Об этом пришлось умолчать. Не стоило первому встречному рассказывать о своих скрытых талантах, даже если это обычная девушка, попавшая в беду. Деньги были возвращены в целости и сохранности. От меня не ускользнул тот факт, что по весу денежное состояние превышало мое не больше, чем в три раза. Это даже расстроило. В мои планы не входило помогать ради двух плотных обедов.

– Чем я могу тебя отблагодарить? – восторженно спросила девушка, пряча мешочек обратно в передний карман своего серого шерстяного платья.

– Если у тебя не найдется лишняя кровать, то думаю ничем.

– Кажется, есть один вариант. Хорошие условия пообещать не могу, но ночлег и теплый обед гарантирую.

– У меня только три серебряных, – сразу уточнила я, но девушка уже не слушала.

Оказалось ее звали Миори и жила она в доме портнихи на главной улице под названием Вердиктон. Хозяйка вместе с ее старшим братом уехала в столицу Норинбург, оставив девушку на хозяйстве. Миори было так одиноко в старом пустом доме, что она была рада любой хорошей компании. На ее месте я бы сто раз подумала прежде, чем оставаться с незнакомкой в мужском костюме наедине. Хорошо, что Миори была не мной, иначе ночевка проходила бы с остальными бродячими кошками среди мерзких запахов улиц Гластонгейта. От них до сих пор выворачивало наизнанку, но приходилось сдерживать протест желудка, который и так был с утра пуст.

Пока мы шли, девушка рассказала, что когда-то этот город не был такой дырой. Пожилые люди, которых осталось не так много, иногда делились отголосками прошлого. Раньше жизнь в Гластонгейте процветала, но после пожара в столице, который случился двадцать пять лет назад, все начало меняться. Появилось много сирот и бездомных. Знать была не в восторге от происходящего. Кто смог, уехал в столицу. Некоторые поселились на окраине города, освобождая место еще большему количеству нищих. Все, что было собранно на полях, землевладельцы отдавали на нужды короля и его армии. Это только увеличивало количество бедняков. Пятнадцать лет назад по всей стране начался бунт, и много людей погибло. Говорят, что это еще не конец. Король не оставил своей мечты завоевать соседние земли Мондрада. Но то, как переживут войну его подданные, мало интересовало правителя.

Когда мы пришли к дому Миори, и она открыла старую деревянную дверь, в нос ударил запах пыльной шерсти и тканей. Повсюду на полках лежало огромное разнообразие фактур преимущественно темных расцветок. Прямо от двери на небольшом возвышении находился длинный стол, предназначенный для кройки и шитья. За ним стоял большой шкаф все с теми же тканями. Мы прошли дальше, и справа я увидела небольшую, но уютную кухню, а слева лестницу на второй этаж.

– Там две спальни. Хозяйки и моя с братом, – объяснила Миори, заметив мой живой интерес.

– Ты молодо выглядишь, как для девушки, которую можно оставлять без присмотра. Сколько тебе лет? – резко спросила я, когда мы зашли на мрачную кухню с черной деревянной мебелью.

– Семнадцать, но через две недели восемнадцать, – спокойно ответила Миори и принялась за обед.

Я не могла сказать, что в свои восемнадцать была менее самостоятельной. Но по своему двадцатичетырехлетнему опыту могла судить, что девушке в таком возрасте гораздо спокойнее, если имеется пара навыков владения оружием, чего по ней точно не скажешь.

– Надеюсь, ты голодна и подгоревшая чечевица с редькой не заставит тебя передумать? – спросила Миори и посмотрела на свое произведение подозрительным взглядом, после чего повернула голову в мою сторону.

– Не думаю, что меня сможет что-то удивить после вареных червей в брусничном соке со смесью чабреца и щепотки гнилых листьев, – драматично произнесла я и упала на первый попавшийся стул.

– А разве такое едят?

Лицо Миори вытянулось от удивления, словно это блюдо сейчас стояло перед ее носом и местами шевелилось. Такое часто бывало, если отшельник, который меня приютил, не доводил его до готовности.

– Ты даже не представляешь, на что готов пойти человек ради того, чтобы выжить. Даже земля может показаться тростниковым сахаром, если до этого ты питался только каплями дождя или лесной прохладой, – задумчиво произнесла я, от чего мои мысли унесло далеко отсюда.

– Тяжело наверно пришлось. А что с тобой произошло? – спросила Миори и поставила тарелки с едой на стол, после чего села напротив.

Мне не хотелось отвечать на ее вопрос, поэтому я просто перевела тему в более приятное русло.

– А зачем твоя хозяйка поехала в столицу? Это что-то срочное?

Миори взяла в руки железную ложку и ответила:

– В ее возрасте все срочное, особенно если это касается воплощения несбыточной мечты. Поскольку моя хозяйка портниха, то ей необходимо быть в курсе всех новостей моды. А из-за того, что она портниха в нашем городе – ей все равно не реализовать привезенные оттуда эскизы.

– Так зачем же тогда столько суеты ради того, чему не суждено сбыться?

Я искренне не понимала стремлений хозяйки. Тем более не разделяла веры в завтрашнем благополучном дне. Именно так можно было охарактеризовать то болото, что затягивало все глубже в скользкую тину. Дно оно и есть дно. Как его не назови. Миори не разделяла моего видения жизни. Я еще не знала, плохо это или хорошо, но слушала каждое ее слово.

– Мечты часто заставляют людей совершать необдуманные поступки, но и без них мы были бы никем. Все стали бы походить на кукол, у которых отсутствуют какие-либо стремления или желания. Для чего еще жить, как не ради собственных грез? – сказала Миори и ее взгляд затуманился.

Неожиданный блеск озарил глубину ее глаз цвета пепла с янтарными каплями, будто солнечными бликами. Это длилось недолго. Всего несколько секунд. Но сколько жизни было в этом мгновении. Не прошло и минуты, как ее глаза снова потускнели. Девушка опустила голову, и устало посмотрела на неаппетитное содержимое своей тарелки. Она никому не рассказывала, как ее всегда тянуло к путешествиям. Далекие страны и народы чужеземья манили сердце девушки больше, чем жалкое существование в этой проклятой дыре под названием Гластонгейт. Я не знала это наверняка, но видела это по тому, с каким жаром Миори рассказывала о поездке хозяйки. Зависть в ее взгляде была недолгой, но она только подтвердила предположения. Я словно кожей чувствовала настроение девушки. Она смотрела на меня и пронизывала взглядом насквозь. Показалось, что ее зависть была направлена не только на хозяйку.

Можно было предположить, что Миори хотела такую же как у меня свободу. Но она не понимала, что между ней и одиночеством существует тонкая грань. С виду они не похожи, но на деле, как две стороны одной монеты. Когда ждешь, что выпадет одна из них, случается жизнь, и монета летит в щель, распугивая жирных крыс под половицами.

– Мечты… Хорошее слово, – прервала я раздумья Миори и оторвалась от тарелки с едой. – А если они разбиты вдребезги? Что, если осколки уже не собрать и не склеить? Как в таком случае быть?

– В таком случае нужно просто найти новую мечту.

Обед мы доедали в молчании.

Глава 3. Трактир «Веселый кабан»

Главные часы города Стортхем пробили два часа дня, когда наша с Миори трапеза закончилась. Девушка любезно предложила показать комнату. Она была лучше, чем твердые ветки под кружевом листьев среди блуждающих северных ветров и… На этом перечень достоинств закончился. Солнечный свет казался не частым гостем в небольшом чердачном помещении. Причиной тому стало единственное грязное окно. Через него невозможно было разглядеть даже улицу. Кусок бесформенной ткани висел неподвижно и больше напоминал чью-то тень, чем оконную занавеску. Кровать из дерева и перекошенный на одну сторону стол выглядели очень старыми, но ничего другого в комнату не поместилось.

– Если станет холодно, на кровати лежат два одеяла. Мартовские ночи такие непредсказуемые, – произнесла Миори, пропуская меня вперед. – На ужин будет каша и лепешки.

– Надеюсь, на этот раз проблем вроде черной хрустящей корочки не предвидеться. Ты не подумай. Не в моих интересах жаловаться, но… – когда я повернулась, то поняла, что меня уже никто не слушает.

Девушка полностью погрузилась в свои мысли, опустив голову, и что-то выводила пальцами в воздухе.

– Спасибо, – только и успела я добавить прежде, чем Миори покинула комнату, закрыв за собой дверь.

Девушка казалась немного странной, но милой, что было редким качеством в наши дни. Им могли пользоваться лишь особы королевских кровей и остальные представители высшего света. И то, только потому, что под маской добродушия можно было скрыть лицемерие и корыстные мотивы. У обычных людей целью стало лишь желание выжить. В это никак не вписывалось понятие «милый».

Раздумья настолько поглотили сознание, что я не заметила, как присела на кровать и положила свой дорожный плащ на угол матраса. Усталость камнем сдавила грудь, не позволяя сделать даже вздох. Так получилось, что Гластонгейт стал ближайшим городом, куда можно было прийти после того, как мой учитель исчез в неизвестном направлении. До встречи с ним, конечно, я побывала в разных местах. Это длилось два долгих года. Будто совсем другой жизни. Старый отшельник нашел меня почти на грани у входа в лабиринт смерти. Выходил и научил, как пользоваться когтями, чтобы не ранить себя, как слушать шепот ветвей и различать цветные нити, пронизывающие лес. Но дом отшельника, в котором мы жили восемь лет, просто испарился, будто его и вовсе не существовало. Я тщательно обыскала весь лес, и безрезультатно. Наверно этот человек сильно постарался, чтобы его не смогла найти даже я.

Ну и черт с ним. Сама справлюсь.

Мысли кружились в голове, пока тело сильней зарывалось в одеяло. Это был инстинкт, который назывался «поиском убежища». Звери часто так делали. Иногда не совсем осознанно. Это происходило, когда они больше всего нуждались в безопасности.

***

Пелена густого тумана окутала с головы до ног, не давая разглядеть что-либо дальше своего носа. Я словно слепой котенок бродила то назад, то вперед, натыкаясь руками на стены, пока тьма, наконец, не отступила.

– Где это я?! И какого черта на мне платье?!

Белое одеяние холодило нагую кожу. Ветер хлестал волосами по лицу. Сейчас я напоминала жертву друидских обрядов. Древних служителей природы давно изгнали из земель Астерии, но сказки об их обычаях еще не изжили себя. Сейчас слабо верилось, что они были всего лишь выдумкой. Под босыми ногами дрожали мелкие камешки. Я повернула голову и увидела впереди вход в лабиринт. Из его глубин будто вырвалось дыхание древнего чудовища.

И пахнет оно явно не морозной свежестью.

Я прикрыла нос рукой. За спиной послышалось мяуканье, но когда обернулась, увидела только глухую стену. Словно пушистый комок терся о ноги, или ветер решил поиграть с моими чувствами. Такое часто бывало во снах. Я ощущала присутствие кошачьего духа, но он всегда ускользал, как дым сквозь пальцы. Фантом не имел ни запаха, ни формы. Или боялся их показать, оправдываясь тем, что еще не время. Но в тумане был кто-то еще. Обоняние твердило об обратном, но я знала, что нахожусь под пристальным взглядом незнакомца. Темный силуэт показался впереди и задрожал, словно пламя свечи, пока вовсе не растворился в тумане. Каменные стены возвышались по бокам до самого неба, а вход лабиринта разделился на два пути. Каждый из них мне нравился меньше, чем предыдущий.

Думай, Кейт, думай!

Первое правило охотника гласит: «никогда не стой на месте, иначе сам станешь добычей». Этому научил отшельник. Он был редко добр ко мне и всегда называл замарашкой, но я не жаловалась. Еда и крыша над головой сглаживали острые углы в наших и без того не простых отношениях.

Хотя, о чем это я?! Сейчас должно волновать совсем другое.

Туман и ощущение пристального взгляда за спиной заставили выбрать путь. Ноги сами понесли влево, где я наткнулась на еще одно разветвление. Другая сторона тоже не дала должного результата и привела к тому же месту с двумя дорогами на выбор. Возможно, оно было не то же самое, но очень на него походило. Сложилось впечатление, что я бессмысленно блуждаю по кругу, в котором не видно ни конца, ни края. Каменные стены снова и снова мелькали передо мной, заставляя в который раз менять направление. Земля под ногами въелась в кожу. В легких не хватало воздуха. Я бежала со всех ног, пока страх и отчаяние не породили в душе сомнения.

Это все нереально. По-другому и быть не может.

Я закрыла глаза и схватилась руками за голову. Пульс в висках отбивал бешеный ритм, заставляя мысли в голове крутиться с безумной скоростью. Хотелось верить, что это все страшный сон. Что когда глаза откроются, все растает словно дым над костром. Но стены никуда не исчезли, создавая все новые и новые темные коридоры. Вдруг послышался странный шум. Я повернула голову и увидела сзади зеленый огонек. С каждой секундой он становился все ярче, а звук громче. Мяуканье вновь напомнило о себе, будто подсказывало, что надо бежать.

– Когда огни Беля осветят полночную тишину, а Бельтейн вступит в свои права, появится тот, кто станет ключом в мир иной. И лишь ему подчиняться врата…

Мужской голос воспевал за спиной, пока я мчалась в самую глубину коридоров лабиринта.

– …Как четверть века пройдет и наступит день смерти и возрождения. Только ключ должен пройти семь троп и окропить своей кровью землю…

Незнакомец приближался. Я ускорилась, еле глотая ртом воздух. Поворот. За ним еще один. Руки налетели на стену, соскребая грязь с кирпичей. Шаги за спиной разносились в голове эхом. Пришлось быстро отпрянуть от стены и побежать в другую сторону. Сейчас я была не охотником. Я была жертвой. И мне это чертовски не нравилось!

– …Лишь в тот час врата подчинятся, и сольются в едино два мира. И покинет Аннон Араун, чтобы занять свое место властелина…

Мужской голос торжественно раздался за спиной, подгоняя с еще большей силой. Ноги избились в кровь, но боли я не чувствовала. Бежать – это все, что сейчас было важно. И я бежала, не взирая ни на что. Вдруг длинный коридор оборвался стеной. Я ощупала холодный камень, и он неумолимо остался на месте. Коридор заканчивался здесь, как и надежда на спасение. Хотелось бороться, но сковывал страх, будто стала той самой маленькой девочкой в лесу. Одинокой и никому не нужной. Я села и забилась в угол. В голове звенели колокола. Во рту пересохло. Глаза закрылись. Нюх резанул лишь аромат драгоценных камней. Да, они тоже пахли. Холодностью и высокомерием.

Откуда я это знаю, черт возьми? Дура, ты хоть раз видела эти чертовы стекляшки?!

И вновь мяуканье.

Заткнись!

Чувствовала себя загнанным зверьком и больше всего желала, что бы тот, кто сейчас был рядом, не нашел свою жертву. Но он это сделал. Кожа покрылась инеем, когда у ног замолкли шаги. Лицо до сих пор терялось в коленях. Глаза закрыты. Сердце выпрыгивало из груди.

– …И хаос придет, и прольется кровь, ибо в этом его сила и сущность. Только тогда он покой обретет, когда мира не будет насущного…

Мужской голос шепнул на ухо, и незнакомец схватил меня за плечи. Что произошло дальше, и кто был этот человек, я так и не узнала, так как проснулась от собственного крика. Сердце провалилось в матрас. Лицо блестело от капель пота. Когти сверкнули, оставляя порезы на одеяле. Я оглянулась по сторонам и немного успокоилась. Вокруг была все та же пустая комната под крышей. Только последние лучики солнца лениво пробивались сквозь мутное стекло, рассеивая остатки дня и моих кошмаров. Раньше они часто приходили по ночам. Последний раз это было, когда огонь сжег родителей, но тогда рядом был Николас, а сейчас… Я встала с кровати, и ноги сами понесли к столу. На нем стояла миска и кувшин с прохладной водой.

Похоже, заходила Миори.

Я ополоснула лицо, смыв оставшуюся пелену сна. В зеркальном отражении водной глади на меня смотрела давно забытая девушка с перепуганными глазами и взъерошенными волосами. Воспоминания тут же ворвались в голову, закружив мысли в безумном танце. Он был высокий белокурый красавец с бездонными зелеными глазами.

– Николас… – прошептала я, и слезы смазали очертания комнаты.

Обрывки прошлого собирались в яркую картинку, будто все происходило только вчера. Стоял солнечный день, когда мы с Николасом сбежали в лес, чтобы немного побыть наедине. Он был старше на три года, но намного опытней в любовных делах. Я прислонилась спиной к дереву и закрыла глаза, пока его увесистая рука приглаживала мои волосы. Баритонский шепот ласкал слух. На слова о любви откликались бабочки в животе. Их крылья дрожали, будто от нежных поцелуев солнца. Николас был очень хорош собой, и я почему-то ему верила. Наш первый поцелуй нельзя было забыть, ведь именно для него он стал последним.

Как только пересохшие уста коснулись моих губ, Николас упал и больше не поднялся. Мир утратил яркие краски. В груди что-то надломилось, будто треснуло стекло. Сначала я не верила происходящему, кричала, била Николаса в грудь, но все оказалось напрасно. Клеймо убийцы давно въелось в кожу. Родители погибли, когда мне было шесть. Они сгорели вместе с большей частью дома. Никто до сих пор не знал, произошло ли это намеренно или случайно. Все винили меня. А все потому, что я выжила. Это оказалось чудом или злым роком судьбы. Стоило появиться на улице, и камни летели в спину. Но Николас… Он защищал от них, как мог, но получил удар, откуда совсем не ждал. Доброе сердце оказалось слишком хрупким. Николас поплатился за помощь своей жизнью.

Когда я пришла в себя, уже сгущались сумерки. Тело охладело и напоминало собой ледяную статую. Абсолютный покой читался на молодом лице, которого еще ни разу не касалась бритва. Больше идти было некуда. В моем доме, вернее в том, что от него осталось, поселились лишь длинные тени прошлого. Угли давно остыли, но одиночество разгоралось новым костром. Единственным выходом осталось – бежать. Бежать без оглядки. Все, что я могла сделать в память о светлых моментах, которые мы провели вместе, это оставить записку его родным. Слово «Простите» и координаты места, где стыло тело, не могло унять боль, а засохшие слезы на пергаменте выразить всю вину за содеянное. Улыбка Николаса застыла в памяти. Нежность касаний и ободряющий взгляд. После стольких смертей ничего не оставалось, как уйти во мрак, где теперь мне было самое место.

Воспоминание погасло, будто догоревший фитиль. Тайна поцелуя так и не раскрылась. Я забрала плащ и покинула комнату. Крутая лестница тонула в тени. Ступеньки скрипели под ногами, когда спускалась на кухню. В доме никого не было. Тишина прокралась в каждой угол, но слух уловил, как крысы скребутся в стенах дома, сквозняк играет музыку на ржавых оконных петлях, а половицы издают прощальный писк, будто вот-вот рассыплются. Кошачий взгляд скользнул по комнате и задержался на кухонном столе. На темном дереве досок ярким пятном выделялся обрывок пергамента. Им оказалась записка от Миори. Девушка удивляла все больше и больше. Немногие в наше время из простых семей могли похвастаться умением писать или читать. К счастью, я входила в их число.

Спасибо тебе, мама.

«Кейт, не знаю, умеешь ли ты читать. Надеюсь, что да. Ты так крепко спала, что не хотелось тебя будить. Я пошла к миссис Помсли. Снимать мерку для платья. Вернусь к одиннадцати. Ужин на столе, но буду признательна, если подождешь. Можем устроить посиделки при свечах, и ты мне расскажешь о жизни за пределами города. Всегда мечтала там побывать, но брат…

В общем, скоро вернусь. Не скучай. Миори».

Никаких историй! Хватит на сегодня кошмаров.

Записка вернулась на стол. Часы на кухне показывали без четверти девять. Девушка не должна была появиться еще ближайшие два часа, поэтому я решила не сидеть взаперти и подышать свежим вечерним воздухом. Чтобы не оставлять дверь открытой, пришлось воспользоваться окном. Морозный мартовский ветер оставил на щеках свой поцелуй, который показался прикосновением льдинки. Я поддела защелку на окне когтем и все вернула, как было. Солнце уже почти спряталось за крыши домов. Кутаясь в дорожный плащ, я накинула капюшон на голову и направилась вдоль главной улицы Вердиктон.

Пройдя пару кварталов, сложно было не заметить всю колоритность жителей данной помойки. Прямо перед глазами, буквально через дорогу, двое изрядно выпивших мужчин подрались под повозкой. Победил в этом бою кучер, поскольку направил свой транспорт дальше по улице, где скрылся за поворотом. Вдруг за спиной послышался смех. Я обернулась. Молодой мужчина в окружении двух девок, видимо из местного борделя, шел по каменной дороге и обшаривал руками все интимные места своих спутниц. Причем прямо под окнами домов. Всем троим было плевать на место проведения сего мероприятия. Внимание девушек больше привлекал звон монет в кармане у их спутника, чем то, что кто-то может за ними наблюдать. Парочка таких… Даже язык не поворачивается назвать их мужчинами. Местные скоты (да, так будет определенно лучше) и со мной хотели позабавиться, но когти быстро дали понять, что здесь их ничего не ждет, кроме оторванной головы или вспоротого живота. Разбегаясь в разные стороны, они верещали, словно свиньи, что было весьма отвратительным зрелищем, даже для Гластонгейта.

Повернув на улицу Уельс, о чем говорила перекошенная табличка на доме, я увидела небольшое заведение, откуда доносилась пьяная ругань и звонкий смех. На небольшой деревянной вывеске над дверью было написано всего три слова – трактир «Веселый кабан».

Подходящее название для такой местности.

Заведение не внушало доверия, но другого места, где можно поднять себе настроение по дороге не нашлось. А пара стаканчиков чего-то погорячее помогли бы скрасить томный вечер. Я огляделась по сторонам и направилась в сторону двухэтажного трактира. Внутри он оказался таким же ничем не примечательным, как и снаружи. Невысокое помещение подпирали мощные деревянные балки, а в воздухе кружил запах табака и дешевой выпивки. Вокруг дубовых столов вертелись легко одетые девицы с подносами, и всякая пьянь не упускала возможность ущипнуть их за зад. Не снимая капюшон, я направилась к барной стойке. Трактирщик не сразу хотел меня обслуживать, но одна серебряная монета развязала усачу язык.

Все в этом городе продается и покупается.

В подтверждении мыслям, под носом появился не совсем чистый стакан с дурно пахнущей жидкостью. Сделав всего один глоток, мне сразу пришлось пожалеть о том, что дала лишь одну монету, но растрачиваться больше не было возможности. Напиток напоминал что-то среднее между прокисшей бражкой и винным уксусом, приправленный потным запахом этого ужасного места. Я быстро отставила стакан в сторону в надежде никогда больше не пробовать на вкус такую гадость и невольно окинула взглядом присутствующих здесь людей. Почти сразу внимание привлекли двое, которые сидели в самом углу трактира.

Одним из них оказался темный мужчина. Его лысая голова отблескивала пламя свечей, будто кожа младенца. В остальном незнакомец напоминал гору мышц, одетую в простую льняную рубашку с закатанными по локоть рукавами и коричневый жилет. Его приятель был прямой противоположностью своего спутника. Худощавое высокое тело. Острый нос и узко посаженные глаза, как две янтарные капли. Взгляд оценивал всех присутствующих, словно ястреб в поиске жертвы. Незнакомец сильно выделялся волосами цвета отполированных серебряных монет и костюма на три тона темнее. Это хорошо бы смотрелось во дворце, но не в трактире, где поют ругательства, как песни. Была еще одна вещь, которая сильно отличала этих двоих от других посетителей трактира. Незнакомцы были непростительно чистые.

***

– Хотел бы я увидеть реакцию Чаннинга, когда ты будешь ему объяснять причину, по которой мы до сих пор здесь, а не на улицах города, – сказал Гавен, не сводя с зала своих глаз цвета янтаря.

– Значит, я зря надеялся на твою красноречивость и способность к дипломатии? – огорченно ответил Бернон, обгладывая косточку куропатки.

– Тебе, как никому другому известно, что на Чаннинга такие штучки не действуют.

– Но не могу же я выполнять его приказы на голодный желудок.

Здоровяк указал одной стороной косточки на своего собеседника.

– Ты поел уже час назад, – холодно ответил ему Гавен, подозрительно посмотрев на останки очередной птицы. – И не тыкай в меня этим? Ведешь себя как свинья.

– Я и есть свинья, – сказал Бернон и вытер рот тыльной стороной руки, улыбаясь при этом своей очаровательной улыбкой. – Милый и скромный кабанчик, если быть точнее. Повезло же моим дальним предкам. Их почитали и считали священными животными, а сейчас я должен выслушивать оскорбление от какого-то общипанного ястреба.

<1 2 3 4...8 >

На страницу:

Перейти

2 из 8