Золушки из трактира на площади

Гость тронул ее кружку своей и отведал напитка, но одним глотком не отделался.

– Сколько тебе лет? – допив до дна и стукнув кружкой об стол, поинтересовался он. – Ты действуешь на меня как шарик мороженого на ребенка! Хочу все о тебе знать!

Бруни пригубила пива. Посетитель не вызывал в ней чувства отторжения, как те, что пытались разговорами заманить ее в постель. Было в нем что-то располагающее, к чему стремилась душа, желая раскрыть свои тайны. Но…

– Для «всего» мы еще мало знакомы, – строго уточнила она и подвинула к нему тарелку с супом. – Меня зовут Матушка Бруни, и мне двадцать три.

– И сколько же у тебя детей, матушка? – поинтересовался гость.

– Мой трактир называется «У Матушки Бруни», – ровно пояснила она. – А детей у меня нет. Я вдова.

Гость, уже взявшийся за ложку, опустил ее обратно.

– Прости! – искренне воскликнул он. – Прости меня, Бруни! Простишь?

Взяв ее руку, поднес к губам. Коснулся тыльной стороны ладони – сначала дыханием и лишь потом губами. Нежно. Уверенно. Спокойно.

Матушкино сердечко сбилось с такта.

– А как вас зовут? – почему-то шепотом спросила она, ощущая, как тепло его ореховых глаз окутывает ее, будто шалью в зябкий осенний вечер.

– Какое имя тебе по нраву? – отпустив ее руку, улыбнулся он. – Я сегодня весь вечер несу невесть что и говорю невпопад. Чтобы искупить вину, предлагаю тебе выбрать мне имя и загадать желание, которое обязуюсь выполнить!

– Пусть будет… Кай? – она взглянула на него вопросительно.

Он наконец принялся за суп.

– Пусть будет. Ну вот, теперь мое имя ты знаешь, а я до сих пор не слышу твоего желания!

Бруни была уверена, что гость не имел в виду ничего неприличного, но фраза прозвучала двусмысленно, и девушку бросило в жар. Чтобы взять себя в руки, она пробормотала первое, что пришло в голову:

– Вот если бы вы могли остановить травлю оборотней…

Кай поперхнулся супом.

– Интересное желание для молодой хозяйки, – заметил он. – Чем оно вызвано?

Сбиваясь и путаясь – мысли были совсем о другом, – Матушка поведала собеседнику об утренней сцене в лавке Розена.

– Вы же понимаете, что мальчик украл просто от голода? – спросила она, заглядывая ему в глаза.

Почему-то ей казалось важным, чтобы гость согласился.

– Понимаю, – серьезно ответил тот. – Могу предположить, что короля этот вопрос тоже беспокоит: с одной стороны, бродяжничество и преступления, участниками которых оборотни вольно или невольно становятся, с другой – жестокость населения по отношению к ним и кровопролития, происходящие в основном в провинции. Чтобы как-то исправить ситуацию, его величество начал потихоньку привлекать их к государственной службе. Сейчас из них набран особый гвардейский полк. Об этом пока мало кому известно.

Бруни никогда не слышала об оборотнях-гвардейцах, своего собеседника видела впервые в жизни и ничего о нем не знала, но поверила сразу и безоговорочно!

– Но это еще не все! – продолжил Кай. – Осенью под патронажем принца Аркея откроется факультет для оборотней при Военной академии.

– Обучение будет платным? – заинтересованно спросила она.

– За них заплатит казна с условием, что после окончания академии они будут служить на благо королевства в течение двадцати лет. Оборотни, хоть и не в ладах с дисциплиной, прирожденные бойцы, а способности делают их намного опаснее обычных солдат.

Матушка вспомнила отчаяние, тщательно спрятанное в зеленых глазах мальчишки, и представила его взрослым, в форме королевского гвардейца. На сердце стало тепло.

– Спасибо! – тихо сказала она.

– За что? – удивился Кай.

– Вы помогли мне принять одно важное решение, о котором я еще минуту назад не подозревала!

– Я рад, – искренне улыбнулся гость. – Но этот экскурс в этническую политику королевства не считается выполненным желанием! Так что у тебя, Матушка Бруни, есть второй шанс! А что ты обычно делаешь в выходные?

– У меня не бывает выходных… – смутилась она и вдруг вспомнила, как отец рано утром приводил ее в порт, где стояла на причале его маленькая яхта.

Они уходили в море до заката, ловили рыбу, загорали и купались. А на следующий день в меню трактира появлялся рыбный суп с острым красным бульоном, в который добавляли белые сухарики.

Вот это были выходные! Но, когда родители умерли, стало не до отдыха.

– О чем ты подумала? – заинтересовался Кай. – Я вижу в твоих глазах грусть и радость – одновременно!

– Я бы хотела выйти в море, – все еще представляя бесконечный бархат и кружево волн, прошептала Бруни. – Отец брал меня с собой на «Зоркую» – его яхту.

– А где она сейчас?

– Мне пришлось продать ее, когда родителей не стало.

– Тяжело было? – гость, с сожалением покачав головой, отодвинул пустую тарелку и потянулся к другой – с ребрышками.

– Ну… – пожала плечами Матушка. – Непросто.

– И как же ты справилась? – Кай взглянул на нее с интересом.

– Просто делала, что должна.

Матушка подлила ему пива и случайно встретилась глазами с Турмалином, сидящим в углу, за спиной гостя. Тот улыбнулся, одобрительно кивнув. На сердце Бруни стало радостно – одобрение старика придавало ей уверенности.

Когда в трактире стало слишком шумно, Кай поцеловал ее руку и поспешил уйти, оставив более чем щедрую плату. Он улыбался, прощаясь, и вообще выглядел сытым и довольным, что не могло не радовать хозяйку заведения.

Баюкая ощущение тепла его губ на своих пальцах, она вернулась за стойку и первым делом спросила у Ровенны, где парнишка.

– Наелся, как хряк, и дрыхнет в чулане, – сообщила та в перерывах между беготней с подносами. – Наверх я его не пустила, хозяйка…

Она не договорила, но Бруни и так поняла – старшая Гретель боялась, что оборотень что-нибудь украдет.

В дверях показался Томазо Пелеван – глава Гильдии каменщиков. Невысокий, кряжистый и рыжий, как лесной пожар. Матушка заспешила навстречу – проводить дорогого гостя за отдельный столик.

– Здравствуй, дочка, – приветливо кивнул тот, – подай легкий ужин, чтобы мозги ясными остались. Сейчас ко мне человек подойдет – переговорю с ним по душам.

Матушка заторопилась на кухню.

Томазо знал родителей Бруни и даже, поговаривали, сватался к ее матери. Сейчас мастер был прочно и счастливо женат на дочери одного из купцов, торгующих товарами для верховой езды, и по субботам приводил к Матушке весь рыжий выводок – поесть земляничного пирога с мороженым и горячих вафель со взбитыми сливками. В память о долгой дружбе Бруни всегда подавала ему морс в стаканах с серебряными подстаканниками, которые отец привез из Росалавля.

Подстаканников в буфете, стоящем в задней комнате за стойкой, не оказалось. С нехорошим предчувствием Бруни направилась в чулан и не нашла мальчишку на скамье, куда Ровенна уложила его спать. Кража расстроила ее донельзя, но куда больше горечи вызвал побег оборотня. Ведь она твердо решила дать ему кров и пищу, ну а там… как получится. Идея с факультетом оборотней при Военной академии казалась крайне привлекательной.

Даже не успела узнать, как его зовут…

Бруни вернулась за стойку и вдруг ощутила, как давит на плечи тяжесть прожитых лет и одиночества.

– Что-то случилось? – испугался, увидев ее, Пип. – На тебе лица нет!

– Просто устала, – бледно улыбнулась Матушка. – Суматошный какой-то день…

– А ну-ка, бегом наверх и спать! – приказал он. – Мерзавчики я уже отправил с Ванилькой, а за посетителями мы с девочками присмотрим.

– Но… – попыталась возразить Бруни.

– Спать, я сказал! – рявкнул повар, лихо махнув топориком для разделки мяса.

В такие минуты спорить с ним было опасно.

Матушка поднялась к себе, наскоро ополоснулась и легла в кровать, раньше принадлежавшую родителям. Старый матрас прогнулся, уютно устраивая ее в своих объятиях. Под шерстяным одеялом было тепло и удобно. Кто там говорил о холоде вдовьей постели?

Бруни вспомнила испуганный взгляд маленького оборотня… и расплакалась.

* * *

Рассвет только тронул бледными пальцами ставни, а Матушку уже кто-то с жарким шепотом тряс за плечо:

– Хозяйка, проснитесь! Да просыпайтесь же!

Бруни с трудом разлепила глаза. Так вчера устала, что сама не помнила, как заснула.

– Ровенна? Что случилось?

– За вами приехали!

– Кто?

Сон развеялся окончательно.

– Кто приехал, что ты несешь?

– Тот господин, что был здесь вчера. Он просил разбудить вас и передать, что ждет внизу, чтобы сопровождать на прогулке. Видели бы вы его экипаж!

– Пресвятые тапочки! – выдохнула Брунгильда и, вскочив с кровати, заметалась по комнате. – Ровен, что мне надеть, как причесаться?

Служанка перехватила ее и, чуть не насильно усадив в кресло перед зеркалом, полезла в шкаф.

– Раз едете гулять – одеться надо удобно и так, чтобы можно было раздеться! – заявила она тоном, не терпящим возражений.

Бруни почувствовала, как щеки заполыхали в огне. Сама того не желая, служанка озвучила ее тайные мысли.

– К полудню будет жарко, и коли тепло оденетесь – запаритесь, – продолжала бурчать старшая Гретель, доставая белую нательную рубашку, платье из плотного сукна на шнуровке и шаль, – а коли легко оденетесь – схватите лихорадку навроде господина Турмалина и начнете кашлять!

Через несколько минут с помощью Ровенны Матушка была умыта, одета и причесана. Сбежав вниз, она обнаружила Пипа на кухне, несмотря на ранний час. Дверь в чулан оказалась открытой, а на лавке… крепко спал давешний парнишка, трогательно подложив ладошки под щеку. Не веря своим глазам, Бруни заглянула в буфет и увидела подстаканники на своем месте. Изумление и радость заставили ее сердце раздуться воздушным шариком. Счастливая, с горящими румянцем щеками и блеском в глазах, она влетела в зал, едва не наскочив на вчерашнего посетителя. Тот медленно прохаживался, посматривая в окна, но, заметив Матушку, застыл, разглядывая ее так, словно видел впервые.

– Доброе утро, Кай! – просто сказала она, и он так же просто ответил:

– Доброе утро, Бруни!

Повисла пауза. Они не могли отвести друг от друга глаз. Матушка хотела поведать ему о подстаканниках, он мечтал рассказать ей о том, как она прекрасна, но оба молчали, позабыв слова. До тех пор покуда тишину не нарушило многозначительное покашливание. У выхода из трактира выстроились Пип и сестры Гретель. Повар держал в одной руке любимый топорик для мяса, а в другой – скалку.

– Добрый господин, – обратился он к гостю, – каким бы знатным вы ни были, вам стоит знать, что, если с нашей Брунгильдой что-нибудь случится, вы перестанете быть добрым господином!

Сестрички Гретель выглядели испуганными, но сурово свели брови, изображая кровожадность. Зрелище было то еще!

Кай с трудом сдержал улыбку, однако ответил повару со всей любезностью, на которую был способен:

– Я обещаю заботиться о ней и защищать, если потребуется, друг мой. И не причиню вреда ни словом, ни действием. Слово дворянина!

– Смотрите, – Пип погрозил скалкой, – вы обещали!

И ушел на кухню. Его широкая, как у бобра, спина выражала крайнее расстройство.

Кай подал Матушке руку и вывел на улицу под перекрестными взглядами сестер.

Увидев экипаж, Бруни ахнула. Красное дерево и черная кожа, малиновый бархат сидений и изящная ступенька для подъема были великолепны. Но четверка вороных – сильных, изящных, тонконогих – оказалась выше всяких похвал! Матушка не удержалась и бросилась к лошадям, по-девчоночьи перепрыгивая через лужи, огладила шелковые морды, потрепала острые уши и тщательно, волосок к волоску, причесанные гривы. Пожалела, что нет с собой соленых корочек, чтобы порадовать лошадок лакомством.

Гость терпеливо наблюдал за ее восторгом, и в его глазах плясали смешинки, будто солнечные искры. Наконец, она вспомнила о нем, смутилась и юркнула в карету, едва коснувшись пальцами его ладони.

Экипаж тронулся, за окнами потянулись дома, лавки и чугунные столбы фонарей, будто гвардейцы на карауле.

Кай устроился напротив Бруни. Задумчиво смотрел в окно, иногда крутил массивный перстень на среднем пальце правой руки. Матушка, хоть и интересно ей было выглядывать из окна кареты, искоса наблюдала за ним, отмечая великолепную осанку, благородный профиль и блеск каштановых кудрей, в беспорядке падающих на плечи. И вдруг поймала себя на том, что хочет запустить в них пальцы, ощутить их мягкость и густоту… Вновь, как и утром, бросило в жар, опалило румянцем кончики ушей и щеки. Она сделала вид, что загляделась на проходящего мимо лоточника, несущего на плече доску с горячими батонами, да получилось так пристально, что парнишка споткнулся и чуть не упал.

Ветер принес знакомые запахи – свежести и свободы, соли и водорослей. Запахи моря. Карета миновала проезжую часть набережной, съехала к причалам и остановилась у борта великолепной трехмачтовой шхуны. Бруни испуганно посмотрела на спутника.

Тот вышел, подал ей руку. Заметив ее взгляд, улыбнулся и кивнул в сторону.

Она проследила за его жестом и увидела у дальнего причала маленькую белоснежную яхту, скромную и изящную. Мысль о том, что она вновь ощутит качку, соленые брызги на коже и хлесткие удары ветра, привела Матушку в восторг, но Бруни только сморгнула навернувшиеся от радости слезы и благодарно сжала сильную руку провожатого. Не выпуская ее пальцев, тот отвел девушку на яхту и усадил на лавку. Принял от слуги, идущего следом, корзину с припасами, ловко выбрал концы и отчалил, оттолкнувшись от пирса длинным шестом. А затем сбросил плащ, снял камзол и сапоги и занялся парусом. Совсем скоро яхта взяла курс на запад – в открытое море.

Матушку охватило странное оцепенение. Качка усыпляла, запах водорослей и ласковые прикосновения солнца, только оторвавшегося от горизонта, вызвали в памяти те мгновения, когда рядом был отец. Ей грезилась его белозубая улыбка и колечки ароматного дыма из длинной трубки, с которой он не расставался, хрипловатый голос, отдающий команды, и выражение глаз, устремленных в самое сердце моря…

Кажется, она задремала, потому что очнулась лишь от теплого касания пальцев. Открыла глаза и увидела склонившегося над ней Кая.

– Бедная, – тихо сказал он, продолжая гладить ее по щеке, – совсем не высыпаешься с этой работой, да?

Бруни запрокинула лицо ему навстречу. Потянулась, будто росток к солнечному лучу, жадно разглядывая оказавшиеся так близко его четко очерченные красивые губы, волевой подбородок, легкую щетину… Несмело накрыла его руку своей.

Кай наклонился еще ниже. Прошептал, едва касаясь губ губами:

– Только если ты сама хочешь…

Ком в горле не дал ответить.

Сильные ладони обхватили затылок и потянули вверх.

Он поцеловал ее, сдерживая себя, боясь напугать. Опустился на колени, чтобы обнять и притянуть к себе, целовал, не давая отвернуться, да она этого и не желала! Лишь задохнувшись от нахлынувших эмоций, чуть отстранилась. Он тут же отодвинулся, глядя на нее серьезно и… печально. И этот взгляд ударил Бруни в самое сердце, заставил, взяв Кая за ворот рубашки, вновь потянуть к себе, на себя.

Так бережно и нежно ее не касался никто, включая мужа. Казалось, в распоряжении Кая была целая вечность, которую он собирался посвятить изучению тайн женского тела. Он наслаждался Бруни, как изысканным музыкальным инструментом, заставляя звучать ранее молчавшие струны ее желаний, но, в конце концов, и сам не выдержал, сплетясь с ней в страстных, жарких и сильных объятиях…

Солнце давало уже достаточно тепла, позволяя лежать на палубе обнаженными, однако Кай нащупал упавшую шаль и укутал в нее Бруни. Крепко прижимая ее к себе, он ни о чем не думал, баюкая мгновения счастья и покоя. А она, тяжело дыша от переполнявших чувств, прятала лицо у него на груди, не желая, чтобы он видел, как она плачет. И сама бы затруднилась ответить, отчего слезы – от невероятного сочетания странной пустоты в душе и истомы, разлившейся по телу, или от желания продлить минуты близости и осознания невозможности этого?

Волна ударила в борт, тронув тела прохладными брызгами. Кай встрепенулся, заглянул Бруни в лицо. Нежно вытер ладонью мокрые щеки.

– Хочешь пить?

Она кивнула. Села, подтянув колени к груди и кутаясь в шаль. Собственные оголенные плечи, щиколотки и ступни неожиданно показались слишком откровенными.

Кай принес два бокала – с водой и вином. Матушка выбрала воду… но передумала в последний момент. Ароматный напиток теплом прошелся по горлу, вскружил голову, отодвинув стыд на задний план. Держа Кая за руку, она тихо призналась:

– Мне было хорошо с тобой…

Его ответный взгляд наполнял теплом и надеждой. Не отвечая, Кай встал, чтобы закрепить штурвал и спустить парус, и вернулся обратно. Легко пересадил Бруни себе на колени, со смешком заметив:

– Какая же ты матушка? Девчонка как есть!

И вдруг шепнул, тесно прижав ее к себе:

– А мне с тобой как!..

И вновь его поцелуи рисовали затейливую вязь на ее коже, его руки заставляли ее изгибаться навстречу движениям, а хриплый голос сводил с ума. Под застывшим в зените солнцем, на синей атласной простыне моря они были одни в целом мире. Мире, в котором продолжали кипеть страсти, рождаться и умирать люди, начинаться и заканчиваться войны.

* * *

Когда горизонт порозовел, Матушка уже спускалась в зал, чтобы растопить печь к приходу Пиппо. Но, к ее удивлению, на кухне было тепло, а в печной пасти весело прыгал огонек.

– Весь, ты тут? – позвала она, улыбаясь.

Мальчишку, как оказалось, звали Веславом, однако для удобства имя сократили.

– Да, – смешным важным басом ответил оборотень.

Он не только затопил печь, но и натаскал воды из колодца в большую кухонную бочку.

Бруни ласково взлохматила его густые черные вихры. Стричься Весь отказался напрочь. Напевая, она принялась разогревать морс, выкладывать на противень приготовленные с вечера блинчики с мясом и сыром: ремесленники, шедшие на работу рано, забегали в трактир перекусить или купить еды с собой. Закончив с утренними приготовлениями, собрала на деревянный поднос простой, но сытный завтрак – краюху хлеба, плошку с топленым маслом, вареные яйца и кувшин с подогретым молоком. Кай, если оставался ночевать у нее, просыпался рано. Вспомнив тепло его тела совсем рядом, Матушка улыбнулась. С той памятной прогулки на яхте прошло несколько недель, но страсть и нежность, захватившие обоих в плен, не отступали под гнетом рутины. И еще – удивительное дело – Каю и Бруни хорошо молчалось друг с другом, когда иссякали слова.

Поднимаясь по задней лестнице в свою комнату, Матушка услышала бухтение Пиппо. Повар, находясь с утра не в настроении, особенно в такие пасмурные дни, как сегодня, ворчал по любому поводу и даже пытался давать Весю подзатыльники. Впрочем, юркий мальчишка легко их избегал.

После возвращения с морской прогулки Бруни не стала заводить с оборотнем разговор о краже подстаканников, заметив только:

– Пиппо нужен поваренок на кухне. Если обещаешь мыть руки – можешь оставаться!

Веслав тогда сверкнул на нее зеленым глазом и кивнул. А через мгновение уже крутился под ногами Пипа в лихой бандане, скрывающей кудри. Если повар и пришел в шок от новоявленного помощника, то промолчал, видя отношение к нему Брунгильды. А затем вынужден был признать, что от мальчишки есть польза: обостренное обоняние оборотня выявляло несвежие продукты на раз и, самое главное, позволяло добавлять приправы в тесто в идеальных пропорциях.

Кай торопливо одевался, когда Бруни внесла поднос в комнату.

– Не успеваю позавтракать, родная, – насладившись вкусом ее губ, сообщил он. – Сегодня надо пораньше!

– Хоть молока выпей! – Матушка сунула ему в руки кувшин.

И поймала себя на том, что они разговаривают как любящие супруги. Поймала – и затаилась, баюкая страх в душе. Ведь она до сих пор не знала настоящего имени возлюбленного. Не подозревала, откуда он приходит к ней и куда уходит. Куда… к кому? Была ли она для него любовницей – одной из многих, или единственной подругой? Сердце шептало «да». Да, единственная, да, любимая… Но кто же в здравом уме доверяет такому непутевому органу?

– Что с тобой? – Кай внимательно смотрел на нее. – Изменилась в лице…

– Ничего, – Бруни отвернулась, делая вид, что вытирает передником совершенно чистый стол перед тем, как поставить на него поднос. – Когда мы увидимся?

Обняв за плечи, он развернул ее к себе.

– Не знаю. Могут быть дела, которые потребуют моего постоянного присутствия. Я приду, как только смогу!

– Хорошо, – покорно ответила она.

Подалась навстречу его прощальному поцелую, проследила, как он открывает дверь и выходит из комнаты. Постояла, стиснув руки на груди. А затем допила оставшееся в кувшине молоко и отнесла вниз поднос. Раз так получилось, она позавтракает на кухне, а затем окунется в каждодневные заботы, которые помогут ей пережить горечь расставания.

Сестры Гретель уже вовсю хлопотали в зале, расставляя скамьи и табуреты. Весь подметал на кухне пол, иногда совершая выпады черенком метлы в глаз воображаемому противнику.

Решительно застучали каблучки, и в трактир вбежала раскрасневшаяся Ванилла. Ее шею украшал кокетливый розовый платочек, а на поясе был подвешен зеленый бархатный кошель, декорированный… свежей морковкой.

– Папочка, привет! – она ворвалась в кухню, поцеловала Пипа в лысину, чмокнула Бруни в нос и похлопала по щеке Веся, отчего тот скривился, будто девица покусилась на его лучший клык. – Нам нужны булочки, булочки, булочки! И как можно больше! Сегодня прибывает принцесса Оридана для знакомства со своим будущим супругом, принцем Колеем!

И она закружилась в танце, который причудливо сочетал в себе народный стиль и придворную жеманность.

– Очумела? – лаконично поинтересовался Пип.

– Да что с тобой? – засмеялась Брунгильда, хватая подругу за руку и заставляя остановиться. – И откуда эта сумочка с морковкой? Я у тебя такой не помню!

Ванилла посмотрела на отца, уже снявшего со стены большущую миску для опары, прихватила поднос с завтраком и потащила в дальний угол залы, за тот самый столик, где обычно сиживал господин Турмалин.

– Пип, я сейчас, – виновато сказала Бруни.

Повар, покосившись на нее, усмехнулся.

– Девчонки сопливые. Без секретов жизни не мыслите! Иди уж… Мы с Весем опару и без вас заведем! Правда, клыкастый?

– А то! – радостно кивнул пацан, занося метлу в чулан.

Бруни, прихватив кувшин с морсом, поспешила к подруге, уже вовсю уплетающей хлеб с маслом.

– Я голодная как волк! – заявила та. – И дико хочу спать!

– Какое спать, у нас мерзавчики! – Матушка тоже отломила кусочек.

– Ты не то говоришь! – обиделась Ванилла, корочкой зачерпывая масло из плошки. – Ты должна была спросить: почему? Почему я голодная и невыспавшаяся?

– И? – подняла брови Матушка.

– Что – и?

– И почему?

– Потому что я влюбилась и провела ночь с волшебным мужиком! – пояснила подруга. – И еще у меня болит живот!

– Так быстро? – удивилась Бруни.

– Дура, – беззлобно фыркнула подруга. – Живот болит от смеха. Я смеялась всю ночь!

– Он тебя щекотал? – изумилась Матушка.

Ванилла подавилась морсом. Откашлявшись, подняла на Бруни покрасневшие глаза и сказала страшным шепотом:

– Я познакомилась с Дрюней!

– С кем? – не поняла Брунгильда.

– С Дрюней – любимым шутом его величества Редьярда Третьего! И мы… Как это говорится?.. Встречаемся уже две недели – вот!

Матушка разлила морс по стаканам, взяла себе яйцо и ломоть хлеба побольше и приготовилась слушать.

– Как-то на рассвете спускаюсь я в кухню. Ты знаешь, люблю первой приходить, даже до поварят еще! И вижу Дрюню! Сидит на столе и морковку грызет! Я, конечно, книксен сделала, как умела, – кто он и кто я? А он давай ржать! «Я, – говорит, – такую изящную коровеллу впервые вижу!» Ну, типа комплимент! «Как, мол, вас зовут, прекрасная незнакомка?» Слово за слово, мы с ним разговорились, пока я опару для утренних блинчиков заводила – король их страсть как любит, с творогом и вишней! А потом быстренько соорудила омлет с грибами, и мы с шутом позавтракали. И, представляешь, он оказался младшим сыном сеньора еще моего деда! Папка в город подался – на заработки, а родня наша так и живет в Руссе. И мы с Дрюней в детстве по одним и тем же оврагам лазали, в одних и тех же лесах живность ловили, купались в одной реке! Он даже мою любимую заводь знает – ловил там сомов иногда! Ну… поговорили и разошлись. А следующим утром смотрю – тут как тут. И опять с морковкой! «Всегда любил кухни, – говорит, – уютные они и искренние, не то что залы да будуары! А за тобой наблюдать, красавица, вообще одно физиологическое удовольствие! Ты сама как твои булочки – белая, пышная и уж, наверное, мягкая!» Видишь, слово-то какое подобрал – «физиологическое»! Я ему: мол, до моей мягкости вам – как мне до вашего титула. А он: «Это почему ж так? Я собой хорош, умен и деньжата водятся! Разве плохой кавалер?» Я и сказанула, не предлагает ли он мне официально встречаться. Вот так прямо и заявила – «официально»! Пусть знает, что мы тоже не лыком шиты и о физиологическом удовольствии понятие имеем! А он морковкой в затылке почесал и отвечает: «Давай рискнем, красава! Почему нет? Только об одном помни – у меня график ненормированный, от короля зависит. Так что я сейчас с тобой, а через секунду – с ним. И чтобы без обид!» На том и порешили!