Мастер войны : Маэстро Карл. Мастер войны. Хозяйка Судьба

– Почему ты снял этот дом?

– Разве я разрешил тебе обращаться ко мне на «ты»? – спросил Карл, перемещая центр тяжести и отрывая правую руку от пола. Теперь он стоял на одной руке.

– Простите, господин! – быстро ответила Дебора.

– Так лучше. Продолжай. – Он чуть согнул левую руку и толчком послал свое тело вверх. Левая рука у него была чуть слабее, чем правая, но высоты хватило, и, перевернувшись в воздухе, он снова приземлился на руки, но уже лицом к Деборе. Напряженный жезл Карла смотрел теперь прямо ей в лицо. Тем не менее, Дебора, по-видимому, уже взяла себя в руки и смогла продолжить разговор.

– Почему вы сняли этот дом, господин? – спросила она.

– Затем, что он просторен, – ответил Карл. – В нем есть место для мастерской, и потом – нам ведь надо где-то жить.

Он опрокинулся на спину и, мягко перекатившись через голову, встал на ноги.

– Разве вы собираетесь остаться в Сдоме? – В голосе Деборы прорезалась паника. – Я полагала…

– Что мы покинем город этим же утром? – закончил за нее Карл, взлетая под низкий потолок. Ему пришлось пригнуть голову и согнуться в поясе, чтобы не удариться о потолочную балку, но все-таки высоты хватило, чтобы совершить полный переворот.

– Да, – тихо сказала Дебора.

– Но у меня другие планы.

Приземлившись на ноги, он резко крутнулся вокруг себя, согнув левую ногу в колене и выбросив вперед правую в стремительном ударе. Одновременно его руки, действовавшие, казалось, сами по себе, нанесли два асинхронных удара в разных плоскостях.

– Увы, Дебора. – Карл мгновенно перетек к сундуку, стоявшему у стены, подхватил свой меч и, повернувшись к Деборе, сделал быстрый выпад. Острие клинка замерло в миллиметре от ее горла. – Я не для того прибыл в Сдом, чтобы покинуть его на следующее утро.

– А я? – Неожиданный удар Карла Дебору не смутил. Она даже не вздрогнула, только краска сошла с ее лица. Сейчас она была просто прекрасна.

– А я? – спросила она тихо.

– Тебе я дам вольную, но несколько позже.

Он ударил мечом за спину, развернулся и провел стремительную связку, от которой у Деборы должно было зарябить в глазах, но у нее лишь участилось дыхание.

– Видишь ли, – сказал он, останавливаясь и внимательно осматривая клинок. – Ты мне нравишься, к тому же мне все равно потребуется служанка и натурщица. Ты великолепно подойдешь и для этого.

– Я не умею готовить.

– Не страшно. – Карл вернул меч в ножны и положил его на сундук. – Ты будешь приносить еду из трактира напротив, а чтобы купить на рынке зелень, сыр и ветчину, хлеб у булочника и вино в винной лавке, больших талантов не требуется. Принеси, пожалуйста, воды, мне надо умыться. Тебе, кстати, тоже. Женщина должна следить за своим телом даже больше, чем мужчина.

Дебора, в продолжение минуты молча стоявшая перед ним, опустила глаза и кивнула.

– Сию минуту, господин, – сказала она и направилась к двери.

До ее возвращения Карл успел немного подышать, восстанавливая силы, и даже продумать свои действия на ближайшие сутки, не учитывая, разумеется, привнесенных обстоятельств, которые могли случиться и которые просто не могли не случиться. В ближайшие часы – раз уж он решил остаться в городе – ему следовало выполнить взятые на себя финансовые обязательства и оборудовать мастерскую. У художника – а ведь он теперь художник, не так ли? – должна быть своя мастерская. Под нее Карл решил отвести вторую большую комнату, расположенную по другую сторону от лестницы, дверь в дверь с той, в которой он находился сейчас.

Вообще, дом оказался подходящим. Интуиция его не подвела, и хозяин не обманул. Накануне, завершив свои переговоры с князем, Карл без стеснения обратился к горожанам, сидевшим на трибунах ипподрома, с просьбой помочь ему найти дом на съем. Лучшего времени и места, чтобы найти желаемое, трудно себе даже представить. Когда он вышел с Гончего поля, его ожидали уже с дюжину домовладельцев, желавших сдать жилье внаем. Еще через полчаса он остановил свой выбор на немногословном худом старике, который и предложил ему этот дом со всем имуществом и мебелью, которые в нем были. Дом Карл осматривал уже при свете свечей, но первое ощущение, возникшее при разговоре с мастером Борисом, только окрепло, когда он увидел, что дом просторен, удобен, чисто убран и находится в тихом месте, но при этом всего в двух шагах от большой торговой улицы. К тому же дом стоял на Третьей Сестре, то есть во владениях князя, и это устраивало Карла куда больше, чем возможность попасть в один из анклавов. Оценив все эти обстоятельства, Карл ударил со стариком-домовладельцем по рукам и, подписав договор, успел перенести сюда свои вещи, а ровно в полночь, у ратуши, то есть всего в пяти минутах ходьбы от своего нового жилища, принял от офицера городской стражи принадлежащую ему собственность – закутанную в плащ Дебору, державшую в руке кожаный дорожный баул.

Вернулась Дебора, молча поставила на стол фаянсовый кувшин с водой и на пол рядом со столом – медный таз и так же молча, потупив взгляд, вышла, оставив Карла одного. Он проводил ее взглядом, хмыкнул и принялся за туалет. Он как раз успел помыться и был уже почти одет, когда раздался стук во входную дверь. Прислушиваясь к тому, как Дебора идет к двери, открывает ее и говорит с кем-то вполголоса, Карл повязал черный шейный платок, опоясался мечом и надел камзол. Когда он спустился в прихожую, Дебора отступила от двери, и Карл увидел на пороге невысокого лысого человечка в темно-зеленом кафтане. Шапку тот держал в руках. За его спиной переминались с ноги на ногу двое здоровенных парней в коричневых коротких куртках. Парни держали за ручки тяжелый – даже на вид – окованный бронзой сундук.

– Доброго утра вам, сударь, – быстро сказал человечек, увидев Карла. – Меня зовут Гримм. Павел Гримм, к вашим услугам, сударь.

Он поклонился и снова поднял на Карла взгляд водянистых глазок.

– Доброе утро, – коротко ответил Карл, подходя и останавливаясь напротив Павла Гримма. Он ждал объяснений и этого не скрывал, хотя кое-какие догадки по поводу столь раннего визита у него были.

– Я, видите ли, стряпчий, – сказал Павел Гримм и кивнул через плечо на стоявших за ним слуг, как будто их присутствие могло свидетельствовать о правдивости его слов.

– Рад за вас, – усмехнулся в ответ Карл. – Я слышал, это доходная профессия.

– Не жалуюсь, – кивнул посетитель, – но я, собственно, к вам по делу, мастер Карл.

Ну вот, я уже и мастер.

– И какое же у вас ко мне дело, Павел Гримм?

– Меч, – коротко ответил стряпчий.

– Меч? – делано удивился Карл. – Но зачем же вам меч, мой друг? Вы же стряпчий, а не солдат. Да и я, знаете ли, художник, а не оружейник.

– Тем не менее я хотел бы купить меч.

– Ах вот вы о чем! – улыбнулся Карл. – Вас послал Ян Кузнец. Только в этом случае правильнее было бы сказать, что вы желаете меч выкупить, а не купить.

– Нет, – покачал головой стряпчий. – Меня никто не посылал, и я хочу именно купить меч. Тысяча триста золотых марок.

– Нет, – отрезал Карл. – Это меч Яна Кузнеца, и вести разговоры о выкупе я буду только с ним.

– Но я не имел в виду меч мастера Яна. Тысяча шестьсот.

– Тогда, о чем же вы говорите? – Карл посмотрел на странного посетителя с новым интересом. – Вы что же, хотите купить мой меч?

– Да, – кивнул Павел Гримм. – Тысяча восемьсот.

– Он не продается.

– Две тысячи двести.

– Торг здесь неуместен.

– Две тысячи пятьсот.

– Я сказал.

– Три тысячи.

– Не утруждайте себя, мастер Гримм. Мой меч не продается.

– Четыре тысячи. – В глазах нотариуса плескалось безумие.

– До свидания. – Карл коротко поклонился и закрыл дверь.

«И что это значит?» – мысленно спросил он себя, оборачиваясь к Деборе.

– Этот человек хотел купить мой меч, – сказал он и улыбнулся.

Но Дебора ему не улыбнулась.

– Зачем? – спросила она равнодушно.

– Это интересный вопрос, но я забыл спросить об этом мастера Гримма. Впрочем, пустое. Давай лучше займемся нашими делами.

– Да, господин, – Дебора опустила глаза.

– Не надо, Дебора. Я разрешаю тебе называть меня Карлом. Итак, еды в доме нет, и многого из того, что нужно людям для нормальной жизни, тоже. Что из этого следует?

– Я думаю, что нам придется все это купить, – раздраженно ответила Дебора, поднимая на него глаза. – Если у вас, Карл, конечно, есть деньги.

– Деньги у меня есть, – сказал Карл и, достав из кармана синий кожаный кошель Садовницы, высыпал на ладонь десять золотых марок. – Вот, возьми, здесь десять марок.

Он увидел, как от удивления расширились ее глаза.

«У тебя красивые глаза, Дебора, – подумал он, глядя на девушку. – И ты еще не разучилась удивляться или не научилась скрывать свое удивление. Это скорее хорошо, чем плохо. Но, в любом случае, мне это нравится».

– Я вернусь после полудня, – сказал он, рассматривая ее лицо, линию носа, высокие скулы. – Поешь где-нибудь и купи нам еду. Не скупись. Пусть будут сыр, и ветчина, и копченая рыба. Не забудь про хлеб и вино. Лично я люблю яблочный бренди, но красное вино купи тоже. Корабли с юга привозят изюм и орехи…

Он рассматривал сейчас ее подбородок и шею. Линии были безупречными, но плавными, нежными. И краснела она необычно. Краска поднималась откуда-то из-под высокого ворота платья, возможно от самой груди, и, поднимаясь по шее к подбородку, подбиралась сейчас к щекам.

– У нас нет свечей и лампадного масла, нет мыла, и нам совсем не помешали бы губки. Вечером я собираюсь нормально помыться, а хозяин дома уверял, что его баня – она находится в пристройке позади дома – просто превосходна. А значит, нам нужно полотно, чтобы вытираться. И вот еще что…

Краска залила ее щеки и лоб.

– Купи постельное белье. Я знаю, в Загорье люди спят одетыми, но я из Линда, и я привык спать без одежды.

Он еще секунду любовался ее залитым краской лицом, потом улыбнулся и, взяв в руку меч Яна Кузнеца, пошел прочь.

– Прощай, – сказал Карл выходя.

2

Первое впечатление Карла не обмануло. Сдом оказался хорошо организованным, удобным городом. В нем было все, что должно быть в городе, и все это работало, как хорошо отлаженный механизм, четко и без сбоев. Не прошло и часа, как меч Кузнеца был заложен в ломбарде Семьи Шауль под тысячу сто золотых марок. Еще полчаса ушло на то, чтобы превратить большую часть этого золота в векселя Воробьев, банкирского дома, известного не только в Семи Островах, но и по всему побережью. Положенные взносы – за аренду жилья, за право быть свободным мастером – и выкупное пени за Дебору тоже не заняли у него много времени. Казначей Городского совета был деловит и предельно вежлив, а хозяин дома торопился по своим делам. Так что утро не успело превратиться в день, а Карл уже прогуливался вдоль лавок и мастерских в квартале художников на Шестой Сестре.

Здесь было тесновато. Узенькие улочки, похожие на темные щели, переплетались, образуя сложный лабиринт. Из открытых дверей и окон остро пахло минералами и красками, маслом и лаками. Продавцов было много, а покупателей мало, так что Карл был здесь желанным гостем. Его вежливо приветствовали, приглашали зайти, предлагали вино и развлекали приличествующей случаю беседой, пока он осматривал представленные его вниманию товары. По-видимому, все здесь знали, кто он такой, но никто ни словом, ни взглядом не напомнил ему о событиях прошлого вечера. Трудно сказать, было ли это выражением принятой в городе вежливости или за молчаливым игнорированием всем известных событий скрывалось что-то другое, однако Карлу такой подход к делу скорее нравился, чем наоборот. Впрочем, это не значило, что он ничего не заметил. Заметил, запомнил и отложил до лучших времен. А пока у него было дело, и дело это не терпело поспешности.

В мастерской Альтера он купил два мольберта (большой – из светлого дуба и маленький треножник – из красного дерева), палитру, собранную из полированных костяных пластинок, и простую липовую палитру. Там же он купил и подрамники, долго промеряя их углом и метром и оценивая на глаз. Все они, кроме одного, оказались безупречны, и, когда Карл перешел в соседнюю лавку, где продавались холсты, настроение у него было превосходным. Выбор холстов его не разочаровал. Здесь он без труда нашел себе то, что искал – льняное полотно, сотканное из ровных, без утолщений и узлов, ниток, – и заплатил, не торгуясь, запрошенную цену, потому что холст был именно таким, каким должен быть холст. Он был средней толщины, имел разное зерно – от очень крупного до самого мелкого – и был отменно ошлихтован. Одним словом, это был великолепный холст, такой, что, держа его в руках, Карл испытывал острое желание поскорее покрыть его краской. Впрочем, так скоро, как хотелось бы, использовать купленную ткань Карл не мог. Ее еще предстояло отмачивать в горячей воде, сушить, а затем грунтовать и снова сушить. Дело важное, но долгое, однако такое, которое абы кому не поручишь – поэтому грунтованные холсты Карл покупать не стал. А желание писать, созревавшее в нем с прошлого вечера, достигло теперь, в квартале художников, своего апогея. Поэтому кроме холстов куплены были светло-коричневые и розоватые картоны, а также плотная и гладкая шелковая бумага.

Он шел, неторопливо переходя из лавки в лавку, покупая что-то здесь и что-то там, обсуждая за кубком вина достоинства угольных карандашей из Бре или кистей маэрской работы, испытывая ферменты на растворение и вынюхивая масла. И время медленно утекало в песок забот, так что очнулся он только тогда, когда солнце на три деления перешло через зенит. Да и то Карлу в этом помогли. Сам он настолько увлекся покупками, что позабыл даже о еде, всецело погрузившись в мир красок, основ, растворителей и наполнителей, в мир, составляющий основу живописи не меньше, чем мастерство, талант и воображение.

Промаявшись с четверть часа за спиной Карла, обсуждавшего с вышедшим из мастерской художником относительные достоинства виноградной и персиковой черных красок, молоденький Кузнец набрался наконец смелости и, откашлявшись, передал срывающимся от волнения голосом приглашение встретиться с неким важным лицом, к которому он, Кузнец Лавр, с радостью проводит мастера Карла, если он, Карл, соизволит за ним, Лавром, последовать, потому что время не ждет, а солнце уже высоко, и важное лицо, кое…

Карл с интересом посмотрел на юного Лавра и, оценив степень нервозности последнего, пришел к выводу, что как это ни странно, но на встречу его приглашает сам Великий Мастер.

Я становлюсь популярным, – усмехнулся он, продолжая вежливо выслушивать бесконечные периоды вконец запутавшегося в них Лавра. – Как бы мне не пришлось платить за это слишком большую цену.

– Хорошо, – сказал он вслух, придя к выводу, что Лавр начинает повторяться. – Подожди меня здесь, я должен зайти еще в одну лавку.

Особой необходимости в этом визите не было. Карл успел уже купить все, что ему требовалось. Но он не был расположен отправляться в путь по первому призыву, даже если его позвал сам глава клана Кузнецов. Поэтому Карл зашел еще в одну лавку, постоял у прилавка, перебирая в пальцах непрозрачные, коричневого цвета плитки мездрового клея, поболтал с хозяином, расспрашивая того, из плавательных пузырей каких именно рыб изготовлен предложенный его вниманию рыбий клей, узнал, что клей – полупрозрачные, сморщенные, разноразмерные пластинки – получен из осетров и белуг, купил немного белужьего клея и только после этого согласился проследовать за изнывавшим от нетерпения Кузнецом Лавром.

3

Великий Мастер принял его не в цитадели Кузнецов, как следовало бы ожидать, а в частном доме. Этот дом стоял на берегу внутренней гавани, защищенной от штормов и неприятельских набегов телами трех островов и двумя высокими дамбами. Из тех окон, что смотрели на гавань и порт, по-видимому, открывался великолепный вид, но Карл находился сейчас по другую сторону дома, напротив широкого, богато украшенного фасада, выходящего на тихую уютную площадь. Отсюда завораживающее зрелище гавани, полной кораблей, и оживленного порта можно было только воображать. Впрочем, у Карла было живое воображение и богатый жизненный опыт, и, остановившись в центре площади, он видел перед собой не высокое каменное крыльцо и не парадные из резного дуба двери с маленьким бронзовым портиком над ними, но – как бы прямо сквозь оштукатуренные кирпичные стены трехэтажного особняка – корабли, прибывшие в Семь Островов из двух десятков стран. Большие и маленькие, они стояли у причалов или покачивались на низкой волне по всему обширному пространству гавани. Одни из них только что прибыли, другие готовились отплыть, третьи еще только разгружались или, напротив, загружались, или всего лишь ожидали своей очереди встать у каменных причалов Сдома. Корабли и море, порт и морской люд могли стать хорошей темой для стенной росписи, но кто решится сделать такой большой заказ чужаку без имени и репутации? И захотел ли бы он сам взять на себя такие обязательства? Честный ответ был – «нет». Следовательно, такой фрески в Сдоме не будет. Увы.

Карл перешел площадь и приблизился к терпеливо ожидавшему его юноше. Как только он поднялся по восьми ступеням к дверям, юный Кузнец позвонил в колокол, и их сразу же впустили. Большая прихожая, двери, ведущие в глубину дома, лестница, плавно поднимающаяся наверх. Открывшая им служанка низко поклонилась и молча пригласила Карла пройти наверх. Ничего не спрашивая, Карл легко, но без спешки, поднялся по лестнице и вошел в первые встретившиеся на его пути двери. Они были открыты, а за ними, в большой светлой комнате, сидел в кресле жилистый старик в темно-красном костюме и смотрел на Карла молодыми карими глазами. Карл постоял секунду, рассматривая старика и давая тому рассмотреть себя, и вошел. Двери за его спиной закрылись, и они остались вдвоем.

– Добрый день, – вежливо сказал Карл и, не ожидая приглашения, сел на стоящий перед креслом старика стул.

– Зачем ты пришел? – спросил старик, во взгляде которого Карл прочел тревогу, едва ли не страх.

– Я не иду, – усмехнулся Карл. – Меня ведет дорога.

– Ты хотел сказать «путь». – Интонация старика непременно должна была что-то означать, но Карл не знал пока, что именно.

– Путь, дорога? – сказал он, чтобы что-нибудь сказать. – Слова, всего лишь слова.

– Именно, – приподнял верхнюю губу старый Кузнец.

– И это тоже всего лишь слово, – улыбнулся Карл. В эту игру переиграть его было сложно. – Звуки, которые порождает наша гортань.

– А суть? – подался вперед Великий Мастер.

– Я здесь, – пожал плечами Карл, ведь то, что он находится в Сдоме, было очевидно.

– Но я не твой! – резко сказал Кузнец.

Вот как! – удивился Карл. – Хотел бы я знать, что ты имеешь в виду, старик!

– Разве я звал тебя? Это ты позвал меня, – сказал он вслух.

– Ты…

– Я.

– Ты – ужас! – не сказал, а выплюнул старик.

– Я бы не стал драматизировать, – снова улыбнулся Карл, пытавшийся между тем сообразить, о чем же они, собственно, говорят. – Я всего лишь художник Карл Ругер из Линда.

Эту игру придумал Мышонок. Он называл это «сказать много и ничего». О да, Мышонок, безусловно, виртуоз – он умел говорить, и речь в его устах превращалась в страшное оружие. Когда-то, много лет назад, Леон из Ру был маленьким тщедушным мальчиком, и все называли его Мышонком. Теперь он уже зрелый мужчина, но внешне изменился мало. Во всяком случае, два года назад, когда дорога неожиданно привела Карла в Амст, Леон оставался именно таким: худым, маленьким, серым. Мышонок, мышь. Однако он уже служил первым советником протектора, слыл мудрецом, и женщины рвали друг у друга волосы за право провести с ним ночь. Мышонок – умница. Он действительно сказочно одарен. Его эстетическое чувство было совершенно, а речь виртуозна. Единственный человек, которого он не мог или не желал подчинить власти своего интеллекта, – Карл. С Карлом Леон просто говорил. А игра, которую он когда-то придумал и в которую самозабвенно играл всю жизнь, была под стать его уму и таланту. Никто не мог соперничать с ним в умении вести диалог так, чтобы сказать немного, но достаточно, чтобы собеседник полагал, что знает, о чем они говорят. Сам же ты об истинном содержании разговора мог даже не догадываться.

О чем говорил Игнатий Кузнец? Что он имел в виду? Карл этого не знал. Но ведь Кузнец говорил серьезно, и, значит, существовала надежда, что неясное когда-нибудь разъяснится, а неизвестное станет известным. А пока не стоило старику Игнатию знать о том, что он говорит с ветром.

– Отдай Яну меч, – сказал Игнатий после нескольких минут молчания, в течение которых они просто смотрели друг на друга. Карл ждал продолжения, а старик Игнатий, видимо, собирался с силами.

– Это приказ? – спросил Карл, доставая трубку.

– Нет, конечно! – откровенно ужаснулся Великий Мастер. – Это просьба.

– Просьба стоит денег, – серьезно объяснил Карл и стал набивать трубку табаком.

– Во что ты оцениваешь его меч? – спросил Игнатий.

– Меч хороший. Сейчас редко встретишь такой сплав, и кузнец… – Карл сделал многозначительную паузу. – Его ковали твои люди?

– Да, – нехотя признал Игнатий, неудачно маскируя небрежным тоном свое волнение. – Когда-то давно.

«Ах вот оно как! Это твоя работа? Этот меч ковал ты сам? Интересно».

– Пятьсот золотых марок, – сказал Карл вслух.

– Значит, мы договорились? – с видимым облегчением спросил старик.

– О чем? – удивился Карл.

– О мече.

– Нет.

– Но ты же сказал «пятьсот марок».

– Ты спросил, во что я его оцениваю. – Карл вторично обратился к Великому Мастеру на «ты», но тот этого, казалось, не замечал. – Я ответил.

– Хорошо, – отступил Игнатий. – Я спрошу по-другому. Сколько ты хочешь за его меч?

– Смотря кто меня попросит, – спокойно объяснил Карл.

– Что это значит? – Похоже, старик его просто не понял.

– Если меня попросит сам Ян, цена мечу будет серебряный пенни, но зато Ян останется жив, – улыбнулся Карл.

– А если нет? – спросил старик.

– Если попросит Анна, я запрошу за меч две тысячи королевских марок. А если ты, то пять тысяч.

– Что будет в этом случае с Яном?

– Он умрет.

– Мою просьбу ты оценил дорого, – пожаловался Игнатий. Впрочем, сожаления в его голосе Карл не услышал.

– Она того стоит, ведь ты глава клана. – Карл закурил и, встав со стула, коротко поклонился: – Приятно было познакомиться, Мастер.

Игнатий ничего не ответил, сидел, нахохлившись, и смотрел на вставшего Карла.

Карл улыбнулся старику, повернулся и пошел прочь.

4

Дома Карла ожидали встревоженная его долгим отсутствием Дебора, горящий камин и плотный ужин, состоявший из всего, что купила и приготовила к его приходу несостоявшаяся волшебница. А еще его ждали лежавшие на краю стола письма, доставленные днем с нарочными. Карл взял в руки два свитка, пергаментный и бумажный, посмотрел на печати и отложил в сторону.

– Я голоден, как волк после неудачной охоты, – сказал он. – Накорми меня, женщина, и ты сохранишь в целости мягкие части своего роскошного тела.

Дебора привычно покраснела и бросилась накрывать на стол. Есть действительно хотелось зверски, ведь Карл ничего не ел с прошлого вечера. Поэтому с одинаковым аппетитом он поглощал и копченых угрей, и жареную ветчину, не забывая также про вино, лук, и редиску, и конечно же про белый хлеб. Хлеб был просто роскошный, из просеянной пшеничной муки, заквашенный на пивных дрожжах, и испечен был тоже на славу. Карл с удовольствием макал хрустящие коричневато-золотистые корочки в густой красноватый мед и отправлял в рот вместе с кусочками копченого овечьего сыра. Всего этого великолепия ему с лихвой хватило бы и на ужин, и на обед, но, оказывается, Дебора, утверждавшая, что готовить не умеет, сварила и суп. Этот суп Карла приятно удивил и заставил задуматься о том, где носила нелегкая загорянку Дебору до того, как она встретилась с ним. Такой суп из говядины с перцами, помидорами и картофелем готовили только на Великой равнине, и бывавший в тех краях Карл хорошо себе представлял, как далеко от Семи Островов лежат равнины убру. Тем не менее, даже эта мысль не помешала ему вполне насладиться ароматом и вкусом горячего густого супа, хотя вовсе его и не покинула.

Уже было совсем темно, когда Карл завершил свою первую и единственную в этот день трапезу. Дебора от еды отказалась, сославшись на то, что поела перед самым его приходом, и все время, пока он ел, пропадала где-то в доме, производя неясного происхождения шум, на который, впрочем, Карл внимания не обращал. Она появлялась время от времени только затем, чтобы спросить, не нужно ли ему что-нибудь еще, и исчезала снова. Но, когда она открыла дверь в очередной раз, именно тогда, когда Карл почувствовал, что наконец сыт, он ее уже не отпустил.

– Останься, Дебора, – попросил он, и она, помедлив секунду в дверях, вошла в комнату и остановилась перед ним, опустив глаза в пол.