Полудемон. Месть принцессы

И горели.

А Королевский суд?

Абигейль пристроила верховным судьей своего старшего братика. И вот уж воистину – братик. Взятки брать он умел отменно. А вот судить, не зная законов…

Разбойников развелось столько, что если бы за каждого мне дали медяк – я бы спокойно смог содержать на эту сумму все королевство. Лет пять.

И осуждать людей язык не поворачивался.

Торговля задыхалась под горами налогов и пошлин. Соседи присылали ко двору Раденора бардов и менестрелей, которые воспевали доблести Рудольфа и прелести Абигейль, дарили подарки, а под шумок отщипывали у нас кусочки территории. Например, Ведненский лес. И Шахтные горы. Узнав о горах, Его Величество выразился так: «Кому нужна эта куча камней? Пусть забирают!»

А то, что там находятся богатейшие медные шахты – это пустяки! Медь? Неблагородный металл! Вот если бы серебро!

И то, что там живут люди, которые чихать хотели на Светлого Святого. Дед их не трогал. Сам такой был. А теперь до них доберутся рабы и холопы Светлого – и половину пережгут, а половину так достанут, что люди уйдут в разбойники.

Это как? Хорошо?

Попутно Абигейль и Рудольф пытались сделать еще одного наследника, а лучше двух-трех, про запас. Получалось плохо, и я даже знал, почему. Потому что Анри таки достал Марте требуемое. Локон волос Абигейль и платок с каплями крови и соплями Рудольфа. Каким чудом ему это удалось? Не знаю. Но подозреваю, что через горничных. Женщины Анри всегда любили и готовы были ради его прекрасных голубых глаз и в огонь и в воду. Даже Марта. Хотя никаких отношений, кроме дружеских, у них никогда не было. Марта его любила как младшего брата, Рика – как заботливого отца, его жену Мирабель – как матушку, а его детей и меня – как своих. Родных и любимых. Хотя меня – чуть больше.

Каждый раз, когда приходило письмо с очередными вопросами о моем здоровье и просьбой доставить меня таки в столицу, моя нянюшка начинала шипеть, как бешеная кошка. И – проклинать. Качественно. Адресно. На ненависти к Рудольфу и любви ко мне и моей матери.

Она перебирала пальцами два мешочка с частицами своих врагов и яростно шипела:

«На моего ребенка покушаетесь, твари?!! Чтоб вам больше своих не родить!!!»

Хорошее проклятие. При таком сколько ни старайся – детей не получится. Либо не зачнешь, либо выкинешь, либо вообще если родишь, то такого урода, что сам подушкой накроешь.

У Абигейль просто детей не получалось. Не беременела – и хоть ты тресни.

Что приятно, порча была такая, которую мог обнаружить только некромант. А некромантов убивали. Холопы и слуги Светлого Святого разошлись вовсю. Сжигали, распинали, топили в святой воде… И не только некроманта, но и его семью. И слыша об этом, Марта опять проклинала подлого Рудольфа и мерзавку Абигейль. И опять желала им одного и того же. Бесплодия.

И это – сбывалось. От некроманта – через мертвую частицу живого – к живому. Ни один маг жизни или маг разума засечь это не мог. А оно работало. Словно иголка. Длинная острая иголка, которая пройдет сквозь кольца кольчуги и ударит в горло. Можно ли такой убить? Убить чем хочешь можно, было б желание. Защищать – дядюшку защищали, со всех сторон амулетами обвесили, но игла пройдет любую кольчугу. На то и игла…

Нет, если б некроманта пригласили – он бы сразу сказал, что чужая злоба их подтачивает. Но некроманты – от Темного Искушающего, им при самом блестящем дворе – не место. А остальные…

Наложить проклятие – всегда легче, чем снять.

У Рудольфа и Абигейль остались двое детей. Принц Андрэ и принцесса Руфина. Принц был старше меня на четыре года, принцесса – на два. Оба пошли в родителей. Если быть точным – внешностью в папочку, умом в мамочку. Такие же светловолосые, с такими же чертами лица и такой же крысиной хитростью.

Им при рождении дали земли. И щедрый король пообещал, что его дети ни в чем не будут нуждаться. Ну что тут скажешь? Они и не нуждались. Ели с золотых тарелок, ходили в расшитых бриллиантами нарядах, получали все по первому требованию. И росли мерзкими скотами, которые твердо уверены, что солнце светит миру из их задницы.

Король щедро одаривал своих подхалимов и прихлебал. Разумеется, за счет народа. Последний холоп Светлого мог позволить себе раззолоченную рясу и подрясник из шелка. А люди голодали.

Зато короля благословляли во всех храмах. И собирали десятину! Это вначале. Потом начали собирать уже пятину. И драли за самые простые услуги, вроде имянаречения, – втрое!

Обо мне не вспоминали. И это радовало.

Про Торрин и трех его хозяев – Рика, Анри, Марту – все просто забыли. Дохода от нас получить не удавалось. А мы процветали. Но – по порядку.

Когда умерла принцесса, трое друзей остались с полудемоненком на руках. Меня надо было кормить воспитывать, учить… И – как?

Если бы не тетя Мира, то есть жена Рика, Мирабель, которая приехала к нему сразу же, как только смогла, – я бы, наверное, умер. Мне требовалось много заботы. Меня надо было кормить. А кормилицу приглашать никто не решился. Полудемоны…

Начать с моей внешности. В своем первом и истинном облике я далеко не красавец. Это по человеческим меркам, себе-то я нравлюсь. У меня кожа пепельно-серого оттенка. Очень прочная и с легким чешуйчатым рисунком. Я не рептилия. Я вполне человек. Просто моя кожа может выдержать даже случайный удар ножом. Да и отец у меня был чешуйчатый. Я худощавый и стройный. Достаточно высокий для человека – во мне где-то метр восемьдесят росту. У меня высокий лоб, длинный крючковатый нос, тонкие губы и впалые щеки. В сочетании с высокими, красивого рисунка скулами это выглядит впечатляюще. Марта уверяет, что у меня красивое, хищное и властное лицо. Так мог бы выглядеть очеловечившийся сокол. Я ей верю. Самая моя яркая черта – это глаза. Они у меня большие, яркие, вытянутые к вискам, с длинными густыми ресницами. И ярко-голубые. Без белка. Одна радужная оболочка и зрачок. Днем – черный, а ночью – ярко-красный. Ночью я вижу ничуть не хуже, чем днем. Еще у меня густые и длинные волосы. Белые, как у мамы. Я специально их отращиваю. Во-первых, мне нравится. Во-вторых, в волосах хорошо прятать удавку или стилет. Анри научил. Брови у меня тоже белые. Красиво изогнутые к вискам. Словом, я себе нравлюсь. Вот такой, какой есть. С длинным хвостом, на конце которого прячется жало. С двойным набором острейших зубов и слегка раздвоенным на конце языком.

С острейшими когтями, которые я по желанию могу втягивать или убирать в специальные кожаные складки на пальцах. И на руках, и на ногах.

Единственное, о чем я слегка жалею, – это об отсутствии крыльев. У отца они были. И есть. Только мне не передались. Ну да ладно. Летучий принц – это перебор.

Представьте, что у вас на руках оказался такой ребенок, которого нельзя никому показать. И что вы будете делать?

Решение нашла тетя Мира. Меня выкормили козьим молоком. Мама предусмотрительно привезла сюда целое стадо коз и овец. Овцы, увы, не смогли приспособиться. А коз местные крестьяне стали разводить. По горам они скачут хорошо. В кормежке неприхотливы. Им годятся на корм даже измельченные рыбьи головы. А что молоко пахнет рыбой – это пустяки. Зато оно есть. А еще есть козлята – на мясо. И взрослые козы на шерсть.

Мишель ни медяшки не потребовала за тех коз, что раздала в каждый дом. Но жители деревенек рядом с замком оказались благодарными. Замок отскребали от вековой грязи всем миром. Пятерых девушек из деревни и троих парней из тех, кто послабее здоровьем или увечен и не может выходить в море, наняли прислуживать в замке. За двенадцать серебрушек в год. По местным меркам – бешеные деньги. Досталась работа и детям – Рик и Анри прекрасно понимали, что король не должен пока меня видеть. В моем истинном-то облике. Значит, о приезде любых гонцов надо знать заранее. К нам можно было проехать по двум дорогам. То есть по одной проезжей дороге. Вторая была пешим путем через перевал. Анри организовал там наблюдательные посты, где постоянно дежурили четверо ребят. Тоже из тех, что послабее здоровьем.

Если мимо проезжал человек – один из них тут же срывался и бежал в замок с докладом. Гость ехал по дороге в объезд, а мальчишки бежали напрямик через горы. Таким образом, в замке все знали заранее.

Рик вылавливал меня и укладывал в постель. Марта срочно варила дурманный отвар для дорогого гостя и перечаровывала очередной отводящий глаза амулет. Мишель обзавелась десятком амулетов, когда уезжала из столицы. Составлены амулеты были очень хитро. Они не придавали мне новую внешность. Просто чуть корректировали то, что есть. Человек видел то, что ожидал увидеть, – вот и все. Если гонец ожидал увидеть больного ребенка, копию принцессы Мишель, он это и видел. Не здорового, просто слегка худого по человеческим меркам полудемоненка, а больного ребенка в кровати. Не серую кожу, а просто нездорового оттенка. Не голубые с красным зрачком глаза, а обычные голубые глазки, просто слегка красные от недосыпания или плохого освещения… Те же белые волосы. Те же человеческие формы.

Красоту мог бы нарушить хвост, но его я прятал под одеялом. Зачем раньше времени шокировать людей? Эх, жаль, что у меня когти не ядовитые.

Проколов не случилось ни разу.

Рик и Анри не могли позволить себе проколоться. Это означало бы смерть для меня.

По той же причине я почти никогда не появлялся в деревне и за мной никогда не приглядывали слуги. Играл я с детьми Рика – Томом, Мари и Мирандой. И они воспринимали меня не как полудемона, а как человека. Мы вместе шалили, вместе занимались, вместе играли, и нам всем вместе драли уши. Абсолютно не делая различий между принцем и обычным шалопаем. Правда, Рик всегда объяснял нам, за что наказывает. И если наказание был справедливо, мы принимали его без возражений.

Но были и различия. Наш день проходил так. По утрам, пока прохладно, с нами занимался Анри. Мы бегали, прыгали, отжимались, подтягивались, учились стрелять из лука и арбалета, метать кинжалы, фехтовать… Анри не различал, мальчики то были или девочки. Мари и Миранда так же боролись вместе с нами, так же бегали и стреляли.

«В наше время женщина должна уметь защитить себя», – не уставал повторять Рик.

После обеда Анри отправлялся в деревню. Приехав в замок, он решил сделать из деревенских парней хороший гарнизон. И не отступал от своей затеи.

Чтобы добиться послушания, ему пришлось устроить настоящее представление – уложить ничком пару местных силачей, побросать кинжалы, пострелять…

И сейчас каждый день после обеда он занимался по очереди с несколькими деревенскими мальчишками и девчонками.

Так же, как и с нами. Разве что нагрузки были полегче. Почему?

А зачем крестьянину или рыбаку высокое фехтование? Двумя клинками или мечом и кинжалом? Хватит и одного меча. Или топора. Или вообще дубинки.

У нас же был обед. А потом мы получали три часа на отдых и игры.

Рик ловил нас после четырех пополудни. И усаживал у себя в кабинете.

Несколько языков. Математика. Чтение и письмо. История и география. Логика и риторика. Политика и навыки управления. Военное дело и рыцарский кодекс. Юриспруденция Раденора и сопредельных стран.

Все, что может пригодиться. Все, что знал и узнавал сам Рик.

Это длилось до вечера. Вечером, часов в восемь, мы ужинали. Потом девочками занималась Мира, Том удирал в библиотеку, а я попадал в руки Марте.

Я же полудемон.

Урожденный некромант. И частично, как ни удивительно – маг огня. Марта считала, что это передалось мне от матери.

И вот примерно до полуночи мы с Мартой сидели и учились. Сначала она объясняла мне все, что умела сама. А потом мы с ней брали любую книгу по магии огня или некромантии – и пытались изучать.

Дар одинаково жег и меня и ее. Он был, он горел, он огнем бежал по нашим венам и требовал применения. И если в магии огня тренироваться было легко – уходишь подальше в скалы и пытаешься запалить все, что только подвернется, с некромантией этот номер не проходил.

Уже в детстве я начал понимать, почему некроманты так редки.

Марта была исключением. Слабый дар, сильный самоконтроль. А если наоборот? Такое случалось гораздо чаще. И дар выплескивается стихийно. А некромантия – это не магия жизни. Это случайно поднятые трупы. Призраки. Упыри и вурдалаки. Вампиры.

Кто из родителей оставит ребенку такую игрушку, как зомби? Свеженький, недавно зарытый…

И некроманты погибали.

Возможно, это произошло бы и со мной. Дар некроманта у меня был огромен. Достаточно сказать, что для вызова призраков мне не нужно ничего. Ни пентаграмм, ни заклинаний, даже капли крови – и то не нужно. Хватает одного приказа. Правда, на весь замок не нашлось ни одного, даже самого облезлого и захудалого привидения. Что тут скажешь? Нищета!

Поэтому пришлось за первым призраком идти на кладбище.

Мы с Мартой часто там практиковались. Очень оно удобно было расположено. Далеко от деревни, за скалами, никому ничего не видно – красота.

Марта часто туда ходила.

Меня она взяла с собой, когда мне исполнилось пять лет. Такой вот маленький скромный подарочек на день рождения.

Другого мне и не надо было.

Я бы этот поход на кладбище не променял на все сокровища короны.

Марта мне в жизни ничего не запрещала. Просто объясняла, что есть вещи, которые мне пока не по силенкам. Пока.

«Ты же не можешь одной рукой поднять Рика? Пока нет. Надорвешься. А вот вырастешь – и легко сможешь это сделать. Правильно? Правильно. Тогда зачем ты замахиваешься на непосильный труд сейчас? Обещаю, года через два я сама все тебе покажу и объясню. А пока давай пройдем то же самое в теории. Ты сам поймешь, что тебе надо чуток подрасти. Ты же умница, Алекс…»

Обычно некроманты от того и гибнут. Замахиваются на что-то большее, чем силенок хватает. Вызов демона, например. И гибнут.

У меня была Марта. И ее знаний мне хватало. Хотя бы для начала.

И была прорва книг. На самые разные темы. Меня учили всему, что может пригодиться грамотному правителю. Хороший король – это воин и управленец. И Анри с Риком что было сил делали из меня такого.

А попутно занимались Торрином.

Соленая и копченая рыба. Продукты. Торговля с контрабандистами и пиратами. Пристань. Потайные гавани. Рик четко довел до сведения крестьян – если они хотят торговать, не платя налоги, пусть так, лично он возражать не будет. Но хочет тоже торговать.

Крестьяне не возражали. Им это было удобно. Никто не следит, не охраняет…

А большая часть купленного все равно идет им же.

Например, Рик заказал контрабандистам большую партию ткацких станков. Хороших. Надежных. Или домашних гусей. Бочки смолы. Пеньковые канаты. Полотно. Все отдавалось в крестьянские дома. В замок приносили только двадцатую часть всего добра. Можно – деньгами. Можно – продуктами.

Лентяи здесь не выживали. Все работали как одержимые.

Рик узнал, что крестьяне собирают, по-особому готовят и едят морские водоросли. И поговорил с тетей Мирой.

Уже через полгода заквашенные с пряностями водоросли в бочках разбирали у нас влет. И платили серебром. Водоросли были жутко вкусно приготовлены – мы и сами уплетали их так, что за ушами трещало. Мало того, они долго не портились, так еще какой-то придворный маг жизни сказал, что они полезны для здоровья. После этого они вошли в моду. Что самое смешное – и в Раденоре тоже. Абигейль жила всем модным. И даже не догадывалась, откуда оно происходит.

А тетя Мира пробовала все новые и новые рецепты.

Капитаны везли к нам бочонки и пряности, а от нас – водоросли, мясо и рыбу. А когда Анри наткнулся в горах на серебряную жилу – все вообще стало прекрасно.

* * *

Месторождение серебра попалось нам чисто случайно. Время от времени Анри брал нас с Томом в горы. На охоту. И для тренировок на выносливость. Брали с собой провизию, лазили по горам, тренировались – и дней через пять возвращались домой. Усталые, грязные, потные, но жутко довольные. И в этот раз было то же самое.

Я люблю горы. Они похожи на вечность. Мне приятно думать, что они стояли здесь тысячи лет назад – и простоят еще тысячи лет, вонзаясь своими острыми вершинами в тяжелое подбрюшье неба. Меня не будет, не будет и моих детей, а горы будут так же смеяться, так же рвать небо в клочья – и так же будут идти века, не затрагивая их надменного облика.

Они безудержно, тяжеловесно красивы. И я чувствую себя их частью настолько, что иногда забываю об осторожности.

Так и в тот раз. Во многом виноват был именно я.

* * *

– Алекс! Куда ты опять полез?! Уши надеру!

Я перегнулся на выступе скалы и скорчил дяде Анри рожицу. Чего это он мне грозит?! Знает же, что я по скалам карабкаюсь, как ящерица! И сам учил! И кинжалами пользоваться, и крюками, и узлы вязать! А если что – у меня еще и когти есть! Ими я даже за голую скалу могу зацепиться. Так что нечего орать! Подумаешь, обогнал их немного и забрался повыше!

И вообще, мне уже шесть лет! Я уже взрослый! Просто иногда пошалить хочется!

– Не надерешь!

– Это еще почему? – удивился Анри. А Том показал мне язык.

– Потому что ты меня любишь и гордишься! – торжественно объявил я.

Анри не смог сдержать улыбку.

– Слезай, гордость ты наша! А то ведь правда надеру!

Прикидывая, как бы покрасивее спуститься – просто сползти меня уже не устраивало, – я повернулся на уступе и под неожиданным углом разглядел ближайшую скалу. Солнце чуть сдвинулось, поменялись тени – и то, что я ранее принял за пятно на камне – оказалось пещерой. Ну разве можно было ее не исследовать?

Это я и изложил Анри.

Анри думал недолго. В чем-то он до сих пор оставался мальчишкой.

– Сейчас мы с Томом к тебе залезем. Поместимся?

– А то!

Площадка была достаточно свободной, чтобы тут поместились не только мы трое, но и еще пара человек. Я зацепил за ближайший выступ веревку, подергал, повис всей тяжестью – не оборвется, не обломится. И сбросил вниз. Анри и Том взлетели вверх как на крыльях. И Анри подмигнул мне:

– Показывай, где пещера?

Я ткнул пальцем.

Все необходимое у нас было. Веревки. Мел. Факелы. Воды мы недавно набрали – по горам идем. Не по королевскому парку.

Через пятнадцать минут мы углубились в пещеру.

А еще через десять я остановился, разглядывая красивые искорки в камнях.

Анри тоже пригляделся.

– Это какая-то руда. Надо бы взять с собой на пробу. Пусть Рик посмотрит.

Несколько кусочков мы откололи и забрали с собой.

Руда оказалась серебром. И достаточно чистым. Пещера – почти природным рудником. А крестьяне, поняв свою выгоду, работали посменно. Пришлось потрудиться, прежде чем Рик наладил транспортировку руды на равнину. И еще больше, прежде чем мы построили первую плавильню и маленький монетный двор. Зато теперь Рик спокойно расплачивался с торговцами своей монетой. Аристократам ведь никто не запрещал ее чеканить. Но Рик и тут сделал все для меня.

Наши монеты полностью повторяли королевские. Только вместо портрета Рудольфа на них были три буквы. А.Л.Р.

Алекс Леонард Раденор.

Это – я. Полностью – Александр Леонард Раденор, герцог Альтверина и Рвейна, наследный младший принц Раденора.

«Альки», так прозвали монету люди, очень быстро оценили по достоинству. Еще бы! Рик следил, чтобы в каждой монете было не меньше девяноста процентов серебра. Это вам не «рыцарская монетка» и не «королевский огрызок».

Почему такое прозвание?

Рыцарская монетка – это из-за того, что каждый заплесневелый дворянчик у нас имел право чеканить свою монету. Ценности в таких чеканках не было ни на грош. Часто она и внутри той области, где ее чеканили, не ходила. Дворянчики такими монетами с крестьянами и купцами расплачивались. Из-за того и пошло выражение. Рыцарская монетка. Дешевка.

А королевский огрызок…

Александр Второй казначейство палкой гонял. И серебра и золота в монетах было строго определенное количество. А вот младший брат ее величества, став главой монетного двора, принялся обкусывать у монеток краешки. Из-за этого цены взлетели, деньги обесценились, а монеты с обрезанным краешком получили презрительное название.

Так-то.

А когда Рик понял, что в казначействе и наши монеты обкусывать будут, придумал по ребру монеты чеканить мое имя. Сложно было – жуть! Зато «альки» нельзя было поуродовать и серебра в них оставалось всегда одинаковое количество. Люди это оценили.

Рику и Анри пришлось потрудиться, прежде чем они наладили транспортировку и переработку руды. А чего стоила чеканка монет?

Только пока доставили пресс, прошло полгода. Анри предлагал плюнуть на все – и продавать просто серебряную руду, но Рик держался, как крепостная стена. И с цифрами в руках доказывал и Анри, и заодно всем остальным, что при торговле рудой мы теряем до семидесяти процентов прибыли. А зачем отдавать кому-то свои деньги? Хватит и того уже, что мы в глаза не видим доходов с моих герцогств!

Да, как ни печально. Хоть я и числился герцогом, но налоги за меня собирал дядюшка. И к нам не доходило ни медяшки. Хорошо еще, что с нас ни монетки не требовали. Принцесса Мишель добилась королевским указом освобождения Торрина от налогов. В казне подумали головами, решили, что пятьдесят золотых в год – не такая большая потеря, и смирились.

Им и в голову не пришло, что Рик способен сделать прибыльным любое поместье.

Вор? Простолюдин?

Фи!

А Рик трудился как пчела. На себя же, не на чужого дядю. И вспоминал добрым словом принцессу Мишель. Именно благодаря ее заботам у него было спокойное и безопасное убежище для семьи. Крыша над головой. Средства, чтобы поднять на ноги Торрин.

О безопасности заботился Анри. Обо мне – Марта. Да и тетя Мира меня любила. Она и мою мать любила, а уж меня – и вообще…

У них с Мартой иногда разыгрывались настоящие баталии из-за такой чепухи! Кто будет меня кормить? Или укладывать в кровать? Рассказывать сказку на ночь? По мне – так хоть кто-нибудь. Лишь бы это делалось. А для них это было важно.

Но я их обеих любил.

Мишель умудрилась предусмотреть все. И сколотить себе маленькую команду, и поставить задачу, и обеспечить ее средствами для достижения цели. Так могут только очень немногие.

А иногда я думаю, что она была безумна от своей ненависти.

Отец мне, кстати, это подтвердил.

Какой отец?

Разумеется, демон.

Или вы думаете, что для сильного некроманта общение с демоном – это проблема?

Первый раз я пообщался с демоном, когда мне было восемь лет.

* * *

Марта за меня немного боялась. Напрасно. Я уже тогда был намного сильнее, чем она. Моя нянюшка едва-едва трех зомби поднимала. А я, когда мы стояли на кладбище, знал – я могу всех их поднять – и уложить. И даже не особенно запыхаться. Подумаешь, мелочи какие! Пара сотен гнилых трупов. Пара капель крови – моей крови! – и они встанут.

Но я так не поступал.

Почему?

А зачем? Один раз я только выпустил свою силу – хотел прочувствовать, как это – когда ты отпускаешь себя на свободу. Как сейчас помню. Я тогда был пятилеткой. Физически. По уму мне уже было лет десять. Такой вот парадокс. Полудемоны взрослеют поздно, а умнеют рано. Я проживу лет на сто больше обычного человека. Может даже до трехсот лет дотяну, если выживу. Или до трехсот пятидесяти. Но лет до сорока буду выглядеть подростком. Ну да речь не об этом.

Мы тогда, как обычно, были на кладбище. И я под строгим присмотром Марты тренировался поднимать зомби, управлять ими и класть их обратно. Медленно. Постепенно. По очереди.

Я видел, как она это делает. Наблюдал за шевелением ее силы. И понимал, что для нее это – тяжело. А для меня было – как соломинки перебирать. Разве сложно?

Вот они все, у тебя в руке. Одну в пальцах повертеть, бросить, вторую повертеть… Чего тут сложного?

И я решил себя проверить.

Мы стояли в пентаграмме. Почему?

Марта настояла. Для защиты от зомби.

Дело в том, что если некромант упускает контроль над зомби, то может получиться вурдалак. Тот же самый зомби, но неконтролируемый. Просто тварь. А что хотят твари? Правильно. Кушать.

Вот для защиты от таких добрых тварюшек и чертится охранная пентаграмма. Если что – отсиживайся в ней, пока силенки опять не соберешь.

Конечно, кто поопытнее, может и пренебречь такой мелочью.

Очень часто именно на этом гибнут молодые некроманты. Вурдалак ведь и своим создателем не побрезгует. Вот представьте себе картину.

Вызвал ты из могилы… ну пусть пятьдесят зомби. Потом захотел еще одного, потянул, силы вложил – и понимаешь, что надорвался. Сил не хватает. Начинаешь паниковать, метаться, и вообще – что делать?! Поднимать этого?! Контролировать тех?! Укладывать всех обратно?!

И все. Контроль теряется, силы рассеиваются, и вместо пятидесяти вполне управляемых зомби у тебя штук пятьдесят неуправляемых тварей. Возможно, что и вурдалаков.

Даже малейшая паника дорого обходится в моей профессии.