Золушки из трактира на площади

– А вы уже?.. – Бруни многозначительно округлила глаза.

– Ты что? – высокомерно оскорбилась Ванилла. – Как можно? Мы же о-фи-ци-аль-но встречаемся, значит, все должно быть красиво и по правилам! Сначала задушевные разговоры, подарки, – она потрясла сумочкой перед Матушкиным носом, – прогулки под луной…

Не выдержав самой себя, Старшая Королевская Булочница хрюкнула и покатилась со смеху. Бруни, уже давно с трудом сдерживающая смешки, тоже дала себе волю.

– Шутки шутками, подруга, – отсмеявшись, пояснила Ванилла, – а руки у него откуда надо растут! Знает, к чему и как их приложить, чтобы девушке удовольствие доставить! Но остального и правда пока не было! Пресвятыми тапочками клянусь!

– А чем же вы с ним занимаетесь… под луной? – удивилась Матушка.

– Болтаем, – усмехнулась Ванилла. – Обо всем на свете! Он уморительно смешной, языком мелет, как мельница. У меня иногда даже сил смеяться не остается! Настоящий он шут, этот шалопай Дрюня, скажу я тебе, – с гордостью добавила она, – качественный!

– А я… – решила было признаться Брунгильда.

Но тут раздался грозный оклик Пипа:

– Ваше время истекло, болтушки! Пора тестом заняться! У нас сегодня горячий день!

И понеслась булочная страда – от рассвета до полудня, от полудня до заката. Лишь поздно вечером, когда за Ваниллой и мерзавчиками прибыла телега из дворца, Матушка присела перекусить на кухне, положив гудящие ноги на табурет. Пиппо, каждый вечер любовно отмывающий столы и инвентарь, с кряхтением потер поясницу и повел массивными плечами. Но лицо его выглядело довольным.

– Однако шустрого парнишку ты притащила, – похвалил повар, что с ним вообще-то редко случалось. – Мы сегодня на пять корзин больше сделали, чем в прошлый раз! Да он еще успел сгонять за специями на рынок!

– Доверил ему деньги? – восхитилась Матушка. – Не побоялся?

– Он же вернул подстаканники! – невозмутимо заметил Пиппо.

– Ты знал? – Бруни вскочила и звонко чмокнула его в щеку. – И ничего не сказал?

– Мне тоже было интересно посмотреть, что из всего этого получится! – лукаво взглянул повар. – Все, Бруни, я пошел домой! Надеюсь, день завтра будет полегче!

Помахав ему, Матушка вернулась к столу. Из зала доносились стуки и негромкие голоса: сестры Гретель и Весь убирали посуду и расставляли стулья. Через полчаса на двери появится табличка с надписью «Закрыто» – тогда можно будет подняться к себе, ополоснуться прохладной водой, расплести тугую косу и, рухнув в постель, забыться до утра.

Бруни задумчиво грела пальцы о чашку с горячим морсом. Тупая усталость кружила голову, но она не отказалась бы от прикосновений сильных мужских рук к своему телу, от ночного шепота и тихого смеха, от замирания – кожа к коже.

– Хозяйка, мы закончили! – крикнула из залы Ровенна. – До завтра!

– Сладких снов! – напутствовала их Матушка. – Весь, запри двери!

Ставни уже были закрыты. Поэтому оборотень задвинул засовы и, отчаянно зевая, направился было в свой чулан, но Бруни его остановила.

– Ты хорошо справляешься, – серьезно сказала она. – Пип похвалил тебя сегодня, а это дорогого стоит. Но я хочу знать – не зовет ли тебя дорога?

Мальчишка подобрался, будто намеревался прыгнуть. В глазах вновь мелькнул страх.

– Гонишь? – вместо ответа спросил он.

И Бруни поразилась его готовности к худшему.

– Ни за что! Но хочешь ли ты сам остаться? Ведь я – человек. Не родное тебе существо!

Весь подумал и несмело улыбнулся в ответ.

– Хочу, – ответил он. – Здесь вкусно пахнет. И ты добра ко мне!

За все время пребывания в трактире он ни разу не назвал Бруни ни хозяйкой, ни госпожой. Скорее всего, даже угроза жизни не заставила бы его произнести эти слова по отношению к кому бы то ни было!

– Тогда давай потихоньку избавляться от бродяжьих привычек? – мягко предложила Матушка. – Негоже моему помощнику спать в чулане. Наверху есть свободная комната, хочу предложить тебе перебраться туда.

– Мне? – не поверил Весь. – Целую комнату – мне одному?

Комната когда-то была ее детской. Там стояли добротный шкаф для одежды, удобная кровать, стол и скамья, заваленная подушками. Трюмо Матушка при помощи Кая предусмотрительно переместила в свою комнату, решив, что дамское зеркало может оскорбить нежные пацанские чувства.

Бруни, сдерживая улыбку, встала и направилась к лестнице.

– Тебе, – не оборачиваясь, ответила она. – Тебе одному.

* * *

Кай не появлялся несколько недель. Вначале Бруни ждала его каждый вечер, засыпала с трудом, вздрагивая от каждого шороха, спала плохо, видя путанные сны, сулящие беду. Затем рассердилась сама на себя и, стиснув зубы, выкинула из головы все мысли о возлюбленном. Только пела тонкой струной тоска в душе да тело ныло, копя неизрасходованную нежность.

Король заказывал булочки ежедневно, поэтому Ванилла перебралась в трактир, лишь на ночь возвращаясь во дворец. Ее роман с Дрюней набирал обороты: шут подарил возлюбленной украшенный бубенцами букет из монеток, завернутых в конфетные обертки. «Купи себе что-нибудь этакое, красава! – посоветовал он. – Ну, конечно, когда все бумажки развернешь!» Бумажек оказалось много – Ванилла разбиралась с ними три вечера подряд, а когда подсчитала сумму, выяснилось: ее хватит на покупку нового платья, шали, туфель и сумочки со шляпкой в придачу!

– Это серьезное заявление! – воодушевилась Матушка. – Мужчина, готовый потратить деньги в объеме гардероба любимой женщины – достоин всяческого поощрения!

– Я поощрила! – неожиданно зарделась Ванилла.

– О! – только и сказала Бруни, ощутив нечто похожее на зависть.

Близился вечер «чистого» понедельника. Того редкого дня, когда трактир закрывался на генеральную уборку, а Матушка подсчитывала прибыль, относила деньги ростовщику и составляла список тех покупок, что не нужны ежедневно. После обеда Ванилла зашла за подругой, чтобы пригласить ее пройтись по лавкам – надо же было Старшей Королевской Булочнице как-то избавляться от неожиданно свалившейся на нее кучи денег!

– Заодно посмотрим, как провожают принцессу Оридану! – тормошила она Матушку. – Ожидаются Большой королевский эскорт и принц Колей на белом скакуне, безутешно машущий платком вослед возлюбленной!

– Принцесса уезжает? – удивилась Бруни.

За политикой она не следила, слухи и сплетни, щедро обсуждаемые в трактире, не слушала, так же как Пиппо не слушал девичьи разговоры.

– Ну, так они обручились, – пожала плечами Ванилла. – Даже успели поругаться пару раз и посуду побить. В частности, приказал долго жить трофейный сервиз розового крейского фарфора, украшенный позолоченными стрекозами и бабочками. Стоил, между прочим, как целый экипаж!

– Откуда такие подробности?

– Дык супница почила об голову Дрюни, – хохотнула подруга. – Впрочем, голова у него крепкая! И не только голова!

После генеральной уборки, затеянной еще до рассвета, тело ныло, как после побоев, и Бруни рассчитывала полежать, позволив себе редкую роскошь вздремнуть в дневное время. Но Ванилла была настроена решительно. В конце концов, что это за удовольствие – тратить деньги в одиночку?

Сломалась Матушка, когда подруга, оглашая программу проводов, намекнула на первое появление на публике полка, целиком состоящего из оборотней.

– Да никто ничего об этом не знал, – пояснила она удивленной Бруни, в этот момент достающей из шкафа выходное платье и белую ажурную накидку, связанную крючком еще матушкой. – Видать, приказ от короля был, помалкивать. А вчера зашептали во всех углах. Охота взглянуть, как оборотни в мундирах смотреться будут!

Бруни подумала и не стала надевать туфельки в тон платью – запачкают в толпе. Сунула ноги в обычные башмаки, взяла сумочку, и девушки спустились вниз.

Весь, сдвинув отскобленные добела столы к стенам, тренировался с деревянным мечом, который сам выстругал из ножки сломанного стула. Совершал невозможные прыжки и кульбиты, закалывая невидимого противника. Зеленющие глаза горели злодейским огнем.

– Ты остаешься за старшего! – сообщила ему Бруни. – Запри за нами двери и никого не впускай. Я вернусь вечером.

– Не боишься? – поинтересовалась Ванилла, когда они вышли из трактира и отправились на Большую рыночную площадь, или, как ее еще называли, площадь Толстяка Фро.

– Не боюсь, – честно ответила Матушка. – Денег в кассе осталось немного. И потом, если он решит сбежать – мне не удержать его.

– А знаешь, – вдруг сказала подруга, – сердце подсказывает, что он у тебя приживется. Я, конечно, с оборотнями мало знакома, но вот поварят всякого возраста навидалась по самые уши! Оборотень не оборотень, пацаны все одинаковы, когда возраст козлиный!

– А у Веся козлиный? – рассмеялась Бруни.

– Еще чуть-чуть и начнется! – присоединилась к ней Ванилла. – Ой, смотри, петушки на палочке!

Словно судно под всеми парусами, Старшая Королевская Булочница устремилась к лотку со сладостями. Матушка, усмехнувшись, поспешила за ней.

Они гуляли по Торговому кварталу, пока солнце не начало спускаться к горизонту. Накупили уйму вещей, причем Ванилла налегала на красивое белье, а Бруни – на обновки для Веслава и милые дамскому сердцу мелочи вроде гребней и шпилек. А затем игра духового оркестра, донесшаяся сверху, от дворца, заставила улицы и площади опустеть. Сами торговцы, оставив дело на помощников, поспешили на проспект, где должен был проследовать кортеж принцессы Ориданы.

Процессии, передвигавшейся по одной из самых широких улиц, покуда было не видно, но уже слышно. Жадная до зрелищ толпа приветственно улюлюкала, свистела и желала долгие лета обрученной паре.

Однако уже скоро кортеж поравнялся с двумя подругами. Смуглая брюнетка, с прикрытыми изящной кружевной косынкой волосами, ослепительно улыбалась из открытого экипажа видному блондину, гарцующему рядом на белоснежном скакуне, известном горожанам едва ли не больше самого принца. Жеребец по кличке Петр Снежный имел обыкновение сбегать из конюшни и неспешно прогуливаться по улицам, изымая с лотков торговцев фрукты и зелень. Сначала принц его наказывал, но хитрая скотина вновь и вновь находила способ ускользнуть. Наказания, ввиду бесполезности, прекратили, зато стали награждать золотым того, кто вернет гуляку во дворец.

Принцесса Оридана была не столько красива, сколько интересна, а принц Колей – хорош собой, будто сошел со страниц сказок. Правда, в народе его беззлобно называли шалопаем и бабником, но терпели, как терпят самого младшего братишку, которому родительской любви досталось больше, чем остальным.

Духовой оркестр, шествовавший в начале процессии, издавал звуки от величественных до бравурных. За экипажами Ориданы и ее свиты следовала Королевская гвардия – все как на подбор молодцы, выбранные из трех полков за рост, широкие плечи и обаятельные улыбки. Мундиры красного, синего и голубого цветов хаотично смешались, придавая ровным рядам вид будто с полотен безумного живописца. Офицеры, чья форма была украшена золотыми и серебряными аксельбантами, ехали по краям, сдерживая волнующихся, косящих глазом на толпу, великолепных скакунов.

Музыкальные инструменты бликовали от закатного солнца, пылали золотом и оранжем; будто волшебная паутина, накинутая на воинов, блестели аксельбанты, погоны и пуговицы; ослепительно белели косынка Ориданы и круп жеребца. Музыка, шум толпы и мерный топот копыт взлетали к небесам, обнажившимся ради такого случая до глубочайшей голубизны.

Матушка, открыв рот, смотрела на это великолепие и пыталась охватить взглядом сразу все. Ванилла то и дело тыкала ее круглым локтем под ребро и вскрикивала, не забывая вытащить изо рта ярко-красного петушка на палочке: «Смотри, какие ляжки! М-м-м… Мужчина с такими ляжками – это находка для страстной женщины!» или «Глянь на того! Какая челюсть! У него, должно быть, хороший аппетит, а значит, сил много для…» Дальше она щеголяла пойманными во дворце умными словечками, половину из которых Бруни не понимала. «Ах! – восклицала подруга. – Какая лошадка! Вон та, гнедая! А Петр-то, Петр! Не шагает – красуется, кобелина подкованный!»

Бруни разглядывала ляжки, челюсти и конские крупы и думала: сопровождай ее, невесту, этакая толпа народа – она со стыда спряталась бы под днищем экипажа! Однако Оридане, похоже, проводы нравились. Принцесса крутила головой во все стороны, как маленькая птичка в поисках мошек, и пыталась царственно улыбаться, хотя темперамент то и дело прорывался наружу в резких движениях узкой ладони, приветствующей толпу.

«А вот тот хорош! Какая посадка головы! Ну вылитый благородный статуй!» – в очередной раз воскликнула подруга и с хрустом откусила петушку хвост.

Бруни, уставшая от впечатлений и шума, бесцельно скользила взглядом по всадникам, мечтая оказаться в собственной кухне. И вдруг зажмурилась на мгновение – будто солнцем ослепило. На вороном скакуне ехал ее Кай в темно-синем офицерском мундире, не удостаивая толпу даже взглядом. Отрешенный, высокомерный, он был настолько не похож на себя, что она решила: ошиблась, приняв за другого. Однако, узнавая поворот головы, движение сильной руки, легко удерживающей рвущего поводья жеребца, ощутила одновременно и радость, и горечь. Радость – оттого, что видит его. Горечь – оттого, каким его видит. Этот Кай был истинным дворянином, который на таких, как Матушка Бруни, если не посмотрит с определенным интересом, значит, вообще не посмотрит!

Когда он проезжал мимо, Матушка опустила голову, сделав вид, что разыскивает уроненную шпильку. Ванилла во все глаза смотрела в другую сторону – в арьергард кавалькады.

– Ты погляди! – она чуть не выпрыгнула из толпы. – Вон они! Ну красавцы! Ну кобели!

– Кто? – удивилась Бруни.

– Черный полк Королевской гвардии. Оборотни!

Матушка, с тоской проводив взглядом облаченную в синее, удаляющуюся спину, приподнялась на цыпочки, чтобы лучше видеть.

Эти улыбок направо и налево не раздавали, шуточками с горожанками не перебрасывались. Ехали молча, плечом к плечу, смуглые, гибкие, с глазами убийц. Черные расшитые серебром мундиры подчеркивали природную грацию и силу поджарых тел. На них и смотреть-то казалось опасным, не то что преградить дорогу.

Бруни представила среди них Веслава – повзрослевшего, вытянувшегося, по-прежнему лохматого и опасного, как они. Такого, чтобы никто не смел обижать, бить, отбирать еду и… убивать близких.

О том, что родители Веся погибли от рук беснующейся толпы, Матушка узнала случайно. Однажды из чулана донеслись стоны: мальчик разговаривал во сне. Зашла, хотела разбудить, но… прислушалась и села рядом, затаив дыхание. Из вскриков и обрывков слов Бруни поняла, что клан проезжал маленький городок, полный ненависти к чужакам, и его жители спровоцировали ссору. А потом началось тотальное уничтожение. Слишком глубок был страх простых обывателей перед теми, кто видел изнанку мира звериными глазами. Она так и не разбудила мальчишку тогда, стыдясь подслушанной тайны. Смотрела, как текут слезы по его щекам, комкала передник, и казалось: сердце разорвется от чужой заново переживаемой боли.

Кортеж наконец проехал мимо. Приветственные вопли покатились по направлению к порту. Толпа расходилась, шумно обсуждая принца с принцессой, гвардейские стати и… Черный полк.

– Не жди от таких добра! – пробурчал семенящий рядом старичок. – Убийцы и разбойники они. Какими были, такими и останутся!

– С паршивого волка хоть шкуры кусок, – резонно заметил парнишка из компании мастеровых. – Пущай родине послужат, чем бродяжничать да воровать! Аркей наш их в кулаке всяко удержит!

– Молод он ишшо! – проворчал старичок и юркнул в ближайшую подворотню, желая оставить последнее слово за собой.

– Не знаю, будет ли с оборотней толк в армии, – сообщила Ванилла, – но смотрятся они здорово! Сто раз подумаешь, прежде чем ввязаться с такими в драку! Что-то живот подвело! Пойдем поужинаем, подруга?

Бруни любила ходить в другие трактиры. Чудно было сидеть за столиком, разговаривать со служками, выбирать блюда. Она ревниво оглядывала чужие занавески, украшения на стенах, одежду прислуги. С любопытством пробовала еду, приготовленную чужими руками. При этом посещала подобные заведения лишь в компании Ваниллы или Пипа, не стремясь в одиночестве гулять по городу. В родных стенах ей было уютнее. Ванилла же обожала новые места и знакомства и с удовольствием делилась с Матушкой каждым открытием. В этот раз она потащила ее в трактир, расположенный в Торговом районе, неподалеку от площади Толстяка Фро.

На улицах было шумно и весело, как в дни ежегодного Праздника Прибавления. Приподнятое настроение горожан, как оказалось, было вызвано щедростью короля, оплатившего из казны выпивку в городе в этот вечер, о чем, едва кортеж достиг порта, раскричались глашатаи на каждой площади.

– Напьемся? – предложила Ванилла, когда они пришли в трактир.

Она попыталась живописно разложить вокруг своего стула складки юбки, потом плюнула на это дело, отцепила от сумочки морковку и принялась грызть, в ожидании заказа поглядывая в окно.

Матушка, улыбнувшись, покачала головой. Родители учили ее оценивать качество напитка, а не количество.

– Две кружки пива, – попросила она девушку-служку.

– И мужиков к нам не подсаживать! – добавила Ванилла. – Мы желаем тихого семейного ужина!

Служка, кивнув, убежала на кухню и вмиг вернулась с янтарным напитком в запотевших кружках.

– Семейного? – переспросила Бруни.

– Ты ж мне как сестра! – тепло посмотрела на нее подруга. – У меня есть младшая сестрица Персиана и средняя – Матушка Бруни! А что, Матушка, пойдешь ко мне подружкой на свадьбу? – совершенно неожиданно закончила она.

Бруни подавилась первым – самым лучшим! – глотком пива. Вытаращила глаза.

– Что – уже?

– Что «уже»? – кажется, обиделась Ванилла. – Надо и о будущем думать. Годков мне немало, мужиков подходящих и того меньше. А шут – должность при дворе знатная. Вторая после короля, как ни крути!

– А Дрюня? – уточнила Матушка. – Жаждет?

– Чего? – опешила подруга.

– Семейных уз.

Ванилла пожала плечами.

– А разве это имеет значение?

Мгновение обе с недоумением смотрели друг на друга, а затем расхохотались.

* * *

Разошлись засветло. На улицах прибавилось пьяных, облагодетельствованных королем. Правда, стало больше и патрулей городской стражи. Но обстановка явно не располагала барышень к поздним прогулкам без сопровождения. Потому Бруни вздохнула с облегчением, только когда Весь впустил ее в дом, затем предусмотрительно заперев засовы.

В трактире было убрано, не считая сдвинутых к стенам в зале столов и стульев.

– Допрыгаешь – расставь все по местам, – попросила Матушка, направляясь в кладовку, чтобы проверить запасы приправ. Судя по всему, завтра ожидается наплыв мающихся похмельем, а для такого дела лучше всего подходит легкий ароматный суп с особыми пряностями, унимающими качку в желудке и боль в голове.

Оборотень кивнул и подобрал с пола деревянный меч.

Матушка составила предварительное меню на следующий день и список необходимых продуктов и задумалась, что же приготовить на ужин.

– Весь, ты ел? – крикнула она в зал.

Парнишка бесшумно появился на пороге, будто из ниоткуда. Его зрачки лунно блеснули.

– Не-а…

Бруни, не ожидавшая его так быстро, даже вздрогнула.

– Чем бы нам с тобой поужинать? Хочешь, поджарю кусок мяса и картошку?

– Мясо! – снова сверкнул глазами Весь. – Не надо картошку!

Он вернулся было к своему занятию, но, подумав, отложил меч и предложил:

– Если ты хочешь картошки, давай я почищу!

– Хочу, – кивнула Матушка. – Ты чисти, а я расскажу тебе о проводах принцессы…

– Да что там интересного, в проводах-то? – забурчал парнишка, достав миску с ножом и отправляясь в подпол за картошкой.

– Ну, например, сегодня я видела целый полк твоих собратьев.

Весь резко обернулся, балансируя на верхней ступеньке лестницы, ведущей в подпол.

– Как это – полк?

– Полк. В составе Королевской гвардии. Они носят черные мундиры и выглядят настоящими бойцами. А главный у них – принц Аркей!

– Его ты тоже видела? – уточнил мальчишка.

– Может быть, – пожала плечами Матушка. – Я же не знаю, как он выглядит. Зато я знаю, что через несколько лет ты можешь стать таким же, как они!

В ответ раздался грохот. Это Весь свалился в подпол. Бруни, изменившись в лице, бросилась к лестнице.

Мальчишка сидел на полу, потирая затылок. Он поднял взгляд на Матушку, и она увидела в его глазах такую отчаянную решимость, что чуть было не попятилась назад.

– Как? – только и спросил Весь.

– Принц открывает для оборотней факультет в Военном университете. Так мне сказал Кай. Учеба будет бесплатной, но после нее тебе придется двадцать лет отслужить в королевской армии.

Мальчишка одним прыжком взлетел вверх.

– И ты отпустишь меня учиться? – серьезно спросил он.

– Отпущу, – ответила Бруни, сдерживая дрожь в сердце, очень похожую на материнскую. – Если на то будет твое желание!

Весь помолчал, пристально глядя ей в глаза, и это молчание было дороже золота. А затем резко развернулся и нырнул в подпол.

– Сколько картофелин чистить? – донеслось оттуда.

Она поразилась его выдержке. Наверняка радость щекотала пятки, заставляя приплясывать на месте, распирала поющей птицей грудную клетку – ведь он впервые осознал, что может стать кем-то стоящим! Вернуться к своим, как в семью. Ступить на широкую дорогу, постеленную жизнью, ранее обещавшей ему лишь две тропинки в ямах да колдобинах – пути нищего и вора.

– Если ты не будешь – четыре!

Говяжьи ребрышки скворчали на чугунной сковороде, распространяя дивный запах жареного мяса. От картошки вился парок, на ее белых бочках плавился желтый кус масла. Ломти ржаного хлеба казались стенами крепости, возведенной на столе. Матушка вечеряла с Весем в тишине, нарушаемой лишь треском свечи.

Квартальный дежурный маг уже шел со своим посохом по улицам, касаясь им подвешенных на столбах стеклянных шаров и наколдовывая внутри синеватый холодный свет. Его негромкую песенку то и дело прерывали пьяные возгласы, ругань и шум потасовок.

Уличный гул почти не доносился до Матушки, а когда все же слышался, она, морщась, думала: как хорошо, что этот день пришелся на выходной! Потерянная прибыль не так пугала, как необходимость мыть изгвазданные полы, чинить сломанную мебель, вставлять новые оконные стекла и покупать посуду взамен побитой.

В дверь постучали. Сначала тихо, потом все сильнее. Надежда увидеть Кая, вспыхнувшая пожаром в сердце, не оправдалась – тот никогда не стал бы ломиться в дверь.

Прихватив свечу, Бруни вышла в зал. Крикнула:

– А ну уймитесь там! Что вам надо?

– Открывай, Матушка, нам охота выпить! – раздался голос Питера Коноха, одного из местных ремесленников.

Парень был свиреп видом, кустист бровями и огромен туловом – недаром работал молотобойцем у мастера Аскеля, кузнеца. Кроткий, как овечка, подмастерье, выпив, становился неуправляемым, поэтому спиртное домашние от него прятали, а Бруни – по личной просьбе его матушки, с которой он жил до сих пор, так и не женившись, – сильно разбавляла ему пиво и никогда не продавала более крепкие напитки.

Голоса, раздавшиеся следом, указывали на целую толпу измученных жаждой прихлебателей кузнечного подмастерья.

– Пит, мы сегодня закрыты! – спокойно, но твердо сказала Бруни. – Приходите завтра!

Дверь сотряс сильнейший удар.

– Какого хряка! – рявкнул Питер в ответ. – Мне охота выпить!

Створка затряслась. Матушка невольно попятилась, лихорадочно думая, что делать дальше. Бежать через заднюю дверь за стражей? Ворвавшиеся смутьяны разнесут и разграбят трактир так, что, вернувшись, она его не узнает. А то и подожгут – подобное уже случалось в соседнем квартале год назад.

Доски жалобно затрещали.

Сильная ладонь неожиданно подтолкнула Бруни за стойку – к выходу из зала.

– Беги за патрулем, – резко дергая ушами, прорычал Весь. – Я их задержу!

– Они не в себе! – испугалась Матушка. – Убьют тебя!

– Не уб-ю-ют… – провыл в ответ оборотень, начиная превращаться. – У-у-хо-ди-и…

Кинув последний взгляд на упавшего на пол и корчащегося в судорогах мальчишку, Бруни вздохнула и бросилась прочь.

К ее счастью, патруль как раз показался в начале улицы. Она набрала воздуха в легкие и крикнула изо всех сил: «На помощь!» И еще на всякий случай: «Пожар!» Метнулась обратно, оказавшись в зале как раз в тот момент, когда дверь слетела с петель, а несколько человек, размахивая горящими факелами и ножами, ввалились внутрь. И были остановлены низким рычанием и яростным клацаньем зубов черного зверя, вздыбившего шерсть на холке и между острыми ушами.

Прижавшись спиной к стойке, Матушка разглядывала животное, больше всего напоминавшее волка-переростка. В своей человечьей ипостаси Веслав был жилист и худощав. Став зверем, он сохранил эти черты. Но она замечала, как бугрятся под кожей стальные мышцы, и старалась не смотреть на его оскаленную пасть.