Проклятый дар

Это ведь ты одарил силой, взяв плату вперед? А теперь отнимаешь и память?

Белые искры по таким же белым волосам. Пусть забирает свой дар! Чертов проклятый дар.

Если прислушаться, можно услышать Эдинбург. Шум крон, вой стаи волков и шелест крыльев хищной птицы. Стоит закрыть глаза, и лес перед тобой. А если поддаться, можно почувствовать его манящий зов.

Только Ральф уже давно привык не верить ему.

– Ты действительно думаешь, что я вернусь? Вернусь к тебе? – Злая усмешка. – Нет, я останусь здесь, – произнес Ральф и осознал, что слова эти не бравада и не угроза.

Он хочет остаться в столице, хочет строить свою жизнь вдали от Эдинбурга, потому что всей душой ненавидит свой лес.

– И Ани нечего делать у тебя, – сощурился он.

Отражение тяжело вздохнуло, Рэн печально посмотрел брату в глаза.

«Ани нечего делать здесь», – услышал он прямо в своей голове.

Оглушающий шепот, в котором сливалось множество голосов. Мужских и женских, звонких и детских, сильных и слабых, скрипящих, старческих, здоровых, больных. Ласковых, жестоких, добрых, злых…

Мучительный, отвратительный звук, заживо раздирающий его на части.

«И ты, дитя, скоро вернешься ко мне».

Дитя? Ральф расхохотался. Горький смех смел эхо чужих голосов, стало немного легче.

Как давно он ждал этого момента, чувствовал, догадывался? Нет, знал. Знал, что он всегда рядом. Слушает, наблюдает, присматривает. Прячется в темноте, мягким туманом стелется в ночных кошмарах, но молчит.

Он так хотел ответов, и теперь бездна говорит.

– С чего бы это? – выгнул Ральф светлую бровь.

«Люди, – губами Рэндольфа улыбнулся Эдинбург. – Они всякий раз вас предают. Нас предают. Я покажу».

Зеркало подернулось рябью, Ральф еще не видел, но угадывал свой силуэт. Он и не он. То же лицо, только будто моложе. Те же глаза, но другой, немного рассеянный взгляд. И почти та же форма, только вместо имперского орла буквы на груди.

Что-то капнуло на белый фарфор раковины. Ральфа качнуло, он недоуменно опустил голову. Откуда кровь?

«Ты сопротивляешься мне, мальчик мой».

Он схватился за голову, та грозила немедленно разорваться на части. Падала на пол кровь.

– Ральф!

«Николас? Черт, разбудил…»

Искреннее сожаление немного скрасило боль.

Горестно вздохнула рядом тьма, и он перестал сопротивляться, отдался ей. Она умеет быть нежной, он знал это как никто другой. Он уже терял в ней свое сознание.

Глава 4

Ральф недовольно жевал бутерброд. Нет, бутерброд был вполне себе ничего. Свежий хлеб, масло и два толстых куска ветчины и сыра. Недоволен он был не завтраком, а собой. Как он умудрился проспать весь вечер, а затем и всю ночь?

– Ты устал. – Ник пододвинул к нему баночку с джемом.

– Спасибо, – буркнул Ральф и под внимательным веселым взглядом соседа намазал варенье прямо на сыр.

Интересно, он задал последний вопрос вслух или Николас по его лицу догадался, какие мысли терзают друга?

Завтрак подходил к концу, большой длинный стол второго курса был полупустым. Впрочем, рядом с ними в принципе старались не задерживаться. Даже в столовой. Это, к слову, не огорчало ни Бонка, ни Фостера. Забавно, что оба они опоздали к началу учебного года и обоих сокурсники встретили одинаково «радушно». Установившийся нейтралитет их более чем устраивал. Боятся, уважают, а что до дружбы… она была не нужна. Им хватало друг друга.

До появления рядом Николаса Ральф даже не понимал, насколько был одинок.

– Вкусно? – с каким-то умилением в голосе спросил Фостер.

– Нормально, – подтвердил он.

Ник тихо рассмеялся, сделал глоток кофе, отставил кружку. Достал из кармана сложенный вчетверо пожелтевший будто от времени листок и протянул его Ральфу.

– Это что? – Бонк недоуменно смотрел на торчащий неровный край бумаги. Явно откуда-то выдранный, хоть и достаточно аккуратно.

– Это в некотором роде твое везение. – Николас довольно улыбнулся.

– Интересно, в каком таком некотором? – сощурился Ральф.

– Тебе повезло со мной, – пояснил Фостер.

Ральф развернул бумагу, быстро пробежал по ровным строчкам глазами и почти сразу нашел свое имя. Лист включал фамилии на «Б», и Ральф Бонк значился здесь между Биремом и Бруксом. Не было таких фамилий на его потоке, да и список был написан от руки ровным каллиграфическим почерком, сейчас уже так и не пишут почти. В этом списке был упомянут Ральф Бонк – старший, отец его матери и его родной дед.

Похоже, Николас наведался в архив самостоятельно. Потому что кое-кто отсыпался за них двоих. Удивительно, но он не просто ничего не слышал, он даже снов не видел. Провал. Вечером лег, утром встал.

Ладно, теперь-то чего? Выспался зато на год вперед. И чувствует он себя на удивление бодро, хотя от слишком долгого сна могла и голова заболеть.

Болеть голова…

Ральф нахмурился. Что-то неприятно кольнуло его изнутри. Он запил это ощущение горячим сладким чаем. Дожевал бутерброд.

– Хм, – промокнул губы салфеткой. – Действительно, повезло. А личное дело ты там, часом, не нашел?

– Личного дела в архиве нет. – Николас посмотрел на наручные часы. – Больше того, твоего деда нет в списках выпускников и нет ни в одной описи.

– А это тогда что? – Ральф сложил листок обратно, спрятал в карман на груди.

– Это – лист из журнала прививок более чем сорокалетней давности. – Фостер поднялся из-за стола. – Но знаешь, что самое интересное?

– Что? – Ральф составил грязную посуду на поднос, встал со скамьи.

– Что и на групповых фотографиях его тоже нет.

– Или в архиве фото не всех выпусков, – догадался Бонк.

– Или, – улыбнулся Николас и забрал у друга поднос, потому что в своей задумчивости Ральф чуть было не уронил его на пол.

Быстро пролетел день, перед праздником преподаватели усилили напор, постоянно экзаменуя несчастных курсантов. Ник решал задачи не просто скучающе, ему даже черновики для расчетов были не нужны. Физика, химия, алгебра, геометрия – он был хорош во всем. Ему, сказать по правде, нечего было делать на втором курсе.

«Да и в академии», – вдруг подумал Ральф.

Преподаватели ничего не могли ему дать.

Зачем младшему Холду армия? Или господин маршал готовит себе замену? Ральф посмотрел на друга, Николас вопросительно поднял бровь.

– Что ты здесь делаешь? – прямо спросил Бонк.

– За тобой присматриваю, мы же уже это обсудили, – серьезно ответил ему Николас, а потом рассмеялся, глядя в вытянувшееся лицо друга.

– На тогда, – Ральф подтолкнул к нему лист с задачей, – найди вероятность. И на бумажку запиши, как ты это сделал, гений недоделанный.

– Почему это недоделанный? – удивился Фостер, отвлекаясь от решения.

– Ах, извините, пожалуйста. – Ральф забрал у него свой тест, ну да. Точно, он так и думал, что ошибся именно тут. – Не недоделанный, а несовершеннолетний, – пояснил он и быстро закончил задание.

И сам бы справился, но с Ником было быстрее.

– Бонк, Фостер! – строго окрикнул их преподаватель и тут же отвлекся на других.

– Дался тебе мой возраст, – хохотнул Ник.

Возраст… возраст. Голову пронзила боль, в глазах потемнело. Будто запертая кем-то мысль стучалась в виски. Что он упускает?

«Я покажу, дитя», – ласковый шепот на краю сознания. Дитя?

Прохладная рука коснулась его лба, забирая боль.

– Спасибо, – тихо сказал он другу, Николас кивнул.

– Сдаем работы! – скомандовал преподаватель.

До обеда оставалась пара минут, а потом они снова пойдут в патруль.

В этот раз их распределили в усиление регулярному патрулю, и им с Фостером досталась набережная – рукой подать до университета Ани. Жаль, что не до ее дома. Вряд ли получится встретить ее, они все же патруль и обязаны патрулировать, да и заступили с опозданием. А все Николас, он потребовал у старшего группы поставить их именно сюда, и ему не посмели отказать.

Ральф вспомнил багровое лицо военного. Как он сказал Фостеру? Не дорос еще требовать? О да, он действительно не дорос, потому что ему и не надо было расти. Кто-то рожден служить, кто-то приказывать, кто-то всю жизнь зубами грызется за место под солнцем, кто-то экономит каждый солид, а кто-то приходит в этот мир с золотой погремушкой в кулачке. Юный господин Холд не спорил со старшим по званию, лишь выгнул бровь и сухо сказал:

– Вы не поняли. Мы будем дежурить здесь. А ваша задача – прислать за нами машину к девяти. Выполняйте.

И тот послушал.

Оглушенный вид вояки рассмешил и немного напугал Ральфа. Гипноз, что ли, Фостер применил? А потом расслабился, какой, к черту, гипноз? Уж преподавательский состав наверняка знал, чей сын учится в академии под этим именем.

Вот тебе и армия, даже здесь все решают связи.

Ник в принципе сегодня был еще более странным, чем всегда. Фонтанировал эмоциями, жестикулировал и говорил за них двоих. Отмалчивался Ральф. Он, в отличие от друга, был удивительно спокоен, даже слегка заторможен. В голове возникла ассоциация с оглушенной рыбой, он потер лоб, посмотрел в окно автобуса и почувствовал внимательный взгляд.

– Знаешь, почему я так редко пользуюсь даром? – спросил Фостер.

– Тяжело? – встрепенулся Ральф. Они никогда не говорили о возможностях Ника, тот избегал этой темы и ловко уходил от вопросов. Неужели созрел для откровенности?

Бонк внимательно вгляделся в его лицо. Николас осунулся, под глазами были синяки, глаза лихорадочно блестели. Черт, он не спал всю прошлую ночь, а этой – ходил в архив вместо него! Сколько он спал? И спал ли вообще?

– Больно? – догадался Ральф.

– Боль – ничто, – покачал головой Фостер. – К ней я давно привык. Нет, дело не в боли. Это как пустить кого-то чужого в себя, а я не люблю гостей.

Ральф нахмурился, вспоминая о последствиях их с Ником знакомства. Скольких он вылечил, не счесть. Ни единой жалобы, никаких претензий. Впрочем, какие претензии могут быть от молчаливой машины? Почти робот, ни одной эмоции на лице.

Дурак! Он еще обижался на него за молчание.

– Это ты потому такой активный сегодня, – догадался Ральф. – Потому что меня подлатал?

– Нет, – улыбнулся Фостер. – Это все бессонница.

На улице было противно. Серое небо падало на голову мелким дождем, порывистый ветер теребил плащ и все время норовил сорвать с головы капюшон. А ведь Ральф затянул у лица шнурок и на бантик завязал, обхохочешься видок. Нику понравилось, хотя, между прочим, он выглядел не лучше.

Они делали уже второй круг по вверенной им территории и снова оказались у высокой ограды университета.

– Знаешь, что самое страшное во всех этих радикальных движениях? – вдруг остановился Николас, поднял голову, посмотрел в высокие окна ближайшего корпуса и недовольно мотнул головой.

Интересно, что он там увидел? С такого-то расстояния?

– Что? – рассмеялся Ральф. Логика Фостера всегда его забавляла, только что они строили догадки, почему старший Бонк попал в такую немилость в академии, и так ни до чего толкового и не додумались, а теперь Ник заговорил о политике.

– Первыми под удар попадает молодежь, – зло сообщил ему Николас и уверенно шагнул вперед.

– Потому мы и ходим здесь, надо полагать, – догнал его Ральф. – Чтобы белые не соблазняли неокрепшие умы своими глупыми лозунгами.

– А ведь ты угадал, – широко улыбнулся ему Николас. – Мы с тобой здесь действительно за этим.

Ральф поправил разболтавшийся под подбородком шнурок и заинтересованно посмотрел на друга.

– Будем грудью закрывать проход в университет или сожрем все найденные листовки?

Ник посмотрел на наручные часы, покачал головой и сказал:

– Это скучно. Лучше мы будем теми умами, которые белые станут соблазнять. Я покажу. Ты же не откажешься немного пощекотать себе нервы и опасности не боишься, да, господин Бонк?

«Я покажу». На краткий миг у Ральфа потемнело в глазах, он сжал кулаки. Ему не было плохо, беспричинная ненависть грозила выжечь его изнутри.

Черт, да что с ним такое?

– Покажи, – сощурился он, прогоняя странные ощущения, потянулся к дару, удивительно легко создав на ладони искрящийся шар. – Почему бы и не развлечься, господин Холд?

Фостер жестом приказал ему следовать за ним, долго вел какими-то закоулками и привел к заброшенному флигелю почти у самых верфей. Таких же заброшенных – промзону давно перенесли. Здесь предполагалась жилая застройка, огромный кусок земли был огорожен высоким строительным забором, и только в одном месте рабочие забыли скрепить два жестяных листа, вышло что-то вроде незапланированной калитки. Там-то они и вошли.

Ральф ничего не спрашивал, во-первых, не факт, что Николас удосужился бы ему что-то объяснить, во-вторых, не хотел. Интерес и предвкушение горячили кровь, он, наконец, очнулся. Мерзкая погода привела его в чувство, и ему не хотелось портить себе единственно возможное удовольствие от дежурства.

Шутки Фостера никогда не были скучными. Этот малый знал толк в развлечениях, а что развлечения слегка отдавали безумием… Это Ральфу даже нравилось. Зато весело.

Ветер стучал железом, выл в раззявленных окнах бывшего общежития, он заметил соответствующую табличку у входа. Натужно скрипела наспех сколоченная деревянная дверь. Николас посмотрел на обшарпанную ручку, обернулся. Хмыкнул себе под нос.

– Четыре часа пополудни. Здесь сейчас белые, друг мой. И я тебя завербовал, – улыбнулся ему Фостер.

– Зачем это? – Бонк выгнул бровь.

– Ну, ты же идешь на ужин к Юрию, так почему бы не возложить на тебя какую-нибудь деструктивную миссию заодно?

– В принципе логично, – кивнул Ральф.

– Ты веришь мне? – вопрос Ника прозвучал неожиданно серьезно.

– Верю, – ни малейшего сомнения. Он и сам был этому удивлен. Когда он успел так сильно привязаться к младшему Холду, а главное, почему доверяет почти как себе?

Ник выдохнул, и Ральф понял, что друг не дышал, ожидая его ответ.

– Игра становится намного интереснее, если играть вдвоем, – поделился наблюдением Фостер. – Надеюсь, тебе понравится, – кивнул он скорее себе, чем Бонку, толкнул дверь и вошел внутрь.

У входа стояли несколько человек, Ральф насчитал шестерых, все были молоды, и никого в белом. На него смотрели с удивлением, но кивали, кто-то даже протянул руку. А вот Фостера приветствовали как старого знакомого. Столько фамильярности, странных издевок, снисходительных усмешек и даже высокомерия.

Высокомерие. К Холду. Во что ты играешь, Ник?

Белые не удивились нашивкам патруля на их плащах. Рыжий веснушчатый парень колко высказался о курсантах и нищих беспризорниках, которые все надеются, что им доверят что-то посерьезнее баллона с красной краской.

К чему бы это?

Николас робко улыбался и с отрешенным видом бормотал себе что-то под нос.

Интересно, очень интересно. Знает ли маршал об увлечении сына? Или «белые» – проект Холда-старшего? Слишком опасно, слишком нелогично, слишком рано делать выводы.

Их пропустили вперед, рыжий будто случайно толкнул Николаса плечом. Придурок. Ральф спрятал руки в карманах. Не время для драки, да и Ник в состоянии постоять за себя сам. Если он до сих пор не поставил этого идиота на место, тому были причины.

Узкий коридор, небольшая комната, громкие голоса.

– Действовать? – донеслось изнутри. – Мы уже действовали весной! Скольких мы потеряли? Сколько оказалось в тюрьме?

Что было весной? Тогда Ральф был еще в Эдинбурге, жизнь столицы не интересовала его. Зря, как оказалось.

– Не можешь простить мне свою подружку? – неприятный смех. – Так ведь ее вытащил покровитель. Кем она работала, горничной? Хорошо работала.

– Не смей так говорить! – злое шипение.

Их с Ником наконец заметили. Невысокий полный мужчина и очень худая девица со словно вырубленным топором лицом тут же прекратили разговор.

Девушка сухо кивнула им обоим, а мужчина принялся заверять, как он рад приветствовать новичка в своих рядах, и протянул Ральфу влажную руку. Тот с трудом удержался, чтобы не вытереть ладонь о плащ.

А дальше случилось совсем уж неожиданное, белый покровительственно потрепал Ника по голове, и тот не протестовал. Больше того, Фостер смотрел на мужчину с нескрываемым обожанием.

Вот так так…

Ральфу указали на стул, он сел. Николас устроился рядом, откинул капюшон плаща. Бонк повторил за другом. Оглядел помещение, запоминая детали обстановки, малейшие эмоции на лицах, позы, голоса. Он проанализирует это позже и непременно расспросит обо всем Ника.

Мужчина представился Мухой. Кличка эта очень сочеталась с его жужжащим голосом. Что он там жужжал?

Изжившая себя монархия, слабый наследник и военная диктатура – все это надлежало искоренить. На смену старому режиму должен прийти новый. Незапятнанный, чистый. Белый. Люди смогут сами выбирать власть и то, как им жить, потому что они сами станут новой властью.

Полная чушь, конечно. Абстрактные люди создадут такую же абстрактную власть? Неужели кто-то верит этим россказням? Верят, понял Ральф, вглядевшись в одухотворенное лицо девицы. Поддакнул, нацепил на физиономию точно такое же выражение восторга. Хуже точно не будет, у Ника вон вообще на лице рассеянная улыбка не вполне здорового человека.

В комнату вошел рыжий и еще трое. Он не досчитался троих. Двери караулили? Рыжий оперся о стену, остальные сели за стол, внимательно слушали Муху и кивали в особенно драматичных местах навроде «светлого будущего» и «чистого листа».

А ведь хорошо говорит, Ральф и сам заслушался. Здорово было бы, если бы медицина стала доступней, если бы за образование не нужно было платить. А не вносить ежегодную ренту за проживание на землях аристократии? Пока его это не касалось, но, если он останется в империи, ему рано или поздно придется озаботиться собственным жильем. Странно приобретать стены, но не землю, на которой эти стены стоят. Рента может вырасти, и вдруг окажется, что твоя квартира стала тебе не по карману.

Останется в империи? С каких это пор он решил остаться здесь? Раскаленным штырем пронзила голову боль. Разрывающий сознание шепот заглушил громкий голос Мухи.

«Нечего делать здесь…»

Ральф зажмурился, мотнул головой, сбрасывая, будто забытый кошмар.

Не время для грез, тем более дурных. Как там говорил Николас, боль – ничто. Вот и нечего себя жалеть.

Шепот стих, дурманящая голову боль спряталась где-то в затылке. Она пульсировала, дразнила разум, грозясь вскоре вернуться вновь.

Ничего, он снова выгонит ее усилием воли.

Ральф уставился на бурно жестикулирующего оратора. Хорошо поставленная речь, справедливые требования, логичные выводы. Немного лести – они надежда империи, чуточка лжи, и вот он сам уже смотрит Мухе в рот.

Ральф огляделся. Место было полно заброшенной романтики. Сырое помещение, тусклая лампа над старым столом. Странно, что здесь все еще есть свет. Листовки, обертка от дешевого шоколада на столе. И пачка денег в руках худой нервной девицы. Она заметила его взгляд, отсчитала несколько купюр, далеко не маленьких, судя по цвету банкнот, протянула Николасу и сухо бросила:

– На двоих.

– Понял, – шепотом ответил Фостер и убрал деньги куда-то под плащ.

А неплохо они зашли, хмыкнул Ральф про себя. Какой, однако, необычный у Ника источник дохода. Может, Холд-старший лишил сына карманных денег? Чем черт не шутит?

Интересно, на чьей земле этот флигель? Того, кто их финансирует? Или место для встречи всякий раз меняется? Помещение не отапливалось, казалось, на улице и то было теплей. Свет был, значит, и газ должен был быть подключен, он видел оранжевые трубы на торце здания. Только нет смысла топить, если окна разбиты.

На улице стемнело. Здесь не было фонарей, и темнота заглядывала в помещение, робким туманом просачиваясь внутрь. Такая же ласковая, родная и ненавистная, как в глазах его двойника в отражениях.

Ральф расправил плечи. Не время для самокопания.

Никто не называл имен, здесь приняты были короткие прозвища. Николаса ласково звали «Молчуном», жаль, что не «Малышом». Судя по разговору, его знали давно. Похоже, в эту игру Фостер играл не первый год. Он поручился за Ральфа. Дрожащим голосом окрестил его «вторым». Муха зааплодировал, поздравил новичка с обретением второго имени, а затем и Николаса с его самым первым «вторым». Второй так Второй, хорошо, не первый. Хотя «Электрик» или «Молния» было бы логичнее. Впрочем, о даре друга Молчун умолчал.

Фостер смущенно улыбался. Муха положил руку ему на плечо.

Это у них что-то типа ритуала? Привел в кружок друга, стал немного круче? Судя по насмешливым взглядам рыжего, репутацию Молчуна этим было не спасти.

Зачем Николас привел его сюда? Показать ему белых или показать белым его? Он не понял, странное короткое собрание, на котором никто ничего не решал, а только Ральфа представили, подходило к концу.

Девица, Зола вроде бы, – ей тоже подходило это прозвище, очень уж серое было у нее лицо – подхватила со стола фантик и последней вышла в коридор.

– Ну, удачи тебе, Второй, – ухмыльнулся рыжий ему в лицо. – До встречи, если тебя, конечно, на нее позовут.

– Спасибо, – хмуро ответил Ральф.

Рыжих он никогда не любил, а теперь окончательно в этом убедился. Особенно когда парень, прощаясь, залебезил перед Мухой, смахивая Николаса со своего пути раздраженным движением ладони. Мол, уйди с дороги, дурень. И Ник отошел, а ведь старший все еще держал его за плечо.

«А рыжий-то ревнует», – догадался Ральф.

Все разошлись, только Николас так и остался стоять у кособокой двери, ожидая Муху.

– Я забыл сказать. – Ник надел капюшон.

– Сказать что? – обернулся к нему мужчина.

Он смотрел на Фостера с жалостью и ожиданием, как на больного ребенка. Муха, очевидно, не представлял, кто перед ним.

– Я знаю, кто тот маг у военных, – робко промямлил Фостер.

– Кто? – рассмеялся Муха.

– Второй, – спрятал глаза Ник.

Ральф поймал чужой острый взгляд. У Мухи задрожали руки, то ли от радости, то ли от страха. Сложно было сказать. Зрачок расширен, дерганые движения, капли пота над верхней губой.

– Ты молодец, – наконец справился белый с волнением, достал из-за пазухи свернутые в трубочку деньги. Отдал Нику и вновь посмотрел на Ральфа со смесью восторга и алчности.

Не к месту возникла неприятная ассоциация с Юрием. Странно, разве в глазах наследника было что-то, кроме издевки?

Николас скупо улыбнулся деньгам.

– Жди сообщения, скоро ты мне понадобишься. – Муха повернулся к Фостеру. – Мне давно уже следовало положиться на тебя, а я все чего-то ждал. Но теперь все будет по-другому.

«Люди… они всегда вас предают. Нас предают…»

Черт, да что с ним такое! Ральф тряхнул головой, от резкого движения потемнело в глазах, и ему вдруг на миг показалось, что мир вокруг разом утратил краски.

Слуховые галлюцинации, зрительные. Интересно, что дальше?

– Спасибо, – кивнул Николас.

О чем они? Что будет по-другому? Или это то, о чем говорил рыжий? Молчуну доверят что-то действительно важное?

– Пожалуйста. – Быстрый взгляд в сторону Ральфа, ласковая улыбка Нику. – Я рад, что не ошибся прошлой зимой и привел тебя к нам.

– Никогда этого не забуду, – с чувством сказал Фостер.

– Знаю, Николас, скитания трудно забыть. Но теперь у тебя появилось будущее, и я горжусь тобой.

Да, пожалуй, им стоит гордиться.

Фостер заверил Муху в бесконечной благодарности и распрощался с белым. Ральф кивнул мужчине и ушел вслед за другом.

Снова калитка, темные переулки без единого фонаря. Напряженная, идеально прямая спина младшего Холда впереди и вернувшаяся боль, не позволяющая не то что что-то спросить, но даже думать.

Они вышли на широкую улицу, от боли мутило. Ральф нагнал Ника, надо просить помощи, а то он и до места сбора не дойдет, какое тут дежурство? Но Фостер вдруг пошатнулся и схватился за него, чтобы не упасть.

Тоже плохо? Белые траванули их, что ли? Хотя какое тут отравление, он двое суток без сна!

– Там Алиана, – выдохнул Ник. – Надо бежать!

– Алиана? Где? Куда бежать?! Ты еле стоишь!

Фостер оттолкнул его, посмотрел абсолютно безумным взглядом и приказал:

– Вырубай свет. Везде, где только сможешь! Ты понял? Создай темноту!

Темнота. Везде. Клубится под ногами, рвется под кожу, застит глаза, и только Николас похож на кровавый сгусток алого пламени, стремительно удаляющийся от него.

– Темноту, – безотчетно повторил Ральф. На проспекте разом погасли фонари. – Зачем?

Она ведь уже здесь, рядом.

– Еще! – услышал он сквозь грохот крови в ушах.

Свет исчез в рядом стоящих домах. Если там действительно Ани?

«Ани нечего делать здесь…»

Ральф сощурился, надо догнать Ника. Он почти ничего не видел, бежал, ориентируясь на ощущение направления, стараясь услышать шум воды, и честно выполнял приказ. Забирал электричество отовсюду, куда мог дотянуться даром. Удерживал, не давая вернуться в провода.