Отец жениха. Порочная связь

– Поначалу у всех кружится голова, – его теплое дыхание коснулось ее виска, пустив по телу электрический разряд.

– Просто у вас не совсем удачно выставлен свет, и по поводу соседства картин я бы тоже поспорила.

– Здесь, за очень редким исключением, бываю только я, – ответил он на ее замечание.

– То есть мне выпала редкая возможность? – Мила посмотрела на него через плечо.

– Честолюбие не позволяет мне проигнорировать присутствие эксперта в моем доме, – начал он. – Что бы вы ответили, попроси я вас составить каталог моей коллекции? Вы ведь, насколько я понимаю, современным искусством занимаетесь?

– В основном – да.

– Да, я помню шумиху, которую наделало пару лет назад ваше псевдооткрытие.

Милен невольно улыбнулась. Конечно, она сразу поняла, о чем он.

А речь шла о скандально известной выставке современного искусства, организованной как раз галереей «Valeur».

На одной из посиделок выпускников Академии художеств, к которым относилась и Мила, произошел спор о критериях оценки современного искусства. Мила придерживалась мнения, что рамки эти чересчур размыты, и на цену и ценность картины влияют слишком много факторов, таких как: политика, экономика, общественное мнение, маркетинговые ходы дилеров, причуды коллекционеров, капризы критиков, постоянно меняющиеся вкусы и, конечно, средства массовой информации. Как это часто бывает в молодежных тусовках, беседа была сдобрена большим количеством алкоголя и честолюбивыми амбициями участников. Спор вышел жарким, и самые стойкие его участники, а ими оказались Милен и ее нынешний начальник Дин, заключили пари: Милен из самого обычного человека, никогда не державшего в руках кисть, за месяц сможет сделать признанного художника.

В случае победы Дина Милен полгода должна была работать на него бесплатно, если выиграет Мила – он берет ее на должность ведущего специалиста и делает своей помощницей.

Проснувшись наутро, Милен не раз пожалела о своей неосмотрительности, но уговор, как говорится, дороже денег, и она начала продумывать план.

Через месяц в галерее «Valeur» открывалась новая выставка. Среди прочих на ней был заявлен никому не известный, но за прошедший месяц наделавший немало шума в соцсетях и в средствах массовой информации художник. История его была романтичной и трагичной одновременно. Молодое дарование Алекс Нихель к своим двадцати трем годам уже успел разочароваться в искусстве, в себе, как в художнике, и решил выкупить все ранее проданные им картины и уничтожить. Что он, собственно, и сделал, а после покончил с собой, прыгнув с моста. Уцелели только два его полотна, которые и выставлялись среди прочих в галерее.

Мероприятие собрало небывалое для галереи «Valeur» количество желающих взглянуть своими глазами на работы.

После ажиотажа вокруг полотен, восторженных отзывов критиков и беспрецедентных двадцати тысяч евро за картину, наутро вышла статья молодого журналиста Пьера Бушеми, взорвавшая художественный бомонд. В ней рассказывалось о произошедшей мистификации. Оказалось, что такого художника никогда не существовало, а картины написала сама Милен.

Разразился скандал, в неловком положении оказались многие. Но, когда шумиха немного утихла, произошедшее предпочли охарактеризовать как розыгрыш. В оправдание можно было сказать, что картины оказались весьма недурны, а эпатажная слава полотен в разы повысила их рыночную цену, так что все остались в выигрыше.

Милен получила свой приз, хорошего друга, скандальную репутацию и кличку Гиена. Ее боялись, ее ненавидели, но одно было бесспорно – после случившегося к ней прислушивались.

– Давно вы об этом знаете?

– Я, конечно, отношусь к миру искусства постольку-поскольку, но даже среди простых обывателей та статья наделала много шума. Должен сказать, это было смело.

– Смело с моей стороны придумать все это или со стороны Поля осветить этот скандал в газете? По-моему, это была его первая большая статья.

На лице Жана вспыхнула мимолетная снисходительная улыбка:

– Обоих.

Он отвернулся к стене и, заложив руки за спину, делал вид, что разглядывает картины. Милен смотрела на него и не могла понять, почему он не хочет показывать свой интерес к жизни сына? Что это: строгое воспитание, боязнь показаться слабым?

– Так что вы решили? – поинтересовался он, чуть погодя.

– Почту за честь, доктор.

– Можно личный вопрос? – спросил он, когда они поднялись по деревянной лестнице и снова оказались в полутемном коридоре.

– Конечно.

– А почему Гиена?

Мила выдохнула смущенную улыбку и, чуть замедлив шаг, повернулась к нему:

– Видите ли, – неуверенно начала она, – у самки гиены, так же как у самца, есть ложный пенис. Ну, если в двух словах, это почти то же самое, что женщина с яйцами.

Мила чувствовала, как лицо ее стремительно заливает краска. Опустив глаза, она быстро зашагала дальше.

«Черт возьми, – ругала она себя, пытаясь успокоиться, – как школьница, краснеешь от слова пенис».

Она была благодарна мсье Бушеми за то, что он больше не пытался задавать ей вопросов, но те несколько метров, которые оставались до его комнаты, она отчетливо ощущала его насмешливый взгляд, прожигающий дыру у нее между лопаток.

* * *

Те дни, что Жан провалялся в постели, Мила полностью посвятила себя его коллекции. Начала составлять каталог работ, подбирала полотна, которые выгодно ее дополнят. Несколько раз наведывалась в комнату больного, уточняя детали, так как некоторые картины требовали внимания реставратора. Она, наконец, выставила правильный свет в помещении галереи.

Эти несколько дней сблизили их. Ей нравилось его общество. Нравился его неожиданный профессионализм, наличие собственного, порой прямо противоположного, мнения, аккуратность даже в мелочах. Скоро она поймала себя на мысли, что слишком уж рьяно выискивает какие-то проблемы, чтобы увидеть его снова. А еще это был прекрасный повод не участвовать в болтовне с Терезой, которая начинала ее порядком доставать.

Отчаянная работоспособность мсье Бушеми, привитая, как она поняла из разговора с Терезой, его покойным отцом, не позволила ему предаваться лени, и уже в понедельник с утра Милен разбудил шелест шин отъезжающей от дома служебной машины. Она перевернулась на другой бок, но вибрирующий на тумбочке телефон не дал ей снова заснуть.

– Ну что опять? – недовольно проворчала она.

Глава 7

Мила сделала несколько шагов вглубь кафе. И пока она наслаждалась витающими в воздухе ароматами выпечки и кофе, ее заметила девушка-администратор и с приветливой улыбкой поспешила навстречу.

– Добрый день, вы пообедать?

– Да… собственно, я подругу ищу, – ответила Милен, продолжая обшаривать глазами зал. Увидев Бет в дальнем углу у окна, она кивнула администратору: – Спасибо, уже нашла, – и направилась к столику.

Бетти, высунув от усердия язык, что-то печатала в телефоне, не обращая внимания на подошедшую подругу.

– Привет, – Мила опустилась на небольшой кожаный диванчик напротив. Достала из сумочки мобильник и положила на стол. Ей в любой момент мог позвонить Дин – в последнее время он был на взводе, и ничего, что у людей обед.

– Привет, – Бет, обаятельная шатенка с копной длинных рыжих волос, собранных в низкий хвост, привстав, потянулась через стол, чтобы чмокнуть подругу.

Милен никогда не понимала смысла в этом действии, но, устав спорить с Бетти, которая считала его чуть ли не талисманом на удачу, смиренно подставила щеку. К их столику подошла молоденькая официантка и протянула Милен меню.

– Вы сразу сделаете заказ, или мне подойти позже?

– Думаю, я начну с кофе. Двойной капучино, пожалуйста. Софи, – добавила Мила, прочитав имя на бейдже, приколотом к белой рубашке на практически плоской груди официантки.

Легкая тень разочарования скользнула по милому личику Софи и, убрав приготовленный блокнот и ручку в широкий карман на переднике, она коротко кивнула и удалилась.

Не успела Бет произнести ни слова, как, елозя по столешнице, завибрировал телефон. Отрешенность на ее лице тут же сменилась взволнованным интересом. Стараясь скрыть его от подруги, она взяла мобильник и с невозмутимым видом направилась к выходу.

– Прости, я сейчас.

Милен криво усмехнулась, глядя вслед удаляющейся подруге. Наверняка новый бойфренд. И принялась лениво водить глазами по названиям блюд в меню, но больше – по красочным картинкам, в очередной раз убедившись, что фотографирование еды – определенно, искусство.

Это кафе подруги присмотрели лет пять назад. Они только что закончили академию. Стремление к независимости и радужные планы на будущее привели их в этот тихий райончик на окраине Парижа, где они сняли одну на двоих квартирку на верхнем этаже дома напротив.

Милен хорошо ее помнила. Высоченные потолки с кое-где сохранившейся витиеватой лепниной а-ля мадам де Помпадур и большой неработающий камин, в котором они хранили книги, создавали впечатление затерянного во времени королевского замка. Изначально ванной либо не было совсем, либо она была крошечной, и чтобы жилплощадь пользовалась спросом, хозяева увеличили ее за счет части коридора. В итоге получилось пугающее нечто: длинное и кривое помещение, которое девочки называли «аппендикс».

А еще их квартирка была местом встреч многочисленных друзей, знакомых, просто интересных людей. Они общались, пили пиво, решали какие-то проблемы вселенского масштаба, в общем – было весело. А когда недовольные соседи начинали угрожать полицией, вся шумная компания выплескивалась на улицу и оккупировала это самое кафе, хозяином которого в то время был пожилой господин. Поначалу он с недовольством воспринял интерес к своему заведению со стороны такой беспокойной публики, но со временем свыкся и даже принимал приглашения разгоряченной молодежи обсудить какую-нибудь животрепещущую тему. Деятели искусства были ребятами упертыми, имеющими свое, подчас радикальное мнение на все события, что происходили тогда в городе. Такие посиделки заканчивались чаше всего громкими спорами, но в следующий раз хозяин снова подсаживался к ним, и все повторялось сначала. Звали его Рене. Через два года после их знакомства он скоропостижно скончался от инсульта, и кафе перешло к его старшему сыну Николя. Тот был парнем консервативным и сдержанным, почти ничего после кончины отца менять не стал, но и к гомонящей толпе художников относился с осторожностью.

Их жизнь казалась совершенно бесшабашной, но в то же время какой-то настоящей. Они были собой, были смелыми и каждый день испытывали этот мир на прочность, чего точно не скажешь о них сейчас. Мила иногда ловила себя на мысли, что ужасно скучает по их маленькой квартирке, по шумным посиделкам, которые часто заканчивались под утро, камину-библиотеке и, конечно, уродливой ванной-аппендиксу. Поэтому даже сейчас, когда у каждой была своя жизнь, и квартира Милен находилась чуть ли не на другом конце города, они сохранили привязанность к этой уютной кафешке.

– Это снова я, – Бет сияла, как новенький цент. Она с размаху плюхнулась на кожаный диванчик и, откинувшись на спинку, продолжала теребить в руках телефон, будто ждала, что он снова зазвонит.

– Как дела? Как Полькины предки? – начала она без прелюдий.

Чтобы успокоить бурлящее внутри возбуждение, Бетти взяла в руки ложечку и принялась ковырять ей в куске «Наполеона», лежащего перед ней на небольшой тарелке.

– Нормально, – Милен мельком взглянула на официантку, которая поставила перед ней чашку кофе, источающую приятный горьковато-сливочный аромат.

– Что, просто нормально и все? Подробностей не будет? – недоумевала Бет. Она отложила ложку и вперилась взглядом в подругу.

– Нормально. Что ты еще хочешь услышать? – Милен сделала глоток кофе и облизала с верхней губы пушистую молочную пенку.

– Ну, не знаю, например, в кого Полька такой красавчик? Бьюсь об заклад, в отца.

– Не угадала, в мать.

– Значит, такой балбес точно в отца?

– И тут мимо. На отца Поль совсем непохож – ни внешне, ни по содержанию, – закончила она и сделала очередной глоток.

– А как налаживание родственных связей?

Милен, не отрываясь от чашки, приподняла брови, показывая свою неуверенность в этом вопросе. Бет презрительно фыркнула, засунула в рот здоровенный кусок торта и начала его сердито жевать.

– Да брось, ну каких подробностей ты хочешь? Его отец – бесчувственный истукан, который за эти дни сказал мне от силы два десятка слов. Мать, – Мила на секунду задумалась, – легкая… – нашла она нужное слово. – И трещит без умолку. Сил моих нет. Довольна?

Мила предпочла ограничиться парой безобидных фраз, чтобы скрыть то волнение, которое каждый раз наполняло ее сердце смятением и судорожным восторгом, как только речь заходила об отце Поля. Она даже себе не могла ответить, что это было. А может быть, боялась, ведь еще ни один мужчина не вызывал в ее душе таких противоречивых чувств: растерянности и нежности. Мила, конечно, лгала: в ее жизни был такой человек, но она предпочитала об этом не думать.

– Ну окей. Ты ездила к матери? – серьезно спросила Бет, снова откинувшись на спинку дивана, показывая, что тут она без подробностей не отстанет.

– Да.

– И? – Бет вопросительно подняла изогнутые тонкие брови. – Что она тебе сказала?

Милен вместо ответа лишь неопределенно дернула плечами, изобразив безразличие на лице.

– Что, совсем?

– Почти. Сказала, что документами на усыновление занимался отец, а она, как обычно, не в курсе.

– Возможно, она действительно не в курсе?

Милен посмотрела на подругу с укором.

– Ну, ладно, может быть, ей неприятно об этом говорить. Сама искать не пробовала? – Бет машинально поворачивала чашку из стороны в сторону, и та неприятно скрипела о блюдце, еще больше нервируя Милен.

– Конечно, пробовала, – недовольно фыркнула она, – перерыла все отцовские бумаги, что остались после ее шмона. Ничего.

– А вдруг она просто ревнует? – предположила Бет и наконец оставила чашку в покое.

– Ревнует? – вспыхнула Мила.

– Ладно, – тут же осеклась Бетти, – не ревнует, но по каким-то причинам не хочет, чтобы ты обо всем узнала.

– О чем – обо всем? – снисходительно поинтересовалась Милен.

– Откуда я знаю, какие еще секреты хранили твои родители. Да и не только твои, – поправилась она, опасаясь вызвать у подруги новую порцию раздражения.

– Да к черту, глупая затея. Может быть, она давно умерла, или наркоманка, а может, алкоголичка. Или еще хуже: у нее все хорошо – семья, дети, которых, в отличие от меня, она хотела, – вздохнула Милен.

– Да брось, не верю, что ты сдашься.

– А что ты предлагаешь, утюгом мать пытать? – вспыхнула Милен.

– Ну, зачем так радикально. Документами наверняка занимались юристы твоего отца. Ты же говорила, что он был педантичный мужик. Не думаю, что он не проверил твою родословную на предмет матери-алкоголички или ничего не подозревающего о ребенке горе-отца, – с присущим ей цинизмом выдала Бет.

– Слушай, а ведь, скорее всего, так и есть, – просияла Милен.

– Ну вот, узнаю подругу. А то вся в соплях и расстроенных чувствах, – усмехнулась она. – Предлагаю заказать что-нибудь покрепче и, так сказать, спрыснуть это событие.

– Пить с утра? – недоумевала Милен.

– Ну почему с утра? Сейчас, на минуточку, – она посмотрела на циферблат наручных часов, – без пяти два, а это – почти вечер.

Милен лишь снисходительно улыбнулась, но препятствовать порыву подруги не стала. Пока та выискивала глазами официантку и делала заказ, она погрузилась в размышления: а ведь Бет абсолютно права, и как она сама до этого не додумалась. Хотя, конечно, чему удивляться – приезжая в дом родителей, она переставала быть собой. Это постоянное чувство вины и отчуждения, что после смерти отца стали так прочно связывать ее с матерью, не давали ей мыслить разумно. Каждый раз Милен выходила из себя, когда понимала, что под маской добродетельной опеки скрывается всего лишь нежелание помочь дочери в поисках правды. Когда-то мать сама разрушила ее прошлое, настоящее и, возможно, будущее, а теперь не дает ей даже шанса выстроить на руинах хоть какой-то пригодный к жизни мирок.

– Эй, чин-чин, – Бет протянула к ней высокий запотевший стакан, прерывая ее неуместную рефлексию.

Уголки губ Милен дернулись в подобии улыбки, и она подняла принесенный Софи коктейль.

«Дин меня убьет».

– Ты когда домой вернешься? – сделав пару глотков, поинтересовалась Бет.

– Сегодня съехали, – выпуская соломинку изо рта, ответила Милен. – И слава богу. Иначе его мать бы меня доконала.

Она снова сделала глоток. Приятное тепло тут же разлилось по телу, унося прочь тревожащие мысли.

– Ну что мы обо мне да обо мне. Как у тебя? – Милен на секунду задумалась, пытаясь вспомнить, как зовут очередного парня Бет.

Они так часто сменяли друг друга, что Милен уже давно бросила попытки запомнить их имена. Все они были на одно лицо. Все как один похожи на бывшего бойфренда Бетти Блейза.

Красавчика с крутой тачкой, капитана школьной команды по футболу. «Мужчина – мечта», – как называла его Бет. Но по неизвестным даже для Милен причинам их пути разошлись сразу после окончания школы. И, зная, что тема для Бетти до сих пор болезненная, она ее не касалась.

– Прости, у меня ужасная память на имена, – виновато улыбнулась Мила.

– Да забей, я сама их не всегда запоминаю. Они отличаются-то только размерами членов, и то не всегда, – цинично усмехнулась Бет, помешивая соломинкой кубики льда в стакане.

– Ну, и как у него… с размером? – спросила Милен и, не выдержав, рассмеялась.

– Ну, знаешь, ничего так, двадцать плюс, – беззаботно пожав плечами, прихвастнула Бет.

* * *

Девушки вошли в двери ночного клуба и сразу попали на другую планету. Толпа внутри, подобно огромному косяку рыб, почти синхронно двигалась в плотном и душном пространстве, созданном запахом тел, алкоголя, пульсирующим ритмом света и музыки. Каждый аккорд, словно ударная волна, расходясь кругами, заставлял их тела вздрагивать и изгибаться, как в ритуальных танцах индейцев, когда, накурившись дури, все впадали в общий транс.

Эта странная атмосфера тут же окутала Милен: сотня децибел музыки гремела в голове, пульсировала в висках, разбегаясь по телу волнами, вибрируя в легких. Бет, шедшая чуть впереди, обернулась к подруге.

– Там свободный столик, – надрывая связки, выкрикнула она, указывая куда-то в глубину душного зала.

Мила не любила ночные клубы. Нет, лучше сказать – опасалась их. Она знала, демон внутри обязательно толкнет ее на какой-нибудь необдуманный шаг. Инстинкт стаи действовал на нее сильнее, чем на других, пугая окружающих полным отсутствием тормозов и напрочь стирая границы, которые она старательно возводила внутри себя. Она боялась и в то же время, как неутомимый мотылек, летящий на огонь, стремилась к этому саморазрушению – именно в нем она чувствовала свободу.

«И как она позволила Бет затащить себя сюда? Неужели пара коктейлей настолько усыпили ее бдительность?»

Стоило им сесть на мягкий диван, со стоящим перед ним большим овальным столом, как из снующей вокруг них толпы вынырнул официант.

– Девочки, – протянув каждой карту бара, он обращался в основном к Бет, которая, по-видимому, была частой гостьей заведения, – чего вам принести? – он, как мистер Кульминация, призывно поднял брови, готовый устроить для них все развлечения мира.

– Марис, – по-хозяйски начала Бет, даже не заглянув в меню, – принеси-ка нам как обычно, – произнесла она тоном знатока, который выработался у нее годами посещения подобных заведений.

Марис с одобрительной улыбкой посмотрел на подмигнувшую ему Бет забрал отложенное на край стола меню и снова растворился в толпе. У Милы возникло настойчивое ощущение, что «как обычно» – это что-то не совсем обычное. Она посмотрела на подругу в ожидании объяснений, на что та только махнула рукой, ответив, что речь шла всего лишь о напитках. И тут же начала обшаривать взглядом зал, явно кого-то высматривая.

Через пару минут, вскинув вверх руку, она уже кому-то интенсивно махала. И буквально через мгновение перед их столиком возник уже прилично разгоряченный Блейз номер какой-то и без приглашения бухнулся рядом с Бет, широко расставив ноги.

Он смерил Милен взглядом и, повернувшись к Бетти, что-то шепнул ей на ухо. Бет тут же рассмеялась. Немного наигранно, как обычно смеются женщины, чтобы польстить понравившемуся мужчине. Судя по виду, думал парень точно не головой, поэтому Миле было абсолютно неинтересно, чем он мог ее так рассмешить. Она бы даже сказала: «Боже упаси». Пока Бет, перехватив инициативу, что-то с упоением шептала ему на ушко, он беспардонно разглядывал Милу. От его бесстыжего взгляда, побывавшего, казалось, везде, захотелось прикрыться. Он, видимо, заметил брезгливую гримасу, проскользнувшую по лицу девушки. Усмехнувшись, развернулся к Бет и демонстративно впился плотоядным поцелуем ей в губы. Минут через пять они, наконец, оторвались друг от друга.

– Мила, это – Рэм. Это о нем я тебе сегодня рассказывала, – объясняла Бетти вполне уже очевидные для Милен вещи. – Слушай, он с другом, ты не против, если он тоже присоединится к нам? – прокричала она через стол.

Тут до Милен стало доходить, что неспроста они оказались сегодня в клубе, а вид похотливо облизывающего свои исцелованные губы красавчика с айкью, как у зубочистки, явно говорил, что идея плохая. Мила подалась вперед, но не успела открыть рот, чтобы возразить, как рядом приземлилось это пришедшее с Блейзом нечто. Она инстинктивно отпрянула, уставившись в серые, блестевшие уже не только от яркого света и приличного количества выпитого, глаза.

– Привет, – он закусил губу почти так же, как только что Блейз с неопределенным номером, и ошарашенная Милен изобразила на лице кривую, растерянную улыбку.

– Сэс, – представилось нечто после небольшой паузы. Видимо, Милен прошла отбраковку, и это томно прикусывающее губу чудо решило заговорить.

«Рэм, Сэс… откуда вы такие взялись?» – рвалось с языка, но она сдержалась и с плохо скрываемым раздражением, слишком сухо ответила:

– Милен.

– Красиво, – протянул парень, с той же хамской прямолинейностью разглядывая девушку, как только что его друг.

Мила бросила недовольный взгляд на подругу, которая уже вовсю обнималась Рэмом. Вовремя появившийся официант спас Бет от упреков Милы. Он начал проворно выгружать на стол какое-то неимоверное количество бокалов, стаканов и шотов, которые по всем законам физики просто не могли уместиться на подносе, стремительно пустеющем у него в руках. Мила хлопала глазами, а Бет улыбалась, глядя на ее растерянное лицо. Заметив взгляд подруги, Милен театрально поманила ее пальцем и стала делать недвусмысленные намеки соседу на то, что хочет выйти. Но придурок, доставшийся ей в качестве бесплатного приложения к приятелю Бет, прикинулся, что не понимает этого, и с предвкушением ждал, когда она начнет тереться о его колени задницей, пытаясь протиснуться к выходу.

«Сучонок», – пронеслось у Милен в голове.

И тут же неловкий взмах руки опрокинул содержимое высокого стакана ему на штаны. Парень как ошпаренный вскочил на ноги, брезгливо переводя взгляд со своих испорченных, залитых выпивкой джинсов на слишком довольное лицо Милен. Та же, не церемонясь, поспешила на выход.

– Бет, – ее голос прозвучал предупредительным выстрелом, оторвав разомлевшую подругу от выцеловывания шеи очередного красавчика Блейза.

Преодолев оживленную толпу, оккупировавшую узкий коридор, они оказались, наконец, в умиротворяюще тихом туалете. Сильно подвыпившая блондинка, уперев руки в раковину, придирчиво разглядывала свое потрепанное отражение в большом, хорошо освещенном зеркале. Судя по напряженному выражению густо наштукатуренного лица, она пыталась принять какое-то сложное для себя решение. Увидев чужаков, недовольно поморщилась и, сильно покачиваясь, бросила свое тело в дверной проем. Дверь глухо ударилась о стену и медленно, со скрипом, вернулась обратно. Подруги терпеливо ждали, когда все стихнет.

– Этот урод лапает меня, – выпалила Мила на вопросительный взгляд подруги.

– Слушай, придержи коней. Объясни мне, дуре, в чем, собственно, проблема?

– А ты не понимаешь? – голос взвизгнул предательским фальцетом

– Нет, прости.

– Мы с Полем скоро поженимся!

– О, вот только мне про вашу всепоглощающую любовь с Полем не рассказывай, – брезгливо бросила Бет, рассматривая себя в зеркале.

Не обращая внимания на нарочито преувеличенный укор в глазах подруги, Бетти развернулась к ней и продолжила:

– Я беспокоюсь за тебя. Ты последнее время на взводе. Твоя мать, предстоящая авантюра со свадьбой, – она держала Милен в плотных тисках карих глаз, не давая ей съехать с темы. – Я реально волнуюсь. С тобой определенно что-то происходит. Ну, расслабься, слышишь, – сказала она уже мягче, видя, что та пытается отвести взгляд. – Тебе ведь не обязательно спать с ним, – она вглядывалась в лицо Милы и, не встретив сопротивления, поднажала. – Все не так страшно. Развлекись, пообнимайся и пошли его к черту, – с привычной невозмутимостью добавила она, окончательно убедив Милен в своей правоте.