Зона заражения

– Итак? – спросил человек. Он говорил на математически правильном английском, как будто через автопереводчик. Возможно, так оно и было, последние модели автопереводчиков – их работа совершенно незаметна.

– Мы все сделали, как вы сказали, мистер, – сказал лысый здоровяк-пакистанец, – немного пугнули его.

Здоровяк в отличие от собеседника говорил на хинглише[31], на котором сейчас говорили две трети лондонцев.

– И?

– Серьезный парень, сэр. У него было что-то в кармане, возможно, оружие.

– Он не испугался вас?

– Нет, сэр. Думаю, он мог выстрелить в нас.

Человек с белой кожей невидимо улыбнулся в темноте. Он все видел через камеры дрона, но не помешал бы и рассказ свидетелей. Он никогда не «срезал углы», хорошо выполнял свою работу. Так его учили.

– Полагаю, вы кое-чего ждете, джентльмены.

Он достал бумажник, а из бумажника – две банкноты по пятьдесят новых фунтов. Протянул банкноты каждому из эвакуаторов, чернокожему и пакистанцу. Они неуклюже поблагодарили – это было немногим меньше того, что они зарабатывали за месяц, если не считать чаевых.

– Благодарю, сэр.

– Я полагаю, у вас плохая память на лица?

– Несомненно, сэр.

– В таком случае не смею вас задерживать, джентльмены.

Эвакуаторы еще раз неуклюже отблагодарили и забрались в свою машину. Болтливы они или нет – это не имело никакого значения. Они уже были мертвы, хотя и не знали этого. Банкноты в пятьдесят фунтов стерлингов были их билетами в ад: на каждой из них был необычный, очень редкий и дорогой синтетический яд, моментально разлагающийся на свету. Если же до наступления светового дня банкнот коснется кто-то еще – они тоже трупы. Что Ликвидатора ничуть не заботило: смерть от этого яда маскировалась под смерть от употребления наркотиков. Обычное дело в нынешние, нелегкие времена.

Сам же Ликвидатор, проследив взглядом за отъезжающим эвакуатором, забрался в машину. В «Рейндж Ровере» было двое, и один из них был похож на Ликвидатора как две капли воды. Они не были братьями, схожесть была результатом первичного отбора и комплекса пластических операций. Это было необходимо… именно так они и охотились. Схожесть позволяла им подменять друг друга, создавать себе алиби, беспрепятственно проходить таможни. Навыки у них тоже были схожи: их учили одному и тому же.

У второго Ликвидатора не было собственного имени, он отказался от него, когда подписал контракт, как и все другие в специальном отряде. Его звали просто – «брат», и никак иначе. Или – «напарник», можно и так.

Брат достал мощный фонарик, посветил на руки Ликвидатора, потом протянул Ликвидатору жидкость для чистки окон во флаконе с распылителем, и Ликвидатор, открыв дверцу машины, побрызгал на руки, стараясь, чтобы стекало на асфальт. На его руках были перчатки, но не обычные, а химические, которые получаются методом напыления. Именно поэтому яд на банкнотах на него и не подействовал. Можно было бы ограничиться тем, что осветить руки фонариком и нейтрализовать яд, но Ликвидатор смыл перчатки, потом вымыл руки водой из бутылки и напылил новые перчатки. Кстати, жидкость для нанесения таких одноразовых перчаток продавалась в любом хозяйственном магазине и использовалась для работ по дому, а не для ликвидаций.

– Смотришь?

Брат похлопал по лежащему на коленях планшетнику. Именно на него они вывели сигнал с беспилотника, нарушая, кстати, тем самым королевский статут об обеспечении права на неприкосновенность частной жизни граждан в цифровую эпоху.

– Смотрю.

Им было плевать на то, что они нарушали. Среди прочего в багажнике «Рейндж Ровера» в кейсах, которые не просветить ничем, лежали несколько изделий фирмы B&T, швейцарской оружейной мануфактуры, изделия которой были дороги и ценились у понимающих людей не меньше, чем швейцарские высокоточные часы.

– И что там?

– Треплется со своей сукой.

В отличие от Ликвидатора, брат родился в дурной семье, на самом дне общества, и спецназ для него был спасением от тюрьмы и скорее всего смертной казни. Иногда это прорывалось – сам Ликвидатор никогда бы не подумал сказать так: треплется со своей сукой.

– Подключи анонимайзер. Вызови полицию.

– И что им сказать?

– Что там-то и там-то человек с оружием. Бандит. Угрожает им женщине. Пусть поедут и проверят. Как подъедут – разбуди меня. Посмотрю.

Брат послушно вызвал на экран окно анонимайзера, начал подсоединять телефон через переходник. Британские полицейские – все-таки полные придурки.

Ликвидатор достал из кармана питательный батончик, откусил кусок, откинулся на спинку сиденья и почти мгновенно заснул. В спецназе их учили засыпать мгновенно и точно так же мгновенно просыпаться. Их учитель говорил им, что для полноценной деятельности человеку достаточно спать всего по пятнадцать минут раз в четыре часа. Этому надо просто научиться – и Ликвидатор это умел.

Что касается полиции… ему было интересно, как поведет себя цель, когда его задержит полиция. Ему интересно и то, будет ли у цели оружие… обычно оружие проходит по протоколу, а чтобы ознакомиться с ним, надо всего лишь вломиться в сеть полицейского управления. Тут даже вламываться не надо – придурки британцы открыли часть полицейской сети для любого, у кого был электронный ключ адвоката, а он купил электронный ключ адвоката этим утром за пятьдесят фунтов, в лавке в мигрантском районе, где продавали перепрошитые краденые мобильники и предоставляли международные телефонные звонки за счет каких-то добропорядочных британских лохов.

Конечно, совершенно не обязательно так делать. Достаточно просто найти способ подослать объекту ту же отравленную банкноту, или нанять нескольких громил, или подложить бомбу в машину. Или… сзади, в кейсе лежит B&T APC300 с глушителем, высокоточная автоматическая винтовка с оптикой, из которой он попадает в голову движущейся цели метров за триста. Однако он получил немалые деньги за заказ, а согласно требованиям заказчика, убийство должно было быть публичным и жестоким. Простое убийство не устраивало, Ликвидатор не понимал почему, смерть есть смерть, но, в конце концов, заказчик заплатил большие деньги, и потому был прав…

А может, Ликвидатору было просто все равно.

Париж, Франция

Центр города

22 мая 2036 года

Они приходят, превращают все вокруг в помойку и говорят, что это райский сад. А тех, кто не согласен, они убивают.

Дэвид Игнатиус про мусульман

В Париж можно было добраться несколькими путями. Можно Евроэкспрессом, который идет через не так давно восстановленный тоннель под Ла-Маншем[32]. Можно было самолетом, если плевать на цену на билет[33]. Недавно возродившийся и ставший довольно популярным способ – с собственной машиной на пароме через Ла-Манш на Атлантическое побережье Франции или даже в Амстердам. Последний способ был хорош тем, что вместе с тобой была машина, а в машине можно было везти свое оружие. На дорогах, ведущих к Парижу, свирепствовали мигрантские банды, но я путешествовал четвертым, не означенным выше способом. А именно – чартером компании «Крайс» (так назывался холдинг Крайса) до бизнес-терминала в Ле Бурже.

В Ле Бурже меня встречали. Нанятая за счет моего нового работодателя служба безопасности – группа «Трианон». Изначально швейцарская, созданная выходцами из десятого спецотряда разведки армии Конфедерации – элитной группы парашютистов и боевых пловцов. Сейчас, после банкротства и поглощения SECOPEX, ведущей французской фирмы обеспечения безопасности, на континенте они занимали лидирующие позиции.

Три бронированных «Форда» китайского производства ждали меня у самого трапа. Бронированные решетки, защищающие стекла, следы от попаданий на бортах. Я знал, что во Франции все плохо, но не знал, что настолько.

В «Трианоне» меня знали, поэтому, несмотря на понятное отношение к конкуренту, прислали известного мне человека. Его звали Дидье Шарк, и, несмотря на французское имя, он был алжирцем и мусульманином. Бывший сержант-шеф Иностранного легиона, пришедший в легион из хулиганской банды, он был известен в арабском мире настолько, что в некоторых местах его именем пугали детей. Шариатский суд несколько лет назад вынес ему смертный приговор, но и в свои сорок шесть Акула был жив, здоров, агрессивен и готов ко всему.

Поскольку мы часто работали вместе – как только я сошел с трапа, мы обнялись. От Шарка пахло восточными пряностями и немного кровью.

– Все так плохо? – спросил я, садясь в машину и показав на след от пули на двери.

– Да как сказать. Нуары[34] есть нуары… Иногда камень кинут, иногда бутылку, иногда и пуля прилетит. Всякое бывает…

Машины рванулись с места, мой уютный Гольфстрим оставался позади. А впереди был настоящий ад…

Париж, некогда город влюбленных – теперь его титул перешел к Барселоне[35], – было не узнать. Я видел его много лет назад…. Но еще тогда тут не было такого.

Мы шли по автостраде на ста пятидесяти, с обеих сторон – бетонные стены. Необходимость в наши неспокойные времена – иначе машины будут обстреливать. Почему? А просто так – потому что у них нет машины, а у тебя есть. Заборами были огорожены и путепроводы, так чтобы сверху нельзя было кинуть гранату, бутылку с зажигательной смесью, вести огонь или броситься под колеса. Все заборы были исписаны, причем каким-то образом они были исписаны изнутри. Мы шли на предельной скорости, видно не было, но я и так знал, что там написано. Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк Его! Бей и режь неверных!

Машин было немного просто потому, что нормальной жизни здесь не было, машину мог позволить себе не каждый, и на дорогах не было такого количества машин, на которые они были рассчитаны. Мы ворвались в предместья Парижа, подобно атакующей армии, распугивая машины резким криком сигнала-крякалки. И были вознаграждены бутылкой с зажигательной смесью – бензин, отработанное моторное масло, накрошенный пенопласт, – полетевший в нас откуда-то с крыш и упавшей между головной машиной и нашей. Она вспыхнула чадным пламенем, и через долю секунды мы проехали по ней.

– Сукины дети…

Конвой сбросил скорость, тут машин уже было побольше. Это был пригород – высоченные, по двадцать этажей многоквартирные дома-крысятники. Когда-то французское социальное государство построило их, чтобы расселять беженцев, а потом их дети и внуки отблагодарили тем, что начали ваххабитское восстание. Поваленные щиты заграждения, треск мотоциклетных моторов по параллельным улицам, за нами моментально увязались, как стая волков, гонящих лосей и ждущих, пока из стаи выпадет самый слабый. Мои сопровождающие держали автоматы на коленях, я отказался от своего… если не спасут десять человек охраны, значит, не спасет ничего. Мотоциклисты гарцевали, вихрем проносясь мимо машин, то отставая, то вырываясь вперед. На одном из мотоциклов на длинном древке был прицеплен флаг Имарата Кавказ[36] – белый, с черными буквами шахады. Ничего… помните, значит. По-хорошему надо было сразу… лить и лить, пока там червя живого не останется. Если сомневаетесь – посмотрите, что сотворили с Парижем…

Где парижские бульвары? Где уличные кафешки и запах свежих круассанов по утрам – их сменила омерзительная вонь горящего в бочках мусора, а то и покрышек. Где дорогущие квартиры, где разврат Булонского леса – исламисты единственные, кто смог справиться с проституцией в этом районе путем порок, отрубания ног, рук, голов, сжигания заживо. Где Периферик? Где Ролан Гаррос?

Ничего больше нет. Ни-че-го.

Конвой продвигался вперед, не обращая внимания на светофоры. Дома, некоторые как после бомбежки, видны горящие кое-где на балконах костры. Раздолбанные машины, уличная торговля, кое-где – шпили новопостроенных прямо во дворах и скверах мечетей. Торговля… шумный базар прямо на улицах, лавки, сидящие на корточках люди. Но местные знали какую-то грань. Никто даже не подумал открыто кинуть камень в проходящий конвой или выстрелить. Только мотоциклисты гарцевали, словно напоминая о том, кому принадлежат останки этой некогда великой страны.

– Тут хоть какая-то власть есть? – спросил я, чтобы разбавить тяжелое, напряженное молчание.

– Ты что, шутишь, – сказал Шарк, – кому нужен этот Париж? На юге мы контролируем ситуацию, эти туда и не думают соваться. Там у нас и агропромышленность, и производство… а вот это все – кому это нужно? Только центр еще держится.

Для несведущих поясню: именно Иностранный легион, сборище бродяг, стал центром возрождения новой Франции, когда все вокруг катилось ко всем чертям и толпы молодчиков врывались в католические храмы и ради смеха обстреливали дороги и школы. Марсель… Корсика… именно там остались настоящие французы. Спаянные клятвой чести и верности, взявшие в руки оружие, готовые драться за свою страну с пришельцами и утверждать Ave Maria mater dei так, градом пуль – так, как это понимали на Востоке. Там из командования легиона, донов мафии и крупных предпринимателей было организовано нечто вроде нового правительства. Практически без боев им удалось взять под контроль большую часть провинциальной Франции, там все равно не любили селиться нуары, ведь там надо работать, в то время как в Париже можно было просто получать пособие и наслаждаться жизнью.

Что же касается самого Парижа, то он не без неприятностей разделился на две части. Какая-то его часть окружила себя высокой стеной, наняла вооруженную до зубов охрану, объявила себя «свободной территорией» – что значило, что налоги платить живущие там люди не собираются. В эту часть некогда столицы любви вошла центральная часть Парижа и район Дефанс. Остальные части столицы, населенные мигрантами во втором, в третьем, уже в четвертом поколении пригороды, были брошены на произвол судьбы. Пособия больше не платили, правила игры были предельно жесткими: за поджог машины расстрел на месте, за попытки атаковать линии энергоснабжения – карательная операция. Постепенно выжившие вошли в какой-то симбиоз со свободными территориями: первые поставляли вторым запретные удовольствия (типа детей для секса или услуг в виде охоты на человека), наркотики, выполняли по дешевке кое-какие работы. Вторые отстегивали какие-то суммы, но все они попадали тайным королям трущоб. В сущности, Париж вернулся к тому состоянию, которое было отлично описано в романе Анн и Сержа Голон «Анжелика – маркиза ангелов». В одном городе, считавшемся на тот момент одним из самых цивилизованных в мире, рядом сосуществовали пышный королевский двор Людовика XIII и страшное трущобное дно, возглавляемое своими королями и управляемое по своим законам и правилам. Эти два мира существовали рядом, но в то же время почти не пересекаясь, и мало кому удавалось шагнуть из одного мира в другой, как красавице Анжелике…

Пришла и наша очередь. Непоправимо изуродовавшая город стена напоминала заграждения из Half Life – перегороженная улица, стена мешков HESCO, поверх – бронированная колонна с прожекторами и бойницами, сделанная из… самой обыкновенной трубы большого диаметра. Кстати, труба большого диаметра – потрясающая вещь, защита со всех сторон, и от нее только так рикошетит. Мы их использовали в самых разных случаях, от основы линии обороны с проделанными бойницами и до заглубленных в землю ходов и укрытий, которые не вскрыть даже гаубичным огнем. Труба была и здесь – на уровне третьего этажа, ее прикрывали автоматчики и автоматические газовые пушки.

Поскольку машины принадлежали ЧВК, мы прошли по зеленому коридору, нас даже не обыскивали, просто сверили ID, зарегистрировали и пропустили. За стеной был совсем другой Париж. Ни копоти на стенах, ни следов от пуль – чистенькие дома, автомобили, единственная разница – туристов мало. Не время для туризма. Мои сопровождающие расслабились, автоматы были вложены в держатели на крыше, по рукам пошла сигарета. Полагаю, это тоже некое признание меня «своим» – в присутствии обычного клиента они вряд ли бы осмелились курить марихуану.

– Как сам-то? – спросил Шарк. – Я слышал, у тебя семья теперь появилась…

У самого Шарка семьи не было никогда. Он и не пытался ее завести, для него было достаточно семьи брата, обычного человека, гражданского – Шарк их очень любил. Семья брата погибла, когда он сражался в Нигерии – кто-то бросил в окно спальни осколочную гранату…

– Да… – ответил я неожиданно даже для себя самого. – Да, у меня теперь есть семья.

– Это хорошо…

– Приличный бутик знаешь?

– Можем заехать. А зачем тебе?

– Хочу сделать подарок…

Подарок – не для Насти.

Да, я знаю, мне самому стало стыдно, когда я вышел из этого бутика. Как-то не получается у меня пока… быть семейным человеком. И даже просто человеком в отношениях, который просто помнит о том, что есть кто-то еще, тоже не получается.

Надеюсь, научусь…

Я заселился в отель «Георг V», даже с учетом нынешней ситуации с туризмом это для меня было слишком круто. Но меня заселили, и я не потратил ни цента на проживание в лучшем отеле Парижа, просто «Крайс Групп» имела там закрепленный за ними номер. Просто так – для топ-менеджеров, перспективных клиентов и для самого Крайса, если ему придет в голову посетить Париж. Оцените, господа, на кого я теперь работаю. Это уже не уровень шавок, хватающих крошки. Это по самым верхам.

Человека, с которым я должен был встретиться, звали Рахим ага-Хан. Он был потомком уникальной династии исмаилитов – династии, которую королевские династии мира признавали королевской, несмотря на то что у них никогда не было королевства. Ага Хан был Великим пиром ордена Исмаилитов – тайной суфийской секты в исламе, у которой по миру могло насчитываться от пяти до пятидесяти миллионов приверженцев – столь большие различия были обусловлены тем, что ваххабиты зверски убивали человека только при подозрении, что он исмаилит. Наиболее известным лидером исмаилитов был Карим ага-Хан, он же Ага Хан IV, духовный лидер секты исмаилитов на протяжении всей второй половины двадцатого и начала двадцать первого века. Уникальность Ага Хана IV была в том, что, несмотря на мусульманские корни, он сам лично был полностью интегрирован в европейский высший свет, его матерью была британская баронесса, а сыновей он женил на американских топ-моделях, потому что во времена, когда жил его отец, было модно жениться на британских аристократках, а когда жили его сыновья, в жены выбирали топ-моделей, которые ради этого принимали ислам. Он делал пожертвования в правильные благотворительные общества, был вхож в Букингемский дворец, стал основателем курорта Понте-Черво, участвовал в Олимпийских играх и вел светский образ жизни. Ага Хан, вероятно, и был тем, кого ожидали видеть в лидерах мусульманского мира европейские аристократы, – один из них, ни в коем случае не фанатичный бородатый старец и не лопающийся от денег и осознания собственной важности принц из династии аль-Саудов, трахающий своего слугу. Проблема была в том, что Ага Хан был один. А бородатых старцев со временем становилось все больше и больше…

Ага Хан VI (пятый взорван в Риме вместе с еще полсотней людей – Исламское государство постаралось) жил в отеле «Георг V» постоянно вместе со своей супругой Шафией (русская топ-модель, в какое-то время стало модно жениться на русских топ-моделях, перешла в ислам и приняла мусульманское имя), именно в дверь его номера я и постучал ровно в девятнадцать ноль-ноль по местному.

Дворецкий – старик, словно вышедший из фильма про георгианскую эпоху – провел меня в некое подобие залы. Ага Хан VI уже был там, супруги еще не было. На нем был смокинг с бабочкой, и я понял, что его величество собирается goes out, если столь приземленными словами позволительно будет описать какой-то светский раут.

– Ваше высочество…

– Господин Волков, я правильно понимаю?

Ага Хан VI был похож на своего деда, тоже Ага Хана, только четвертого. Плейбой, совершенно не похоже, что мусульманин – гладко выбрит, прилизанные волосы. В нем совершенно не было черт, присущих людям с Ближнего Востока – черные глаза, оливкового цвета кожа. Впрочем, это было неудивительно – чего еще ждать, если бабушка – британская баронесса, а мать – американская топ-модель. Он был гражданином мира – при этом каким-то образом он оставался своим и для своих подданных, подданных невидимого королевства, которых насчитывалось от пяти до пятидесяти миллионов душ.

– Верно, ваше высочество.

– Господин Крайс рассказывал мне о вас. Вы знаете, что он наводил о вас справки еще с прошлого года?

Я этого не знал. Обычно, если кто-то наводит обо мне справки, я об этом узнаю, это может быть первым шагом на пути к мести или проискам конкурентов. У меня много врагов, а как сказал мистер Уинстон Спенсер Черчилль, если у вас есть враги, значит, вы что-то собой представляете. Но тут мне ничего не сказали, и с этим еще надо будет разобраться. Деньги, конечно, решают все, но честь, я полагаю, дороже денег.

– Нет, ваше высочество, не знал.

– Господин Крайс… – король невидимого королевства застыл перед зеркалом в полный рост, проверяя свой костюм на безупречность, – очень дальновидный человек. Я восхищаюсь им, у него далеко идущие планы…

В холл вышла женщина.

Даже выше короля, причем ноги… да… хотя – топ-модель, что тут сказать. На ней было какое-то скромное, шоколадного цвета платье, почти вечернее. Почти – потому что пышности для вечернего недоставало, все-таки больше повседневности, чем надо. Тщательно уложенные в прическу волосы, искусный макияж…

– Милый. Я готова…

– Шафия… это господин Волков, он работает на нашего общего друга из Лондона.

– Сударыня…

Мне не понравился ее взгляд. Хотя она и была моей соотечественницей, все равно не понравился. Это не взгляд, это лазерный луч, которым просвечивается пакет с покупками на кассе. Сразу видно, что в пакете и сколько это стоит. Вот и тут… то же самое.

Нет, мне это совсем не понравилось.

Домашнее задание я сделал. Звали ее Наталья, родом она была из Нижнего Новгорода, как Водянова. Родилась в нищей семье, но уже в пятнадцать перебралась в Москву. В семнадцать приняла ислам – то есть, когда она встретила принца, она уже была мусульманкой. Тусовалась в Дубае, в Риаде… в общем, там… Сообразительная девица, принять ислам в семнадцать лет… сразу сообразила, чем можно выделиться из толпы таких же длинноногих и голодных.

Я не судья, я давно перестал судить людей, и мне плевать на все, что не касается лично меня. Я и не палач, кстати. Некоторые мои конкуренты подрабатывают заказными убийствами, я это точно знаю. Я с самого начала решил – нет. Если кто-то предлагает мне организовать заказное убийство, не важно, за Периметром или в его пределах, – я встаю и ухожу.

Мусульманского в ней не было ничего. Кроме разве что глаз – такой миндалевидный разрез глаз присущ как раз восточным женщинам.

На своего супруга она посмотрела совсем другим взглядом.

– Вы опять будете говорить о делах?

– Боюсь, что придется, дорогая…

Она раздраженно фыркнула.

– Почему бы тебе не перепоручить дела исполнителям?

Принц пожал плечами.

– Кысмет…

У арабов это означает «судьба».

– Я подожду в холле.

Принц пожал плечами с каким-то извиняющимся видом.

– Боюсь, Шафия несколько… не похожа на покорную мусульманскую супругу… прошу отнестись с пониманием…

– Понимаю, ваше высочество…

Я достал из кармана то, зачем ходил в бутик.

– Передайте это вашей супруге, как только будет возможность…

– Что это? – принц с интересом посмотрел на подарок.

– Исламский золотой амулет, ваше высочество. Вручите его вашей супруге как подарок от меня со всем почтением…

Принц взял коробочку.

– Несомненно, я сделаю это. Возможно, вид золота примирит ее с вами…

Про себя я подумал – хороши мусульмане. Ношение любых амулетов, в том числе с видом Корана, изречениями из него, с видами Каабы или мечети Аль-Харам является многобожием, и подобное утверждение не раз подтверждено достоверными хадисами. Однако принц этого не знает, он и на себя наверняка нацепил такой же, хотя этого и не видит. Интересно, почему ему доверяет Крайс? Чтобы начать хоть с какой стороны разгребать ту зловонную кучу, которую сейчас представляют собой земли за Периметром, нужны люди, которые соображают, что там происходит, могут жить той же жизнью, которой живут там. Принц ничего этого не знает и не понимает.

Плохо. Впрочем, хорошо последнее время никогда и не было.

Париж, бывшая Франция

Пригород, неконтролируемая территория

21 мая 2036 года

Бело-лунного цвета «Рейндж Ровер» – оказался в числе тех машин, которые погрузились на паром, чтобы плыть через Ла-Манш тем же путем, которым в свое время плавал Д’Артаньян и его друзья – из порта Дувр в порт Кале. Паром был скоростным, в отличие от многих других пассажиров, которые поднялись наверх, чтобы пропустить по стаканчику, из «Рейндж Ровера» никто не вышел.

В Кале, на выезде, документы почти не проверяли. Проверяли дешевые машины, грузовики… именно в таких могли быть беженцы… точнее, не беженцы, а мигранты или, не дай бог, такфириты, задумавшие очередное кровавое деяние на своем пути к Аллаху. Но если бы даже «Рейндж Ровер» и проверили – у его пассажиров были полностью выправленные документы и на себя, и на машину, и даже на оружие. Они были зарегистрированы как операторы частной военной компании, имевшей инкорпорацию в Варшаве, и имели полное право на транзитный провоз незаряженного группового оружия и заряженного личного. Люди в «Рейндж Ровере» не раз пересекали границы и знали все тонкости этого дела.