Проклятый дар

Какого черта?!

– Можешь сказать мне спасибо, Бонк, – удовлетворенно бросил ему Николас. – С таким красивым фонарем тебе никакие извращенцы не страшны.

– Вот уж спасибо! – Ральф сжал кулаки.

Фостер издевательски выгнул бровь. «Ну, и что ты скажешь теперь?» – так и читалось в темном взгляде напротив. И Ральф сказал – ударил по на редкость смазливому личику! Через секунду он уже был прижат затылком к дверце одного из шкафчиков, и, судя по глухому звуку и шуму в ушах, дверцу эту Ник слегка погнул. Его головой.

Ральф потянулся к дару и одарил Фостера электрическим разрядом куда-то в грудь, так, что тот отлетел от него в стену, прямо к длинному ряду умывальников. Трещинами пошло огромное зеркало. Ник выругался, потер ушибленную спину, поднялся на ноги. Сплюнул на пол кровь, сверкнул глазами.

Ральф сощурился, расставил ноги, хмыкнул, хрустнул костяшками пальцев.

– Иди ко мне… – широкая улыбка, ямочки на щеках, – малыш! – расхохотался он.

Ответ не заставил себя ждать. Бонк не успел вздохнуть, как Ник оказался у него за спиной. Чертов целитель! Что ему стоило увеличить собственную скорость? Фостер все же сломал ему руку и сразу же залечил. Резкую боль, от которой Ральф, кажется, увидал звезды, сменил нестерпимый зуд. Ник не заморачивался с аккуратностью, потому что через секунду снова сломал ему кость в том же самом месте.

Противный хруст, искры из глаз. Адская боль, выкручивающая мышцы, словно веревки, – Фостер не жалел дара. И снова зуд от срастающихся тканей. Отвратительный, какой-то скрипящий звук – это кровь побежала по восстановившимся сосудам.

– Чертов маньяк! – заискрился Ральф, перенес вес на правую ногу, наступил каблуком Нику на стопу, с удовлетворением слушая, как тот шипит от боли, откинул голову назад, ударил его затылком, развернулся, ухватил друга за грудки.

Николас коленом вмазал ему между ног и, воспользовавшись временной слабостью противника, повалил Ральфа на пол.

Звонкими хлопками взорвались лампочки под потолком. Мощный разряд тока дугой изогнул тело Фостера, разорвал ему ладонь и ушел в пол. Ник откатился в сторону, мотнул головой, посмотрел на Ральфа невидящим взглядом. Встряхнул ладонь, весело улыбнулся, и Ральф не выдержал, рассмеялся в ответ, постанывая от боли. Сел, спиной опираясь о чей-то мятый железный шкафчик, и с чувством сказал:

– Ну ты придурок…

Николас пожал плечами, хмыкнул, устроился рядом, положил Ральфу руку на предплечье и аккуратно залечил другу перелом. Даже зуда не было.

– Есть немного, – равнодушно заметил он.

Грохнула входная дверь. На пороге спортзала застыл проректор по учебной деятельности, господин Саймон. Глава академии отправил к ним своего заместителя, вероятно, потому, что сам не мог оставить Юрия. Как не мог и оставить без присмотра своих самых сложных курсантов.

«Толковый у академии ректор», – решил Ральф.

– Бонк, Фостер! Вы совсем… – Военный подавился ругательством. – Два идиота!

Сил встать не было, кажется, не только у него. Николас тяжело вздохнул рядом.

Господин Саймон критически осмотрел раздевалку. Поджал губы и процедил:

– У кого-то, как я погляжу, слишком много энергии. Я найду ей лучшее применение. Вы будете патрулировать город не раз в неделю, как все второкурсники, а после занятий и вместо выходных. Они вам не нужны.

Николас поднялся, подал Ральфу руку. Тот принял помощь как само собой разумеющееся, обхватил Ника выше запястья и встал рядом. Плечом плечу, как всегда после очередной их проделки.

– И это дети высшей крови? Два драчливых при… подростка! – а дальше молодой Бонк уже не слушал. Позор, скандал, репутация – все это совершенно его не интересовало.

Дети высшей крови? Холд – да. Но не он. Проректор ошибся? Ральф прищурился, задумчиво взглянул военному в лицо. Оговорился?

– …за все двести лет Валлийской академии!

Все верно, империя существовала без малого сорок лет. Его величество Александр не был наследником слабой Валлии, тогда еще республики, но стал ее императором. Он вернул аристократам утраченную в переворот собственность (обратная национализация – это называлось так) и оставил устоявшееся за время правления республиканцев обращение «господин». Ведь в его империи все были равны. Императора отличала особая циничность, что и понятно. На то он и император.

– …среди наших выпускников его величество Александр, его высочество Юрий, господин Холд! – разорялся господин Саймон.

Да-да, Ральф проникся. Какая честь.

Не по той части он проректор, ему бы не учебной деятельностью заведовать, а с личным составом разъяснительную работу проводить. Воспитательную, вернее. Впрочем, на это все руководство академии гораздо.

– Даже ваш дед, курсант Бонк! – Мужчина повысил голос.

Ральф вскинул на него глаза. Дед?

– Как думаете, гордился бы вами лучший выпускник курса?

Ральф сложил руки на груди.

Он непременно узнает, правду ли говорит проректор, пусть для этого и придется провести несколько ночей в архиве, вновь и вновь нарушая правила. Ему не впервой. Дед учился в столице? Почему он ничего об этом не слышал?

– В моей семье не принято гордиться заслугами детей. Их любят за одно только существование, – равнодушно пожал он плечами.

– В этом, вероятно, и кроется причина вашей недисциплинированности. – Проректор недовольно поджал губы. – Оба ко мне в кабинет. Прямо сейчас. – Он оглядел их с ног до головы, скривился. Да, выглядели они действительно не очень. – Десять минут на то, чтобы вы привели себя в надлежащий для будущих офицеров вид.

Они кивнули. Мужчина оставил их одних.

– Интересные всплывают факты, – задумчиво пробормотал Ральф, поправляя рубашку. На кителе не хватало парочки пуговиц, он оглядел пол.

– Очень, – подтвердил Ник, с кряхтением наклонился, что-то поднял. Пуговицу, он протянул ее другу.

– Спасибо, – серьезно сказал ему Ральф.

Николас тихо засмеялся.

– Пожалуйста. – Фостер подошел к треснутому зеркалу, включил воду, умыл лицо, сплюнул кровь в раковину, поднял ворот форменного пиджака. – И очень интересно, почему господин Саймон сообщил нам об этом сейчас. Я выясню.

– Мне расскажешь? – Ральф поймал его взгляд в отражении.

– Если сочту это необходимым, – улыбнулся ему Николас.

– Полный придурок, – расхохотался молодой Бонк.

В патруле не будет скучно, они ведь будут вдвоем.

Они остались без обеда. Господин Саймон продержал их в кабинете до самого вечера, передав с рук на руки ректору. Тот посмотрел на кислые лица, махнул рукой и отправил на ужин.

Все воскресенье они проторчали на улице почти целый день. Не совсем торчали, конечно. Два часа в обходе, два часа в автобусе. И так несколько раз с перерывом на обед в академии. Скука смертная, в столице было тихо.

Утром они дежурили с третьим курсом, вечером с выпускниками. Никто их не задирал, что и понятно. «Психанутые» – это было самое ласковое определение, которым их награждали. На всю голову больной малолетка и вспыльчивый маг, владеющий электричеством.

В этот раз Ральф еще и фингалом курсантов отпугивал. Ник так и не удосужился его свести, а просить Бонку даже в голову не пришло. Подумаешь, синяк. Мало ли у него их было? Само заживет, тем более заживал он действительно быстро, сквозь фиолетовый окрас уже пробивалась зелень. Наверное, Фостер все же что-то с ним сделал.

Лезть ночью в архив у Ральфа не было сил.

В понедельник они благополучно отучились и до вечера дежурили уже со своими. После ужина было два часа свободного времени, которое они привычно убили в общей гостиной главного корпуса, периодически играя в бильярд. Ну не совсем же они отморозки, понимали, что другим курсантам хотя бы иногда надо уступать.

Перед тем как уйти в свой корпус, они оба задержались у стены с портретами именитых выпускников академии. Ральфа-старшего Ральф-младший не нашел, что и понятно. Его не было на этой стене и год назад, с чего бы он взялся там сейчас?

– Кстати… – Он потер подбородок, разглядывая портрет императора. На фото тому было немногим больше двадцати. Высшая кровь. Сильна, ох и сильна. Холды состояли с ним в родстве, сходство Николаса и юного Александра бросалось в глаза.

Если бы он был чуть внимательнее, то давно бы это заметил. Ральф был очень недоволен собой.

– Кстати? – переспросил его Ник.

– Ты играешь в шахматы, Николас? – Ральф перевел взгляд с портрета на его еще более молодой оригинал.

– Редко, – задумчиво ответил Фостер. – Очень редко.

– Не с кем? – понятливо поинтересовался Ральф.

– Скучно, – улыбнулся ему Ник, а потом побледнел безо всякой видимой причины, схватился за голову и рухнул на колени, уставившись в одну точку прямо перед собой.

– Нет. – Мучительный стон сквозь сжатые зубы. – Пожалуйста, скажи «нет».

Ральф выругался, опустился на пол рядом с другом и растерянно огляделся. Что ему делать? Как помочь? Чем помочь?

– Фостер, если ты немедленно не придешь в себя, я возьму тебя на ручки и лично отнесу в медкабинет! – заявил он, пряча страх за этой нелепой угрозой.

Ник мотнул головой, посмотрел на него затуманенным взглядом и спросил:

– Представляешь, как они удивятся?

Зрачок, за которым не видно цвета радужки, искаженное от боли лицо. И бескровные, почти синие губы, которые Холд растянул в жутковатой улыбке.

– Они офигеют, – буркнул Бонк.

Вылазка в архив снова откладывалась. Он не оставит Фостера одного. Ральф и сам не знал почему, перед глазами вдруг встала картинка последней их с братом ссоры. Тогда он ушел, разругавшись с Рэндольфом вдрызг. Теперь он видит его лишь в зеркалах.

Глава 3

– Ненавижу больницы, – скривился Ральф.

Автобус подвез их к зданию военного госпиталя. Они с Ником ездили сюда каждый месяц, а сегодня вместе с ними до кучи отправили еще несколько курсантов. Кому-то нужно было показаться специалистам (травматологу, что ли), кому-то на прививку, да неважно кому зачем, главное, что их было человек десять.

– Ничего удивительного. – Николас потер воспаленные глаза. – Люди не любят болезни и избегают больных. Это заложено в них природой.

Интересно, он вообще сегодня спал? Ночью Ральф просыпался несколько раз и видел, как друг вместо того, чтобы хотя бы лечь, сидел на полу, лбом уткнувшись в колени.

– Но во всем можно найти плюс. – Ник улыбнулся. – Зато сегодня нам не нужно в патруль.

– Тоже верно, – хмыкнул Ральф.

Он вышел из автобуса, потянулся, разминая затекшие мышцы, задрал голову и посмотрел на высокое здание. Стекло и бетон, глазу не за что зацепиться. Разве что в одном из окон виднелась симпатичная темноволосая фигурка. Врач или пациент? Одинаково вероятно, это ведь один из лучших госпиталей в империи, неудивительно, что лечат здесь не только военных.

Ник кулаком толкнул его в плечо. Рассмеялся – от неожиданности Ральф споткнулся. Бонк развернулся, одной рукой обхватил Фостера за шею, навалился на него всем телом, не давая вырваться, а второй взлохматил Николасу волосы.

– Фостер, Бонк! – окрикнул их ответственный за эту вылазку.

Они оба мгновенно нацепили на лица серьезные выражения и вошли в здание.

Снова их обоих обмерили, взвесили, а затем и обвесили проводами. Скучно это все было, но, пожалуй, действительно веселее, чем дежурить в патруле. Особенно веселой была новенькая темноглазая медсестра. Она так мило краснела, наклеивая на него какие-то датчики.

Слоун куда-то уводил Николаса. Фостер использовал свой дар крайне выборочно, но сейчас почему-то согласился посмотреть чье-то ранение. Ральф не понял чье, это не казалось ему важным. А вот темные сливовые глаза, нежные руки, будто случайно оглаживающие его грудь, казались.

Он лежал на кушетке и с интересом следил за лицом хорошенькой медсестрички. Результаты были записаны, и теперь, чтобы открепить датчики, ей снова пришлось присесть рядом с ним. Он видел, как вспыхивает на ее щеках румянец, как трепещут тонкие ноздри всякий раз, когда она дотрагивалась до него.

– Марта, пока не забыл, – обернулся врач в дверях. – Возьми у господина Бонка кровь и отнеси в третью лабораторию. Я буду там.

– Хорошо, – кивнула девушка.

– До встречи через месяц, – улыбнулся мужчина. – С наступающим Рождеством.

– До свидания, – вежливо ответил ему Ральф. – И вам не хворать.

Ник рассмеялся, покачал головой и покинул кабинет вслед за Слоуном, плотно прикрыв за собой дверь.

– Я принесу жгут, – опомнилась девушка и поднялась с кушетки.

Ральф поймал ее за руку, притянул к себе, заглянул в темные глаза и тихо шепнул в приоткрытые от удивления губы:

– Жгут подождет.

Короткое острое удовольствие, и от близости, и от опасности. Кажется, кто-то все же заглянул в кабинет. Он слышал скрип металлической ручки, но не хлопок закрывающейся двери. За ними смотрели? Впрочем, это даже забавляло его, делая ощущения еще более яркими. Кто-то любит подглядывать? Пусть, у всех свои слабости.

– Нет-нет, госпожа Элизабет, вам не стоит сюда заходить. Господина Слоуна здесь нет.

Ральф повернулся на голос, вроде бы знакомый, и встретился взглядом с… Юрий? Тоже пришел сдавать тесты? Ральф снял с себя девушку, подтянул на бедра брюки. Марта испуганно одернула белый халат.

Нет, ему не было неловко. Ему было до безумия смешно. Да, его высочество точно извращенец! Даже фингал не помог. Хотя его уже и не видно почти.

Ральф поднялся с кушетки. Потянулся за рубашкой.

– Здравствуйте, ваше высочество! – громко поздоровался он, с трудом сдерживая рвущийся наружу хохот.

И кто-то засмеялся. Красивым низким смехом, от которого у него заледенело в груди. Он никогда не слышал, как она смеется, но почему-то сразу узнал.

– Тогда что вы там так долго разглядываете?

Он сглотнул.

Что делает в госпитале Элизабет Холд? Она тоже одаренная?

Юрий отступил в сторону, давая ей увидеть Ральфа. Глаза ее растерянно оглядывали его с ног до головы, она перестала смеяться, а потом наконец заметила… как ее звали? Мария вроде бы. Элизабет охнула от неожиданности и закрыла ладонью рот.

Ральф сжал челюсти. Какого черта?! Кто она такая, чтобы его осуждать? И почему его так злит эта ее реакция?

Он сощурился, пристально ее осмотрел. Юная госпожа Холд была одета в больничный халат. Под глазами синяки пострашнее, чем его фингал, и такая бледная… Что случилось? Чем таким она заболела, что ей понадобился стационар?

Он подавил в себе внезапную тревогу. Это не его заботы. О ней есть кому переживать!

– Удивительное дело, господин Бонк. Я вижу вас второй раз, и вы снова голый. – Юрий неприятно рассмеялся.

Ральф расправил плечи, убрал в брюки рубашку. Проследил за молчаливым уходом Элизабет. Пусть, все равно им давно уже не о чем говорить. Так будет правильно, вернее, все так, как и должно быть.

– Какая удача, ваше императорское высочество, – задумчиво ответил он.

– Удача? – улыбнулся ему Юрий в ответ.

– Мы снова встретились. – Ральф надел китель, застегнулся и уверенно шагнул к принцу. Встал напротив, щелкнул каблуками туфель и коротко ему поклонился.

Юрий склонил голову к плечу, с интересом изучая его лицо.

«Фингал, что ли, разглядывает?» – хмыкнул Бонк про себя.

Лиззи ушла, и ему снова стало смешно. Надо Нику рассказать, тот наверняка оценит всю прелесть ситуации. Провидец, черт побери!

– Приношу вам глубочайшие извинения за свое недостойное поведение! – отрапортовал он и широко улыбнулся, показав ямочки на щеках. – Впредь этого не повторится!

Его высочество громко расхохотался.

– Извинения приняты, – сказал он, отсмеявшись. Снял перчатку и протянул Ральфу руку.

Высочайшее расположение. Это было понятно даже далекому от дворцового этикета молодому Бонку. Не принять эту милость было нельзя. И он крепко пожал ладонь Юрия, уверенно глядя в ярко вспыхнувшие синие глаза.

Тепло чужой руки, такое знакомое, рвущееся к нему тепло. Оно вошло в его тело, согревая изнутри. Ласковое, игривое, родное. Его, Ральфа, давно утраченное, украденное тепло.

В стенах загудели провода, по венам побежал электрический ток, и Ральф улыбнулся, растворяясь в новом для себя ощущении. Цельность, пожалуй, он назвал бы это так.

Изумление на лице его высочества было последним, что он увидел, прежде чем провалиться в видение.

Время убивает чувства. Удивительно, но именно равнодушие оказалось для него самым страшным испытанием. Впрочем, и удивления давно уже нет. Только тоска, выгрызающая его изнутри.

«Я жду тебя, мальчик мой…» – на губах улыбка.

Зимнее солнце заглядывает в высокие окна. Длинная галерея, звук шагов гасит ковер. Красный?

Лениво текут мысли. Страх и обожание в чужих глазах. Неужели это когда-то нравилось ему?

Скука.

Он кивает, не различая лиц. Он не видит цвета в этой яркой толпе. Мир давно утратил краски. Пустой и холодный серый мир, снаружи и внутри.

Только их редкие встречи – не радость, прошлое, в котором давно ушедший будто бы снова жив. Ведь они так похожи. Его мальчик и… не друг и не брат – половина души, которую он уничтожил.

Уничтожил собственными руками и никогда не жалел об этом.

Он никогда ни о чем не жалел.

– Здравствуйте, ваше высочество, – громко сказал Фостер, и Ральф вернулся в кабинет Слоуна.

Что за ерунду он снова увидел? Он нахмурился. Ерунду ли? Юрий ведь тоже владеет электричеством, возможно ли, что общий дар позволил ему заглянуть в мысли его высочества?

«Все возможно», – решил он. Улыбнулся. Удивительное у Николаса было умение – вкладывать в пожелание здоровья обратный смысл.

Ральф моргнул, забрал у Юрия ладонь, разрывая рукопожатие. Это было нелегко, физически нелегко. Словно ему пришлось разделить два огромных, крепко сцепленных магнита.

– Нам пора! – заявил Фостер и этими словами будто добавил Ральфу сил. – Автобус ждет.

– Одну минуту, юный господин Холд, – остановил их Юрий, без лишней спешки надел атласную перчатку.

Он стоял в дверях, будто намеренно закрывая проход. Ни ему не выйти, ни Нику не войти. Фостер буравил взглядом затылок наследника и недовольно сверкал глазами.

– Утром я виделся с госпожой Алианой, – тихо сказал Юрий.

Ральф, сам того не замечая, подался к нему. Его высочество довольно прикрыл веки.

– Вручил ей приглашение на торжественный ужин. И раз уж мы с вами теперь друзья, я приглашаю и вас, господин Бонк.

Как же ему хотелось увидеть Ани… Юрий знал, куда бить.

– Я наказан. – Ральф смиренно покачал головой. Не вспылил, сдержался. Сам ведь виноват, поддался на провокацию. Но теперь поддаваться не станет.

– Так вы ведь из-за меня наказаны.

Как же злила Ральфа эта змеиная улыбка. И как легко вывести его из себя. Снова он сдержался. Вежливо улыбнулся Юрию.

– Предоставьте мне решить эту проблему, – вкрадчиво закончил наследник.

Издевается или говорит серьезно? Неважно, Ральф не может отказаться от встречи с Аной. Пусть даже и во дворце. Какая разница, под чьим присмотром она пройдет? Императора и его сына или Холдов.

– С радостью. – Он поклонился его высочеству. На этот раз низко. Так, как того требовал этикет.

– Тогда до встречи, – кивнул ему Юрий и ушел, не сказав младшему Холду и слова на прощанье.

Ральф выпрямил спину, шагнул к Николасу.

– А кровь? – окликнула его медсестра.

Кровь, точно. Он совсем забыл. Он вообще забыл, что был в кабинете не один. Тело отозвалось на приятные воспоминания, Ральф развернулся к девушке. Снял пиджак, наслаждаясь вновь вспыхнувшим румянцем на ее щеках, небрежно бросил его на кушетку. Расстегнул манжету и, закатывая рукав, сообщил:

– Я весь к вашим услугам, Мария.

Она дернулась, ничего не ответила. Опустила глаза, быстро выкачала из него шприц крови и ушла, так на него и не взглянув. Даже «до свидания» не сказала. Только быстро кивнула Нику – тот терпеливо ждал друга, спиной подпирая дверной косяк.

– Интересно, что я сделал не так? – задумчиво пробормотал Ральф. – Ну не замуж же должен был ее позвать?

Фостер тихо рассмеялся и покачал головой.

– Странные создания женщины, – решил Ральф, застегивая пуговицы.

– Очень, – согласился с ним Ник. – Особенно если называть их чужими именами. Ее зовут Марта.

Ральф поморщился. Некрасиво получилось. Надо извиниться, наплести что-то про ее глаза и губы, от которых ему начисто отшибло память. Он подхватил фуражку и почти выбежал из кабинета Слоуна, чтобы ее догнать. Не успел, конечно. В коридоре было полно сестричек, и в какую сторону пошла его, он знать не мог. Вышел куда-то на лестницу, растерянно посмотрел на серые бетонные ступени.

Извиняться придется в следующий раз. И цветы, что ли, ей принести? Надо только подумать, как их достать.

– Ты решил спуститься пешком? – Ник вышел к нему.

– Не люблю лифты. – Он с досадой встряхнул зажатую под мышкой фуражку.

Они спустились вниз, вышли на улицу. Ральф водрузил головной убор себе на макушку и, не оглядываясь, быстрым шагом пошел к автобусу. Пять этажей, десять пролетов, к концу спуска ему уже надоело себя ругать. Девушки – это, безусловно, приятно. Но есть вещи гораздо более важные, например информация. Рождество в субботу, и хорошо бы что-то узнать до этого дня, чтобы поделиться сведениями с сестрой.

У автобуса он вдруг понял, что Ник отстал. Обернулся, выискивая Фостера глазами, и нашел, тот, задрав голову, смотрел куда-то наверх.

– Ну и что ты там увидел? – хмыкнул Ральф.

Ник мотнул головой, сжал кулаки, посмотрел на него абсолютно пустым взглядом и молча прошел в автобус.

Что делать, если друг у него немного придурочный? Только и остается, что немного взгрустнуть. Шутка, Ральфу даже нравилась эта черта Ника. Было в ней что-то безумное.

Безумие – это весело.

Ужин, за ним свободное время, которое Ральф решил провести с максимальной пользой – выспаться перед ночной вылазкой в архив. И он мгновенно провалился в сон, приказав себе проснуться к полуночи. Внутренний будильник никогда не давал сбоев, он открыл глаза за несколько минут до установленного часа.

Ник спал как убитый, и это было понятно. Отсыпался за вчерашнюю ночь. Ральф встал на холодный пол, подавил зевок. Надо умыться, иначе он так и будет спать на ходу. Прошел в санузел, включил свет. Подошел к раковине, зачерпнул в ладони воды, бросил ею себе в лицо и посмотрел в зеркало.

Сонный Рэндольф недовольно морщился от ледяных брызг. Ральф улыбнулся брату, Рэн тепло улыбнулся в ответ. Интересный выверт подсознания: тогда, в день их ссоры, Ральфу показалось, что вместо привычной синевы он видит в глазах близнеца черную бездну. И теперь то видение ежедневно преследует его.

Ральф наклонился к отражению, смело заглядывая двойнику в глаза. Темнота его не пугала, он давно к ней привык. Она пульсировала и манила его, как когда-то в детстве манил младших Бонков закрытый ход за статуей прадеда. Тогда он боялся, Ани и Рэн ушли одни, но теперь он с какой-то злой радостью всякий раз поддавался ее приглашению.

Страх? Никакого страха. Только ненависть да холодная ярость, пришедшие на смену детской абсолютной любви. Прекрасный и таинственный лес, по которому так скучала Ани… не горел. Ральф только зря извел весь отцовский бензин. И не только бензин, он и сам чуть было не выгорел, когда бил молниями в сухую осину.

Тьма клубилась вокруг, ерошила светлые кудри, потешалась над глупым мальчишкой. Кому он вздумал мстить? Ей ли? Себе? Он и сам бы сгорел в сердце чащи. Маленький трусишка, который никогда раньше не заходил так далеко один.

Острый запах бензина, отсыревшие спички. Молнии, с каждым ударом будто отнимающие у него жизнь и рассыпающиеся на множество белых искр. Они так красиво растворялись во тьме.

Пустые угрозы, лес не вернул ему брата.

– Не-на-ви-жу, – по слогам произнес Ральф.

Сжал зубы, лбом прижался к холодной поверхности зеркала, закрыл глаза. А когда открыл, тьма расступилась.

О нет, она его не боялась, она вновь смеялась над ним. Она знала, как сделать ему больней. Синева взгляда. В отражении теперь был лишь он один. Мигнул свет, Ральф ладонями оперся о бортик длинной раковины. Лес забрал настоящего Рэндольфа, оставив ему тень.

«Боль, тоска, воспоминания. Ты ведь сам хотел забыть?» – хохотала тьма.

Тогда он потерял сознание от истощения. Очнулся дома, отец сказал, что нашел его у самой крепости. Ральф не знал, как вышел из леса, в памяти осталась лишь темнота, радостно принимающая его в свои объятия.

Темнота смотрела на него глазами брата, темнота улыбалась его улыбкой. Иллюзия, сотканная его желанием. Порождение леса, которое он любил.

– Верни, – тихо приказал он.

Отражение ответило ему полыхающей яростью во взгляде.

– Я знаю, ты слышишь, – выплюнул Ральф.

Засверкали неоном синие глаза, в проводах столицы на краткий миг ток остановил бесконечный бег. Странно, но Ральф чувствовал его так далеко и так легко.