Отец жениха. Порочная связь

Мила усмехнулась, понимая, что мать не оставит ее в покое и, медленно поднявшись из-за стола, направилась следом.

Когда они оказались в холле, Зои тут же куда-то испарилась, оставив Милен в одиночестве кипеть от бессилия и гнева. Девушка быстро вошла в гостиную, отыскала среди гостей Поля и, бесцеремонно прервав его беседу, потащила к выходу.

– Что стряслось? Ты хочешь уехать?

– Да, – огрызнулась Милен, не поворачиваясь.

– Что, даже не попрощаемся с твоей мамой?

– Я уже это сделала за нас обоих, – с раздражением ответила Мила.

Она старалась не смотреть на Поля, так как понимала, что не права. Ведь для него это – знакомство с ее матерью, и он хочет произвести хорошее впечатление. Но она была уже сыта визитом домой. Чувствовала, как ярость начинает настойчиво пульсировать в висках, пытаясь перерасти, в головную боль. Это была наивысшая точка кипения, и после этой фазы они с матерью обычно начинали орать друг на друга. Ну, как орать? Орала только Милен, Зои, как всегда, была сама невозмутимость, и скоро Мила начинала чувствовать вину, считать эту ссору очередной своей ошибкой. В общем, она старалась не доводить до крайностей. А Поль? Поль скоро привыкнет.

* * *

Весь обратный путь Мила пребывала в состоянии какой-то зудящей нервозности. То она рылась в бардачке в поисках жвачки, то, не найдя ее, принялась искать конфеты, которые постоянно валялись в подстаканниках, но, как назло, не сегодня. Затем полезла на заднее сиденье, чтобы достать из сумки воду. Осушив бутылку, принялась переключать радиостанции. Наконец, ругаясь себе под нос, совсем выключила музыку, откинулась на сиденье и зло уставилась в окно. За стеклом мелькали все те же аккуратные деревеньки, которые они проезжали днем. Но сейчас, в вечерних сумерках, без буйных красок дня, они походили на стоящих вдоль дороги грязных попрошаек, глядевших на них глазницами темных окон.

В образовавшейся тишине, которую разбавлял только шум двигателя, Милен начала успокаиваться. Она повернулась к Полю, который за все время пути даже не пытался заговорить с ней:

– Прости, – коротко сказала она.

Поль мельком взглянул на нее и снова уставился на дорогу.

– Я знаю, это не самое удачное знакомство с родителями, – виновато улыбнулась она. Но Поль снова проигнорировал ее слова. – Поверь, даже если бы мы приехали специально для этого, все закончилось бы точно так же.

– Да брось, – прервал он раздраженно. – Ты все это мне говоришь? Пару месяцев назад отцу подарили новенький «Астон Мартин». Ты знаешь, как я мечтал об этом автомобиле! Я попросил его дать мне ее хотя бы на время. Он все равно не водит машину. Ну что ему стоило? Знаешь, что он мне ответил? – Поль вдруг резко повернулся к ней, и Мила опустила глаза, чувствуя себя отчаянно виноватой. – Он сказал мне, чтобы я заработал на нее, а не клянчил. Мне словно пощечину дали. И так во всем. Так что не нужно разыгрывать мелодрам, – выделяя каждое слово, проговорил он и снова уставился на дорогу.

Гнетущую тишину разорвал телефонный звонок. Поль взял трубку и несколько секунд смотрел на светящийся экран.

– Ну конечно, – буркнул он и с силой нажал «ответить». – Привет, – произнес он сдержанно. Его брови поползли вверх. – Почти приехали. Что-то случилось?

– Ты есть хочешь? – спросил он Милу, на что она отрицательно покачала головой.

– Нет, – бросил он в трубку. – Минут двадцать.

Он отключил мобильник и бросил его в подстаканник.

– Прямо вечер сюрпризов, – не отрываясь от дороги, раздраженно проворчал он.

Мила несколько минут молчала, ожидая, что он сам расскажет, в чем дело, и, не дождавшись, спросила:

– Кто звонил?

– Отец, – после небольшой паузы ответил Поль.

– И? – не унималась Милен, услышав, о ком идет речь.

– Спросил, когда вернемся.

Мила продолжала внимательно смотреть на него:

– Просто он никогда не звонит сам, всегда только через мать. А тут такая забота. С чего бы это?

– Может, волнуется? Уже совсем темно.

Поль с сарказмом посмотрел на Милу и снова отвернулся.

Больше они не разговаривали, а через полчаса уже въезжали в высокие кованые ворота.

Дом с пугающей отчетливостью смотрел на них вереницей темных окон, пока они поднимались по ступеням крыльца. Через несколько минут Мила уже была в своей комнате. Поль машинально чмокнул ее в щеку и устало побрел дальше по коридору.

Мила чувствовала себя вымотанной. Она злилась: на мать, на Поля, даже на Жано, но больше всего на саму себя. Это было ее обычное состояние после возвращения из родительского дома, но сегодня было особенно мерзко. Она обидела Поля. Просто так, ни за что.

Она сбросила с себя туфли и, не раздеваясь, легла на кровать.

Глава 6

Как Милен ни старалась – уснуть у нее не получилось. Мысли в голове роились, как пчелы: она снова вспомнила слова Диди о приятеле матери. Олсоне, кажется. И что маму может связывать с таким типом? К тому же она снова ни на шаг не продвинулась в своем расследовании. Плюс ко всему повздорили с Полем, и Милен не покидало отвратительное чувство вины.

Всю свою жизнь Милен словно писала черновик – ей казалось, что времени еще полно, еще чуть-чуть, и она начнет переписывать набело. А совсем недавно поняла, что переписывать нечего. Единственный человек, которого она по-настоящему любила, уже умер, а все остальное – лишь пыль. Поэтому с такой маниакальной упертостью она искала свою родную мать – уж она-то должна ее любить. Мила словно пыталась найти опору, чтобы зацепиться за нее в этом мире пластиковых чувств. Раньше она думала, что такой опорой стал для нее Поль, пока она не встретила Жано, с которым ощущала какое-то странное родство. Может быть, это – одиночество, что иногда проскальзывало в глубине его холодных глаз?

Ей снова захотелось испытать щемящее чувство опасности, которое охватывало ее рядом с Жано, вдохнуть его силу. Снедаемая этим внутренним зудом, она выскользнула в полутемный коридор.

В кухне был привычный полумрак, Жан стоял к ней вполоборота и смотрел в окно. Он словно нарочно не обернулся. Будто давал ей возможность совершить ошибку, ради которой она пришла сюда. Милен понимала – это безумие. Но жажда почувствовать себя живой пересилила голос разума. Она мягко подошла сзади и положила руки ему на плечи. Он вздрогнул, и спина его тут же окаменела. Сердце лишь трижды успело удариться о ребра, когда она поняла, что это была ловушка. Демон, почуяв ее замешательство, уже не отпустит. Она отпрянула, пытаясь спастись бегством, но Жан не позволил ей.

Он схватил ее за запястье и притянул к себе. Его глаза блестели в полутьме, а лицо исказилось гримасой бешенства. Она попробовала вырвать руку, но он не дал.

– Мне кажется, вы неправильно начинаете свое существование в этой семье, – прошипел он ей в лицо.

Жан не сводил глаз с ее лица. Скулы его вздулись желваками, а губы странно изогнулись. Миле казалось, он едва сдерживается, чтобы не ударить ее.

– Вашу семью? – вдруг выпрямившись, со злостью бросила ему в лицо Милен. В сознании очень вовремя всплыл разговор в машине. – А вы знаете свою семью? Свою жену, сына? – она не давала ему вставить ни слова. Теперь уже девушка жалась к нему всем телом, как нарывающийся на разборку хулиган. Она знала, если он снова заговорит, ей сложно будет удержать инициативу. – Вы хоть раз читали статьи Поля? Что, нет? – с вызовом спросила она, видя промелькнувшую в глазах Жана растерянность. – Между прочим, он хороший журналист. Не проститутка, подстраивающаяся под редактора, а настоящий, думающий журналист. Он отстаивает свою точку зрения, не боится говорить о том, о чем другие предпочитают молчать, – выплюнула она ему в лицо, явно намекая на то, что он-то как раз из тех, кто не готов пойти против системы.

Мила вдруг почувствовала, что перегнула палку и замолчала. Та нерастраченная глухая злоба на мать совершенно неожиданно нашла выход в этом нелепом разговоре.

– Вы несправедливы.

В его голосе уже звучала привычная уверенность, которая только усиливала раздражение Милен.

– Несправедлива? У вас полный гараж отличных машин. Прокатите меня на красном «Астон Мартине», – Мила смотрела на него с вызовом, словно хотела испепелить взглядом.

– Я не вожу автомобиль, – ответил он после короткой паузы. – У меня для этого есть водитель, если вы заметили.

Милен чувствовала, что мсье Бушеми пытается прекратить ставший неприятным для него разговор, но никак не могла остановиться. Обида на весь мир все еще клокотала внутри, а он стал замечательной отдушиной.

– Зачем тогда они вам? Машинки собираете? – усмехнулась она, не прекращая попытки достать его. – Или вы, как истинный коллекционер, не любите, когда трогают руками ваши экспонаты? Вы знаете, что такое «Астон Мартин»?

– Средство передвижения, – спокойно глядя ей в глаза, ответил он.

– Нет, это не просто средство передвижения. Это – свобода. Вы знаете, на что способна эта машина? Пойдемте.

Она схватила его за запястье и потащила в сторону гаража. Он невольно последовал за ней, явно желая узнать, чем закончится весь этот спектакль.

Оказавшись в гараже среди сверкающих, начищенных до зеркального блеска автомобилей, приятного запаха новенькой резины и неприличной роскоши, Милен почувствовала неуверенность, словно стала приходить в себя. Она отпустила его руку, стараясь не смотреть на него.

– Где ключи? – Мила даже вздрогнула от того, насколько резко прозвучали ее слова.

– В машине, – совершенно спокойно ответил Жан, видя ее замешательство. – В бардачке. И от гаража – тоже.

Он уверенно открыл дверцу и первым сел в машину. Поймав на себе его взгляд, Мила поспешила занять водительское место. Она снова замялась. Для того чтобы достать пульт из бардачка, ей придется навалиться на мужчину, а сейчас, когда она начала остывать, это стало казаться ей чем-то ужасно неприличным.

– Подайте мне брелок, – она протянула раскрытую ладонь, и он, чуть помедлив, положил в нее маленький прямоугольный пульт.

Милен пробежалась глазами по кнопкам и нажала верхнюю. Зашелестели, открываясь, ворота, и Мила с облегчением выдохнула. На мсье Бушеми она старалась не смотреть, понимая, что, если сделает это – мучительно покраснеет до корней волос. Сейчас, когда она окончательно пришла в себя, чувствовала ужасную неловкость. Откуда в ней взялось столько злости?

«Черт возьми, – выругалась она про себя и, нажав кнопку старт, услышала раскатившийся по гаражу низкий рокот. – Ну, детка, теперь только не подведи».

Она включила заднюю и довольно резко развернулась. Пассажир, видимо, не привыкший к такой агрессивной езде, невольно схватился за ручку двери.

Мила краем глаза уловила его движение и с каким-то неожиданным злорадством резко нажала на педаль газа. Движок взревел, и с силой всех доступных ему лошадей бросил машину на улицу.

– В трёхстах метрах ворота, – напомнил Жан.

Несмотря на боевой настрой, педаль газа она предусмотрительно отпустила. Машина поехала плавнее. Однако стоило им выехать за ворота, как Милен снова вдавила ее в пол.

Мотор приятно зарычал где-то у нее в груди, разливая по телу восторг. Машина чуть присела, вцепившись в дорогу и понеслась вперед. Ветер трепал длинные волосы Милен, накрывая лицо, словно шелковой вуалью.

Было темно, и только свет мелькавших вдоль дороги фонарей, сливающийся в одну светящуюся линию, напоминал ей о скорости. Она летела вперед, навстречу свободе. Как когда-то в юности, пытаясь убежать от проблем и неприятностей.

В первый раз это произошло, когда ей было четырнадцать. Родители сообщили о том, что она едет в новую школу, да еще и в интернат. Мила восприняла это как предательство. Ярость, ненависть, страх, закипали внутри. Она схватила ключи от любимой папиной машины и так же бешено и рвано выехала во двор. Отец бежал за ней, махая руками, требуя остановиться, но эйфория от того, что она ослушалась, наполняла ее, смешиваясь с гневом. Она летела на бешеной скорости так же, как сейчас, в окнах мелькали фонари, и тихий женский голос пел о любви. Все это слилось в ней в какой-то совершенно немыслимый восторг.

Она не лукавила: машина всегда была для нее свободой. Правда, тогда ее свобода чуть не закончилась тюремным заключением. Ее засекла полиция. Собрав за собой несколько нарядов, Мила заставила их гоняться за ней по всему городу. Вот это была погоня! Конечно, они все же загнали ее в тупик, но она им показала. В участке ее посадили в клетку с проститутками. Отвратительная несвежесть на лицах от обилия косметики, запах дешевого парфюма – она в первый раз увидела представительниц этой профессии так близко. А еще они постоянно жевали жвачку, точно коровы, с открытым ртом, словно выражали свое презрение обществу. Ей ужасно понравилась тогда их непосредственность, их вызов, пренебрежение правилами.

Отец, конечно, внес залог и обо всем договорился. Буквально через час они ехали домой. В машине было тихо, не играло даже радио. Она всем телом ощущала его раздражение. Тем не менее он молчал. Отъехав от участка на достаточное расстояние, он съехал на обочину и, заглушив мотор, строго посмотрел на нее. Ей захотелось так же, как этим шлюхам, жевать с открытым ртом жвачку ему в лицо, что она, собственно, и сделала. Тогда он в первый и последний раз ударил ее. Она закрыла пылающую щеку своей прохладной ладонью и рассмеялась ему в лицо. Кажется, у нее тогда случилась истерика. Он обнимал ее, просил прощения, а она смеялась во все горло, царапаясь и толкаясь.

«Ненавижу, – орала она, – ненавижу вас всех».

И она ненавидела: за предательство, за то, что спустил на тормоза ее выходку, предпочитая договориться и все замять. Как всегда, как обычно… «мы не выносим сор из избы».

Воспоминания слегка отрезвили Милен и, сбавив газ, она свернула на обочину. Когда машина остановилась, она повернулась к пассажиру, словно только осознав, что рядом с ней уже не отец.

– Вам понравилось? – выдала она первую же глупость, что пришла в голову.

– Понравилось. Но можно мы поедем чуть медленнее? Не хочу испачкать салон остатками ужина.

– Хорошо, – смущенно улыбнулась Мила.

Шины снова зашелестели по дороге, и уже через десять минут они в полном молчании въезжали в поместье. Все, о чем Милен могла сейчас думать, как слинять к себе по-тихому? Видеть осуждение в глазах Жано, когда она окончательно взяла себя в руки, было невыносимо.

– Вас проводить? – уже не пытаясь замаскировать насмешку, спросил он Милу, рванувшую к выходу из гаража. И как бы ей ни хотелось воспользоваться его предложением, она коротко бросила: «Нет, спасибо», понимая, что капитулирует.

– Спокойной ночи, – сказал он ей в спину, но дверь уже закрылась, и Мила не услышала его последнюю фразу.

Вернувшись к себе, наскоро разделась и залезла под одеяло.

«Подумаю об этом завтра», – решила она.

***

Утром на Милен обрушилась вся неприглядность и смехотворность вечернего рандеву с мсье Бушеми. Она пыталась ругать себя за несдержанность, но это мало чем помогало от охватившего ее стыда. Благо, Поль счел ее замешательство переживаниями из-за их вчерашней размолвки и, уже окончательно успокоившись, старался поддержать подругу заверениями, что не злится, и даже завтраком в постель. Милен была ему благодарна. Этот прекрасный душевный порыв давал ей время, чтобы успокоиться перед встречей с хозяином дома, которому она вчера так беспардонно нагрубила.

Сославшись на головную боль, она появилась за общим столом только к ужину, на котором узнала, что Жано уехал на очередную конференцию и вернется только завтра. Мила сразу почувствовала себя лучше и даже поболтала с Терезой, пока Поль ездил по каким-то делам в редакцию. Терезе не терпелось узнать все подробности их поездки, и Мила сполна потешила ее любопытство, конечно, обходя все острые моменты.

Следующий день прошел практически так же бездарно, как и предыдущий. Но это затишье давало Миле возможность окончательно прийти в себя. Что было всегда сложно после общения с матерью. Мила уже почти не нервничала перед ужином, решив, что должна попросить у мсье Бушеми прощение за свое поведение. Но за ужином его не было, на вопрос Поля: «Где папа?», Тереза ответила, что он плохо себя чувствует. Милен слегка сникла, приняв эту информацию на свой счет, но отказываться от мысли извиниться не собиралась. Поэтому на следующий день с самого утра она навела справки о его местонахождении, и узнав, что Жано приболел, сделала по своему фирменному рецепту чай с медом и лимоном. Составив все на небольшой поднос, направилась в его комнату.

– Можно?

Милен заглянула в приоткрытую дверь. Мистер Бушеми полусидел в подушках и читал, смешно напялив на кончик носа маленькие прямоугольные очки.

– Я неважно себя чувствую, Тереза сказала? – неуверенно спросил он и, отложив книгу на прикроватную тумбочку, незаметно стянул с носа очки.

– Да, сказала. Я принесла вам чай с медом.

Она прошла в комнату и поставила поднос на тумбочку рядом с книгой.

– Надеюсь, я не помешала? Вы работали?

– Нет, просто пытаюсь убить скуку.

– Получается? – поинтересовалась Милен.

– Ну, худо-бедно… Если вы не торопитесь или, как Тереза, не боитесь подхватить что-нибудь смертельное, можете составить мне компанию, – предложил он.

– С удовольствием.

Милен решила воспользоваться возможностью и, придвинув небольшое кресло ближе к кровати, села.

– Что вы читали? – тут же спросила она, пытаясь побороть неловкость.

Мила вытянула шею, чтобы рассмотреть обложку книги.

– М-м-м, Бодлер, «Цветы зла».

– Читали? – поинтересовался он.

– «О, Боже! Дай мне сил глядеть без омерзенья на сердца моего и плоти наготу», – процитировала она по памяти.

– Прекрасно. Сейчас мало кто может похвастаться знанием Бодлера. Он так же, как сердце, нынче не в моде, – улыбнулся Жан.

– Вечные истины всегда в моде. Просто сейчас все меньше людей хотят над ними задумываться.

– Как вам кажется, о чем он говорит в том отрывке, что вы так блестяще процитировали.

– Думаю, речь идет о принятии себя. О том, что ни при каких обстоятельствах нельзя предавать самого себя.

Милен почувствовала неловкость за свой слишком серьезный тон. Но судя по тому, как Жано внимательно слушал, для него это была не просто вежливая беседа, его действительно интересовал ее ответ.

– Почему не выбор правильного пути?

– Что вы имеете в виду под понятием «правильный»? – Мила откинулась на спинку кресла, позволяя ему увлечь себя в рассуждения.

– Разве не этого мы просим у Бога, говоря: «Не введи нас во искушение»? Смиряя мысли, мы смиряем плоть. Разве не так?

Его взгляд стал напряженным, словно он силился предугадать, что она ему ответит.

«Смиряем плоть», – она задумалась.

– Я все же позволю себе не согласиться с вами, доктор. В этой строке есть фраза, если вдуматься в ее смысл, отрывок зазвучит по-другому.

Он вопросительно приподнял брови.

– «Дай мне сил». Смирение без осознания невозможно. Лишь поняв и приняв себя, можно говорить о смирении.

– А вы принимаете себя, Милен?

– Да, – чуть помедлив, ответила она. – Думаю, да. Я знаю, кто я. Это не вызывает внутри меня разлада. Каждый человек уникален. У каждого из нас свои вкусы, пристрастия, свои понятия о добре и зле. Когда мы перестаем требовать от мира совершенства, начинаем прощать несовершенства себе.

Жан снисходительно улыбнулся, словно показывая, что она слишком молода, чтобы рассуждать на такие сложные темы. Он сидел в задумчивости несколько минут, в течение которых Мила разглядывала его, пытаясь понять, о чем он сейчас думает? Что так отчаянно хочет «смирить» внутри себя?

– Я хотела попросить у вас прощения за свою нелепую выходку, – начала Мила и, смутившись, опустила глаза, когда он посмотрел на нее. – Я не должна была…

– Вы верите в судьбу?

– В судьбу? В судьбу, в смысле десницы Божьей?

– Нет. В то, что все в жизни происходит не просто так. Что каждый наш поступок определяет будущее.

– Вы говорите о возмездии? – Милен нахмурила брови, пытаясь понять, что он имеет в виду и вопросительно уставилась на Жано.

– Наверное, вы правы. Возмездие, – погружаясь в задумчивость, произнес он и слепо уставился перед собой.

А потом словно спохватился и, развернувшись, попытался взять с подноса чашку с чаем, которую ему принесла Милен.

– Я помогу, – улыбнулась она, и чуть привстав, подала ему чашку.

На мгновение их пальцы соприкоснулись, и Милен словно обдало кипятком, все внутри загорелось, и волнение снова заныло в груди. Она отдернула руку и опустила глаза, чтобы он не успел заметить ее смущения. Мила поглаживала мягкий шелковый подлокотник кресла, словно пытаясь лучше рассмотреть рисунок. Она чувствовала, как он пристально смотрит на нее, чуть слышно прихлебывая чай.

– Хотите, я вам кое-что покажу? – прервал он молчание, которое стало неприятно давить на барабанные перепонки.

– Коллекцию машинок? – не удержалась Милен.

– Нет, – выдохнул он с улыбкой.

– Что, сейчас?

– Конечно.

Жан отставил чашку обратно на поднос и слишком проворно для больного поднялся с кровати. Он выжидающе посмотрел на продолжающую сидеть Милен.

– Вы себя как чувствуете? Может быть, повременим с этим? Покажете, как только поправитесь, – спросила Милен, поднимаясь из кресла.

– Не развалюсь по дороге, не волнуйтесь за меня.

– Ну хорошо, – согласилась Милен и все еще неуверенно направилась за ним следом.

Они вышли в коридор, в котором независимо от времени суток был тот же мистический полумрак. Бахрома абажуров из разноцветного стекляруса разбрызгивала блики по затянутым в изумрудный шелк стенам. Мсье Бушеми медленно шел впереди, давая спутнице время еще раз насладиться картинами, висевшими вдоль стен.

У Жана был неплохой вкус. Погрузившись в привычный мир изобразительного искусства, Мила расслабилась, с интересом знатока разглядывая весьма разношерстную публику, представленную ее искушенному взору. Вся его коллекция была мастерским смешением стилей. «Видимо, у него неплохой агент», – отметила она для себя. Кроме довольно большой коллекции классической школы, встречались и современные, но уже проверенные временем авторы.

Ничего непредсказуемого, что могло бросить тень на их владельца. Что касается изобразительного искусства – мсье Бушеми был более осторожен, видимо, боялся прослыть невеждой. Мила усмехнулась про себя. Этот человек не давал ей ни единого повода, чтобы вскрыть его пуленепробиваемую броню. «Кто же ты?»

– Как вам моя коллекция? – он остановился, заметив ее интерес к одной из картин.

– Совсем неплохо, – она подошла ближе, продолжая рассматривать прекрасный пейзаж Моне.

Милен старалась не смотреть на мсье Бушеми, она всем телом чувствовала на себе его взгляд.

– Совсем неплохо для новичка? – его голос звучал в той бархатисто-обволакивающей вариации, которая каждый раз погружала ее в транс.

«А что будет, если он дотронется?» – волна колючих мурашек прокатилась по ее спине и бедрам, вернув в реальность.

– Кто составлял вашу коллекцию, доктор? – спросила Мила неожиданно для самой себя громко и слишком уверенно. Словно хотела прервать его странное, почти гипнотическое влияние.

Он скривил тонкие губы в едва различимой улыбке, явно заметив ее смущение.

– Считаете, мой агент плохо справляется со своими обязанностями?

– Я не вправе оценивать работу вашего агента. Все зависит от ваших предпочтений. Дело может быть совсем не в его компетенции, а в вашей неуверенности.

– Неуверенности в чем?

– Видите ли, мир современного искусства – это часто вызов: себе, обществу, – с жаром начала она, но заметив его изучающий взгляд, смутилась и поспешила немного отойти.

– Идемте, – и, развернувшись, он быстро зашагал в полумрак.

– Разве мы еще не пришли? – уже на ходу спросила Милен, стараясь не отставать.

– Еще нет.

Они прошли до конца коридора и, свернув в какую-то неприметную дверь, очутились на узкой деревянной лестнице. Казалось, что это какой-то потайной проход. Милен прибавила шаг, так как мсье Бушеми уже сбежал вниз и скрылся за ближайшим поворотом.

– Ой, простите, – отскочила она от его широкой груди, влетев в нее на полном ходу.

Он не сказал ни слова и, открыв очередную дверь, щелкнул выключателем. Мила на секунду зажмурилась от яркого света, ударившего ей в глаза. Привыкнув к освещению, осмотрелась. Они оказались в небольшой, совершенно пустой комнате, все стены которой от пола до потолка были завешаны картинами. Здесь не было привычной классики, все они представляли собой современное искусство. Со стен на нее смотрели искаженные самыми невероятными, даже нелепыми трансформациями лица и тела, плачущие собаки. От ярких красок закружилась голова. Обхватив ее плечи, Жан помог ей сесть в небольшое кресло в центре комнаты.