондитера, весьма незамысловато объясненному: «Или тебе не понадобится не только эта кобыла, но и конек, с которым ты не расстаешься. Понял?» Кир не раз видел, как холостят жеребцов, и аргументировать против не решился. Права человека – это, конечно, вещь, но пустые штаны – совсем не то, чем хочешь себя порадовать в двадцать с небольшим…

За спинами толпящихся в заведении клиентов мелькнул силуэт Кира. Он мгновенно проскочил зал и скрылся за узкой боковой дверью, открыв ее собственным ключом.

– Опа! Да он здесь работает! Можно было не платить за еду, – цинично заметил Бандон.

В унисон ему Гумбольдт что-то пропел куску пирога. Судя по всему, диалог с яйцом исчерпал себя, и собеседник был цинично съеден вместе с воротничком.

– Как вы? Может, позвать его с нами? – спросил компанию Хвет, собирая ладонью крошки.

– Да не пойдет он отсюда, думаю. Чего с нами светит? Опять колесить по деревням? Еще и неспокойно, говорят, стало. Видали, сколько народу прет с севера? – отозвался Бандон.

– А я думаю, пойдет, – Аврил решительно вытерла губы и поправила руками прическу.

– Тот есть ты – за?

– То есть я – за.

– Ну, я-то не против. Мне что? Пусть идет, если хочет. Он парень ничего на самом деле, сгодиться.

– Можно я не буду спрашивать Гумбольдта?

– Вот такенный червяк! – отозвался тот, продолжая беседовать с пирогом.

– Понимаю, почему это место так любят: один стакан горлодера на хрен вышибает мозги, два – лишают рассудка навсегда.

Подождав какое-то время, друзья решили предпринять дипломатическую экспедицию, избрав переговорщиком Аврил – безобидного на вид и весьма коварного существа, вооруженного для переговоров самой природой.

Девушка, для приличия постучав в уже приоткрытую дверь, проскользнула в коридор, идущий между служебными помещениями. Находящийся в унынии Кир не запер ее, когда вошел, и судьба теперь играла с ним злую шутку.

В коридоре было темно. Свет сочился только из-под двери, ведущей в зал. Впереди находился поворот, который Аврил успешно преодолела, и еще один, в который она не вписалась, свалив на пол какой-то гремучий ковш вместе с полкой, где тот стоял.

На шум, который больше исходил не от опрокинутой посудины, а от самой Аврил, ругающей на чем свет идиота-инкогнито, оставившего здесь эту штуку, появилась фигура со свечой. Скупо освещенное лицо сначала открыло рот, чтобы что-то сказать, а затем вытянулось, разглядев причину тарарама.

– Аврил?..

– Ты другого места не нашел, чтобы назначать свидание?! – огрызнулась она, выпутывая из волос нападавший сверху мусор.

– Свидание?..

– Перестань трепаться и помоги мне встать! – девушка сидела на каком-то предмете, который и оказался на поверку ковшом с засохшей известкой. – Эта хреновина могла и убить. Чуть не по голове…

– Так уж и по голове… – отозвался Кир, лишь бы что сказать, и тут же получил острым кулачком в плечо.

– Ай!

– Будет больнее, если скажешь, что не пойдешь с нами, – отрезала Аврил, бесцеремонно рассматривая Кира. – Ты такой жалкий и напуганный, будто в сортир ходишь камнями. Девушка бросила? Бывает. Найдешь другую, не хуже, – к ее чести скажем, что от «мало ли дур на свете» она сдержалась.

– Да там все сложно… Не хочу об этом.

– Значит, я угадала. Ну, или ее папаша взбрыкнул.

Лицо молодого человека передернуло.

– Ага! Я угадала. Знаешь, тут много ума не надо: кому ты завидный муж из своих Прудов? Сам подумай… Если только для странствующей актриски?

Тон Аврил изменился. Она придвинулась ближе к Киру.

И это решило все.

***

– Знаешь… – девушка, что было не похоже на нее, старательно подбирала слова. – У тебя там не все как обычно… Не замечал?

– Где там? – иногда мужская тупость непроходима.

Аврил глубоко вздохнула.

– Там. Ниже пояса… Я не о ногах! – на всякий случай уточнила она, не надеясь на большую проницательность кавалера.

Теперь он казался испуганным. Что за мука! Она сцепила пальцы, пытаясь не выйти из себя.

– А что там? – наконец спросил Кир после минутной паузы.

– Ты точно не в курсе?

Она прищурилась, пытаясь понять, не издевается ли он над ней, строя из себя дурака. Судя по виду, он действительно был в немалом замешательстве и ничего такого не строил. (С мужской точки зрения, замечу для дам, такие заявления действуют, как гвоздь, всаженный в темя, и нечему удивляться – парню было не до шуток: что-то не так с его бесценным достоянием, хотя по его собственным впечатлениям все прошло как нельзя лучше.)

– Было нормально? – в надежде спросил он, будто именно в этом кроется ответ на все вопросы о мужской гордости.

– Более чем! Даже немного слишком. Ну, то есть не слишком. Мне понравилось. Я была бы полной идиоткой, если бы жаловалась на такое… Да.

– То есть тебя все устроило?

– Тебе шесть раз повторить?

Кир отрицательно помотал головой, до краев наполненной кашей от происходящего разговора.

– Ты точно человек? – выпалила Аврил свою догадку.

– Что?!

– Ты точно человек?

– Что?

– Блин! Кир, ты меня с ума сводишь! Отвечай на вопрос и заткнись!

Парень пожал плечами. Кажется, дело было не в нем, а девица просто слегка того… Ну и ладно, зато красивая.

Возникла продолжительная пауза, с которой нужно было что-то делать. Аврил, отчаявшись получить ответ, начала поправлять одежду. Кир сидел на каком-то ящике напротив и пристально смотрел на нее, словно хотел рассмотреть на шее какую-нибудь родинку причудливой формы. Вдруг он хлопнул себя по лбу и заговорил:

– Знаешь, мама что-то такое говорила моей бабушке, когда думала, что я сплю, а отца не было дома. Но я не уверен, что мне это не приснилось. Иногда кажется, что ты что-то слышал, а на самом деле просто задремал и кучер орет на лошадь… Я вот слышал вчера, как вороны спорили о чем-то, и один назвал другого блохастым выеденным яйцом. Бред, да?

– Хм. И часто у тебя так? – девушка собрала волосы в «конский хвост» и теперь завязывала, не глядя, узкую коричневую ленту. Судя по тону, все сказанное ее совершенно не интересовало.

– Часто. Но не в том суть. Может, ты права: я не совсем человек? Мама что-то про эльфов говорила…

– Так твоя мать переспала с эльфом?!

Согласитесь, таким вопросом можно ошарашить кого угодно.

– Что ты такое говоришь?

Теперь уже Аврил внимательно смотрела на Кира. В ее глазах мерцала догадка.

– Точно! Это сразу все объясняет. А сама она? Как? Ну, то есть, она была человеком?

– Мама? Почему была? Она и сейчас есть. Я надеюсь. Она родила меня в пятнадцать, так что вовсе и не старушка.

– А ты сильно похож на братьев?

– Нисколько не похож, – приуныл Кир. В его голосе сквозило неприкрытое отчаяние.

– Значит, так и есть! Ты, малыш, полуэльф! – торжественно объявила Аврил и едва в ладоши не захлопала.

– Как так? Это вообще бывает?

– Наверное. Ты же есть.

– Хм… А как ты догадалась?

– Пусть это останется моим секретом, – ее глаза улыбались. – Повторим?

***

– Если ты еще раз скажешь что-нибудь романтическое, я тебя убью, – предупредила Аврил, когда они выходили в зал.

Глава 31. НЕВЕРОЯТНЫЙ СОЮЗ

Никто бы не понял этого союза, если бы кто-то из сомневающихся сомневался в нем больше, чем сами его участники. Две могучие и непримиримые расы – гномы и тролли – в кои-то веки объединились против общего противника.

Их военное соперничество исчисляется тысячелетиями и гораздо превосходит по угрюмой настойчивости кухонные дрязги, привычные человечеству, которое, увы, и стало причиной невероятного союза. Те и другие выступили против людей, подкрепленные вдруг окрепшей в сердцах идеей о необходимости избавиться от докучливых персонажей в пенсне и пиджаках, лишивших древние расы благополучия.

(Расы всегда лишают одна другую благополучия и вообще выводят из себя всеми способами. Оттого солдатам и политикам вечно есть чем заняться. К тому же у этих из другого племени можно отобрать дефицитные набалдашники для посохов, всякие блестящие штуки и мало ли что еще полезного…)

Две огромные армии сошлись на закате в Синем лесу, составив солидную конкуренцию деревьям по числу стволов: изобретенный гномами порох превратил добрую старую потасовку в настоящую бойню. Теперь, чтобы разнести череп противнику, не нужно было даже как следует на него орать – лишь поднести к фитилю огонь, положившись на то, что заряд не подмочили на складе мыши.

Немаловажно, чтобы такой штуки не было у врага. Да и ненадежному союзнику[24] она ни к чему. Руководствуясь этим нехитрым принципом, гномы скрывали изобретение ото всех, включая большинство других гномов…

***

Несколько ранее описываемых событий, когда ответ на доставленное послание был написан, отправлен и получен, на границе поместья Вестингардов остановилась запряженная быками телега, достаточно большая, чтобы перевезти мельничный жернов.

Дальше произошло нечто необычное – во всяком случае, рачительные хозяева так не поступают. Крестьянин, управлявший быками, слез с облучка и поспешно убежал в лес, стараясь не сходить с полузаросшей тропы, по которой только что привел свой громоздкий транспорт.

Некоторое время ничего вообще не происходило. Затем заскучавший бык дернул телегу в сторону, норовя зажевать лопух.

Под ворохом сена что-то пробудилось от толчка – потому что копна подсыхающей травы поднялась вверх, а затем опала, высвободив плечистую фигуру с маленькой лысой головой цвета гранита и из гранита же сотворенной. Фигура эта медленно встала и едва не опрокинула телегу, выбираясь с нее на землю. Когда пришествие совершилось, на мощеной кирпичом дороге, ведущей в фамильный особняк Вестингардов, стоял здоровенный тролль в парадных доспехах, означавших, что кроме набедренной повязки на нем есть еще и нагрудник. Давя стопами кирпич, он неспешно двинулся к особняку на холме.

В те же минуты, но с другой стороны поместья, навстречу пробиралась сердитая горстка гномов, кои сердиты от природы, особенно когда им приходится покидать пещеры. Ни тролли, ни гномы не созданы для той среды, которую мы, люди, считаем для себя удобной. Все они – дети гор, с той лишь разницей, что одни предпочитают селиться на поверхности, а другие – под нею. В общем, гномы, идущие к чертогам леди Ралины, были крайне раздражены. Не в своей тарелке чувствовал себя и их новообретенный союзник. То, что послы обеих рас прибыли в поместье с разных сторон, вообще говорит само за себя.

***

В небольшой зале, устроенной предельно неудобно для политических собраний, присутствовали трое: посланники Утес и Вгрызсонн, а также хозяйка дома леди Ралина. Что до ее мужа, Клязиуса фон Вестингарда, барона Чеширского, то никогда нельзя было сказать точно, здесь он или нет, поскольку природа наградила его определенным произволом в этом вопросе.

Треугольное помещение, обустроенное специально к визиту, сходилось острым углом к входу, словно сталкивая сидящих напротив возвышения посланников. Оба они сейчас ерзали на единственной каменной скамье – слишком высокой для гнома и низкой для горного тролля. Кованые ботинки одного комично болтались в воздухе, колени же другого торчали вверх.

Перед ними в роскошном кресле восседала леди Ралина с ледяной обворожительной улыбкой. Ее черные волосы украшала бриллиантовая диадема, а парчовое платье сияло от самоцветов.

Сама она находила такой наряд нелепым, предпочитая чернильно-черные шелковые платья без украшений или же вовсе расхаживать голой по всему дому. Но для того, чтобы подразнить других, могла пойти на такие жертвы – перестроить старую квартиру дворецкого и нацепить море безделушек. Во всяком случае, улыбка ее была искренней: шутка определенно удалась!

Чтобы не утомлять читателя, воздержимся от передачи нюансов и акцентов, имевших место в переговорах. Скажем лишь, что тролль был косноязычен, а гном многословен и шепеляв. Оба они прибыли с одной целью: склонить могущественную леди (и – о да, конечно! – ее славного мужа) к союзу в предстоящей войне против людей, ради которой до поры объединились сами.

Говоря откровенно, о бароне Чеширском мало кто знал что-либо и очень бы удивился, узнав его истинное могущество. В сочетании с изобретательным чувством юмора и непостоянством взглядов могущество это ставило под угрозу само существование привычного мира. Стоит ли знать о таком, спрашиваю я вас? И отвечаю: ни в коем случае.

К счастью, большую часть времени барон проводил в благодушной дреме в обществе самовлюбленных кошачьих, к которым питал неизменно слабость. Кое-кто даже упрекнул бы его в опустошительной бездеятельности. Но, поверьте, именно его деятельность была бы опустошительна. Сама леди Ралина объясняла такое инертное существование банальной тягой к комфорту. Впрочем, какая из жен вообще ищет в натуре мужа что-то сложнее желания поесть после шести вечера?

Итогом произошедших переговоров стало досадное разочарование посланников, ибо чета Вестингардов ни к какой коалиции не примкнула и от нейтралитета вежливо отказалась, оставив простор неопределенности.

После ерзаний на скамье, смены тем разговора и нескольких неудачных острот, призванных разрядить обстановку и до предела ее накаливших, собрание развалилось, и послы уехали ни с чем.

«То, что у людей вкусная кровь, еще не значит, что их необходимо уничтожить… Не всех же, во всяком случае…» – сказала хозяйка в пустоту, выдворив докучливых компаньонов.

Складки портьеры у двери сложились в одобрительную улыбку.

Глава 32. ВИЗИТ ДАМЫ

Около полуночи в освещенном канделябрами кабинете раздались шарканье и скрежет. Его хозяин, по-стариковски сутулясь, пересек дубовый наборный пол, волоча за собой посох набалдашником вниз, и забрался в вытертое кресло у камина. Со стороны это казалось восшествием на престол улитки с прилепившейся к раковине ольховой веткой.

Подоспевший вовремя секретарь суетливо подсунул под негнущиеся ноги правителя обитую бархатом скамеечку.

Тот неспешно откинулся назад и сполз в кресле до середины, устроившись полулежа. Лицо его, состоящее из окаменелых морщин, явило секретарю мутный взгляд, до того сокрытый косматыми бровями.

Стараниями двух выросших из-за портьеры служителей в двусмысленных обтягивающих костюмах перед грудью старца возникло громоздкое сооружение – наклонный письменный стол, крепившийся к подлокотникам кресла.

Его сиятельство правитель Кварты и Нижней Уазы барон Ганглий перевел взгляд с секретаря на лежащие на столе бумаги. За окном висела полная, маслянистая, как оладья, луна, сулившая добрую погоду и успех в колдовских делах. Так начался новый «рабочий день» в Зеленом дворце[25].

– О чем это? Поясни, – обратился правитель к своему бледнолицему помощнику, по-черепашьи моргая на свет короткой толстой свечи, вставленной в гнездо столешницы.

Тот коротко (и довольно громко, ибо старец был глух, как редька) пояснил суть, добавив к словам под конец брезгливое выражение лица, явно говорившее за то, что решение по делу должно быть отрицательным. И оно стало таким. Лицо это, к слову, имело редкую предрасположенность к выражению недовольства – оттого и резолюции чаще выходили неодобрительными, а решения каверзными.

Какое-то время происходило все то же: исписанные бумаги сменялись на поверхности стола, секретарь гримасничал и многозначительно покашливал, барон Ганглий кивал в ответ. Шестерни государства крутились.

К трем пополуночи бумажный поток иссяк, уступив место «завтраку» – настолько обильному и сытному в сопоставлении с тем, кому он предназначался, что вы бы немало удивились. По крайней мере, двое молодых конюхов наелись бы принесенным до колик в животе. Взаправду говорят, что умственный труд требует неимоверного количества энергии. Десяток яиц, бекон, пироги и убийственная доза варенья оказались погребены в тщедушном теле барона, погрузившемся в сытый сон.

Секретарь сложил бумаги на стол и потер виски.

***

Серый Чонг гордился своей неприметностью. Выслеживать, оставаясь в тени, – будоражащая кровь затея, открывавшая многое для терпеливого человека, который был настроен добиться своего. Горлопаны, что видны с соседней улицы, его бесили. Он никогда этого не показывал на людях, но кое-кто из них в итоге догадывался сам. Чуть позже, чем это могло помочь.

Ее он увидел с месяц назад на мосту у площади Ста Королей, давно уже превратившейся в одну огромную пивную. Если бы короли (пусть не сто, но хотя бы один) увидели этот бардак, то их бы вырвало прямо на древнюю мостовую.

В «Златых страницах крайведечества» он прочитал как-то, что эта площадь была чуть не древнее самого города. Здесь казнили преступников, когда на левом берегу Вены еще стояла безымянная рыбацкая деревушка и всем заправляли родовые маги, вызывавшие дождь и отводившие чуму, колотя в бубен. Было приятно думать, что их кости до сих пор здесь, и праздные гуляки в один прекрасный момент, отлив у безголовой статуи в портике старого здания суда, вдруг столкнутся лицом к лицу с настоящими хозяевами города.

Но ему нельзя сейчас отвлекаться. Он помечтает потом, когда…

Как обычно, в десять женщина пересекла площадь, чтобы исчезнуть в дверях одной из многочисленных дешевых гостиниц, на первом этаже которых были устроены забегаловки, а верхние превратились в более или менее легальные бордели.

Серый Чонг внимательно смотрел за окнами. Через пару минут она зажжет свет и задернет шторы. Никто не поймет его восторг – знать наперед, что сделает другой человек! К нему всегда относились как к худшему куску на столе, который после ужина отдают собаке, чтобы не выбрасывать. И сейчас этот «кусок» покажет, что бывает с такой собакой…

Серый человек, которого не запомнишь, заплатил за вход, чтобы, миновав первый этаж, оказаться по боковой лестнице на втором. Здесь он заплатил еще и нанял ближайшую комнату к той, где жила она. Как ее зовут? Для него она будет «номером десять». Сегодня, что ни говори, предстоит юбилейное свидание. Поэтому рядом с ножами и веревкой в кожаном саквояже лежала бутылка ликера и аккуратно сложенный черный костюм с рубиновой булавкой в петлице. Потом, конечно, его придется хорошо почистить…

Коридор гостиницы рядом с комнатой делал два изгиба, в углу одного из которых за служебным входом вниз вела чугунная лестница. Дальше – темнота переулка, ведущего к ограде старого суда, давно заброшенного, но еще силящегося изображать пристойность в этой клоаке. Идеально. У него будет почти вся ночь. «У них будет почти вся ночь», – поправил себя Чонг, открывая в своем номере чемоданчик. Очень скоро она пойдет на работу, и они встретятся здесь, у самого выхода на лестницу. Он любил пунктуальных женщин.

В коридоре послышались легкие шаги. Не могло быть сомнений: она надела высокие каблуки. Как всегда… как всегда… Его дыхание участилось. Серый человек встал поустойчивее, расставив ноги и немного согнув колени. В его правой руке блеснуло лезвие. В левой – губка, чтобы сразу зажать рану. Лишние следы ни к чему.

Шаги продолжали раздаваться в коридоре и совсем рядом с ним, но она так и не появилась. Теперь вдруг они послышались с дугой стороны и снова приближались к его временному укрытию. Он напрягся и повернул голову.

Через несколько секунд цоканье «шпилек» по старым плиткам пола раздавалась с обеих сторон. Кто-то недобро усмехнулся у его уха, чего уж точно не могло быть.

Он ничего не мог понять, вертя головой из стороны в сторону, и видел лишь собственную тень и контур двери. А потом его объял ужас, который длился очень-очень долго, прервавшись полосой острой боли от низа живота до шеи.

Серого Чонга не стало. И тот, кто это сделал, похоже, вовсе не боялся испачкаться.

Если бы кто-то знал ее в лицо, то немало бы удивился, увидев здесь. Но в Сыре-на-Вене у леди Ралины не было знакомых, которые могли в этот час оказаться на площади Ста Королей – разве что случайно проехать по ней в карете с плотно задернутыми шторами.

***

Огромное окно кабинета распахнулось. Со стола в лучших традициях жанра слетел на пол ворох исписанных бумаг, только что водруженных на него секретарем. Когда он поднял глаза, то увидел на подоконнике обнаженную женскую фигуру, старательно закрывающую задвижки.

– Не хочу его простудить, – объяснила дама, спрыгивая с подоконника на паркет. На вид ей было лет двадцать. Если не смотреть в глаза.

Секретарь не нашелся, что ответить, продолжая молча стоять возле кресла патрона. Правитель Ганглий спал после обильной ночной трапезы, и лицо его ничего разумного не выражало. «Боги всех времен! Неужели нами правит этот полоумный старик, занятый только своим желудком?» – невольно пронеслось в голове секретаря.

– Да ладно тебе. Он не из худших, уж поверь мне на слово, – кивнула гостья на закутанного в одеяла реликта. – Я многих знала.

Тот, словно в подтверждение ее слов, совершенно по-детски шмыгнул носом.

– Ну же, разбуди его как-нибудь, – попросила она, всматриваясь в лицо спящего. – Да, годы-годы… – и уселась на стул напротив, который сам собой пересек кабинет, оказавшись у ее ног.

Волосы на макушке секретаря попытались встать дыбом от ужаса или, на крайний случай, поседеть. Но ни первого, ни второго не случилось. Ситуация была совершенно нелепой. «Я сплю», – сам себе объяснил секретарь и потянул за рукав патрона.

Правитель Ганглий тяжело посмотрел перед собой, а затем сфокусировал взгляд на докучливом секретаре.

– Что случилось? – прохрипел он, пытаясь связать в сознании какие-то расползающиеся нити.

– Здравствуй, Ган, – произнесла гостья довольно громко, рассматривая какой-то документ на полу. – Судя по всему, ты уже кое о чем знаешь? – ее голос резал воздух, как бритва режет ворох шелковых шарфиков.

Правитель не сразу ответил. Его взгляд поблуждал по потолку, зацепил портьеры и край стола, а затем впился в сидящую напротив женскую фигуру. И взгляд этот вовсе не был туманен, как в те минуты, когда министры докладывали о величине урожая и налогах.

– Ты – это ты? – спросил правитель. Женщина хмыкнула, пожав плечами. – Здравствуй, Ралина. Да, я знаю кое о чем. Вести с севера, – просто ответил он.

Секретарю настойчиво показалось, что «сообразительный юноша» относилось к старику Ганглию. Этого не могло быть, но именно так оно и звучало. Если его самого в тридцать шесть еще можно было с натяжкой назвать юнцом, то эту древнюю развалину, переевшую яичницы с беконом, что правила страной последние сорок лет… Мир кувырком катился с горы в пропасть.

На этом леди Ралина резко встала, развернувшись на шпильках, и потрепала правителя по щетинистому подбородку. Секретарь очередной раз потерял дар речи.