Полная версия
Фантасмагория. Книга вторая. Утоление жажды
Трое подвыпивших парней привязались к какому-то мужчине средних лет. Тот что-то сказал им и быстро заскочил в отходящий трамвай. Один из парней рванулся, было за ним, но двери резко захлопнулись, и трамвай тронулся с места. Парень угрожающе и яростно погрозил крепко сжатым кулаком вслед, громко крикнув, что они ещё встретятся, и вернулся к своим ребятам.
Тут же на остановке появились два франтовато одетых молодых человека. Они также были навеселе, хотя сейчас ещё было раннее утро. Впрочем, сегодня была суббота, а вчера, говорят, везде выдавали зарплату. Правда, вчера пьяных на улице было много меньше.
Один из вновь прибывших неловко оступился и случайно задел локтем того парня, который хотел было броситься за трамваем. Тот обернулся, и что-то угрожающе сказал. В ответ в качестве ответа послышалась несусветная брань. Он ответил. Слово за слово, и ребята сцепились прямо на остановке. Началась драка.
Двое против троих, силы были не совсем равны, и скоро эти двое были основательно побиты. Один из них склонился над мусорной урной, выплёвывая кровь из разбитого рта, и вдруг увидел в ней пустую бутылку. Остальное уже было делом техники – дно бутылки отлетело в сторону, зазвенев о металл, и открылись острые зазубренные края, а горлышко как раз удобно входило в руку.
Разбитая бутылка – это уже серьёзно и это серьёзное оружие. Им можно сильно порезать, если постараться. Трое парней угрюмо отступили к киоску.
Это не моё дело, – подумал Ринат. – Что я могу сделать? Ничего. На это есть милиция.
Кругом были сотни людей, они проходили мимо сцепившихся ребят, бросали взгляд на них, и тут же отворачивались, не желая вмешиваться, и шли мимо. Никто не хотел связываться.
И каждый думал: почему именно я, что я могу один сделать?
Где-то за поворотом зазвучала милицейская сирена. Ребята, дравшиеся на остановке, сразу же стушевались и бросились врассыпную.
Ринат пошёл дальше, к троллейбусной остановке. Прошёл через вокзал, заглянул в киоск «Союзпечати». «Кругозора», конечно, не было. Наверно, уже весь раздали по блату!
На остановке как всегда было полно народу. Подошёл в троллейбус и тут же начался его отчаянный штурм, а точнее, штурм его раскрывшихся дверей. Невзирая на лица, на пол, возраст, молодые и не очень молодые, пожилые и старики, здоровенные мужики и хрупкие девушки, старушки типа «божьих одуванчиков» и прочие как сумасшедшие и как в последний раз рвались в троллейбус.
Еле-еле смог пробраться и сесть в транспорт и Ринат. Конечно, как сказать, сесть… Он стоял на задней площадке, стиснутый со всех сторон телами своих соседей до такой степени, что даже не мог нормально дышать, потому что не мог полностью вдохнуть из-за того, что не хватало объёма. Спереди началась перебранка, – кому-то, как всегда, наступили на ногу, кого-то толкнули локтем, а ещё кому-то не передали билет. Тот, кому уже испортили настроение, старательно портил его всем остальным.
Троллейбус ехал долго, около получаса, люди то входили в него, уплотняясь, то выходили, но всё время было очень тесно. Наконец, стало немного посвободнее, и Ринат понял, что приближается к своей остановке.
Чей-то острый локоток буквально вбуравливался ему в спину, но Ринат стоически терпел и не выражал громогласно своего неудовольствия, но в отместку как бы случайно старался наступить стоящему за его спиной на ноги, в ответ на что локоть, в свою очередь, ещё сильнее вбуравливался в него.
На остановке было пустынно. Ни души. Никто кроме Рината не вышел, все оставшиеся в троллейбусе ехали дальше.
Было без пяти восемь, в конторе сидели один – два человека, может быть, немного больше. Ринат поздоровался, ему не ответили, и он спокойно прошёл на своё рабочее место. В восемь часов в свой кабинет угрюмо прошагал начальник, что-то буркнув вместо приветствия для сотрудников. Контора начала заполняться.
Рабочий день был уже в самом разгаре, когда начальник вызвал Рината к себе и довольно грубо отчитал его за допущенные ошибки в отчёте. Другой человек хотя бы заволновался для приличия или возмутился, но Ринату было всё равно, что думает о нём его начальник. И все потому что работы он своей не любил, удовольствия от просиживания в конторе своих штанов никакого не получал, и работал исключительно только ради того, чтобы два раза месяц можно было бы расписаться в расчётной ведомости и получать аванс и под расчёт, а иногда, если очень повезёт, то и премию.
Безмятежно выслушав начальника, он сделал озабоченное и покаянное лицо, клятвенно обещал исправить недостатки, после чего спешно удалился из кабинета.
После обеда время прошло очень быстро. Приходила секретарша из управления по каким-то личным делам и всё время бросала на Рината томные взгляды. Она давно уже держала его на примете, и имела на него определённые виды, но никак не могла добиться взаимности, поскольку у него уже были опытные, старые связи на стороне, и он абсолютно не хотел связываться с женщинами, пусть даже интересными и расположенными к нему, на своей работе. Тем более что это повлекло бы определённые изменения в его жизни. А он уже привык к однажды сложившемуся укладу и не хотел ничего менять.
После работы зашёл в магазин, купил немного помидоров и сметану в пакете. Подошёл к телефону-автомату, вложил «двушку» и позвонил. Никто трубку не взял. Позвонил по другому номеру. Тот же эффект. Делать было совершенно нечего. Дома его никто не ждал. Разве что только телевизор…
Подошёл к кинотеатру. Шёл какой-то очередной боевик. Супер-боевик! Очередь была громаднейшая. Встал в очередь. Рядом какой-то мужчина предложил лишние билеты. Мигом среагировал и был вознаграждён за это – несколько довольно ощутимых ударов из толпы и билет на очередной сеанс.
В течение двух часов длилось кровавое действие. Сюжет фильма действительно был захватывающий, да и убийств было порядочно – бандиты порешили где-то около двадцати человек, в то время как их самих было всего пятеро. Правда, их тоже всех переубивали под конец. Хэппи энд, как и положено, справедливость как и всегда восторжествовала. Мёртвая справедливость.
Когда Ринат вышел из кинотеатра в толпе зрителей, то был уже вечер. Он поехал обратно тем же маршрутом, что и на работу. Так было удобнее добираться. Пьяных было уже побольше, чем утром. Среди них попадались как женщины, так и мужчины. То и дело слышалась нецензурная брань, громкие выкрики, а то и слёзы. Впрочем, на пьяные слёзы мало кто обращал внимания. Пьяные часто плачут, почти без причины.
На трамвайной остановке около знакомой металлической урны валялись осколки бутылки. Следов крови не было.
В трамвае было много народа. Ринат сел в мягкое сиденье и уставился в окно. Ему не хотелось смотреть на стоящих рядом пожилых женщин с тяжёлыми авоськами в руках. Ему было совестно, но вставать тоже не хотелось. Надо же было, когда-нибудь, и посидеть в транспорте. И почему бы не после работы?
Впереди какой-то инвалид громко качал права и орал на двух молодых девушек, сидевших рядышком, которые посмели не уступить ему место. Он совестил их, на чём свет стоит, причём трёхэтажным матом. Девушки принципиально не уступали ему своих мест и, не слушая его, отвернулись в сторону окна.
Правильно сделали, – внутренне усмехнулся Ринат, – так ему и надо. Развелось тут инвалидов! Попросил бы по-хорошему, то, глядишь, тогда ему место и уступили.
На задней площадке послышался какой-то шум. Там ссорились двое мужчин и парень с девушкой. Все они, естественно, были подвыпившие, точнее, даже были под сильным «шафе», и находились в состоянии «кондиции».
Трамвай остановился, мужчины стали выходить, девушка подскочила к одному из них и надавала ему по щекам. Тот поднялся в трамвай и сильно стукнул её в грудь, после чего подошёл к её парню и стал бить его кулаками в голову, тяжело и ожесточённо, зло и не торопясь.
Никто не вмешивался. Известное дело – пьяные. Свяжешься с ними – сам пропадёшь. Пускай уж лучше сами разберутся. Туда им и дорога. Наверно, что-то между собой не поделили.
Мужчина вытолкнул парня на остановку и продолжал его бить там, к нему подскочила девушка, и он опять с силой ударил её, и опять отошёл в сторону. К нему подошёл второй мужчина и они, пошатываясь, скрылись в темноте.
Пьяный парень с помощью девушки сел на скамейку и, обхватив руками голову, тупо уставился в асфальт.
Трамвай тронулся, и всё это осталось далеко позади, как будто его и не было, как будто всё это было только в кино, а не в реальной жизни. Ринат испытывал явные муки совести оттого, что не помог человеку, не защитил его, но успокоил себя тем, что пьяному как всегда ничего не будет, что ему не стоило пить, и, соответственно, не стоило лезть в бутылку. И, что ему самому попало бы ещё больше, если бы он ввязался в драку.
На остановке было довольно темно. Ринат неспешно пошёл по дорожке между деревьями. Мимо него проносились машины, шли люди, слышался чей-то смех, кто-то пел песни.
Ринат решил сократить дорогу и пройти через проходной двор. Так было короче. У подворотни стояли трое парней, вели между собой пьяные разговоры. Очевидно, что они кого-то поджидали.
Когда Ринат проходил мимо, один из них вышел навстречу и спросил:
– Дашь закурить?
– Не курю.
– Деньги есть?
– В банке.
– А с собой?
– Тоже есть.
– Тогда вали их сюда.
Ринат оглянулся. Он оказался в кольце. Ребята вплотную подступили к нему. Их угрюмые физиономии наводили на грустные мысли и не предвещали ничего хорошего. Неподалеку стоял фонарный столб, он бросал тусклый свет на землю и освещал всю эту живописную группу.
Ринат хотел выйти из круга, но его схватили за руки и задержали.
– Стой, не спеши, – сказал высокий и усатый, очевидно заводила. – Базар ещё не кончен. Надо договорить. Деньги есть? Если есть, то где? В каком кармане? Мы-то их всё равно возьмём, а тебе уже будет хуже…
Он полез Ринату во внутренний карман пиджака и вытащил кошелёк, пересчитал деньги.
– Всё? Больше ничего нет? Что же ты так мало с собой носишь? В следующий раз бери больше, а то нам и на гужбан не хватит.
Ринат попытался вырваться, но не смог. Тогда он стал всматриваться в лица бандитов, его окружавших, стараясь их запомнить.
– Ну, что ты буркалки-то свои вытаращил? Запомнить нас, сука, хочешь… В милицию побежишь… Не хотел я с тобой связываться, да видно придётся. Получи, фашист, гранату!
Высокий вплотную подошёл к нему и, не успел Ринат даже подумать защититься, или сделать пресс, как его резко и сильно ударили в живот. От пронзительной боли и удушья Ринат буквально согнулся на руках державших его парней. Он даже не мог кричать. Невозможно было даже вдохнуть или выдохнуть воздух.
Высокий снова ударил, теперь уже по лицу. Было больно и обидно. От следующего удара в живот Ринат опять согнулся и упал на землю, потому что ребята отпустили его. Его вырвало желчью. Высокий опять подошёл к нему и, брезгливо посмотрев, нагнулся к нему. Схватив за шиворот, поднял на ноги.
Руки невольно вскинулись, и Ринат, в свою очередь, схватил высокого за воротник и, подняв своё колено, опустил на него подбородок своего противника. Громко лязгнули зубы. Тут же он ощутил страшный удар по голове, и искры буквально посыпались из его глаз. Он опять упал на землю. Это ударил второй, тот, что стоял сзади.
Ринат попытался было, оперившись на руку, подняться, но парни подошли к нему и стали пинать его ногами. Тупые и острые боли сотрясали всё его тело. Ринат скорчился на земле от боли, у него страшно болело всё тело, гудела голова, и окружающее плыло перед глазами.
Он кричал, и он стонал, он звал на помощь. Тусклый свет фонаря по-прежнему падал на них, их было прекрасно видно со двора, но никто не спешил идти на помощь.
– Почему никого нет? – думал в полузабытьи Ринат. – Неужели никто не придёт мне на помощь? Сволочи! Так бить… Убью!
– Сволочи… – прошептал он почти про себя. Но его услышали.
Парни, которые было, перестали его избивать, снова подошли к нему. Один из них низко наклонился. На Рината пахнуло свежее выпитым вином и лёгким перегаром.
– Смотрите, ещё жив, собака!
– Ничего, я сейчас, – сказал высокий, бережно держась за свою разбитую челюсть, и одной рукой полез в карман пальто. Вытащил оттуда самодельную финку.
– Ну-ка, поднимите его.
Рината приподняли, подтащили и прислонили к стене дома. Сам он уже стоять не мог. Двое придерживали его за руки.
Высокий с ножом в руке подошёл к нему и пронзительно и страшно посмотрел ему в глаза, поднял его голову за волосы.
– Боишься? – Издевательски ухмыляясь, спросил он. – Не бойся. Теперь уже больно не будет.
Страшная боль от удара снова пронзила Рината и он страшно, обречённо и яростно вскрикнул, да так сильно, что высокий невольно отшатнулся от него вместе с финкой.
Его быстро бросили на землю, и ушли в темноту.
А по улице по-прежнему шли люди. Смеялись, целовались, плакали. Улица была буквально в нескольких шагах от подворотни, за тёмными деревьями. И никто не смотрел, что это там за крики слышаться со двора, что это за шум раздаётся. Всем было всё равно, или, скажем так, своя шкура была ближе. А любопытство или поиск приключений обойдутся себе дороже.
– Сволочи!
Люди шли мимо. Они спешили по своим делам. Спешили и торопились.
Ринат лежал в подворотне и туманящимся взором смотрел в высокое небо. Оно было усыпано яркими звёздами.
Звёзды светили, но далеко. Их было много. На них наплывала какая-то лёгкая дымка. Боль уже почти не чувствовалась, но Ринат явственно ощущал как постепенно, капля за каплей, из него вытекает жизнь.
Сознание его замутилось, он весь был как бы в полудрёме, и уже совсем не слышал, как захлопали двери.
Как к нему бежали люди, как вскрикнула женщина, как вокруг него собрались встревоженные люди, как прозвенели сирены подъехавших «Скорой помощи» и милицейской патрульной машины, как врач лихорадочно щупал пульс на окровавленной руке, как ему в вену вводили лекарства, как пытались остановить кровотечение, как пытались делать массаж сердца…
Он уже ничего не слышал. Он был мёртв.
А вокруг него так и кипела жизнь.
Великий путаник
Он путал абсолютно всё – адреса, книги, шляпы, галстуки, ботинки…
Путал своих любимых, братьев, сестёр, коллег по работе. Путал саму работу, автобусы, дома, города, страны…
Он был невозможный человек. Он путал писателей, композиторов и художников как перчатки. А перчатки он не просто путал, а терял их – сначала левую, потом правую. Почему-то у него всегда так выходило. Сначала левое, потом правое. Его и в дороге качало, когда он лишка выпьет – сначала влево, потом вправо, сначала влево, потом вправо, и никогда – наоборот. И вина он всегда путал, белое с красным, и водку путал с шампанским.
Словом, он был великий путаник.
Элементарно простое дело он запутывал до такой степени, что после него никто уже ни в чём не мог разобраться. Забивание гвоздя в стенку становилось для него невозможной и неразрешимой проблемой – он путал стены, гвозди, высоту, комнаты и квартиры. Этот самый гвоздь он мог, в конце концов, прибить у друга в двери.
Он был великий путаник.
Например, однажды он перепутал девушку, которую любил, с девушкой, которая ему только понравилась, и сделал ей предложение, и та, представьте себе, согласилась. Правда в загс он всё-таки попал с другой, то есть третьей, поскольку он, конечно же, перепутал двери в ЗАГСе, ну, а женился – на четвёртой, которую он до того не только не знал, но и не видел. И, представьте себе, они хорошо живут. Правда, они опять почему-то немного перепутали и живут в разных квартирах, и у них разные муж и жена. Но, зато при встрече они раскланиваются и целуются. Друг с другом, этого они не путают.
Да, это был великий путаник.
Впрочем, почему был? Ведь это я и есть он самый. Правда, я вначале опять немного перепутал, назвав себя – он, а в середине немного напутал, пока рассказывал, а в остальном, – всё рассказанное это и есть истинная правда. Без путаницы…
Весна
Весенний праздник – сабантуй.
По зелёной, уже утоптанной тысячами ног траве идёт высокий черноволосый юноша. Идёт туда, где огромным кругом собрались люди и откуда постоянно слышится не умолкающий гул человеческих разговоров. Там сейчас самое интересное – состязание борцов, керяш.
Вот высокий батыр в разорванном синем трико и кедах с красными шнурками выходит на середину майдана. К нему неторопливо подходит другой борец. Оба сильные, с большими животами и мясистой грудью, с тугими буграми мышц на руках и на ногах.
Неподалеку от них жалобно блеет тощий ягнёнок. Он предназначен в подарок победителю. Кроме того, ещё транзисторный приёмник и покрывала на двадцать рублей.
Борцы схватились и медленно двигаются по лужайке. Они тяжело дышат, оба явно уже устали. Это уже не первый их бой, но зато явно последний. Главный претендент это тот, первый. Он чемпион Татарии по борьбе. Другого борца зовут Равиль. Он сейчас единственный, кто стоит на пути чемпиона.
Равиль туже стягивает полотенце, но тот, первый, тут же делает то же самое. Он сильно дёргает и поднимает Равиля над собой.
– А-а-а! – раздаётся крик кого-то из борцов.
Но рывок, Равиль вырвался и…
– Ура! – крик восторга пронёсся над толпой.
Чемпион лежит на лопатках, а победителя на руках несут к трибуне. Он торжествующе получает свой приз, и с барашком на плечах совершает круг почёта. Ягнёнок испуганно блеет, народ смеётся, шутит, одобряюще хлопает батыра по плечу, чтобы хоть как-то приобщиться к его силе и к его победе.
Батыр-асты тоже, но невесело, получает свою долю – пластмассовый дипломат и два полотенца, с горечью смотрит на барашка и, сплюнув в сердцах сквозь зубы, отходит в сторону. Его утешает какой-то мужчина.
А батыр уже стоит на грузовике с тем же барашком на плечах, рядом с ним толпятся его друзья, родственники, все те, кто поддерживал его в этой тяжёлой борьбе. Машина резко трогается. Они уезжают праздновать победу.
Народ потихоньку начинает расходиться.
Юноша, потолкавшись немного среди тех, кто весело и радостно поздравлял победителя, пошёл к грузовику, на котором он сам приехал на сабантуй.
Мимо него шли люди, занятые своими делами. Кто-то тащит бутылки с лимонадом, а кто-то с вином. Продают свежие горячие треугольники, шоколадные и карамельные конфеты. Везде очередь, весёлая толкучка, праздничная суета и суматоха.
Юноша подошёл к грузовику и вскочил в кузов. Там, куда он смотрел, стоял другой грузовик. Туда битком набились девушки. Видно и всем было по пути-дороге. Он посмотрел – посмотрел на них и вдруг зачем-то обернулся и посмотрел назад.
Сзади тоже была машина. В кузове сидели две девчонки. Они-то и привлекли его внимание.
Одна из них, с распущенными волосами была необыкновенно привлекательна. Он даже не смог бы объяснить чем. Но она ему очень понравилась. Даже как-то холодно стало.
Она была одета в достаточно короткую чёрную юбку, белую блузку и ещё что-то чёрное сверху, чему он не знал названия. Было похоже на куртку, только без рукавов. На ногах у неё были серые чулки и туфли коричневого цвета.
Другая девчонка была строгая на вид, в жёлтом платье. Видно, что застенчивая, подумал он.
Вскоре девушки обратили на него внимание, заметив, что он без зазрения совести смотрит на них, тоже начали рассматривать его.
Глаза его и той, что необыкновенно понравилась ему, встретились. Его вдруг охватило сильное волнение, сердце дрогнуло, и он невольно опустил глаза.
Так они и сидели некоторое время, изредка бросая, искоса, взгляды друг на друга.
Машина, на которой сидел юноша, должна была ехать. Он ещё раз взглянул на девушку. Но он знал уже, что они приедут в ту же деревню, что и он.
Машина рванула с места…
Через полчаса он уже был в деревне.
Но их машина, вероятно, не поехала сразу. Он помог разгрузить товары. Ему было не по себе. Он с какой-то тревогой ждал их приезда. Что-то томило, мешало, какое-то предчувствие что ли…
Ему хотелось снова увидеть её, познакомиться с ней. Он был весь в ожидании.
Наконец, послышался шум подъезжающей машины. Это были они.
Девушки сидели на ящиках, и не видели юношу. Но вот они сошли с машины на землю, и пошли домой. Нечаянно обернулись, и увидели его. А он в это время жадно смотрел на них.
Его душило желание подойти, познакомиться, но он сдерживал себя.
Девушки прошли мимо. Несколько раз обернулись, видно, разговаривая о нём. Юноша стоял и смотрел, желая запомнить, куда же они зайдут.
Он запомнил дома, по которым они разошлись, и сразу же после этого пошёл к себе домой.
Он решил искать с ней встречи.
В магазине, на вечере, в клубе.
Он жаждал её.
Он хотел видеть её, познакомиться с ней, обнять её… Вероятно, он любил её. Влюбился… Сердце ныло, а голова болела.
Он мечтал о ней.
В голове его сами собой строились планы, фантазии, но он не решался претворить их в жизнь.
Неожиданная робость овладела им.
Он желал её видеть, но не мог заставить себя искать с ней встречи. Проходил день, другой… Он успокаивал себя, говорил, что на следующей неделе непременно пойдёт…
Но проходили дни, а юноша по-прежнему сидел дома.
Видно, любовь вошла в его сердце, но не удержалась, так как он её не удерживал.
Но, что было, то было.
Больше её он не встречал, да это, может быть, это и было к лучшему. А может быть, он её просто не опознал в следующий раз.
Так проходит жизнь, так прошла и любовь.
И с тех пор в его сердце ноет рана, напоминающая ему о том чудном мгновении, о том чудном видении…
Вечер в лесу
Казалось, будто горит всё небо. Закат алыми языками опоясывал небеса. Тучи, висевшие над скрывшимся солнцем, у линии горизонта, представляли собой совершенно фантастическое зрелище. Нижняя половина их сияла неописуемыми красками, обнажая свои бугристые внутренности и нависая над сизым, фиолетово-красным воздухом, а верхняя половина их потемнела, побурела и казалась чем-то посторонним, обрамляющим образовавшуюся картину.
Ринат Латыпов молча смотрел на облака, на последние лучи уходящего солнца, и совсем не обращал внимания на сидевшую рядом с ним Ризванову Наилю. Наиля рассматривала свои красивые нежные руки, проверяя, не отстаёт ли лак на ногтях, и следила взглядом за Ринатом.
Неужели так и будет сидеть, и даже не взглянет на меня?
Чего я боюсь? Мы с ней одни, все пошли за хворостом. Я ведь давно хотел, чтобы мы вот так остались с ней одни…
Их окружал реденький лес, который из-за постепенно наступающих сумерков, казался огромным, высоким и дремучим. Где-то в отдалении слышались весёлые голоса одногруппников. Приятную лёгкую дремоту тёплого летнего вечера нарушил быстрый порыв прохладного ветерка. Ринат зябко поёжился и застегнул пуговицы на куртке, но ощущение того, что он на сквозняке, не проходило.
Наверно, я боюсь её. Потому мне и холодно летом. Наиля… Я боюсь даже оглянуться на тебя.
Но надо решаться. Всё! Сейчас я начну новую жизнь. Ещё минута и я решусь заговорить с ней.
– Тебе холодно, Ринат? – спросила Наиля. – Если хочешь, то можешь накинуть на себя мою куртку.
Что я говорю?! Сейчас он обидится на меня и уйдёт…
А я так долго ждала этого дня.
Что она сказала? Я и не понял. Ах, да, холодно…
Ринат, не оборачиваясь, глухо ответил:
– Нет, спасибо. Я потерплю.
Зачем я так грубо ответил? Ах, если бы я мог… Я подошёл бы к ней, присел бы около неё, расстегнул бы её курточку на груди… И, как бы ненароком, как бы нечаянно я бы дотронулся до неё, до её упругой груди. Наиля бы ничего не заметила, как она не заметила тогда…
Тогда – это было две недели назад. В тесноте институтской раздевалки. Он тогда медленно продвигался к выходу с ботинками в руках. Настроение у него было приподнятое, как всегда после успешно сданного экзамена. Наиля стояла у стенки, кого-то ожидая. Какой-то студент толкнул Рината в спину и он по касательной очутился рядом с девушкой. Его руки ощутили необычную упругость препятствия, и только тогда он осознал, что случайно коснулся Наили и быстро отодвинулся, пока девушка не возмутилась. Но девушка никак на произошедшее не отреагировала, и Ринат подумал, что она ничего не заметила. Его пальцы долго ощущали это прикосновение, и томительное чувство уже не покидало его. Он начал мечтать о Наиле…
Мин яратам бит сине, Наиле! (Я ведь люблю тебя, Наиля!) Синен белен берге булыр эчен нерсене гене бирмес идем мин. (Чего бы я только не отдал, чтобы быть с тобой вместе) Куркам мин синнен, Нииле, куркам. (Я боюсь тебя, Наиля, боюсь) Мин синен белен сейлешермен, э син колерсен, мин сина гашыйк булуымны анлатырмын, э син аны бутен жирде таратырсын… (Я поговорю с тобой, а ты надсмеёшься надо мной, я признаюсь тебе во влюблённости, а ты всем про это расскажешь…) Юк, эйте алмыйм шуны. (Нет, поэтому я не могу тебе признаться) Гафу ит мине, мэхеббет… (Прости меня, моё счастье…) Не могу…